Роман Глушков «Эксперт по уничтожению»

Фойе мнимых рыботорговцев «Дюпон и Делакруа» было оформлено с таким расчетом, чтобы любой зашедший к ним покупатель ничего не заподозрил. Сонный клерк дремал за стойкой, по стенам были развешаны рекламные проспекты, цены на рыбу, курсы валют и прочая деловая информация, по углам в кадушках росли небольшие пальмы. Задрав голову к потолку, можно было обнаружить две видеокамеры, свидетельствующие о том, что господа Дюпон и Делакруа — очень ответственные люди, раз так пекутся о собственной безопасности.

— Простите, мсье, но мы закрыты, — при виде Мефодия клерк вышел из дремоты и откинулся на спинку стула — довольно крепкий для простого офисного служащего малый. — Приходите завтра, мы открываемся с восьми.

Мефодий не сомневался, что при «Сумеречной Тени» действительно функционирует небольшая торговая фирмочка. Такая же, как при смотрительско исполнительских группах, тоже работающих под прикрытием юридических контор и подобных мелких организаций. Обе враждующих стороны применяли аналогичную тактику, жизненно необходимую на незримых фронтах тайных войн.

— Как мне найти мсье Дюпона? — подойдя к стойке, спросил первое, что пришло ему в голову, Мефодий. — Я его племянник. Сегодня вечером я прибыл из Лондона. Дядюшка дал мне этот адрес и давно меня ждет.

— Извините, мсье, но у мсье Шарля Дюпона нет племянников, — вежливо ответил клерк и настороженно приподнялся со стула. Мефодий заметил под пиджаком клерка пистолет. — Видимо, вам нужен какой-то другой мсье Дюпон.

— Да нет же, — настаивал Мефодий. — Мне нужен именно Шарль Дюпон, мой дядюшка и совладелец этой фирмы. Вы не возражаете, если я пройду наверх? Он наверняка меня заждался. — И направился мимо клерка ко входу во внутренние помещения, который, по его расчетам, выпадал из обзора видеокадр, следящих лишь за посетителями в фойе и парадной дверью.

— Одну минуту, мсье! — вскричал клерк, выбегая из-за стойки и бросаясь вслед за Мефодием. — Чтобы пройти наверх, вам необходим пропуск!..

— Нет у меня пропуска, — с сожалением признался Мефодий, но клерк его не слышал, поскольку уже лежал без сознания у ног исполнителя. Удар акселерата разил не хуже бейсбольной биты, только без черепно-мозговых травм.

Нигде не заголосила тревожная сигнализация, и Мефодий счел это хорошим знаком — лишняя минута форы в его положении была подобна козырю для проигрывающего картежника.

Дверь во внутренние помещения — солидная, из мореного дуба — оказалась лишь ширмой. Сразу за ней узкий коридор перекрывала другая: металлическая, вся в заклепках и даже без намеков на замочную скважину или «глазок». Возле нее висел сканер не то для отпечатков пальцев, не то для сетчатки глаза; для чего именно, Мефодий выяснять не стал, потому что пользоваться сканером не собирался. Выпустив слэйеры, он по рукояти вонзил их в стальную поверхность двери, после чего за считаные секунды прорезал в металле вторую дверь. Для ее открытия уже не требовалось никаких премудростей, а нужен был лишь хороший пинок…

Большой квадрат толстой стали с грохотом влетел внутрь открывшегося Мефодию второго фойе, теперь уже настоящего, принадлежащего той организации, что на самом деле обитала в этом здании: пульты охранных систем, вдоль стен сплошные мониторы, электрощиты и стеллажи с оружием. Вошедший сюда обязан был пройти мимо поста по стеклянному коридору под пристальными взорами охранников. Заканчивался коридор так же, как начинался, — неприступной стальной дверью, которая открывалась с пульта охраны.

Ввязываться в бой раньше времени Мефодий не собирался — такая тактика довела бы его до могилы, а не до намеченной цели. Акселерат исходил из принципа «самый короткий путь к победе — прямой»; победой же для исполнителя являлось вызволение несчастного аспиранта, а не пополнение юпитерианских некрологов. А чтобы вызволить Жака, его требовалось сначала отыскать, причем отыскать как можно быстрее, не отвлекаясь на лишние потасовки.

Оглушительный лязг ударил по ушам охранникам фильтрационного пункта, а потом стремительная тень пронеслась по стеклянному коридору и на мгновение задержалась у второй двери, произведя над ней какие-то манипуляции. Грохот и лязг повторились. Тень исчезла, нырнув в мгновенно вырезанный из стальной двери квадрат, идентичный тому, что уже зиял в первой.

Все произошло за несколько секунд. Охранники переглянулись, а старший смены, державший чашку с кофе, даже успел отхлебнуть глоток, прежде чем сообразил, что испортивший двери призрак ему отнюдь не привиделся. Однако, прежде чем палец охранника дотянулся до красной кнопки и в коридорах «Ля Плейн Омбр» раздался сигнал тревоги, Мефодию удалось прорезать еще одну бронированную перегородку и перепугать охранников второго фильтрационного поста.

«Легко сказать: пойди и найди! — подумал Мефодий, когда уперся в очередную решетку на перекрестке коридоров. — Ни схем, ни указателей. Даже спросить не у кого!.. Ладно, здесь наверняка одни кабинеты. Пойду пошарю в подвалах…»

Под раздавшийся вой сигнализации акселерат вогнал люциферрумовые клинки в бетонный пол под ногами, совершенно не представляя, куда сейчас провалится…

Истеричный визг, раздавшийся за спиной, чуть не перекрыл завывания сигнализации. Отряхнувшись от комков бетона, Мефодйй осмотрелся, пытаясь сориентироваться и обнаружить кричащего.

Туалет, да еще и женский! К счастью, никого, кроме голосящей возле умывальника дамочки, в туалете не было, иначе акселерат не простил бы себе подобной невоспитанности; да, для служащих «Тени» он злодей, но злодей благородный, не какой-нибудь извращенец!

Дамочка — по видимому, секретарша или программистка, но точно не оперативница — от испуга застыла на месте и громко звала на помощь. Понимая, что, поигрывая холодным оружием, перепуганную женщину не утешить, Мефодий первым делом убрал слэйеры в рукава, а затем, стараясь улыбаться как можно миролюбивее, приблизился к дрожащей свидетельнице его эффектного появления.

— Успокойтесь, прекрасная мадемуазель, — промурлыкал Мефодий. — Я не причиню вам никакого вреда! Я хочу лишь узнать, где мне найти Жака Бриоля. Знаете такого?

Вместо ответа дамочка непонятно кому указала на Мефодия пальцем и прокричала:

— Рефлезианец!

Мефодий не стал отрицать очевидный факт — ясное дело рефлезианец, а не Джеймс Бонд! — и с еще большей любезностью произнес:

— Пожалуйста, мадемуазель, не стоит так волноваться! Вспомните: Жак Бриоль, аспирант компьютерщик. Не может быть, чтобы вы его не знали!

Никакого содействия!

Дамочка продолжала верещать и верещала бы, наверное, даже если бы рефлезианец упал перед ней на колени и рассыпался в комплиментах. Проверять, так это или нет, Мефодий не стал, вместо этого он шагнул к дамочке, грубо зажал ей рот и, успокаивая свою совесть тем, что так надо ради Человечества, выпустил из рукава слэйер.

— Тысяча извинений, мадемуазель, — проговорил он, стараясь не смотреть в расширенные от страха глаза женщины. — Ужасно тороплюсь, поэтому в последний раз спрашиваю: где Жак Бриоль?

А дабы немного поторопить дамочку с ответом, махнул слэйером и рассек надвое фарфоровую раковину.

Демонстрация рефлезианской агрессивности подействовала на мадемуазель куда эффективнее, чем увещевания. Догадавшись, что дамочка хочет что-то сказать, Мефодий освободил ей рот и с поощрительной улыбкой кивнул.

— Я не знаю того, кого вы ищете! — запинаясь от волнения, призналась она. — Он здесь не работает.

Похоже, заложница не лгала.

— По видимому, он — арестованный, — уточнил Мефодий. — Где вы держите арестованных?

— Не знаю. Я работаю в офисе на этом уровне…

— Ну хорошо, верю. А что на других уровнях?

За стенами туалета надрывалась сигнализация, и время, отпущенное акселерату на выполнение задания, уходило.

— Ниже — научный отдел, — всхлипнула дамочка. — А уровень «Ц» закрыт, и мне запрещено там появляться… Прошу вас, не убивайте меня!

Это было уже хоть что-то. Значит, путь Мефодия лежал глубже под землю. Не иначе как прямо в ад…

— Премного благодарен! — снова стал джентльменом рефлезианец. — А убивать вас я не собираюсь, как вы могли такое обо мне подумать! Знаете, вам надо больше доверять людям.

Однако, судя по катившимся из глаз девушки слезам, доверять Мефодию она все равно отказывалась. Тем более что, по ее понятиям, рефлезианцы к людям не относились.

За дверью послышался топот — очевидно, истошные вопли из женского туалета не остались без внимания. Исполнитель отломал от разбитой раковины кусок трубы и просунул его под дверную ручку, перекрыв вход в туалет. Затем грубо ухватил девушку за плечо и оттащил ее в безопасный угол.

— Стойте здесь и не отходите! — распорядился он. — А то будут выламывать дверь и зашибут ненароком…

И снова вонзил слэйеры в пол, направляясь на уровень «Б» и теша себя надеждой, что на этот раз угодит в более приличное место.

Помещение, куда угодил Мефодий, туалетом и впрямь не оказалось, но после того, как исполнитель осмотрелся, он решил, что лучше бы снова угодил в туалет.

Открывшаяся ему картина вызывала ощущения, омерзительные до рвоты: в больших круглых аквариумах, наполненных полупрозрачным желтым раствором, покачивались распухшие человеческие тела с глазами навыкате и подведенными ко рту шлангами. Зрелище оказалось настолько неожиданным, что на секунду Мефодий замешкался.

Одетая в белое фигура промелькнула между аквариумами, пытаясь скользнуть к выходу. Первым прыжком Мефодий перелетел через ряд аквариумов, вторым — через голову беглеца, после чего преградил ему путь.

Перед исполнителем замер на подкосившихся ногах испуганный человечек в медицинском халате, очевидно, местный научный сотрудник. Угрозы акселерату этот жалкий субъект не представлял никакой.

— Умоляю, не убивайте, у меня трое маленьких детей! — залепетал человечек, попятившись назад. — Клянусь, я не делал вашим друзьям ничего плохого! Я простой лаборант, я слежу за их состоянием, и только! Это все миротворцы, это они придумали!..

Только теперь Мефодий понял, где очутился и о чем толкует лаборант. За стеклами аквариумов, погруженные в желтую жидкость, находились его собратья по оружию, которых смотритель Пенелопа уже давно считала мертвыми. Однако попавшие в застенки «Сумеречной Тени» исполнители были живы. Мефодий видел это по их осмысленным взглядам и выдыхаемым пузырькам воздуха. Что за опыты проводились над ними, не хотелось даже думать.

— Живо всех на свободу! — зарычал разъяренный Мефодий. — А иначе…

Слэйер красноречиво замер в сантиметре от носа съежившегося лаборанта.

— Но они… ваши друзья… они уже… — проскулил тот.

— Что «уже»?! — грозно навис над научным сотрудником Мефодий.

— Они не могут ходить… Они не могут даже пошевелиться… Они парализованы!

Лаборант был прав: находись исполнители в нормальном состоянии, они бы сумели о себе позаботиться. И заперли их в аквариумах именно по этой причине, ограждая от самоубийства и обращая в обездвиженных подопытных животных.

— Их состояние обратимо? — поинтересовался Мефодий, не сводя глаз с отекших от постоянного пребывания в жидкости тел исполнителей.

— К сожалению, нет… — ответил ученый и еще больше съежился, ожидая после такого ответа сурового и закономерного наказания. — Их нервная система подверглась разрушительному воздействию… Поверьте, я… я…

— И вы еще смеете называть нас, рефлезианцев, кровожадными?! — вконец рассвирепел Мефодий, на мгновение даже забыв, зачем вообще пожаловал в офис «Тени».

Оставлять исполнителей здесь в надежде, что когда-нибудь их освободят и, вылечат, было неразумно. Пока исполнительский мозг являлся для юпитерианцев заблокированным, но где гарантии, что, имея под рукой экспериментальный материал, они не раскроют его тайны? Шла война с превосходящим по силам противником — это понимали и Мефодий, и те, кто попал в стеклянную тюрьму миротворцев…

Дальнейший поступок Мефодия являлся необходимостью, и, что бы там ни кричала совесть акселерата, он совершил его без колебаний. Вернее, почти без колебаний. Но колебания исполнителя продлились ровно столько, сколько слэйеры его пребывали в замахе…

Разбитый компрессор, отвечающий за подачу пленникам воздуха, заискрил и разлетелся на части. Обрубки дыхательных шлангов упали на пол подобно щупальцам мертвого спрута. Пытавшийся остановить Мефодия лаборант кричал что-то о грозном начальстве и о своих детях, но акселерат отшвырнул его к стене как игрушечного.

Ничего не изменилось. Только прекратили подниматься вверх змейки пузырьков изо ртов исполнителей, да глаза их подернулись пеленой, сквозь которую уже не пробивалось ни единого проблеска сознания. Неизвестно, благодарили они Мефодия в последние мгновения жизни или проклинали; самое главное — исполнители были мертвы, а воскрешать мертвых не умели даже могущественные небожители.

Проклиная себя за столь циничные мысли, акселерат расколотил напоследок аквариумы и по щиколотку залил мерзкой жижей пол этой псевдонаучной лаборатории. Мертвые тела исполнителей опустились на дно и остались лежать на битом стекле. Мефодий сомневался, что пережившие столько мучений товарищи будут погребены по человеческим обычаям, но помочь в этом, разумеется, ничем уже не мог…

Больше Мефодию делать здесь было нечего. Между ним и секретным уровнем «Ц» оставалась всего одна бетонная преграда. Орудуя слэйерами быстрее отбойных молотков, акселерат двинулся дальше. Теперь он опасался не только гибели. Гибель — ерунда в сравнении с заточением в «пробирку рефлезианцев», хуже которого могло быть лишь замуровывание заживо.

Впрочем, намного ли хуже?..

На этот раз никаких неожиданностей не возникло — обычный кабинет для занятий: столы, на каждом — компьютер, невысокая кафедра, грифельная доска, в углу — видеопроектор. Мефодий вместе с обломками потолка рухнул на кафедру и, зная, что может быть немедленно атакован кишмя кишащими здесь Сатирами, приготовился к яростному отпору.

В кабинете находилось лишь двое, но эти двое на Сатиров не походили. Не принадлежали они также к обслуге или научному персоналу. Рослые, крепкие, с пистолетами в руках, они стояли в изготовке для стрельбы на пороге кабинета; очевидно, перед этим пробегали по коридору и расслышали грохот проломленного потолка.

Пистолетные выстрелы захлопали один за другим. Оперативники «Тени» прекрасно владели техникой скоростной стрельбы, что наглядно Мефодию продемонстрировали. Акселерат очутился в тесном помещении со множеством летящих в него пуль, но, поскольку адреналином он был накачан заранее, поставленная задачка на выживание оказалась несложной.

Мефодию не составило проблемы следить за двумя пистолетными стволами одновременно, прогнозировать их движение и уклоняться, опережая каждый выстрел на долю секунды. Для стрелявших рефлезианец исполнял замысловатый танец — что-то похожее на шаманскую пляску, только в таком безумном темпе, которого не достигал еще ни один шаман даже после поедания двойной порции мухоморов. Пули оперативников изрешетили противоположную стену, разнесли несколько компьютеров, но цель не поразили.

Давать оперативникам время сменить магазины и продолжить упражнение в меткости было для акселерата непозволительной роскошью. Мефодий схватил подвернувшийся под руку монитор и метнул его в ближайшего стрелка. Тяжелый монитор угодил тому в живот и вынес в коридор. В это время второй оперативник извлек магазин, но вставить новую не успел — акселерат в мгновение ока очутился рядом и вырвал пистолет из его рук, едва не сломав стрелку пальцы.

Мефодий хотел оглушить оперативника, но в последний момент сдержал удар и дал ему затрещину. Правда, от той затрещины оперативник все равно сокрушил в падении стол и, если бы не остановившая его ступенька кафедры, причинил бы еще немало разрушений.

— Подполковник?! — недоуменно воскликнул Мефодий, глядя на выбирающегося из-под обломков стола оперативника. — Подполковник Мотыльков, это вы?

— Полковник! — автоматически поправил Мефодия Мотыльков. — Откуда ты, гад, меня знаешь?.. Да ты!.. Вот ни хрена себе мать твою!..

Несколько последующих выражений, понятных даже коренному французу, Мотыльков произнес не от боли — упавший со стола монитор отбил ему руку, — а от избытка чувств. Сергей Васильевич тоже узнал заговорившего с ним рефлезианца. Тем паче что вспоминал о нем накануне.

— Эх, не быть вам богатым, товарищ полковник, заметил Мефодий, приближаясь к Мотылькову и грубым толчком снова роняя его на пол.

— Ты, гребаный ублюдок, какого рожна ты тут делаешь?! — прорычал упавший Мотыльков. Попытка поймать старого знакомого в борцовский захват не увенчалась для него успехом. — Я ж на тебя, гада, своими руками наручники надевал!

— О, так, значит, и вы меня не забыли! — удивился Мефодий. — Надо же, как любопытно. Так вот в какой компании вы теперь обитаете!.. — Еще один недружелюбный толчок в спину стремящегося навязать ему борцовский поединок Мотылъкова. — И почему всех староболотинцев так манит эта Франция? Знаете господина Тутуничева? Он ведь тоже грезит о Париже. Или грезил — при его рискованной работе весьма вероятен такой исход…

— Бросай оружие и сдавайся! — прокричал Мотыльков, поскольку ничего, кроме крика, противопоставить рефлезианцу не мог. — Ты окружен! Дальнейшее сопротивление бесполезно!

— Когда-то я от вас подобное уже слышал, — хмыкнул Мефодий, беря со стола и взвешивая в ладони пепельницу — долгая беседа с соотечественником не входила в его планы. — Однако, думаю, мой отказ вас не удивит…

Хрустальная пепельница опустилась Мотылькову на затылок и разлетелась мелкими сверкающими брызгами. Полковник умолк на полуслове и растянулся на полу.

— Вот и поговорили, — вздохнул Мефодий и снова обнажил клинки. Мотыльков и его напарник были наверняка не единственными противниками на уровне «Ц», разве что единственными из людей…

Все дальнейшее закрутилось вокруг Мефодия не то стремительным водоворотом, не то хороводом, а может, и вовсе угодившим в водоворот хороводом. Больше всего походило именно на последнее, потому что противники — как люди, так и Сатиры — мельтешили перед глазами акселерата будто гонимые бурными потоками воды.

На самом деле это не противники, а Мефодий носился как угорелый. Он атаковал и уклонялся, подставлял врага под удары своих и уворачивался от пуль, даже не задумываясь, в кого эти пули попадают — кутерьма образовалась нешуточная, и попасть под выстрелы друг друга оперативники могли легко. Впрочем, исполнителя подобные неприятности волновали мало: его слэйеры землекопов не касались (касались только ботинки и иногда кулаки), а то, что среди оперативников попадались кретины, стреляющие наобум, было их проблемой. Заботиться о том, чтобы местные землекопы не перебили друг друга? Увольте!.. Точнее, снова разжалуйте в новобранцы!

Секретный уровень «Ц» являл собой нечто среднее между тюрьмой и подводной лодкой: коридоры поделены на сектора глухими переборками, вскрыть которые, не имея в руках универсальной отмычки — слэйера, можно было лишь хорошим зарядом взрывчатки. Идеальное место не только для того, чтобы кого-то спрятать, но и для ведения обороны. Ни выступов, ни укрытий. Никакой спецназ не прорвется по простреливаемым через бойницы в переборках коридорам, а если прорвется, то лишь ценой огромных потерь.

Знай Мефодий свою конечную цель, ему было бы легче. Но приходилось блуждать вслепую, кромсая стальные переборки и время от времени отвлекаясь, чтобы разобраться с очередной группой охраны.

Не поймав налетчика ни наверху, ни в туалете, ни в разгромленной лаборатории, охранники, а также оставшиеся на ночное дежурство оперативники устремились на уровень «Ц», благо вычислить маршрут рефлезианца по оставленным в полу дырам было несложно. Из-за переборок коридоры секретного уровня не отличались простором, поэтому вспыхивавшие в них скоротечные потасовки происходили на коротких дистанциях и с утроенной яростью.

Хитрые Сатиры быстро почуяли в Мефодии грозного противника, особенно после того, как он с наскока зарубил сразу двух юпитерианцев. Техника владения слэйерами у акселерата была уникальной. Это были уже не отдельные рубящие или колющие удары, это были каскады, идущие подряд лавины из ударов, что ограждали исполнителя сплошной защитной стеной люциферрума. Вращающий слэйерами Мефодий иногда даже умудрялся сбивать на лету пули. Потеряв двух собратьев, рассеченных на мелкие кусочки, Сатиры тут же прекратили атаковать врага в одиночку и стали благоразумно пускать впереди себя людей, расчленение которых рефлезианец отвергал категорически.

Мефодий не останавливался ни на секунду, поскольку понимал: одна маленькая задержка, и ему конец. Как и тогда, при штурме хребта в Гренландии, время опять замедлило свой ход, словно река перед запрудой. Коридоры уровня «Ц» превратились в круглые вытянутые тоннели, в которых плавно двигались смазанные силуэты: неторопливые — люди и быстрые — Сатиры. Пули пронизывали пространство медленно, будто тонули в воде, однако задерживаться у них на пути было крайне опасно — медленными они казались лишь акселерату. Единственное, что наблюдал в реальном времени Мефодий, были его собственные конечности, бьющие по нерасторопным целям и беспощадно рубящие слэйерами…

Мефодий прокладывал себе путь подобно тому, к латиноамериканский крестьянин прорубает тропинку в сельве: работу требовалось во что бы и стало довести до конца, иначе масса усилий окажется затраченной впустую. В последнем коридоре двое оставшихся на ногах юпитерианцев дрогнули и пустились наутек, но после лаборатории с аквариумами великодушие оставило рефлезианца, и даровать пощаду он не собирался никому…

Мефодий боялся в пылу потасовки пропустить дверь, которая окажется нужной, но, как выяснилось миновать ее было невозможно при всем желании. Едва под напором слэиеров рухнула очередная переборка, как акселерат понял, что поиски можно прекратить — он добрался до цели.

Трое юпитерианцев, которым было явно запрещено отступать от камеры пленника, загородили собой дверь, будто предупреждали: только через наши трупы.

Мефодия их условие вполне устроило.

Сразу же бросилось в глаза, чем вооружены Сатиры. Каждый из них сжимал в руке саблю — нечто вроде слэйеров акселерата, которые, в свою очередь, были точной копией гусарских палашей; почему-то именно палаши нравились Мефодию больше всего. Единственное отличие — сабли Сатиров были столь неправдоподобной формы, до какой земные кузнецы оружейники, ценившие в оружии практичность и скупую красоту, никогда бы не додумались. Замысловатые изгибы юпитерианских клинков просто смешили — ну о каком удобстве фехтования этими стальными монстрами могла идти речь? Складывалось впечатление, что к оснащению Сатиров подключили художников-оформителей голливудских киносказок.

Однако сомнения относительно боеспособности юпитерианского оружия улетучились, как только Мефодий определил, из какого материала оно выковано. Прав оказался смотритель Сатана. Он давно говорил о том, что, получив трофейные слэйеры, оружейник юпитерианцев, сын покойного Хозяина Сагадей, быстро разгадает секретную технологию смотрителей.

Кривые сабли Сатиров действительно были из люциферрума. Пусть не такого благородного, как сатанинский, более блеклого и, по всей видимости, не «живого» (не мог настоящий слэйер, сосуществующий с живой тканью, быть столь холодным на вид), но все-таки люциферрума.

Вероятно, сабли носили лишь лучшие из лучших Сатиров. Мефодий понятия не имел о профессионализме вышедших с ним на бой фехтовальщиков, но то, что их было трое, не позволяло относиться к врагу с легкомыслием. И перед тем как начать выяснение, чьи же слэйеры крепче, акселерат до подбородка застегнул замок на куртке, в материал которой были вплетены люциферрумовые волокна — один из последних подарков смотрителя Сатаны исполнителям.

Пронзительный клич Сатиров пронесся по лишенным переборок коридорам уровня «Ц», отражаясь от бетона вибрирующим эхом. Мефодий не обратил на это ни малейшего внимания, так как был занят дополнительной адреналиновой подкачкой, превращавшей его кровь в настоящий электролит, что заставил бы поперхнуться самого графа Дракулу.

Три сабли небожителей завращались и образовали сверкающие круги, угрожая измельчить наглого рефлезианца в фарш. В ответ Мефодий раскрутил слэйеры и противопоставил клинкам Сатиров две защитные полусферы — прием, доступный лишь быстрому акселерату. Сабли врага отскочили от полусфер, после чего исполнитель обратил полусферы в одну — плотную сферу и бросился на противников.

Теперь защищаться пришлось Сатирам. Звон слэйеров и сабель слился в непрерывный. Искры при этом не высекались — прочный люциферрум не крошился — но нечто похожее на электрические разряды изредка пробегало от клинка к клинку. Два вида оружия, рожденного на Земле и в Космосе, реагировали на столкновение друг с другом не менее агрессивно чем его владельцы.

Мефодиева куртка кольчуга, подаренная Сатаной, оказалась весьма своевременным приобретением. Сабли небожителей рассекали джинсовую ткань камуфляж, но пробить защитную люциферрумовую подкладку не могли. Чего остерегался Мефодий, так это подставлять под удары ноги и голову, которые защитить было нечем. Люциферрумовые кепки и брюки существовали пока лишь в планах Сатаны; на данный момент исполнители только только сменили прикрепляемые к запястьям слэйеры на встроенные в одежду — веяние сурового времени повальных обысков.

Отрубленная рука юпитерианца с зажатой в ней саблей отлетела к стене и не успела упасть на пол, как вслед ей пушечным ядром устремилась срубленная с плеч голова Сатира. Акселерат рассвирепел не на шутку.

В три клинка Сатиры еще умудрялись с грехом пополам атаковать, в два им приходилось заботиться в основном о защите. В битве возник своеобразный паритет — два слэйера против двух сабель. Мефодию стало полегче дышать, однако не настолько, чтобы делать это полной грудью.

Стены, потолок и остатки переборок на месте жестокой рубки были посечены как после разрыва осколочной гранаты. Крошки бетона разлетались от шальных ударов дерущихся подобно шрапнели, пыль повисла в коридоре непроглядной завесой. Грохот и звон металла были слышны, наверное, даже на спящих улочках Старой Ниццы, жители которой и не догадывались, что где-то под землей идет сейчас смертельная битва между миротворцами и рефлезианцами.

Две «непримиримые расы» продолжали вести друг с другом беспощадную войну.