– С кем имею честь?
– Генри Уильямс, – сказал я. – Граф Тассел.
Ну и что, что имя не настоящее? Зато звучит хорошо, и проверить сложно. Кто знает, где находится этот Тассел? Я лично понятия не имею.
И шкипер, кажется, тоже. Взгляд у него сделался вынуждено доброжелательным, и даже улыбка появилась – фальшивая, как урский золотой, отчеканенный в Лютеции. Вроде и хочется перед графом прогнуться, да совесть вопит об ущемлении достоинства. Тяжело с таким характером жить – ни тесто, ни сталь, серединка на половинку.
– Мессир граф, позвольте мне выразить...
– Видите ли, уважаемый, – сказал я. Улыбка исчезла. – Вы тратите мое время. Я рассчитывал следующей ночью быть в Китаре, а к вечеру третьего дня – в Наоле... И я там буду. – Я выдержал паузу и продолжил:
– Если, конечно, вы ничего не имеете против.
Шкипер поджал губы:
– Смею вас уверить, мессир...
– Меня не интересуют оправдания, шкип. Я хочу, чтобы вы четко и ясно объяснили, почему мы стоим – вместо того, чтобы двигаться. По моему мнению, поезд может стоять только в двух случаях: когда он пуст или когда он прибыл по назначению. Первое отпадает. Второе... Я лично не вижу здесь станции. А вы?
– Но...
– Отвечайте на вопрос. Вы видите здесь станцию?
Шкипер сник.
– Нет, мессир.
– Хорошо. Пожалуй, мы начинаем понимать друг друга. Следовательно, вы согласны, что ситуация необычная?
– Кхм... нет, мессир. Я бы так не выразился. Скорее...
Каков наглец!
– Что «скорее»?
– Раздражающая, мессир. Повреждение небольшое, но... кхм, не очень удачное. Извольте сами взглянуть. Вон там, у самых ног топтуна...
С виду голем-топтун – наспех сделанная заготовка человека. Творец поторопился.
Огромная глыба серовато-пористого камня, покрытая, как росписью, сеточкой трещин. Маленькие ручки сложены на груди. На руках – по три пальца, на ногах – по четыре. Небольшая голова, переходящая сразу в плечи. Лицо...
Меня передернуло.
Все големы с клеймом Малиганов очень похожи. Несмотря на различия в строении тела, предназначении, материале, из которого голем сделан – камень, дерево или простая глина – на лицах у них одно и то же выражение. Его трудно не узнать. Если у двухлетнего ребенка отнять игрушку, его лицо превратится в лицо голема. «Это моя лопатка. Дай!» Одна единственная эмоция – но големы выглядят почти живыми.
Да-а-ай!
Мне это никогда не нравилось.
Я обошел топтуна по широкой дуге. Шкипер подавил ухмылку. «Боимся големов-то, ваше сиятельство»? Даже если и так – не твое собачье дело. Страх перед подобными созданиями – вполне естественное чувство. Клянусь шестым Герцогом! У меня самого...
Я всегда считал: родители, дарящие любимому чаду игрушку-голема – имеют большие проблемы с головой. Еще бы мертвых младенцев дарили, честное слово. Вместо куклы. А что? Толковый некромант, заклинание от запаха и – готово. Тоже шевелится...
Бр-рр. Я дернул щекой. К черту воспоминания!
– Вот, мессир граф, – сказал шкипер, указывая на плиту у самых ног голема. – Еле успели «топтуна» остановить, а то бы кувыркнулись с насыпи, как... кхм, очень просто бы кувыркнулись...
У ног голема я увидел рваную выбоину, похожую на укус какого-то диковинного животного. Она начиналась от края дорожного полотна и доходила почти до его середины.
– Кто это сделал?
– Мародеры, мессир. Они часто так делают. Поливают дорогу... кхм, святой водой и вырубают куски. Заклятье выродков...
Я дернул щекой.
– Выродков?
– Э-э, Малиганов, мессир граф. Простите! Заклятье вы... Малиганов делает свинец очень прочным. «Топтун» ведь далеко не пушинка, как видите. А святая вода разрушает чары...
Шкипер помолчал и добавил:
– Потому я и говорю, мессир граф, – ситуация раздражающая. Потому что постоянно.
Свинец на месте «укуса» покрылся серой пленкой. Там, куда святая вода не попала, заклятье сохранилось – металл был гладким и почти белым. В нем, как в зеркале, отражалось пылающее – два часа дня – солнце. В небе ни облачка. Я посмотрел вперед. Раскаленная полоса Свинцовой дороги тянулась к горизонту и исчезала у подножия гор. С такого расстояния горы выглядели совсем плоскими – просто неровно вырезанные бумажные силуэты...
Над дорогой зыбким маревом дрожал воздух.
Некоторые называют Свинцовую тропу «серебряными нитями, связующими прошлое и будущее». Поэтично? Пожалуй. Только, насколько я понимаю, ремонтники называют Свинчатку гораздо грубее.
– Опять «вырвиглаз» чинить, ядрена корень, мать его перемать!
А вот, кажется, и они.