"Не буду сегодня выходить в Интернет, — вслух, благо вокруг никого не было, повторила Таня. — Не буду. Незачем".

От этого решения стало легче. В конце концов, есть масса полезной деятельности, вообще не требующей включения компьютера. Пусть на дворе двадцать первый век, но рукописи в архиве хранятся реальные, не виртуальные, и бумажные каталоги никто пока не отменял. Таня встала, вышла в соседнюю комнату и осторожно провела рукой по ветхим корешкам. Она любила эти пожелтевшие листы, любила даже странный, многим неприятный запах — "запах сушеных мышей", как привычно шутили коллеги. Она не задумываясь побилась бы о заклад, что текст, читаемый с экрана монитора, теряет девяносто процентов привлекательности. Короче, она любила свою работу, несмотря на бросающиеся в глаза недостатки таковой. "Архивны юноши толпою на Таню чопорно глядят"... Где они, эти юноши? Очевидно, умерли с голоду. Во всех помещениях немалого архива (кроме, разумеется, кабинетов начальства) заседают барышни — от двадцати до восьмидесяти. Женщины куда более живучи.

Впрочем, Таня знала, что пушкинские "архивные юноши" — отнюдь не то, чем представляются на первый взгляд. Эти молодые люди числились в Архиве министерства иностранных дел и "задавали тон московской молодежи на гульбищах, в театре и гостиных". Таня вообще знала многие вещи, о которых обычный человек не имеет ни малейшего понятия. Она обладала прекрасной памятью и любила учиться. Что не мешало — даже помогало — трудиться за мизерную зарплату по восемь часов в день.

— Танюша, — жалобно попросила Ольга Андреевна. — Не в службу, а в дружбу... Ну, ненавижу я эту железяку. — Она с отвращением глянула на компьютер. — А ты у нас такая умница, во всем разбираешься. Поищи для меня кое-что, а? Вот, совсем несложно.

Ольга Андреевна положила перед Таней заранее заготовленный листок. Мысль об отказе не приходила старушке в голову. Таня единственная в отделе освоила Интернет и безропотно выполняла поручения сослуживиц, большинство из которых было старше на целое поколение.

"А на этот сайт заходить не буду, — твердо заявила сама себе Таня. — И Живой Журнал этой девочки тоже смотреть не буду. Не понимаю, как люди могут выставлять личный дневник на всеобщее обозрение в Интернете? Наверное, они очень несчастны и одиноки. Но я после смерти Аньки тоже несчастна и одинока, однако не в силах поделиться даже со знакомыми, тем более с посторонними. Но все равно так и тянет любым способом остановить эту дурочку. Если я не сделаю этого, она погибнет, как моя Анька, я убеждена. Убила бы этого мерзавца! Не верю, что он неожиданно переменился к лучшему. Что бы придумать? Хотя если я не спасла родную сестру, где мне помочь чужому человеку, о котором не знаю даже имени. Только нелепый ник — Эстрелла. Так зовут одну из героинь Артема Турищева. У него слабость к вульгарным именам. Чего ждать от писателя, выбравшего псевдоним Арт Тур? Почему он так популярен, не понимаю. Неужели люди не видят, что их дурачат? Что за красивыми фразами ничего нет? Что книги, претендующие на глубокое знание истории и философии, изобилуют фактическими ошибками? Еще юным девочкам вроде моей Аньки или этой Эстреллы простительно попасться на ложную многозначительность... только почему я уверена, что Эстрелла и вправду юная? Виртуальное знакомство весьма коварно. Красивым женским именем может назваться столетний старичок. Но нет! Я вижу эту девочку, словно живую. Словно ожила моя Анька".

И Таня жадно впилась глазами в строки сайта, адрес которого недавно твердо решила забыть навсегда.
***

Ира вовсе не собиралась долго сидеть в Интернете. Хотя бы на третью пару в институт пойти было необходимо. Намечалась контрольная, и, чтобы получить зачет, требовалось как минимум явиться. Ира поехала бы и на первую пару, да проспала. Почему-то не услышала будильника, а родители, как назло, уже смылись на работу и не разбудили. Такие они, пакостные взрослые. Когда не нужно, вечно торчат под носом, а лишь понадобятся, не дозовешься. Ко второй паре, пожалуй, можно было успеть, и Ира честно намеревалась, да на минутку взяла в руки мобильник. Ну, на одну минуточку! Только посмотреть, нет ли сообщений и пропущенных звонков, и проверить электронную почту. А то вдруг пришло письмо от Него и мается, несчастное, на сервере, одинокое и позаброшенное. Однако оно не маялось, и радостное возбуждение моментально сменилось глухой тоской. Не потому, конечно, что он разлюбил. Он не из тех, кто, встретив наконец родственную душу, свою единственную половинку, коварно ее обманет. Просто он очень занят. Он ведь не обычный человек, а знаменитый писатель. Скоро у него выходит новая книга. Настоящая книга, не какой-то там детективчик, которые легко штамповать по штуке в месяц. Создание таких шедевров, как у него, требует вдохновения и глубокой сосредоточенности. Наверное, он витает в мире чудесных фантазий и совсем забыл о реальной жизни. В частности, об Ире.

Ира почувствовала, что на глаза навернулись слезы. Забыл, забыл, забыл! Какая тут учеба? Хотелось лечь и умереть. Или, по крайней мере, выплеснуть избыток чувств, пока сердце не разорвалось на мелкие кусочки. Кто придумал — "разбитое сердце"? Оно не разбивается, а именно разрывается. Горе действует не извне, а изнутри.

Ира вошла в свой Живой Журнал и судорожно, не попадая пальцами по нужным клавишам и напрочь игнорируя пустяки вроде заглавных букв со знаками препинания, принялась писать. Вообще-то она не далее, чем вчера дала себе слово пользоваться сетью как можно экономнее. Есть же счастливчики, у которых дома безлимитка! Сиди круглыми сутками в контакте с аськой да лови кайф. У Иры тоже так раньше было. Славные деньки…

Проблема в том, что ей жутко не повезло с родителями. Конечно, те не виноваты, что сорокалетние старики редко поспевают за современной жизнью… разве что гении вроде Него. Однако у однокурсников предки ничуть не младше, но других сумасшедших, готовых отключить собственную квартиру от Интернета, среди них нет. Это личная, особенная вредность Ириной матери. Сперва она без умолку трындела за спиной: «А когда ты будешь делать домашнее задание? А почему бы тебе не погулять с подружками? Сколько можно пялиться в монитор…» Естественно, Ира игнорировала глупое ворчание и продолжала жить нормальной человеческой жизнью, то есть не отлипая от компьютера.

Но потом родители окончательно спятили – вбили себе в голову, что уже в двенадцать Ире необходимо ложиться в постель, потому что утром рано вставать и ехать в институт. В цивилизованной стране их тут же арестовали бы насилие над личностью! Восемнадцать лет — зрелый возраст, а они командуют, словно ребенком. Не нравится им, видите ли, что она ночами общается в чатах, а днем потом спит. Им кажется, все должны быть скучными трудоголиками вроде них. Отец, правда, сам не прочь полазить по сети, но мама его уломала – мол, потерпи ради блага дочери. И прервала договор с провайдером, даже модем куда-то спрятала. Ира сперва не поверила собственным глазам – она-то была убеждена, что ее лишь пугают. Это как добровольно отрубить себе правую руку – последний дурак, и тот подобного не сделает! А мама сделала. «Интернет-эксплорер не может отобразить данную страницу». И другую тоже не может… ни одну, хоть умри!

Хорошо, предки — существа отсталые и не просекли, что в сеть можно без проблем выйти через сотовый. Конечно, для ввода длинных текстов – например, постов в Живом Журнале — клавиатура компьютера куда удобнее, но это не смертельно. Ире, поднаторевшей в СМС-ках, было не так уж трудно приноровиться. Сперва, правда, бесила отвратительно низкая скорость, однако оказалось – ее нетрудно увеличить. В телефонных компаниях работают лучшие люди на свете! Мало того, что обеспечивают тебе связь с миром, так еще безвозмездно дают солидный кредит. А он требовался, поскольку деньги со счета стали теперь улетать просто моментально. Вроде и неоткуда взяться солидному трафику, а суммы накапливались умопомрачительные. Ира добросовестно пыталась экономить. В институте нередко обходилась без обеда и ездила туда по студенческому проездному на общественном транспорте, дома притворяясь, будто пользуется маршрутками. К тому же время от времени родители были готовы подкинуть лишних пару-тройку сотен якобы на кино или театр. И все равно средств не хватало, а мысль внимательно изучить тарифы и выбрать наиболее выгодный была Ире столь же чужда, как жителю пустыни Сахара идея приобрести зонтик – мол, мало ли что ждет впереди?

И вот позавчера сотовый заблокировали за неуплату.

Это была катастрофа. И без Интернета современный человек, как без рук, но без мобильника ты просто превращаешься в слепоглухонемого! Жизнь погружается в беспросветный мрак, ты словно замурован в глухом подземелье, не имея возможности общаться с другими людьми. Разве кто-нибудь такое выдержит?

Пришлось сообщить о долге родителям (не упоминая, естественно, о тайных выходах в сеть). В конце концов, деньги – это пустяки. Женщина, у которой великий роман с великим писателем, не обязана о думать о житейской прозе, для нее главное – духовные интересы, объединяющие ее с возлюбленным.

Но предки никогда ничего не понимают, настоящие дауны. "Удивительная безответственность! — возмущалась мама. – Несколько тысяч долгу… тебя могли отдать под суд! Почему ты не сказала нам сразу? Как ты вообще умудрилась наговорить на подобную сумму? Боже, как мы тебя распустили! У вашего поколения психическая болезнь – болтать по мобильнику вместо того, чтобы жить реальной жизнью".

Знала бы она! Ведь то, что произошло четыре дня назад у Иры с Ним — самая что ни на есть реальная жизнь, реальнее не бывает. Они встретились, наконец, воочию и убедились, что страстно любят друг друга. Ира никогда не подозревала в себе такой бездны темперамента. Когда она завела роман с Пашкой из параллельного класса, удовольствия, честно говоря, не получила ни малейшего — скорее наоборот. Просто не хотелось отставать от других девчонок — те уже взрослые, а она что, хуже? Но теперь... теперь все по-настоящему. Не примитивное совокупление наспех, чтобы успеть до появления родителей, а изощренный разнообразный секс под руководством опытного любящего человека. Истинный союз души и тела. Первые сутки после случившегося Ира не ходила — парила над землей, каждые четверть часа выходя в почтовую программу и отправляя один и тот же короткий, зато предельно искренний e-mail: "Люблю, скучаю, схожу с ума". Даже омерзительное "новых сообщений ноль" не портило ей настроения. Он работает, а вот скоро включит компьютер и придет в восторг, обнаружив сразу два десятка восхитительных любовных писем.

Пришедшее, наконец, послание несколько обескуражило. "Прости, детка, я сейчас занят. Созвонимся. Арт". Что значит — созвонимся, если у Иры нет номера его телефона (почему-то когда она послала Арту свой, он забыл ответить тем же)? Был бы, так неужели она б не позвонила? Ненадолго, чтобы не отвлекать от творчества. Просто услышать знакомый голос и повесить трубку. Вероятно, он имел в виду не "созвонимся", а "встретимся в чате"? Только как? Нет, она жестоко ошиблась, в телефонных компаниях сидят вовсе не лучшие люди, совсем наоборот! Нарочно, что ли, эти уроды отключили связь именно тогда, когда она совершенно необходима? Если бы не срочность, Ира наверняка бы что-нибудь придумала и скрыла проблему от предков, но из-за надежды на весточку от Него вынуждена была идти к ним на поклон. В итоге мама положила на счет ровно необходимую сумму плюс какую-то мелочь, заставила отключить возможность кредита и заявила, что будет теперь строго контролировать все расходы дочери и вообще ее жизнь. Какое она имеет право так обращаться с совершенно самостоятельным, взрослым человеком?

Как назло, от стипендии не осталось ни копейки, наоборот, Ира назанимала денег у однокурсников. А что ей оставалось? Не отправишься же на свидание к великому писателю в виде нелепой дурочки с щеками, пятнистыми от плохо ложащегося тональника, и опавшей тушью под глазами. Чтобы понравиться опытному мужчине, которому доступна любая, самая привлекательная и стильная женщина, нужна элитная косметика – французская, приобретенная в фирменном магазине. Вот Ира и порастратилась. И не зря – он увидел ее в превосходном макияже (Ира нанесла его в точном соответствии с советами визажиста из гламурного журнала) и полюбил, полюбил, полюбил с первого взгляда!

Но жестокие родители всеми способами пытаются разрушить ее счастье. Мало того, что Иру отрезали от сети. Совершенно некстати наступили отвратительнейшие дни недели — суббота с воскресением. Предкам не надо на работу, и двое суток они безвылазно торчали дома, читая дочке глупые нотации и требуя, чтобы она провела выходные за уроками. Мало того – отобрали мобильник!

Ира металась по квартире, теряя последние остатки разума при мысли, что Арт прислал ей письмо, которое она не имеет возможности прочесть. Нет, иногда мать разрешала взять в руки сотовый – якобы послать СМС-ку подружке. Но неохотно и крайне редко — раз в час, в крайнем случае в полчаса. А ведь электронную почту хотелось проверять гораздо чаще! Впрочем, долгожданного сообщения все равно, увы, не приходило – один омерзительный спам.

Хотя чему удивляться? Арт, любящий и чуткий, знает, что Ирины родители беспардонно вмешиваются в ее личную жизнь, и не хочет общаться под угрозой, что они встанут за спиной дочери и прочтут то, что предназначено исключительно ей. Вот в понедельник... в понедельник утром, наконец...

Теперь понедельник в разгаре, а от Арта ничего. Спеша и путаясь в клавишах, Ира описывала события в Живом Журнале. Только бы деньги на телефоне не закончились слишком быстро! Потому что если она потеряет возможность связи с Ним, она, несомненно, умрет. Но пока Интернет работает, ограничивать себя в выходе в сеть просто нет никаких сил…

"Свершилось — я снизошла, наконец, к его мольбам. "Если ты не станешь моей, о Эстрелла, я погибну", — сквозь сжатые зубы произнес, почти простонал он. Я посмотрела на него тем жгучим, но отстраненным взглядом, которым всегда свожу с ума мужчин. Он бросился ко мне, словно лев, и... Но не слова больше! Это лишь для нас двоих. Одно скажу — именно эти мгновения мы оба будем вспоминать на смертном одре.

Слезы показались на его глазах, когда я напомнила, что пришла пора расстаться. "О нет, не уходи!" — умолял он. Но я была непреклонна. Я всегда знала, что спокойная и счастливая семейная жизнь с любимым человеком — не мой удел. Я — женщина трагической судьбы. Так и оказалось. Конечно, стоило мне кивнуть, и он оставил бы ради меня все. Но я не сделала этого. Я ушла, не обернувшись.

Письма от него приходят каждый час. "Люблю, скучаю, схожу с ума", — в отчаянье пишет он. От этих слов у меня разрывается сердце, но я умею скрывать свои чувства, поэтому окружающие видят на моем лице лишь равнодушную улыбку. Раз нам не суждено быть вместе, лучше порвать сразу. Или я не права? Имею ли я право становиться на пути его славы, его призвания, разрушить его прошлую жизнь, чтобы в ней осталась только я? Я и наша любовь. Он готов пожертвовать ради меня всем, но принимать ли мне его жертву? Не знаю... не знаю..."

Ира перечла написанное и в который раз удивилась тому, что на душе сразу стало легче. Живой Журнал — замечательная вещь. Ты поверяешь ему самые заветные тайны так откровенно, как никогда не решилась бы, например, с подругой. И в то же время невозможно догадаться, кто ты. Ира скрылась за чудесным ником "Эстрелла" — именем героини одного из романов Арта. Никто ни на миг не усомнится, что Эстрелла — умная и опытная немолодая женщина лет двадцати пяти. Никто и никогда не вычислит истинного автора. Зато истинные события — они тут, перед вами. Главное — не соврать ни в единой мелочи. Ира готова обманывать кого угодно, только не Живой Журнал. Она описывает все, как было, выплескивая боль своего сердца, и это дает ей силы жить дальше. Жить и ждать.

Глава 1.

Катя дорабатывала в издательстве "Арт" последний день. После трех лет почти безупречного труда ее с треском вышвыривали за дверь. Не то, чтобы ее это по-настоящему огорчало. Скорей наоборот — она чувствовала приятное возбуждение. Катя и сама еще в пятницу собиралась уволиться. "Арт" ей определенно наскучил, а очередной заскок руководства — все сотрудники, оказывается, обязаны являться в офис ровно к десяти и расписываться в журнале — она восприняла как ничем не оправданное обострение садистских наклонностей, каковые, разумеется, присущи любому начальству (тут Катя не питала иллюзий), однако не должны выходить за приемлемые рамки. Катя была согласна задерживаться вечерами, готова корпеть над срочным заказом целую ночь, но вставать каждое утро полвосьмого ради того, чтобы расписаться в журнале, — это слишком. Ну, зачем им художник в такую рань? В любом случае, чего хорошего нарисуешь, чувствуя себя, словно сонная муха? Знакомые уверяли, главное — втянуться. Помаешься, мол, месяцок и привыкнешь. Ничего подобного! Шел второй месяц жестокого эксперимента, и ничуть не привыкалось. Наоборот. Катя стала ловить себя на раздражительности и даже меланхолии — чувствах, совершенно ей не свойственных. С изумлением их обнаружив, Катя тут же отправилась увольняться. Жертвовать хорошим настроением ради чего бы то ни было не соответствовало ее представлениям о счастье.

Однако случилось непредвиденное. Сергей Васильевич Жуков, коммерческий директор, в ответ на просьбу об увольнении не только разрешил приезжать попозже, но и повысил зарплату сразу в полтора раза. Это заставило Катю задуматься. Столько она не получит нигде. Более того — она еще не присмотрела себе нового места. Есть накопления на первое время, есть неплохой частный заказ — и ни малейших долгосрочных перспектив. Стоит ли идти на риск, раз проблемы благополучно рассосались?

Сергей Васильевич был доволен и в очередной раз словно невзначай то приобнимал Катю за плечи, то наклонялся, вдыхая запах ее волос. Катя не возражала, хоть и усмехалась про себя. Она знала, что коммерческий директор к ней неравнодушен (такие вещи всегда чувствуешь), а вот он не догадывается, как много потерял. Уволившись, она, возможно, стала бы его любовницей, а теперь — вряд ли. Как говаривала ее подруга, "мухи отдельно, котлеты отдельно". Спать с сослуживцем, тем более, шефом — нет уж, спасибо. Даже если на данный момент ты осталась одна.

Между прочим, частично в Катином одиночестве виноват именно Сергей Васильевич — или другой какой злодей, обрекший редакцию на раннее вставание. Катин женатый приятель, с которым она мирно встречалась на протяжении целого года, оказался достаточно наблюдателен, чтобы заметить ее депрессию. Ладно, если бы, не пожелав общаться со столь нервным существом, он сбежал — Катя бы его поняла. Но он отмочил такое, что повергло ее в шок: явился с видом человека, принесшего тебе в подарок целый мир и коньки в придачу и, не сдерживая самодовольной улыбки, заявил, что у него сюрприз. И, пока собеседница гадала, гордо поделился решением уйти от семьи. Он, мол, долго изучал подругу, пытаясь понять, достойна ли она подобной жертвы, и теперь, по достоинству оценив ее покладистый нрав, хозяйственность, красоту, а, главное, искреннюю и нетребовательную любовь, сделал свой выбор. Если б она настаивала на разводе, он бы, наверное, не согласился, но видеть, как она чахнет от невозможности соединиться и в то же время не произносит ни слова упрека, свыше его сил. Какой контраст с вечно унылой, пилящей за любую ерунду женой! Он оставит той все, включая детей, и переселится сюда.

От неожиданности Катя не сумела сдержаться и рассмеялась. Нет, ну, надо же подобное выдумать! Конечно, в минуты близости Вадик иной раз вздыхал: "Как жаль, что я несвободен, а то мы могли бы пожениться", и Катя охотно соглашалась — безусловно, жаль. Ей эти слова ничего не стоили, а ему приятно. У нее и мысли не было, что их можно воспринять всерьез. Да и Вадик, казалось, говорил лишь из желания большинства мужчин казаться себе лучше, чем они есть. Имеет милую жену, двух чудесных дочек, высокооплачиваемую работу и молодую любовницу — что еще человеку нужно?

А Вадик продолжал расхваливать собственный героизм, не замечая реакции собеседницы. Пора было внести ясность — если не в мотивы, то, по крайней мере, в само решение. Мотивы же были просты. Не для того человек долго и трудно добивается возможности жить одному, чтобы добровольно отказаться от этого счастья. Вадик прекрасно знал всю историю. Еще пару лет назад Катя с мамой и Катина старшая сестра с мужем и дочкой ютились в небольшой трехкомнатной квартире. Катя не ладила со свояком, а после смерти мамы рассорилась окончательно. Почему взрослая женщина двадцати шести лет должна терпеть, что ее постоянно поучают? Не будем говорить о брюзжании, без которого Леша не мыслил жизни, и о вечных попреках жене. Пусть Оля выносит это, раз ей нравится, но при чем тут Катя?

В квартире были прописаны лишь Катя и Оля, поэтому Кате казалось справедливым обменяться на две однокомнатные. Леша же полагал, что требуются двухкомнатная квартира и комната в коммуналке — у него ведь целая семья, а много ли надо незамужней свояченице? Катя, не желавшая ехать в коммуналку, возражала: раз он прописан у своей матери, пусть она оставит ему с семьей свою двухкомнатную, сама же переселится в однокомнатную. Короче, квартирный вопрос, как положено, обострил отношения до предела. Оля ловко сумела устраниться от схватки, зато Катя с Лешей по мере сил отравляли друг другу жизнь — он непрестанно ругался, а она, не имея к этому таланта, предпочитала в ответ язвить. Как ни странно, острый язык победил. Леша согласился на обмен, и вот уже год Катя блаженствует, живя самостоятельно.

Знакомые уверяли, что она даже резко похорошела. Действительно, в нынешние двадцать восемь она, пожалуй, выглядела лучше, чем в двадцать пять. Высокая, тоненькая, с пышной копной темно-каштановых волос, которые предпочитала носить распущенными, Катя была достаточно привлекательна, чтобы нравиться мужчинам, и недостаточно красива для того, чтобы ее недолюбливали женщины. Благодаря жизнерадостности она была желанным гостем почти в каждой компании. Она ценила общество, но мысль о собственной квартире, где она останется в совершеннейшем одиночестве, грела душу куда сильнее, чем целая толпа любовников.

Впрочем, ни о какой толпе речь не шла. Да, Леша вечно нудил, что Катя — развратная женщина (в порыве гнева употребляя и более краткий термин). Сама Катя себя таковой не считала. Безусловно, она нуждается в сексе. В конце концов, мы нуждаемся кое в чем куда менее привлекательном и не делаем из этого трагедии, спокойно предусматривая наличие в квартире туалета. Катя редко имела нескольких любовников сразу и предпочитала не вступать в случайные связи. Где тут разврат?

"Ты увлекаешь женатых мужчин, разрушая семьи", — парировал Леша. Очевидная ерунда! Катя не имела ни малейшего желания что-либо разрушать. Разве она виновата, что связь с женатым оказывалась более прочной и удобной, чем с холостым? Холостые пугливы, вечно мнят, что ты жаждешь затащить их в загс, и при том требуют от тебя слишком большой затраты времени и душевных сил. Нет, женатые лучше. Катя не понимала, какой тут урон семье, ведь семья ничего не знает. А и знала бы, с мужчины не убудет. Сперматозоидов его организм вырабатывает более, чем достаточно. Катя с симпатией относилась к жене Вадика и даже помогала выбирать для нее подарки к праздникам. Женщина, способная терпеть подобное сокровище каждый день, этого заслуживает. В постели Вадик хорош, однако все его интересы вертятся вокруг себя, любимого. Чем его покормили, как одели — и, разумеется, какой он гениальный и недооцененный. Катя обычно не слушала, думая о своем и ловко вставляя в нужные моменты: "Ну, конечно, дорогой, ты совершенно прав".

Вот и теперь ей в голову не пришло честно признаться: "Да в качестве мужа ты мне совершенно не нужен!" Зачем обижать человека? Прекратив неуместный смех, Катя понесла сентиментальную чушь о том, что она плохая хозяйка и не сумеет обеспечить Вадику достойную жизнь. Тот гордо парировал, что всему ее научит. Катя напомнила о детях — Вадик наверняка будет по ним скучать, наверное, ради них стоит сохранить семью? — но и здесь не преуспела. "Как сильно ты меня любишь, — одобрительно заметил Вадик. — Не переживай, ты заслужила свое счастье. Я остаюсь".

Катя не любила конфликтов и старалась их избегать, однако если не видела иного выхода, действовала решительно. В результате Вадик удалился, сообщив на прощание, что хотя все женщины — подлые лицемерки, Катя среди них — наиболее омерзительный экземпляр. А она осталась, одновременно и недовольная собой (как же это не уследила?), и глубоко удовлетворенная ("словно животное, сумевшее отстоять-таки помеченную территорию", — невольно хихикнув, произнесла она вслух, изучив перед зеркалом выражение собственного лица). Эта мысль развеселила и вызвала другую — что ни делается, все к лучшему.

Действительно, раз Вадика потянуло бросить семью, с ним в любом случае следовало расстаться. Не хватало испортить жизнь двум девочкам и их матери, подобного абсолютно не заслужившим! Это во-первых. А во-вторых, пора расстаться еще кое с чем. За три года "Арт" Кате поднадоел, но решиться подать заявление об уходе, не имея повода, было трудновато. Теперь повод нашелся: работа, которая довела женщину до неумения выставить мужчину без скандала, — уже не работа, а настоящее стихийное бедствие.

Вот на следующий день, в пятницу, Катя и отправилась к коммерческому директору, преследуя сразу две цели — уволиться и, возможно, завести нового любовника. Сергей Васильевич Жуков всегда казался ей привлекательным, хотя мало кто в редакции с этим мнением согласился бы. Его считали заносчивым, самодовольным, малокультурным нуворишем, делающим мало чести столь интеллектуальному издательству, как "Арт". И Катя подписалась бы под каждым словом — но добавила бы, что чести Сергей Васильевич приносит мало, зато денег — более, чем достаточно. Это не значит, что ее привлекали в Жукове деньги — однако умение их преумножать Катя в представителе сильного пола весьма ценила. Да, Сергей Васильевич способен читать новинки современной литературы только в надежде извлечь из них прибыль и знает лишь одного художника Васнецова, автора пресловутых "Трех богатырей", — но это не значит, что он дурак. Просто использует ум не так, как Катя и ей подобные. Что касается самодовольства, оно в той или иной форме присуще любому мужчине. Это что-то вроде их отличительного полового признака, требовать от любовника отсутствия какового — все равно что искать темпераментного евнуха. Заносчивость... пожалуй, тут Жукова есть, в чем упрекнуть. Кате не нравилось, что он не отвечает на приветствие уборщицы, которая годится ему в матери. Но, в конце концов, в самой Кате тоже наверняка масса черт, которые кто-то осуждает. Все мы далеки от идеала. Сергей Васильевич импонировал ей физически — в данном случае последнее куда важнее.

Внешность коммерческого директора не у каждого вызвала бы восторг. Невысокий, сухощавый, жилистый, в сорок лет уже начинающий лысеть, Жуков отнюдь не был красавцем. Но, когда он прикасался к Кате — что происходило постоянно, хотя вроде бы невзначай, — ей было приятно. Однако она его не поощряла, скорее наоборот. И так тебе часто подпихивают работу на дом, не хватало забирать с собой еще и шефа! Другое дело, если собираешься увольняться.

Поскольку с увольнением не получилось, желание завести роман исчезло. Катя вернулась к рутине, довольная благополучным решением проблемы раннего вставания, приятно удивленная повышением зарплаты и в глубине души немного разочарованная — она настроилась радикально сменить обстановку.

Глава 2.

Долго ждать не пришлось. Уже в понедельник Катя не без горечи вспомнила выведенный ею экспериментально закон, согласно которому если человек чего-то по-настоящему хочет, то обязательно получит — но не так, как он себе это представлял. Вот проявила себя жадиной, прельстилась лишними деньгами, которых, кстати, все равно теперь не увидит, — и что? Вместо гордого ухода по собственному желанию — увольнение со скандалом. С одной стороны, какая разница? Важен результат. А с другой... если Турищев и впрямь собирается "открыть глаза на вопиющий непрофессионализм Долининой всему издательскому миру", найти новую работу будет тяжеловато.

Что за вожжа попала ему под мантию? Утешало, что Катя сумела в ответ крепко испортить обидчику настроение — он аж в лице переменился. Надеялся, напал на беззащитную овечку? А важности-то, важности, словно Турищев – не рядовой детективщик, а по меньшей мере гибрид Толстого с Достоевским. Удивительно нелепая история, настоящая комедия! И, оживившись, Катя принялась думать, в каком ключе опишет сегодня новые подвиги писателя посетителям форума. Они тоже имеют право повеселиться.

То, что основу процветания издательства "Арт" составляют произведения Артема Турищева — он же Арт Тур, — было известно всем. Издательство ли организовывалось под Турищева или первым шагом своей деятельности оно создало и раскрутило на редкость успешный проект под названием "Арт Тур", трудно сказать. Катя склонялась к последнему, поскольку не видела в Турищеве особого таланта. Как, впрочем, не видела и во многих других популярных авторах. Книги Турищева были, безусловно, читабельны. Этим не вполне правильным словечком Катя обозначала тексты, которые проглатываются как-то незаметно, вроде чищеных семечек. Это безусловный плюс. Кому сейчас охота пропихивать в себя литературу, словно сухой репейник? В качестве горького лекарства нам вполне хватает новых парламентских указов. Итак, легкие, приятные вещицы. Если смотреть в корень — смесь детектива с любовным романом. То, что доктор прописал замордованным работой людям. Прочел и забыл. Вон сколько подобного барахла красуется на лотках! Каждый второй едет в метро, стыдливо прикрывая пеструю обложку.

Тут и зарыта собака. Катю всегда удивляло желание некоторых казаться лучше, чем они есть. Какой-то комплекс, честное слово! Особенно у мужчин. Чего плохого в развлекательной литературе? Но хочется прослыть интеллектуалом, презирающим массовое чтиво и питающимся исключительно элитарным искусством, щедро сдобренным историей с философией. Прослыть не только перед окружающими, а даже перед самим собой. Однако от Розанова с Андреевым и Мережковским тошно — или, в лучшем случае, клонит в сон. Вот бы изучать нечто супермудрое и быть на гребне современности, совершенно себя при этом не затрудняя. Уверяете, невозможно? Отнюдь нет. Высокохудожественные религиозно-философские романы Арт Тура всегда к вашим услугам, гарантированное качество, две штуки в год.

Четверть века назад Умберто Эко сотворил шедевр — "Имя розы". Знаменитый ученый-медиевист работал над ним много лет и создал вещь сколь занимательную, столь и познавательную, где удивительная сила художественного воздействия гармонично сочеталась с почти строгой научностью (или с почти научной строгостью, это уж как вам угодно). Больше, на Катин взгляд, подобное не удавалось никогда и никому — даже самому Эко. С тех пор мухи всегда подаются отдельно, котлеты отдельно. А вот что обозначить в меню — другой вопрос. "Оказывается, это сложнейшая притча с несколькими пластами исторических аллюзий, а я проглотил ее за пару дней и все понял? Что ж, я и раньше догадывался о своем недюжинном уме. Не мешает проинформировать о нем окружающих. Вы уже читали последнюю вещь Арт Тура? Он — мой любимый писатель". И замечательно. Все, что приносит людям радость, — хорошо. Но уж сам-то Турищев прекрасно понимает, что делает. Тоже мне, великий гуру! Просто способный компилятор. Это, разумеется, немало — скомпоновать старые идеи так, что они легко воспринимаются (еще бы, их пережевывают уже много лет) и одновременно не кажутся скучными. Катя с уважением относилась бы с способностям Турищева, не носись он так со своею мнимой гениальностью.

Что касается глубоких исторических знаний писателя, тут у Кати иллюзий не оставалось, особенно после обнаружения того самого сайта. Ошибок в романах было немало — хотя обилие цитат, точных дат и даже ссылок на некие мифические документы придавало книгам ауру достоверности. Кате всегда казалось, что действие происходит в иллюзорном мире общепринятых представлений. Она не видела здесь ничего плохого и оформляла обложки соответственно. Коллаж из узнаваемых символов — тут и Эйфелева башня, и старинная рукопись, и фрагмент из Босха. Все в одном флаконе, включая неземную любовь. Конечно, символ любовного романа — блондинка, страстно приникшая к накачанному красавцу — выглядела бы неуместно, но Гала Дали или Олимпия Мане не нарушали стиля и в то же время вызывали у читателя нужные ассоциации.

Кстати, именно благодаря идее серийного дизайна Катю, не имеющую ни большого опыта, ни связей, взяли в издательство на хорошую ставку. Продажи сразу подскочили, и было решено в дальнейшем придерживаться данного варианта. За три года вышло шесть книг Арта, сейчас Катя работала над седьмой. Да что там, работала, фактически закончила. Она знала, что в понедельник ожидается явление Христа народу — то есть приезд Турищева в "Арт", — причем писатель обязательно потребует показать ему рисунок и что-нибудь забракует. Например, заявит, что вместо рублевской "Троицы" следует поместить фрагмент "Тайной вечери" Леонардо. Или наоборот. Короче, продемонстрирует свое превосходство. Катя привычно воскликнет: "Ах, спасибо, насколько теперь стало лучше, какая же я глупая!", и Турищев удалится к Жукову, а Катя останется, хихикая в кулак. Поведение Турищева всегда ее смешило. Или не всегда, а последнее время. Раньше он больше походил на нормального человека, зато теперь — вылитый памятник самому себе. Возможно, этого требует Лайма, а он уже не рад? Но среди своих мог бы не притворяться...

Катя не собиралась спорить с тем, что имидж для модного автора — половина успеха. Эту половину обеспечивала Турищеву жена Лайма. Профессиональная пиарщица, теперь она занималась исключительно мужем. Они познакомились и поженились пять лет назад, когда Арта только начали раскручивать. Лайма тогда работала в крупном рекламном агенстве, занимаясь связями с телевидением. Из агентства она ушла, а вот связи умудрилась сохранить. Жуков не раз с восторженным придыханием сообщал, что выступления Турищева на разнообразных ток-шоу не стоят издательству ни копейки. Поначалу, судя по всему, способным болтать на любую тему писателем затыкали неожиданно возникшие дыры, а с увеличением популярности его книг стали приглашать заранее и на самое престижное время. Все это (и многое другое, вроде постоянных презентаций и контактов с прессой) делалось через Лайму.

Турищев легко оставил семью ради тридцатилетней красавицы-литовки, с которой познакомился во время своих первых съемок. Ему тогда было сорок пять. Глядя на Лайму, Катя понимала, что именно так представляет успешную женщину, своими руками выстроившую собственную жизнь. И не без удовольствия констатировала, что сама от подобной жизни взвыла бы через пару дней. Зато Лайма, похоже, счастлива. Имеет право.

Она твердо знала, чего хочет, эта высокая, подтянутая блондинка с выхоленным, гладким от ботокса лицом. Если б не его выражение, Лайме легко было бы дать восемнадцать. Турищев пропустил жену вперед — немолодой, однако не лишенный привлекательности барин, интеллектуал и сибарит рядом с сугубой деловитостью и непривычной, словно подернутой инеем красотой. Лайма слегка улыбнулась Жукову — нет, отмерила ему ровно необходимое количество улыбки, затем вежливо и высокомерно поздоровалась с остальными, после чего была препровождена в кабинет. Катя не исключала, что частично ощущение высокомерия создает прибалтийский акцент, однако все равно чувствовала себя актрисой, играющей свиту королевы. Ее так и подмывало с невинным видом предложить понести шлейф. Но это было рискованно — у дамочки явные проблемы с чувством юмора.

Протянув Турищеву эскиз, Катя привычно ждала замечаний — и крайне изумилась, когда тот спросил:

— Что это, Катюша?

— Эскиз обложки, — вынуждена была тупо пояснить Катя.

— Вот это? — вскинул брови Турищев. — Катюша, вы что же, все перепутали? Ч