После Галиной речки дорога снова пошла вверх, поднимаясь на небольшую сопку с непроизносимым названием Ингдемакит, которую местные альтернативно называют Пупырём. Собственно, так она и выглядит, пупырь и есть. Поваленных деревьев на трасе не видно, их заботливо убирают. Грунтовка, огибавшая холм поверху, ровная, неплохо спланированная, вся такая свеженькая, с минимумом следов от колёс. Вот и вершина — большая чистая поляна, с которой панораму видно градусов на сто шестьдесят. Красотища вокруг такая, что так и тянет постоять подольше.
На поляне было свежо. Принося с запада чистый, почти без запахов тайги воздух, по сопке гулял легкий прохладный ветерок. На такой высоте всегда мало комара и мошки, хочется остановиться и, сладко потягиваясь, выйти из машины, что я и делаю каждый раз. Сняв кепку, выбрался наружу, подставляя ровному потоку свежевыбритую голову.
С высоты дорога отлично просматривалась почти до выхода к Каменным Крестам. Все повороты и изгибы видны, как на ладони. К югу — Таймура-девочка, которая петляет по тайге так, что с полной уверенностью и не поймёшь, куда она направляется. Я попытался в бинокль прочесать доступный взгляду отрезок речной акватории, но безуспешно, высокие деревья часто закрывали берег. А нет, одну моторку всё-таки заметил!
На север от меня зелёными волнами заполняла горизонт бескрайняя тайга, вдали, чуть повыше общего рельефа, виднелась гряда холмов. Где-то там течёт Нижняя Тунгуска, шишковская Угрюм-река.
С началом спуска пейзаж изменился.
Деревья на северной стороне Ингдемакита поменьше, а ветви пожиже, по обе стороны от дороги лес просвечивается на добрую сотню метров. Внизу меня поджидало ещё одно приметное местечко. Там, по левую сторону и чуть выше, почти идеальным квадратом разлилось таежное озеро, на всех топографических картах обозначенное, как Самоедское. В этом озере много карася. Весной и во время дождей из него вытекает Самоедский ручей, или Самоед, почти не перекрывающий дорогу. Несколько необычный гидроним, ведь исторически племена самоедов проживали севернее. Тем не менее есть свидетельства проникновения самоедов на исконно тунгусские земли, и вот одно из них, рядом.
Здесь местные жители вопрос с названием решили по-своему, не принимая официальную картографию. Долгое время русские поселенцы искренне считали, что самоеды поименованы так вследствие каких-то пагубных каннибальских привычек. Ни объяснения урядника или священника, ни рассказы собственных детей, обучающихся в школе Енисейска, что всё дело в самоназвании «самоди», характерное для группы уральских племён, их не убеждали.
Так и получилось, что с давних пор слово «Самоед» было заменено на хорошо понимаемый в свете предрассудка топоним «Людоед», которым называют не только озеро и ручеёк, но место вообще. Так и говорят: «Пробил колесо на Людоеде, а запаска спустила», «На Людоеде большого лося видел, выстрелить не успел».
Машина ехала медленно, спуск есть спуск, на нём разгоняться не нужно. После пары поворотов дорога опять выпрямилась, и открылся вид на Людоед. Рядом с небольшой площадкой за ручьем с группой пеньков, местом кратковременного отдыха водителей, торчал когда-то и кем-то вкопанный столб непонятного назначения из ошкуренной лиственницы. Словно здесь маяком для путников собирались повесить одинокую лампочку, да передумали. Левее валялась почти полностью проржавевшая и сильно помятая зимой кабина ГАЗ-52, давным-давно брошенная здесь за ненадобностью.
И два внедорожника безопасников, застывшие рядом.
Причем стояли они так, словно внизу что-то случилось: поломка в пути или авария. «Лендкрузеры» одинаково новенькие, приобретённые одновременно, и отличить их можно только по номерным знакам. Но почему-то я сразу понял, где есть кто. Первый джип стоял нехорошо, под углом, прижав корму к обочине и выставив морду так, что почти перегораживал проезжую часть. Это была машина старшего группы, именно с ней что-то и произошло.
Внедорожник Гинзберга подъехал к Людоеду позже и остановился позади, ровно, корректно, как и положено.
— Что ж не убираете-то, чекисты? — проворчал я. — Мне по канаве лезть? Ага, щас…
Тем временем странные детали продолжали проявляться, насыщая ситуацию тревогой.
Людей возле машин не было.
Никто не возился с запаской и домкратом, не распаковывал укладку ЗИПа, не бегал вокруг с незлой тихой руганью и ценными советами. Странно. Значит, всё-таки это дорожная авария, может даже с пострадавшими.
Я включил рацию и уже собирался вызвать Николая, как тот меня опередил.
— Никита, это ты там наверху маячишь? — прозвучал в динамике его глуховато изменившийся в тембре и отчего-то сильно напряжённый голос.
— Я, кто же ещё. Что у вас стряслось?
— По дороге кто-нибудь попадался навстречу? Приём, — вместо ответа он быстро задал свой вопрос. — Кто или что угодно, хоть квадрацикл или мотоцикл.
— Никого, чистая дорога, одни зайцы. Да что случилось-то?
— Принял. Жду тебя. Подъезжай, вставай за мной. — Водительская дверь второго джипа открылась. Гинзберг высунулся, глядя в мою сторону, свесил ноги наружу и, растягивая витой шнур тангенты-микрофона, продолжил: — Малым ходом. Посмотри сверху, нет ли техники в обзоре. И оружие приготовь.
— Это еще зачем? — удивился я, останавливая машину и затягивая ручник.
— Много лишних вопросов задаёшь, Никита. Сейчас сам всё увидишь.
— Услышал. Осмотрюсь и подъеду.
Да что там осматриваться! И без этого знаю, что никого поблизости нет, насмотрелся. Не люблю такие загадки. Конечно же, я разволновался и, признаюсь честно, даже немного растерялся. Нет никакой необходимости подкатывать с заряженным стволом к месту аварии, пусть и с пострадавшими. Не добивать же придётся… Вот зараза-то какая, во что я влип? Или вот-вот влипну?
— Осмотрелся, Коля, никого не видать, спускаюсь.
— Принял.
Положив тангенту на пластиковое крепление, я потянулся за тройником.
Была у меня идея разместить кронштейн для оружия на потолке салона. Серёга Кузнецов отсоветовал, они такое не делают. В средней полосе это вообще верный залет при проверке, да и потолок у «патриота» так себе, не слишком высокий. Рассматривался и вариант размещения оружия вертикально между передними сидениями, за подлокотником, на торце. Для этого к чехлу сидения снизу крепится небольшой мешок под приклад, сверху — простой хлястик на липучках для фиксации ствола. Видел пару таких решений на фотографиях, выглядели они неплохо.
Конечно, столь пафосное и дорогое оружие, как у меня, надо бы возить в родном кейсе, а не в креплениях, однако я подходил к делу без должного пиетета настоящего ценителя — не дорос ещё, — а чисто утилитарно. Чтобы удобно было, это главное. Наконец, после примерок и жарких обсуждений, оружейный кронштейн встал на торпеду, справа от коробки переключения передач. Если ты ездишь в машине один, то вполне нормально, пассажир ружью не мешает. А подвезти кого-либо я могу исключительно в посёлке, при этом сильно удивляясь каждому такому случаю. Не больно-то бирюка и просят.
Быстро зарядив все стволы, я сунул в карман еще пару-тройку картечных патронов.
Кажется, понял, в чём дело!
Медведи их взяли в осаду после поломки, где-то рядом ходят хищники!
— Гениально, Ватсон! А «Сайга-12К» справиться с медведями, конечно же, не может, — ворчал я вслух. Как удобно, сам предположил, сам же и парировал, и стороннего ехидного критика не нужно. — Три «Сайги» у трёх подготовленных мужиков. Тебя, чак норриса, ждали… В качестве кавалерии. Ладно, разберёмся.
Николай — профессионал своего дела, человек с большим соответствующим опытом. Раз он сказал подготовиться, значит, так и нужно сделать.
— Стоп, Никитос, не суетись, нет ли здесь подставы? Тогда тем более полезно вооружиться, — предупредил я сам себя.
На Людоеде я остановился так, как и сказал Коля, выскочив из машины с «зауэром» в руке. Гинзберг уже был рядом. Лицо каменное, глаза нехорошо прищурены, на шее висит «Сайга».
— Пойдем, Никита, у нас нападение, — быстро бросил он и пару раз кашлянул, стараясь прогнать хрипоту.
Оглушил!
— Какое нападение? На службу безопасности? Шутишь… — глупо молвил я, послушно шагая следом.
Гинзберг молча открыл дверь первого внедорожника, наполовину опущенное стекло которого было пробито двумя пулями. Водитель с простреленной головой ничком лежал на баранке. На стекле капель крови было немного, вся она стекала на кожаный руль и пятнистые штаны убитого, собираясь в коврике страшной багровой лужей.
Охренеть! Уже сворачиваться начала, сгустками! К горлу тут же подступил рвотный спазм.
— Эй, ты как, норм? Не уплывёшь?
Я часто закивал. Трупы видел, и не один раз. Просто неожиданно. Слишком неожиданно! А ведь день так спокойный начинался… Продолжил осмотр и увидел, что «крузак» пробит в нескольких местах.
— Атаковали их двое, из засады, — он рукой показал на ивовые кусты, растущие с правой стороны грунтовки. — Один был с шершавым стволом, калашоидом или СКС, гильзы 7,62х39. Он плотно и быстро стрелял по парням. Хорошо, в общем, стрелял, сволочь, Гарик и Леха ушли сразу.
Второй безопасник бесформенно оплыл на пассажирском сиденье внедорожника, его голова была откинута назад. Ясно, что оружия экипаж взять в руки не успел, всё произошло внезапно и скоротечно. Они даже подумать толком ни о чём не успели.
— Второй нападавший синхронно бил тяжёлой пулей по капоту, стрелял из помповика «Моссберг-500» с пистолетной рукоятью. Сделал не меньше шести выстрелов.
— Откуда знаешь про «моссберг»?
— Чего ж тут знать, если этот гаврик там лежит, за джипом, у обочины. Мёртвый он. Так что… — без продолжения пояснил Николай.
— Твою мать…
Три трупа, настоящая бойня.
— А его кто вальнул?
Странно посмотрев на меня, Гинзберг что-то буркнул неразборчиво, выругался, а затем пригласил или приказал ещё раз:
— Иди за мной.
Труп бандита лежал метрах в десяти от места хладнокровного безжалостного расстрела, отброшенный чуть в сторону помповик оказался почти полностью скрытым травой. Одежда на мужике обычная: просторные брезентовые штаны бежевого цвета с боковыми накладными карманами, расхожие отечественные берцы чёрного цвета, из самых недорогих. Короткая куртка коричневой кожи.
— Видишь? А второй, что с нарезняком, ушёл, — тихо, словно боясь кого-то спугнуть, пояснял безопасник. — Непонятно только, пешком или на каком-то транспорте… Смотри внимательно.
На спине убитого зияла страшная, чудовищная рана. Огромный, словно раскрытый для демонстрации кровавого результата разрез с разваленными в стороны вручную или специальным инструментом краями начинался на шее и тянулся аж до самого копчика. Куртка была располовинена вместе со спиной, одним мощнейшим ударом, взмахом. Красное с белым. Как саблей!
— Шашка казацкая? — выдохнул я, сосчитав до семи. Только енисейские казаки имеют такое оружие. Медведь подобное не сотворит, даже самый большой.
Безопасник почему-то не отвечал.
— Алло, Колян! А что это было?
— Понятия не имею, никогда не видел удара саблей или шашкой такой адской силы, — наконец честно признался Николай. — По-моему, тут что-то другое. Не такой узкий клинок, широкий. Ты пальцы внутрь сунь, там на десять сантиметров развал.
— Да ты совсем охренел, что ли! Какие пальцы?! В труп? Коля, бляха, кто или что это сделало?
— Хотелось бы понять, а как? — всё тем же тихим голосом, то ли отвечая на вопрос, то ли произнося это вслух только для себя, ответил Гинзберг. Он неторопливо, с демонстративным спокойствием стащил с головы кепку с логотипом фирмы и энергично взмахнул ей, словно отряхивая.
— Что за муть тут творится? Ты пальцем покажи в сторону подозреваемых! Бандиты залётные или зверь?
— Никитос, ты тупой?! — заорал и он. — Слепой, глухой? Не знаю я, не знаю! Сам пальцы сунул внутрь и тут же отскочил, потом две минуты руку вытирал! Мне и сейчас очково к нему подходить, ты один вздрагиваешь, что ли? Как огнём обожгло! Кто-кто… Саблезубый тигр! Маньяк с секирой! Живорезы эти паскудные, про которых трындит каждая баба в Крестах!
— Живорезы… — пробормотал я, тут же вспомнив разговор с Гумозом.
— Пошли на ту сторону, покурим, — сплюнув на землю, предложил безопасник. — И начнём действовать.
В последний раз я курил с полтора года назад, на одной запомнившейся пьянке с гитарами и девочками. Но отказываться не стал, сейчас моим перегретым, готовым вскипеть мозгам был нужен какой-нибудь наркотик.
— Так, Бекетов, давай подытожим хоть что-нибудь. Я приехал сюда за двенадцать минут до тебя, по трассе шёл достаточно быстро, рассчитывая догнать их после Людоеда. Падла такая, не выстраивается цепочка событий! Как вообще всё это могло произойти? Они тоже двигались быстро. Кусты жидкие, второй человек должен заниматься наблюдением, а водитель при инциденте сразу дает полный газ. Разбежка воздействий должна быть, вот что, Никита, даже если они сразу начали попадать по машине! А тут, считай, всё пятном, всё предельно компактно.
— Они тебя дожидались, вот и остановились на Людоеде. И стали удобной мишенью, — догадался я.
— Может, и так. А дальше что было?
С полминуты мы тупо молчали, обдумывая одно и тоже.
— Золото забрали? — этот вопрос у меня всё-таки вырвался.
— Ну, ёлки… И ты туда же! — заревел Николай медведем. — Не было никакого золота, не возим мы его! Золото — это очень серьезно, это особый регламент! Не такими силами и средствами, с ответлицом, это протокол!
— А вообще что-нибудь пропало?
— Вот… В том-то и дело, что пропало. Папка с документами.
— Только не говори мне, какими, — быстро попросил я.
— И не скажу. Правда, я не представляю, что они с этими бумагами будут делать.
— Шантаж?
— Эх… Короче, с начальством связаться нужно. Пробовал отсюда, но рация не цепляет.
— На Людоеде никогда не цепляет, — со знанием дела подтвердил я, — тут впадина. Озеро же.
— Говорил я нашим, что давно надо бы на Пупыре репитер поставить… А они про нерациональные затраты втирают. Вот и дорационалились.
— У меня спутниковый «иридиум», позвонить не проблема. Гарантирую. Достать?
— Нельзя по открытой связи, инструкция, — покачал он головой, как мне показалось, с сожалением.
— Это же через спутник пойдёт, в цифре, всё и так шифруется. — Я неплохо представляю, насколько хорош прошедший все проверки аппарат Iridium Extreme со стандартами IP68 и MIL-STD-810G, но Николай видимо считал иначе.
— Какая разница? Бить меня командиры будут не за спутник или почтальона с сумкой на ремне, а за нарушение конкретной инструкции и утечку данных! Только по своей рации могу, на закрытом канале. А начальство потом пусть себе думает, сообщает хоть участковому, хоть ФСБ, это их проблемы… Никита, я за первые минуты отпсиховал, вот зачем ты меня опять заводишь?
— Дурь это, Коля. Здесь три мертвеца с криминалом, один маньяк всё ещё бегает по тайге, а мы капитану не докладываем.
— Не тупи ты! — взмолился он. — Что, предлагаешь сразу заяву на увольнение написать, без выходного пособия и штампом «не годен» на всю жизнь?
— Да нет, конечно… — стушевался я.
— Во-во. Мне решение с себя скинуть надо, и не на Храпунова, а по инстанции. В общем, я поехал на горку, а ты жди здесь. Никаких шансов, что это чёрт вернётся, забрав такую папку, но всё равно, по сторонам-то поглядывай.
— Это ты здорово придумал! То есть я должен здесь торчать и ждать этих живорезов в качестве очередной жертвы?
— Да не очкуй, никто не вернётся, дело сделано. Никита, ну чисто ради дружбы! А я на вершину.
— Уже на полпути должно схватить, — торопливо посоветовал я. Оставаться здесь одному мне по-прежнему хотелось меньше всего.
— Там надёжней, несколько лишних минут.
— Подожди-ка! — я окликнул его, вспомнив об ещё одном важном моменте. — Вы камеру с собой возите? Фотоаппарат с функцией записи видео? У меня только регистратор. Давай я тут всё зафиксирую, пока ты ездишь. Приедут, затопчут… Можешь и себе лично копию оставить, на всякий случай. Чисто для страховки.
— Копию? Это ты хорошо придумал! — обрадовался Гинзберг. — Есть у меня и камера никоновская, и ультрабук, снимаю иногда живность всякую для дочки. Сейчас достану.
Через минуту тяжёлый «лендкрузер», ловко развернувшись на дороге, поехал на запад, а я остался единственным живым участником этой чудовищной мизансцены.
Вернувшись к «Монстру», быстренько пополнил боеприпас, при таких раскладах это не лишнее. Взял переносную дублирующую рацию, чтобы оставаться на связи, будучи вне машины, и, постепенно привыкая, уже без приступов тошноты приступил к собственному осмотру, сидеть без дела было неуютно.
Первые минуты я не мог заставить себя заниматься повторным осмотром, напряжённо посматривая во все стороны. Не вернутся… А вдруг? Наконец, задрав капот, осмотрел пробитый блок двигателя. Не могу сказать, насколько нападавшие были профессионалами своего дела, но сработали они слаженно, грамотно. Картечь стрелки применять не стали — может застрять, а в обвесе движка нет ничего критичного. Картечью, даже крупной, можно при большой удаче выбить охлаждение или одновременно вынести аккумулятор и генератор, но это весьма маловероятно, ставку на такое не сделаешь. Влепить точно в мозги? Так они размером десять на десять сантиметров…
Сначала я нащёлкал кучу снимков в разных ракурсах, крупным планом и детально, затем принялся снимать длинные ролики одним кадром. И чем больше вглядывался в детали, тем быстрей некоторые предположения перерастали в уверенность. Конечно, на месте происшествия должен поработать эксперт или настоящий следопыт, однако могу сказать точно: внедорожник безопасников или уже стоял на месте, или останавливался. Могли и подкинуть что-нибудь на дорогу, дабы привлечь внимание. А потом убрать.
Картина побоища становилась понятной. Кроме самого последнего эпизода с разделанным вдоль хребта налётчиком, когда в дело вступила некая третья сила. Но какая именно, чёрт возьми?! Объявилась она внезапно, наказала одного из победителей, не позарившись при этом ни на отличные полуавтоматы безопасников, ни на импортное помповое ружьё.
Уже перестав нервно реагировать на кровь, я опять подошёл к телу изувеченного бандита и наклонился с камерой перед глазами. Через объектив, как оказалось, смотреть на такую мясорубку гораздо проще. Возникает спасительное чувство, что всё это происходит не наяву, а на небольшом экране смартфона при просмотре видео с ютуба. Сняв тело сверху, я присел, а потом ещё и пригнулся, стараясь заснять в профиль. Сбоку адский разрез выглядел всё таким же ровным, никаких задиров — словно по телу полоснули гигантской бритвой.
Фу, всё, хватит! Убрав от лица фотоаппарат, я опустил взгляд и обратил внимание, что правая пола разрезанной куртки лежит на земле как-то неровно. Что-то еле заметно выступает. Высвободил из-под тела, приподнял край и замер.
На обрезке поясного ремня висела кобура командного состава РККА из светлой кожи для ношения на поясном ремне. Добротно сделанный пистолетный домик чуть выцветшего бежевого цвета с шомполом сбоку и кармашком под запасной магазин. Рядом висел чехол со вторым запасным магазином.
Ух, ты!
Щёлк! В кармане на приём включилась радиостанция.
Твою душу… Конечно, это самый подходящий для радиосвязи момент!
— Никита, приём. Слышишь меня? Ты в канале?
Я вздрогнул, быстро оглянулся и поэтому отреагировал не сразу.
— Бекетов, здесь Гинзберг, приём. Слышишь меня?
— Хорошо тебя слышу, — ответив, я замолчал, уставившись на зажатый в левой руке большой чёрный пистолет ТТ. Тульский Токарев.
— Я стою на самом верху. Докладываю: со своими связался. Всё удачно, вертолёт находится на прииске, так что минут через тридцать моё начальство примчится на вертушке. Участковому они уже сами сообщат. Как понял?
— Понял, — скупо бросил я, будучи не в силах оторвать глаз от знаменитого оружия. Ведь никогда не испытывал особого влечения к короткостволу! А тут прилип, как ребёнок.
— У тебя как?
— Всё тихо, посторонних не замечено, работаю кинорежиссёром документального кино, пожалевшего о контракте. Уже изблевался и изматерился… Давай-ка ты назад, тебе ещё материал с камеры надо снять.
— Никита, а ты можешь сам скинуть? Ультрабук в машине, ничего секретного там нет. Шнур в кейсе. А то ещё не успею…
— Ладно, тогда конец связи.
Я понял. Это один из тех самых неизвестно где подрезанных бичами ТТ, о которых мне рассказывал искуситель Гумоз. Наверняка из одной криминальной партии, тут вам не оружейный супермаркет. И каждый, кто к этим стволам прикасается, становится причастным к криминалу. Правильные послушные мальчики со скрипками так поступать не должны. Я это хорошо понимал, поэтому и боролся с соблазном так долго. Пару минут.
Номера на пистолете и магазине были снесёны чем-то вроде прямошлифовальной машинки дремель. Выщелкнув обойму и патрон из патронника, я понюхал дульный срез. Запах еле уловимый, сегодня из этого ТТ точно не стреляли.
— Хрен там вы угадали, назгулы! — противозаконное решение я принял неожиданно легко и просто.
Наверное, подсознательно мне очень хотелось ответить положительно на заманчивое предложение идейного бича. Тогда сдержался. А теперь… Нет уж, здесь у вас чёрт знает что творится: какие-то отмороженные бандиты, охотники за золотишком, саблезубые тигры с остро заточенными секирами, бешеные казаки с шашками, зловещие живорезы… В то же время, как я вижу, каждый бичуган посёлка имеет пистолет!
Но более всего меня настораживала какая-то общая неясность происходящего. Кирпичики никак не складывались. А непонятное всегда пугает человека больше всего. Хочется защититься.
— ТТ не отдам, — закрепил я своё противоправное решение.
Значит, надо поторапливаться. Сняв кобуру, я аккуратнейшим образом вправил кусок ремня обратно и, протерев на всякий случай опасные места от возможных отпечатков, вернул куртку в исходное положение.
Вот-вот на склоне появится «лендкрузер» Гинзберга. А он мог заметить кобуру? Нет, не мог, в этом я был уверен. Николай не стал бы заправлять край кожаной полы на место — ему-то зачем это делать? Сразу изъял бы, показав ствол мне, какой смысл утаивать?
«А такой же, как у тебя!» — мелькнула мысль.
— Тогда он тем более не оставил бы на месте, — вслух возразил я себе.
Выпрямившись, метнулся к «Монстру», надёжно спрятав трофей в одном из тайничков, после чего уже неспешно, старательно приводя себя в равновесие, занялся копированием файлов.
«Еврокоптер» приземлился на дорогу через десять минут после приезда Николая, а еще через полчаса на место происшествия прибыл для разбирательств хмурый, как туча, Сидор Поликарпович. Было видно, насколько капитан недоволен ситуацией вообще и поведением безопасников прииска в частности. Вместе с тем старый служака понимал, что требовать от золотоискателей соблюдения законопослушного алгоритма бесполезно. В этих краях местечковые понятия ничуть не менее строги, чем государственные уложения.
Чтобы скрыть волнение, я отошёл в сторону и прислонился к кузову своей машины, внимательно наблюдая за началом разбирательств. Момент, когда все подошли к порезанному секирой бандиту, отозвался во мне повышенным сердцебиением. Однако ничего страшного не произошло, пропажи пистолета никто не заметил. К счастью, меня особенно-то и не опрашивали, справедливо расценив, как обычного свидетеля второй волны, своими глазами ничего не видевшего, в момент происшествии здесь не присутствующего, а значит, существенными данными не располагающего. За съёмки, правда, похвалили, объявив, что «у писателя есть определённые оперативные задатки».
Уже всего через час я, быстро попрощавшись с мужиками, выдвинулся к месту назначения, медленно набирая скорость и размышляя, какой же всё-таки молодец мой старый друг Серёга Кузнецов, поддержавший идею о приобретении именно «патриота». А не престижного чёрного «Лендкрузера-200», по которым в тайге, как выясняется, открывают беглый огонь все, кому не лень. Ведь нападавшие вполне могли принять меня не за того, кем я, писатель-почвенник, являюсь на самом деле.
Тихим мирным человеком с пистолетом.
Глава пятая
В зимовье полтора месяца спустя
Федор, огромный сибирский кот с умопомрачительными усами и хвостом трубой, всегда точно чувствует момент, когда я действительно собираюсь вставать с постели. За секунду до того, как пуховое одеяло будет со злой решимостью отброшено к окну, он спрыгивает на грубый дощатый пол и начинает громко орать противным голосом, требуя внимания с непременным разговором, ласки и вискаса с ресторанной подачей.
Вообще-то, этот наглец вполне самостоятелен и в дни моего отсутствия успешно добывает себе пропитание охотой на мышей вблизи избы или на птичек в лиственной зелёнке. Однако в период совместного проживания он шикует — лакомится вискасом из банок, причем с чередованием сортов. Кошачий корм в таёжном поселке, естественно, никто не покупает, и мне приходится заказывать его отдельно и в приличных объёмах.
— Что у нас интересного по телевизору, брат шерстяной? — без особых надежд на новости спросил я, глянув в окно.
— Мр-рак! — тут же посетовал Федя.
— Ясно, опять фильм о тайге, да… — хмыкнул я, засовывая ноги в толстые и тёплые войлочные тапочки.
Есть несколько важных обстоятельств, которые в сложившемся укладе нравятся мне больше всего, и эти классные тапки входят в перечень. Широкая металлическая кровать с панцирной сеткой, сделанная, судя по всему, ещё в шестидесятых годах прошлого века, тоже в списке. Сетка до сих пор целая, хоть прыгай на ней по-детски, но мы с котом её бережём.
Перечень ништяков дополняет огромная русская печь, которую я почему-то до сих немного побаиваюсь, настолько она самодостаточна в своём величии. Даже в самые сильные февральские морозы прошедшей зимы я не почивал на горячей каменной лежанке, а вот кота с неё было не выгнать. В печи имеется многочисленные полочки и ниши для хранения посуды и различной утвари, до сих пор полностью не заполненные. Хотя парочка классических чугунных горшков всё же куплена. Редко я её затапливаю, это случается при выпечке хлебобулочных изделий, и сразу скажу — ремесло пекаря оказалось не самым простым делом. В тёплые дни частенько предпочитаю готовить на уличной жаровне, много ли холостяку нужно? Использую и мультитопливную горелку.
— Кофе хоть сварил? — я скосил глаза на приятеля, ложкой вываливая в большую миску «подушечки с гусиной печенью и сливочным вкусом». Хорошо бы производителям кошачьего корма называть свою продукцию как-то поскромней, что ли. А то этот усатый, видите ли, жрёт «кусочки телятины в белом соусе», — мне же приходится рубать тривиальную гречу с консервированными сосисками.
— Ну и шуточки у тебя, Никитос! — сказали добрые кошачьи глаза.
Что же, тогда возьмём большой зелёный термос, напиток там ещё горяч, самой правильной для прохладного утра температуры. А на улице не жарко, солнца нет. И это очень хорошо, не люблю жару.
В этом капитальном доме из толстенных сосновых стволов, рубленых в лапу, есть очень просторные сени и три комнаты: огромная горница-светлица, которую я по-городскому упрямо называю залом, и два помещения поменьше. Их я не использую в качестве жилых, предпочитая обитать здесь, в зале, где всё красиво и в любой день уютно. В одной из комнат устроил чистую кладовую. Вторая меблирована, там имеется высокий платяной шкаф и письменный стол у окна, два мягких стула и диван-кровать. Сам не знаю, зачем мне эта комната нужна в таком виде, неужели подсознательно жду гостей, которые могут остановиться на ночь? Странно. Не жду.
Спутниковой антенны у меня нет, как и телевизора. Есть хороший рабочий ноутбук, на котором я набиваю тексты. Изредка оживает радиостанция на столе, с помощью которой можно поймать на средних частотах что-нибудь китайское, передатчик посёлка здесь не ловится. Для электрической повседневности обычно хватает двух солнечных панелей на крыше, бензиновый генератор работой не перегружен.
Окна дома выходят на три стороны света. То, что врезано в торцовую стену сруба, глядит на юг и реку Таймуру. Окно нависает над крутым скальным обрывом, и подобраться к нему в принципе невозможно, ни сбоку, ни снизу. Именно поэтому я никогда не закрываю его тяжёлыми ставням, которые здесь анкерами притягиваются сквозь стену. Вернувшись полтора месяца назад из Каменных Крестов, я обнаружил, что стекла именно этого окошка, как и ожидалось, вынесло к чертям собачьи взрывной волной. Кот, встретив меня возмущенными воплями, потом долго ходил рядом, весьма эмоционально выкладывал свидетельства о чрезвычайном происшествии, рассказывая, чего он тут, несчастный, натерпелся без хозяина. Усатый постоянно ворчал и показывал толстой лапой на крупные треугольные осколки стекла, густо усеявшие пол.
Большие сени, которые я не менее упрямо называю прихожей, имеют два выхода. Главный из них ведет на большое крыльцо под козырьком. Если в тайге может быть парадное, то это оно.
Вторая дверь выходит на закрытый двор хозяйства северного типа, замечательная это вещь, скажу я вам! Зимой в просторном крытом дворе можно жить и делать многие дела, не выходя на улицу в сильные морозы или в пургу. Здесь, перед двустворчатыми распашными воротами стоит «Монстр», а за ним организовано нечто вроде мастерской: верстак, стеллажи, утварь, бензогенератор… Вдоль длинной стены двора радует глаз большущая дровянка с запасом сухих поленьев. Отсюда можно попасть в небольшой амбар напротив, также забранный под единую крышу, и где в помещении с отдельными воротами до ноября спит мой снегоход «Yamaha Viking 540», настоящая легенда среди охотников. Транспорт надежный и проходимый, как танк Т-34, прёт даже с прицепом массой до полутонны, а без него вообще летит. Двигатель обеспечивает высокий момент уже на низких оборотах, вместе с тем экономичен. Снегоход хорошо тянет по глубокому или рыхлому снегу. Кстати, подвесной мотор на лодке у меня тоже ямаховский.
Со двора можно спуститься в ледник — что вроде погреба, устроенного в скальной впадине, заполненной льдом, который для теплоизоляции укрыт опилками и сеном. Там у меня продукты. У кота для проникновения в дом есть свои ходы.
Ружьё классически висит на стене. На грубом кованом гвозде. Спустя одну зимовку и два летних месяца я понял, что с выбором оружия несколько погорячился. Дриллинг, то есть «тройник», изначально разрабатывался как универсальное оружие пеших прогулок сытых помещиков по своим угодьям, когда не знаешь, кого встретишь через минуту — оленя или глухаря. Это элитное оружие, требующее соответствующих условий, практики применения и адекватного ухода. Реалии таковы, что тройник в России служит больше маркером социального статуса и материального благополучия, чем идеальным, для определённых условий, охотничьим оружием. Однако таёжные охоты, целевые или попутные, требуют специализированного ствола — это факт.
Универсальность всегда требует жертв. «Зауэр» действительно тяжеловат. Я даже пробовал охотиться с ним без оптики, благо на нём стоит подъёмный целик на сотню метров для нарезного ствола. Он подпружинен и фиксируется в поднятом положении лишь при взведённом курке нижнего нарезного. Вот только выяснилось, что нарезной ствол, в общем-то, мне пока что не пригодился. Лоси и медведи могут спать спокойно. В погребе лежат набитые по весне гуси, есть и глухари, а зайца не ем в принципе, лишь изредка подстреливая ушастых для полноценности кошачьего питания. Гораздо чаще занимаюсь рыбалкой, нежели охотой, а брать такой ствол в лодку не совсем сподручно. А если случайно утопишь? Жить совсем без ружья?
Сейчас бы я без ценных дружеских советов приобрёл два отдельных ствола: какой-нибудь итальянский полуавтомат двенадцатого калибра и калашоид в калибре 7,62х39. Один кинул в лодку на выходе, второй остался дома. В зависимости от целей поездки.
Вычищенный пистолет со стёртыми отпечатками надёжно припрятан в тайнике крытого двора. Будто я и не знаю, кто его там спрятал… «Токарев» — оружие хорошо известное, обросшее множеством легенд. Бешеная популярность пистолета в криминальных кругах лихих девяностых объяснялась массовостью его производства, наклепали почти два миллиона единиц, и множество стволов попросту не внесли в пулегильзотеку. Оперативники тратили массу времени, пытаясь понять, откуда именно появлялся тот или иной ствол, но в большинстве случаев попытки выяснить историю каждого отдельно взятого пистолета оказывались безрезультатными. Те времена стали рекордными по количеству бесхозных «токаревых». А эхо доносится по сей день.
Пистолет плоский и довольно компактный, что удобно при скрытом ношении. Ствол обеспечивает неплохую точность стрельбы, у оружия короткий лёгкий спуск. У этого пистолета нет предохранителя, как отдельной детали, то есть на предохранитель ТТ можно было поставить только посредством курка, поставив его на предохранительный взвод, не доводя до боевого. Такая система обеспечивает безопасность в случае падения или случайного удара по курку. Однако владельцы частенько предохранительный взвод игнорировали, от чего происходило множество несчастных случаев. Я решил, что во время эксплуатации пистолета патрон в патроннике лучше не держать.
ТТ нужно было опробовать, пострелял. Конечно, хорошо бы поработать в несколько серий, суммарно патронов так на сто, однако, имея всего три полных магазина и, соответственно, двадцать четыре патрона, в стрелковой практике я был сильно ограничен. Сжёг по мишени пять маслят и на этом успокоился, рассчитывая позже пополнить боеприпас через Гумоза.
Теперь немного о том, что такое зимовье Глухари и при каких обстоятельствах оно мне досталось. Многих людей манит романтика таёжных избушек, стоящих в удалении от больших городов, соблазнительный вид заснеженного домика, выглядывающего из стены сосен или могучих кедров, да с горами или озером на заднем плане. Тусклый огонёк керосинки на подоконнике магически действует на многих, как тёплый и уютный образ простой и счастливой жизни в спокойном уединении. Пусть и ненадолго, а всего на пару деньков, но всем рано или поздно захочется пожить в такой избе.
Большинство заядлых таёжных отшельников живут среди ягельных лайд и болотин не потому, что там им нравится абсолютно всё, просто они не нашли себя в городе. Комплексы и серьёзные проблемы, неурядицы и собственный характер, неспособность коммутировать с миром приводят к уходу в глушь, что многим ошибочно покажется актом чистой романтики. Это не так, здесь очень важна усталость от общества потребления. В тайге зуд потребительства утилизируется рыбалкой или охотой, человек как бы делом занят. Что же касается людей творческих… Даже талантливые поэты и художники, декларативно уезжающие якобы для просушки мозгов морозить сопли в таёжную глубинку, просто-напросто не имеют в этот период сил и способов приспособиться к полноценной общественной жизни. А все разговоры о сверхплодотворном творчестве в глуши — лукавство и самообман. Скажите, много ли великих произведений создано в скиту? И мне обманываться не стоит, рассчитывая, что вернусь в мир с нетленкой. Не в ней дело, а во мне самом.
