Часть первая. Черная кровь

1

Когда ты стоишь на коленях, а руки стянуты за спиной пластиковыми наручниками и на голове мешок из плотной ткани, который позволяет с трудом дышать, то мысли путает страх, он будит ужас, радуясь полученной власти, тот заставляет вздрагивать от каждого звука. Они пусть и глухие, но все кажутся болезненно резкими.
Когда ты не понимаешь, где находишься, почему тебя схватили, затем долго, очень долго везли в обычной фуре в неизвестном направлении, выгрузили, попутно за нерасторопность, наградив болезненным тычком по почкам чем-то твердым и узким, скорее всего прикладом автомата, то поневоле начинаешь бояться всего.
Как назло ноги путаются, кто-то тебя толкает, ты задеваешь плечами какие-то непонятные выступы, едва не падаешь... Сбоку слышен чей-то сдавленный мат, хрипы, шорохи, звуки собственного дыхания.
В горле давно пересохло и хочется жрать. А в голове крутятся мысли о рабстве, урановых рудниках или о скорой смерти от пули в затылок. Почему именно в затылок? А черт его знает, так представляется легче.
— На колени! Шустрее! — приказал хриплый голос. И удар под это самое колено.
***
…Гомо сапиенсу без точки отсчета сложно. При всем многообразии, богатстве или скудности внутреннего мира индивида события привязываются к почти одинаковым пробуждениям, телефонным или дверным звонкам. Часто реципиент находится либо в сильном алкогольном опьянении, либо с ярко выраженными признаками абстинентного синдрома, что должно подчеркнуть необычность событий или ответить на вопрос не вполне адекватного восприятия новой или изменившейся в одночасье старой реальности. Однако, если бы кто-то спросил с чего все началось, я бы еще сутки назад, не задумываясь, ответил бы — «с суки»!
При этом был трезв, не маялся с похмелья, не раскалывалась голова, не звонил телефон, не приходило зловещее СМС, «неожиданно» сквозь фильтр в бесплатный почтовый ящик не пробивался спам, а если и пробивался, то стандартный, и в дверь никто не стучал. В общем, как в классике «ничто не предвещало беды». А собака женского пола тогда носила вполне человеческое имя — Юля, часто ее звали Юлечка, кто-то Юла или Юленька.
Красивая стройная маленькая, но фигуристая брюнетка выглядела настоящей статуэткой, произведением великого скульптора древности, которого Муза не просто поцеловала, она дневала и ночевала у него, любила страстно, а когда мастер спал, та, лежа рядом любовалась им, оперевшись щекой о ладонь. Перемешавшаяся грусть и радость в ее взгляде тонули в поволоке слез счастья, ей хотелось сделать нечто такое для мужчины, чтобы и он ощутил хоть толику чувств, сжигающих изнутри и дарящих радость. И в итоге она подарила жизнь его творению — Юле. Теперь черные-черные глаза девушки прожигали, могли и на Южном Полюсе растопить весь лед, если бы туда ее каким-нибудь ветром занесло, голос же обвораживал, затягивал, путал мысли.
Вот так я влюбился в нашего нового офис-менеджера. Как говорят, окончательно и бесповоротно. Точнее, тогда думал, что все обстояло именно так. Корпоративы, нередкие посиделки всем коллективом в кафе для сближения и налаживания связей. Ловил на себе ее взгляд, не решаясь сделать первый шаг, подойти и просто сказать: «давай встретимся». Как школьник украдкой разглядывал девушку и суетливо отворачивался, когда она смотрела в мою сторону.
В те выходные ехать никуда не хотелось, но все коллеги, «друзья» по гроб жизни, решили провести их на природе.
— Стеф, харэ ерундой страдать, давай с нами, посмотри какая погодка стоит, по прогнозам, последние теплые деньки, а там дожди обещают, затем осень, — заявил тогда Сашка, тридцатитрехлетний мужчина, отец двух детей, высокий, пусть и ниже меня, с начавшим появляться пивным брюшком.
— Всем кагалом собираемся? — уточнил я.
— Точно! Палатки, природа, звезды, шашлык-башлык, попоем под гитару, может и получится тебе с кем-нибудь замутить. Вон Наташка у меня спрашивала. «А Стефан будет?», — с довольно похожими интонациями секретарши произнес последнюю фразу тот, затягиваясь кнопочным вонючим «винстоном».
А я как Васин, на все согласен.
И «мутить» собирался понятно с кем. Только с Ней. Все представлял в мечтах, как это «мутево» выглядеть будет. Дважды «джентльменский» набор проверил. Был печальный опыт еще в студенческие годы, как на такой же примерно вылазке последнюю черту не позволило перейти именно отсутствие данного важного элемента мужского гардероба.
…Поздний вечер, а если смотреть на часы — практически ночь, аромат жарящегося мяса, даже гитара звучала, я любовался Юлей. Мириады искр, летящие вверх, зажигающиеся и очень яркие-яркие звезды, каких не бывает в больших городах. В глазах девушки отблески пламени. Она сидела на туристическом коврике и слушала пение Сашки, обхватив колени руками.
Заговорившись с коллегой о чем-то сейчас донельзя важном, что служило прелюдией к поднятию пары стопок, я не заметил, как стихла музыка, все уже начали разбредаться по палаткам. Возле костра оставались самые стойкие. Юльки не было. Подождал минут пятнадцать, думая, не заблудилась ли, пошел искать.
Они сидели на бревне. Сашка обнимал спутницу за плечи, шептал что-то на ухо. Та не спешила сбрасывать руку, избавляться от ухажера, наоборот, прижалась. Порой раздавался ее тихий, но звонкий смех. А затем все заполнили звуки поцелуев из разряда жарких.
— Ты что творишь, сука! — именно с такой фразой я и выскочил из кустов в шаге от них, как черт из табакерки, напугал настолько, что оба или «обе» завалились спинами назад, с импровизированной скамьи. В сторону же женатого коллеги выругался грязно и матерно. От кого-кого, а от него не ожидал подобной подлянки, как конкурента не рассматривал от слова «совсем». Дом, семья, работа, деньги куем.
— А ты — шалава! — и девушке досталось, для окончательного понимания «ху из ху» ткнул в нее пальцем, а затем заявил, смотря на мужчину, — Больше ты мне не друг!
Плюнул, и быстрым шагом, почти бегом, бросился прочь от «предателей». Алкоголь туманил мозги.
— Истеричка! — бросил Сашка вслед, — Давай, давай вали! В «черный список» меня еще внеси!
— Мальчики, мальчики! — неслось от круга костра.
Пошли вы на хрен «девочки»!
Шел, не разбирая дороги, продирался через какие-то кусты и заросли, благо, взошла полная луна, а лес был редким, поэтому хоть что-то можно было разглядеть. Впрочем, это не уберегло. Споткнулся о какой-то сук, кубарем покатился в овраг, на дне которого в лучших традициях полосы неудач оказалась довольно глубокая лужа. Вымокнув с головы до ног, как и собрав всю грязь, еле-еле взобрался по оказавшемуся очень крутым склону. В голову пришла здравая мысль — возвращаться. Но верное направление определить уже не смог. Я и до этого не был матерым туристом, который по звездам и всяким мхам проложит правильный маршрут, а ночью и подавно.
Не знаю, сколько блуждал, час или два. На хорошо укатанный проселок наткнулся неожиданно, привлек внимание свет автомобильных фар впереди. Когда подошел ближе, то разглядел несколько фур, какие-то кунги…
От последнего автомобиля отделился здоровенный мужик. Ну, наконец-то. Люди. Заметили, доберусь с дальнобоем до города, а там черт бы со всем! На радостях даже не сразу заметил, что у него в руках автомат.
— Уважаемый, — обратился, когда он приблизился, но договорить не успел, как и не почувствовал боли, даже не понял, как оказался на земле, только здесь резко обожгло ребра.
— Лежи, не дергайся, а то вмиг пулю получишь! Тебе ясно?! — и бок вновь взорвался болью от пинка, я затравленно и суетливо несколько раз кивнул, алкоголь пусть и не весь, но уже начал выветриваться, — Кого хрена здесь забыл?! — последовал вопрос.
— Заблудился! Мужики, мужики…
— Мужики в поле пашут! — резко оборвала меня кто-то, а затем добавил по почкам для закрепления материала, — Пасть захлопнул! И морду в пол! Серый, ты, что совсем мышей не ловишь?!
Дальше, схватили за шкварник, приподняли, поставили на колени, больно стянули руки за спиной чем-то непонятным, точно не стальными наручниками, на голову натянули мешок, сквозь который ничего не просматривалось.
— Глум, да я только поссать отошел, Ууу, бомжара, — это уже видимо ко мне обратился, потому что от последующего пинка я завалился вновь на бок, — Нарисовался, сучара! Босс, он может в кустах спал, вон весь, чисто из болота вылез. Грибник вонючий! Что делать будем?
— Что делать, что делать? Грузи, бонусом пойдет, только бумажку напиши какую-нибудь. А то скажут, брак типа гоните, настучат на верх, огребем по полной, вазелина не хватит. И давайте, проверьте тут все вокруг. А то мало ли кто еще зашкерился. Нам еще здесь минимум полчаса куковать.
— Все чисто, больше никого, — пробасил кто-то рядом минут через пятнадцать. Голос слышался глухо, оно и понятно, мешок на голове.
— Хорошо, погрузка заканчивается, через десять минут выдвигаемся. И смотрите мне, еще один такой косяк, я вас самих туда отправлю!
Меня словно куль закинули внутрь фуры, где я, прокатившись по полу, как рулон, уткнулся во что-то мягкое, тут же разродившееся матом.
Поначалу даже зубы стучали от страха, а когда хотел что-то спросить, то получил вновь по почкам.
— Молчать!
Подчинился, да и что я мог сделать?
Щелчок в голове раздался где-то часа через три, а может и пять. Абсолютно неожиданно, будто молнией ударило, перегорели все предохранители. За последние семь лет впервые проснулись здравые, даже адекватные мысли. Переоценка. Полный анализ собственных поступков, жизни, в результате простой вывод: у меня никогда не было ни друзей, ни верных подруг, никого. Виной всему сам — серая блеклость, плывущая по течению. Слова Нины бывшей жены, ставшей матерью, оказались полностью справедливы.
— Стефан, — она всегда меня называла по имени, никогда его не сокращая, как остальные родственники, друзья и просто знакомые, — Я подала на развод. Понимаешь, дело в том, что я не могу возиться сразу с двумя детьми! Ты — ребенок! Не мужчина, а еще ты эгоист, тебя интересуешь только ты сам, ты думаешь, что весь мир вертится вокруг тебя. На деле — обычная посредственность, которой немного повезло в жизни…
Истерики, взаимные обвинения, ревность, безликий «другой», перевернутый стол, осколки посуды на полу. Наговорили, точнее, наорали, столько и всего друг другу... И каждый раз при встречах я все портил сам, вколачивал и вколачивал гвоздь за гвоздем в крышку гроба нашей любви. От нее до ненависти, как известно, один шаг. Всего один. Так и произошло. Тогда, тогда бы это понимать… Вашу же маму!
Второе. Собственно, в этом дерьме оказался сам, а не «сука» Юля виновата, она мне даже повода не давала, чтобы я считал ее не просто «своей», намека на это не было. Ну да, улыбалась приветливо, как и всем, а казалось только мне. Была вежлива, собственно, как и с другими — работа такая. Она не строила глазки, не дышала, шепча томно в ухо с придыханием «а не хотите ли кофе, мой господин?». Что до ее романа с Сашкой? Все люди взрослые. Женат кто-то или не женат — не мое дело, я не из полиции нравов и не из службы контроля за верностью мужей. Общий вывод не радовал. Он ужасал: я — долбоклюй классический.
Хотелось бросить к чертям это самокопание.
Собственный дебилизм помноженный на самомнение в потолок, которое, как сейчас стало понятно, ни на чем не основано, вызывали некое брезгливое ощущение. Словно в замочную скважину подглядываешь или, как иногда, когда видишь бьющие не в бровь, а в глаз, сцены из чьей-то жизни на экране, когда хочется перемотать… А мне хотелось отмотать назад всю свою жизнь. Не знал даже, сколько ее осталось-то этой жизни.
И я поклялся себе.
Теперь все будет иначе!
Если будет.
Не знаю, сколько времени нас везли, впал в странную полудрему, похмелье, усталость, стресс. А затем похитители выволокли, судя по матам, не одного меня поставили на колени, и еще через пять минут яркая-яркая вспышка перед глазами и темнота.
***
В себя пришел мгновенно. Лежал я на спине, на твердой поверхности. И тут же понял, что не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой, так же обстояло и с головой. Мог смотреть только в белоснежный потолок. Вновь паника, переходящая в ужас. Воображение нарисовало забрызганные кровью халаты эскулапов, которые отчего-то представлялись с ржавыми пилами, а сейчас шла подготовка к операции по извлечению органов или еще хуже, к эксперименту.
— Он очнулся, — раздался мужской баритон, — Так, мужик, сейчас я тебя освобожу, советую не дергаться, иначе будет вот так.
И тут прострелило такой болью, если бы не оковы, скрутило, перекурочило все тело, которое горело огнем, каждая кость, казалось, выворачивалась из суставов. Если бы мог орать, то заорал бы во всю глотку. Такие ощущения продлились не больше пары секунд, для меня ставшие вечностью.
— Надеюсь, ты умный, и не придется повторять процедуру для закрепления материала. Теперь поднимайся, — с последними словами я почувствовал, что могу двигаться.
Медленно, стараясь не делать резких движений, сел на кушетку, осмотрелся. Я оказался в комнате размерами приблизительно пять на четыре, очень похожей на стандартный больничный кабинет. Белые стены, шкафы, где ровными и неровными рядами стояли книги и папки. Возле окна за огромным столом восседал в кожаном офисном кресле невысокий толстяк. Лицо, которого из-за носа вздернутого так, что поневоле возникали ассоциации с пятаком, обвисших пухлых щек, лысины, напоминало поросячье. Перед ним стоял на блестящей подставке матовый шар, ни дать, ни взять, как в фильме про хоббитов девайс Сарумяна. Одет мужчина был в обычную толстовку и брюки, на шее у него имелась толстенная цепь, которую и доберман бы не порвал, на ней в оправе явно не из золота, вспыхивал и переливался всеми оттенками радуги кристалл сантиметров десять длиной и около трех толщиной. Таких мне не доводилось видеть.
Тип, которой и привел меня в чувство, высокий, болезненно худой, с длинным носом и глазами чуть навыкат, одет точно так же, как и свинорылый, с таким же украшением на шее, картину дополнял лишь типичный докторский халат.
— Подойди вон туда, — небрежно бросил тот мне, ткнув пальцем на посетительское место напротив толстяка, куда я безропотно проследовал, не задавая вопросов, второй раз ощутить ту адскую боль не хотелось от слова совсем.
Слева расположился еще один стол поменьше, за который эскулап уселся.
— Винс, подводим итог. Типичный «грязный», — заговорил лысый, последнее слово произнес, явно не желая оскорбить, в нем слышалась некая констатация факта вкупе с приговором, — Так, сопроводиловки нет, — продолжал размышлять вслух тот, — Значит...
— Есть, — возразил, перебив, длинный, — Отловили его на каком-то шестом отрезке маршрута. Как будто нам их цифры о чем-то говорят или их нужно знать. Уголовников перегружали, а тут он нарисовался. Вот, — бросил листок, вырванный явно из блокнота с несколькими корявыми строками, — Приписали еще, «братаны, сами не понимаем, как он прошел сквозь плотное оцепление, держите бонусом». К чертям такие «бонусы»! Зачем нам этот геморрой?
— Не наше дело, — сказал пухлый, — Но косячить они начали не по-детски, за месяц, если не ошибаюсь это восьмой или девятый такой «подгон босявый», — постарался прогнусавить оратор, пытаясь передразнить типичную манеру разговора мелких уголовников из подворотни, — Здесь хоть «бонус». Культурный попался.
— Хай с ними. Пусть у начальства голова болит, — лениво отозвался коллега.
— Это верно. А ты, — обратился ко мне, — Приложи вот сюда руку, — ткнул пальцем на медную пластину, какую я заметал только после его слов.
— Какую? Правую или левую? — уточнил.
— Без разницы.
Выполнил требуемое.
Лысый всматривался в шар, как будто в глубине демонстрировали новый блокбастер в 3-D. Наступила тишина, борясь с подленьким страхом, с которым свыкся за последние годы, задал вопрос:
— Скажите, где я? И что со мной будет? — а голос хриплый, незнакомый. Прислушался к себе, ощущая какую-то непонятную толику радости, потом понимание — пересилил себя. До «щелчка» вряд ли смог даже что-то проблеять.
— Где нужно! Объяснят! Нас двое, вас много, поэтому не мешай! — зло зыркнул свинорылый, а минуты через три огласил вердикт, да именно вердикт, потому что относилось сказанное ко мне, и я чувствовал — именно от этих строк зависит будущее. И будет ли оно.
— Итак. Переносимость крио — от эф до дэ по стандартной шкале Эриха. То есть, обычный средний показатель по Грязным. Вероятность перерождения при контакте с формами и объектами зэпээл пятьдесят четыре процента по шкале Майера, — длинный быстро все записывал в толстую тетрадь, больше похожую на амбарную книгу, — Исходя из первичных показателей, подопытному за номером… Какой там последний был? Вроде бы умер от кровоизлияния в мозг?
— Нет, — Винс мотнул отрицательно головой, перевернул несколько страниц, затем чуть высунув кончик языка, стал водить по строкам обычной шариковой ручкой, — Голову ему снесло, а номер за ним числился тридцать седьмой.
— Тогда это тридцать восьмой.
Только после этой фразы до меня дошло, что именно я был в роли «подопытного».
— …за номером тридцать восемь была установлена экспериментальная модель магоинтерфейса SN-12. Встала нормально при общих рисках в шестьдесят три процента. Однако пришлось проводить корректировку, используя конструкты уровня бэ. Таким образом, можно констатировать, что дальнейшие работы в данном направлении нецелесообразны, так как снижение времени на полное разворачивание интерфейса на два часа тридцать минут, не оправдывает себя, так как уровень энергозатрат обычным путем не превышает джи. Дальнейшая проблема заключается в несоизмеримых рисках потери объекта, связанных с установкой. Во избежание летального исхода материала требуется колдун ранга «магистр». Но и в этом случае вероятность успеха в среднем не приближается к пятидесяти процентам. Все. Давай ему имя, записывай, и следующего пусть завозят, итак провозились. Есть уже хочется.
Вроде бы слова практически все знакомые, но я ничего не понял абсолютно. Какой к чертям колдун? Это что за секта? И вообще…
— Имя, фамилия, отчество. Дата рождения нас не интересует, только полный возраст, — оборвал поток мыслей Винс.
— Посидайлов Стефан Никанорович, тридцать пять лет.
— А у тебя родители знали толк в изврате или добрались до генератора имен и фамилий? — хохотнул тот, — Боюсь спросить, как деда звали! — впрочем, веселился недолго, — Итак, в общем, будешь Стафом. Да и похож ты на эту собаку чем-то, мордой лица что ли… Зато никаких циферок, прикинь какой тебе ник козырный подобрал? Закачаешься. Приготовься.
Он щелкнул тонкими пальцами, а я едва не отпрыгнул назад, так как перед глазами вспыхнула красная голографическая надпись, повисшая в воздухе:
«Внимание! Экспериментальная модель магоинтерфейса SN-12 развернута на 100%. Осуществляется проверка корректного функционирования, до окончания тестирования: 3-59…3-58…3-57».
— Да, не дергайся ты, — раздраженно бросил Винс, — Просто подумай, чтобы свернуть надпись. О дополненной реальности слышал ведь?
— Читал о разработках, — суетливо закивал, зачем-то добавил, — И ролики на ютубе смотрел.
— Вот считай, что в будущее попал. И теперь она будет у тебя всегда, осознаешь все плюсы буквально за пару часов, если не дурак. Ты ведь не из них?
Я отрицательно мотнул головой, приказывая, как и говорил длинный, чтобы надпись свернулась. Она исчезла. Только сейчас обратил внимание на полупрозрачную круглую иконку синего цвета с черным крестом в левом нижнем углу.
— Все, свободен. Возле двери тебя встретят, проводят. Там и объяснят, где ты оказался, почему и зачем, а также научат азам, — потерял ко мне всякий интерес непонятный доктор, а пухлый не произнес больше ни слова.
На одеревеневших ногах я вышел из кабинета, оказался в длинном коридоре, напротив на кресле развалился мужик среднего роста, гладко выбритый, стриженный практически под ноль. Больше всего удивляла его одежда. Странный бронежилет, походивший на те, что носили сталкеры в одноименной игре. На правой груди красовалась нашивка — непонятная горная вершина, на фоне натовского компаса с буквой N. Штаны по покрою военные, с накладными карманами на бедрах. Сапоги чуть ниже колена на высокой рубчатой подошве, облегали ноги, словно перчатки. Но больше всего поразило то, что на широком ремне висел огромный тесак, если судить по форме ножен, то, скорее всего, кукри. Имелся и нож.
— Я — Джори, помощник вашего наставника Никодима. Тебе представляться не имеет смысла, данные уже получил, — сразу взял быка за рога тот, — Советую не делать глупостей, а быть паинькой. Это ясно?
Кивнул.
— Тогда за мной, вперед и с песней!