Виктор Глебов, Николай Романов «Месиво»

Старая слюнявая мразь, что ты пялишься? Меня трясёт от твоих жёлтых больных глаз. Я чувствую вонь твоего мокрого языка, я чувствую вкус твоих соплей и засохшего пота, я чувствую немощь твоих грязных ног. Ты сплошная невыносимая мерзость. Ты полуживой трухлявый улей. Ты знаешь, что я о тебе думаю, и всё равно пялишься на меня.

Старуха вцепилась узловатыми пальцами в редкие доски забора, словно мумия Анки в гашетку ржавого пулемёта, и продолжала что-то дребезжать.

Эта сука живёт через две трассы от моего участка. Она выползает из своей засратой хибары, в которую не сунется даже конченый вафлёр, кое-как добирается до калитки и лезет с расспросами к прохожим.

Мразь, я не для того перебрался в вашу вонючую деревню, чтобы слушать твои бредни, чтобы видеть твои грязные ногти. Ненавижу. Ненавижу тебя. Всех вас ненавижу.

Чего ради я, как дебил, остановился на полпути к дому и слушаю эту долбаную тортилу?

Сука, погода ей не та. Сука, дорогу ей размыло. Сука, антенна не ловит. Сука, сука, сука.

Я стоял и слушал. Шею сводило от её блеяния.

Сдохла бы ты прямо сейчас.

Я переложил тряпичную сумку из одной руки в другую.

Полупрозрачная сопля просочилась сквозь мокрое дно и дотянулась до моего грязного кроссовка. Лимфа с кровью, наверное. Ну, или что там из отрезанной башки может течь. Их там в сумке целых две. Последние слюни, или ещё какая херня.

Солнце жарило, будто мартен. Лето - любимое время кретинов.

Старуха заткнулась, я воспользовался моментом.

- И вам не хворать, - сказал и развернулся.

Старая блевотина продолжала что-то пердеть у меня за спиной. Чтоб ты обрыгалась до смерти.

До участка дошёл без лишних встреч. Головы бились по ноге, и сумка намочила брюки. Влага расползлась по светлой льняной штанине. Ещё полчаса ходу и можно будет подумать, что я обоссался, лёжа на боку.

Вообще-то, я материал в сумке не таскаю. И живьём тоже в дом не вожу. Надеюсь, понятно почему. Очень проблематично разделывать человека в одном месте, а потом таскать в другое. Спалиться можно за милую душу - собака учует, или случайность какая. Без транспорта – вообще беда. Неудобно. Части тел у людей очень тяжелые, тем более свежие. Я себе работу не усложняю. По кускам закидаю в багажник и подвезу через задние ворота. Жаль, всё жидкое из них при этом вытекает. Но я достаточно нацедил впрок, переживу.

Сегодня двое удачно подвернулись. Не хотел сначала их брать. Молодые, но рожи пропитые и прокуренные. Наверно, вымывать хорошенько придётся. Зато теперь - полный боекомплект. И без них бы завтра выехал, но тут прям удача. Грех было оставлять.

Вокруг моего участка разносился лёгкий гул. Соседей бесит, но что поделать? Пусть терпят. Мне их тошнотные рожи тоже в болт не впились. Не ради себя же я, в конце концов, всё это делаю.

Стальная калитка щёлкнула и пропустила меня на бетонную дорожку. Я обошёл дом, отмахиваясь от мух, жирных, как прыщи на стероидном культуристе. К дому примыкал сарай. Он был плотно закрыт, но гул изнутри всё равно раздавался. Ещё бы, там херачило сразу четыре кондиционера. И вентиляторов - штук пять-шесть. Запах никуда не денется, но температура - что надо.

Сумка с головами отправилась в эмалированное ведро с деревянной ручкой. Задрала капать. Я сменил кроссовки на кирзачи, натянул телогрейку: внутри дубак, как в жопе полярника.

Пожрать бы, но это потом.

Замок лязгнул, я зашёл в ледяной герметичный сарай и ткнул локтем в кнопку выключателя. Дюжина ядрёных люминесцентных ламп озарила просторную мастерскую, словно боженька вселенную в день творения. Внутри сарай походил на стальной ангар.

Вот он - красавец. Плод трудов моих. Покрытый мутной плёнкой желатина. Сочный и бордовый, как свежеизвлечённая матка девственницы. Мощный и уверенный.

В центре ангара возвышался кроваво-красный танк.

Бледные переплетения сухожилий, пухлые мясные волокна, прослойки жира - покрытые толстыми аккуратными стежками, узлами проволоки и железными скобами. Двенадцать тонн великолепия, не меньше. Гладкий маслянистый борт нависал над тугими кожаными гусеницами. Из чёрных ведущих колёс, обожжённых газовой горелкой, топорщились острые рёбра. Ствол торчал, будто гигантский член. Словно мудак-великан так залупил свой хер, что к чертям содрал с него всю кожу. У меня аж встал.

Полгода работы - и такой результат. Ай да я! Холода, конечно, мало. Кондеи надрываются, но последние пару недель из-под танка течёт какая-то дрянь. И днище под охладителем провисло. Фигня, главное - ходовая не поплыла. Сохранения идеальной формы за такой большой период ждать глупо.

Сколько же ублюдков я на него израсходовал? Надо утром перед выездом в отчётах посмотреть. Люди - ресурс возобновляемый. Материала за окном - жопой жри. Но всё равно интересно. Сотни три точно. Когда я последний раз аналитику делал, уже больше было.

Ну и времена. Дерево сложнее срубить, чем мясо достать. Ёлку спилишь - какой-нибудь «Зеленстрой» по судам затаскает. С органикой проще. Бездомные беспризорники присосались к пакетам с ацетоном - моя клиентура. Лохи, мигрирующие по стране в поисках счастья или работы - добро пожаловать. Десятками можно забирать, прямо из их вонючих бытовок. Бухие ненужные бабы, малолетние шалавы, рефлексирующие безвольные мужики - вы зачем из дома выбрались? Да кому вообще эта шваль нужна? Отпускаете родственников вечерком побродить? Отлично, вас понял, принимаю. Они же на убой идут, а вы, мрази, даже не заявите. Лишние, все кругом лишние. Все мечтают избавиться от кого-нибудь. И в первую очередь - от себя. Да не вопрос, заберу ваш мусор. Мне не сложно, не благодарите.

Что-то я завелся. Всё из-за этой старухи, лярва гнойная.

Я поставил ведро к высоким дощатым ящикам, в которых лежали завёрнутые в непромокаемую бумагу ещё несколько десятков голов. Поначалу я брил с них волосы. Ради эстетики. Но потом бросил. Слипшаяся щетина расползалась по мастерской, клеилась к инструменту, к каждому куску мяса. Задрала. Свёл обработку к минимуму. Верхние позвонки долотом выбил, и хорош. Будет у меня волосатый боекомплект, переживу. И эти, новые - промывать не буду, так сойдут.

На стальных верстаках и секционных столах были разложены чертежи и схемы. Я завернул их в прозрачный полиэтилен. Чистоту и порядок люблю. Стройные ряды инструментов на стенах - сплошное загляденье. Отвёрточка к отвёрточке. Провода и шланги - ровными кольцами. Трубочки, колбочки, штангенциркули... Идеально.

Разделкой я занимался, как правило, вне дома. Лишний хлам мне тут не нужен. Сюда приносил только готовые запчасти. Кое-что всё равно приходилось подгонять - там кожу срезать, тут кости сточить. С внутренностями вообще сложно. Проволокой не соединить, одних только жидких гвоздей ушло вёдер двадцать.

Скреплять мясо и кости приходилось по-разному. Сшивать и клеить долго, но зато гораздо практичнее, чем использовать металлические крепежи. От крупных стальных элементов появляется сильный весовой дисбаланс, да и при вибрации они могут корпус повредить. Башню крепил клеем и толстыми нейлоновыми нитями. Красотища!

Отличная была идея с препаратами. Эксперименты с фармакологией попортили кучу материала, но результат того стоил. Фиолетовые разводы и припухшие волокна - следы инъекций - остались на поверхности, ну и ладно. Главное - практичность.

Я сдержал позыв и не забрался внутрь этого мясного великолепия. Сегодня достаточно заправить смазочным материалом, чтобы за ночь танк пропитался, насытился соком и влагой. Чтобы утром был готов.

Квадратный стальной люк вёл в погреб. Здесь у меня хранились жидкости и особо хрупкие детали. Тут тоже дубак, но влажность гораздо выше. Алюминиевые бочки с техническим формалином, пластиковые канистры с человеческими выделениями, полки, забитые непрозрачными контейнерами - такой же порядок, как и наверху.

Растворы в канистрах сам бодяжил, методом проб и ошибок. Смазка для танка из бабского посмертного дерьма и стылой сукровицы - согласитесь, в Интернете такой рецепт не найти. Ртутные примеси, сука, угрохали мне зубные нервы и траванули желудок, но я так и не разобрался - как без пробы на вкус определять готовность. А уж там - сплёвывай, не сплёвывай - один хер, говнища этого нажрёшься. Ох, башка потом гудела, как яйца по весне. Аскофен мисками жрал. Ну и лидокаин местно помогал, родимый.

Я сграбастал одной рукой сразу две канистры, в другую взял банку с бурой волокнистой жидкостью. Сцеженная желчь с оранжевыми комочками на дне.

Устал я, чуть с лестницы не грохнулся, когда поднимался со всем добром.

Я приоткрыл пухлые ломти сальных крышек с бортов и вытащил круглые затычки из выведенных на поверхность пищеводных сфинктеров. Они сильно растянуты и быстро сохнут, но, если их регулярно смазывать вазелином, служат долго. Жидкость из канистр полилась по кишечным каналам, проложенным внутри мясистого брюха. Фильтры и железы подхватывали слизистый кисель, пропитывались, разбухали. Изнутри огромной машины пошла вибрация и тёплые токи. Отлично, всё по плану.

Костяные опоры и хрящи-амортизаторы я смазал ещё вчера. Вчера же протестировал систему поворота башни, проверил прокладки и уплотнительные кольца. На сегодня оставалось лишь заполнить собранные из потрохов системы охлаждения и нагрева. Что я и сделал. Система заряжания и противооткатное устройство давно готовы.

Из отверстия отрыгнуло тухлым дерьмищем, и я поспешил заткнуть дупло. Топливо залью завтра. Теперь - спать. Спать, спать, спать.

Бр-р-р... Ну, и холодрыга тут.

Утро - говаривала моя матушка - главное время дня. Я проснулся, как ошпаренный кипятком котяра. Ну, денёк будет горячий!

Всю ночь снилась вчерашняя бабка. Бродила по двору полуголая, трясла сизым выменем. То ещё зрелище... Заехал бы я к тебе первой, тухлодырая, но деревню не трону, не ссы. Живи, хоть ты меня и бесишь.

Я обошёл дом, вырубая электричество. В ближайшие дни оно мне тут не понадобится. Гул кондиционеров стих, по дому расползлась тишина.

Я прошёл в ангар через дом.

Напряжённо горели автономные красные лампы, словно мы находились в гигантской утробе. Сейчас устроим себе роды. Готовьте щипцы и ножницы, толкнём маму ножкой.

Ночью танк обильно потёк. Гниёт, сука, что-то в задней части. Чья-то хлипкая тушка, зашитая внутри, не сдюжила. Подводит меня, падла, в последний момент. Что там могло накрыться - маслоагрегат или топливный фильтр? Они рядом; плохо дело, если оба сразу. Вытирать уже бессмысленно.

Я всунул в топливный бак длинный резиновый шланг из встроенной в стену огромной бочки, и внутрь хлынула адова смесь мочи, крови и цитрата. Пенные пузыри потекли по борту: видимо, я переборщил с напором - машина булькала, давилась и не успевала заглатывать живительную похлёбку.

Готово. Я закинул свежие головы в запасник и распахнул ворота. Какой же тут обалденный воздух!

Я разделся догола, прихватил пакет с картами, два походных фонаря и забрался по скобам на башню. Открыл люк и спустился в отделение управления.

О, сладкое блаженство. Я расположился на сиденье, откинувшись на обтянутую кожей спинку. Зашитые внутрь подвижные рёбра шустро подстроились под спину. Мой зад удобно расположился на чьём-то лице. Не помню, где я завалил этого гондона. Но его плоская рожа идеально подошла под мою жопу. Руки легли на сырые бедренные и плечевые кости рычагов и рукояток, босые ноги потоптали мокрые от сукровицы педали. Всё было влажное, живое, дрожащее... Сладкий запах мертвечины, казалось, оседал на моём лице.

Приборная доска - произведение искусства. Тут всё очень интимно. Аккуратно обрезанная бабская кожа, кнопки из крупных сосков и подрагивающие члены, налитые кровью до фиолетового блеска. Щиток фантастически благоухал. Из набухших швов, сквозь стежки, сочились липкие капли. Пара минут, и я оказался весь мокрый. Какой же кайф! Поехали.

Танк боднул носом створку ворот, которая успела закрыться, и выбрался на свежий воздух. Я сделал круг по мёртвому огороду, смял алюминиевую ограду и, перескочив дорогу, выехал в поле.

Куда же мы направляемся? Терпение, друзья мои, сейчас всё расскажу.

Мы с вами едем в город.

Славное местно, культурный и административный центр.

Да хер там. Сраная помойка, набитая мразями, скотом и уродами. Каждый город - нужник, задристанный и прогнивший. Мы ненавидим его даже после того, как сбегаем оттуда. Мы ненавидим его, даже если остаёмся. В то же время мы обожаем город, мы молимся ему. Мы светим фонариком в это обосранное и затоптанное очко вокзального сортира, видим, как копошатся в коричневом болоте жёлтые пухлые опарыши. Мы не можем оторвать глаз. Слюна длинной каплей свисает из нашего рта. Она тянется вниз, достаёт до подвижной поверхности и судорожно втягивается назад. Чувствуете кислый привкус? Знаю, чувствуете. Привкус тысяч немытых задов. Это привкус города. Вы ненавидите и обожаете его, и вы ненавидите себя за эту слабость. Я абсолютно прав, иначе - почему вы сидите тут, вместе со мной, в моём танке?

Погнали дальше, чего уж там. Рад любой компании. Ужо мы их подавим. Мы - меч изо рта ангела, сегодня мы лизнём эту кучу дерьма.

Но чуть позже.

А пока мы подавим коров.