Оглавление
Глава 1: Крах
Сегодня двадцать четвёртое августа. Двадцать седьмой день с начала вымирания.
Сотовая связь и телевидение накрылись почти сразу после того, как появились монстры. Интернета нет уже неделю, электричество пропало вчера. Сегодня мне стало скучно, и я решил вести дневник.
Я сижу в своей квартире один, совсем один. Нечего делать, не знаю, что делать, не могу ничего сделать. Мне страшно.
Дом наш большой: девять этажей, пять подъездов, сто восемьдесят квартир. В доме нет никого здорового – только монстры. Ходят-бродят туда-сюда. Их можно не заметить, они могут напасть, они могут укусить, они могут съесть. Съесть меня, как съели о-о-очень-очень многих.
У меня есть девушка – Ира. У неё есть родители, и она сейчас с ними, в безопасности. А я – сижу в своей квартире один. Квартиру я люблю: она укрывает, не даёт монстрам меня поймать. Здесь есть еда, и она не даст мне умереть какое-то время.
Ещё у меня есть дневник, который я начал вести, когда стало скучно и страшно. Писать у меня получается не очень хорошо, хотя кто, чёрт возьми, это прочитает? Но вести его я буду, а когда он закончится – начну новый, бумаги тут много. И я расскажу всё-всё-всё, с самого-самого начала.
День первый
Первым днём я привык считать тот день, когда впервые услышал о беспорядках в столице. В новостях показывали какие-то потасовки, мелькали машины скорой помощи, пожарные. Журналистам давали интервью суетящиеся полицейские и раненые люди, разными словами рассказывавшие о том, как на них нападали Они. Все ссылались на Них, и пока это было единственным собирательным местоимением для некой группы таинственных агрессоров. Понять или предсказать тогда ничего было нельзя: обыкновенный балаган с кровью и жертвами, со всех сторон освещаемый телекамерами – такого добра в телевизоре полно. Но что-то внутри заставило меня позвонить Ире с внезапным: «Как дела?» Так, на всякий случай.
День второй
Тогда стало интереснее. Проснувшись во втором часу дня, я первым делом сел за комп, открыл «Ю-туб» и наткнулся на то легендарное видео. Счётчик просмотров показывал невероятную цифру, а комментарии лились водопадом. Видео снял некий парень из Австралии. На нём была женщина, убегавшая от подростка. Она бежала быстро, но он – в тысячу раз быстрее. Он догнал её, повалил на землю и стал бить кулаками по лицу, хватал за волосы, лупил об асфальт, а потом вцепился зубами и стал рвать её кожу. Он жевал её, выплёвывал и вырывал новый кусок, точно чистил апельсин. Парень, снимавший всё это из окна своего дома, шёпотом молился. Многие решили, что это либо фейк ради фейка, либо вирусняк с неясным посылом. Я тоже лишь снисходительно улыбнулся, мысленно похвалив команду за натурализм съёмки.
А вечером позвонила мама и сказала, что с работы сегодня не вернётся. Работала она учителем начальных классов в школе неподалёку. Сбивчиво, прерываясь на всхлипы и заикаясь, она говорила, что они заперлись на втором этаже, потому что первый наводнили сумасшедшие люди.
Я позвонил Ире. Она сказала, что они с родителями сидят дома, напуганные до смерти.
День третий
Это был день длинных гудков. Я звонил, звонил, звонил и звонил маме, но трубку она так и не подняла. За окном сновали машины с мигалками: полиция, пожарные, скорая. Обычные тачки лихо носились и часто сталкивались то с деревьями, то с фонарными столбами, то друг с другом. Люди ходили быстро, словно торопясь побыстрее оказаться дома.
Я упивался статьями, видео и заметками о происходящем. Глаза краснели, слезились, но я продолжал читать, да только никак не мог вычитать ответа на два самых важных вопроса: «что происходит?» и «что делать?»
С Ирой мы созванивались и переписывались в «Скайпе». Они с родителями по-прежнему были дома. Ира рассказывала, как сегодня у них в подъезде кто-то орал так, словно его резали или жгли заживо. На вопрос, стоит ли мне приехать к ним, она отвечала коротким, безапелляционным и в то же время умоляющим: «НЕТ!»
День четвёртый
По телевизору каждый час крутили обращение президента. Только говорил он не о том, каким непростым был уходящий год и какие перспективы открывает новый, а о том, что всем нам необходимо оставаться дома, держать плотно закрытыми окна и двери и сохранять спокойствие перед лицом угрозы, природа которой пока никому до конца не известна.
К длинным гудкам я привык, привык и к новым шокирующим видео, ежеминутно появлявшимся в сети, к новым историям и теориям. Ещё я провёл ревизию холодильника и кухонных шкафов. Еды должно было хватить на месяц при условии максимальной экономии. Картофель, крупы, лапша – мама вечно набирала всё этими нелепыми, гигантскими мешками с клеймом «Каждый день» или «Выгодная покупка». Я смеялся над её милой запасливостью, закалённой годами дефицита, нелепой в условиях сытой современности. Но кто бы мог подумать, что партия очередных пухлых котомок, привезённых ею в очередную субботу из «Ашана», в итоге спасёт мне жизнь?
Улица опустела: машины иногда проезжали, но людей уже не было. Я поглядывал в сторону школы, крыша которой была видна из нашего окна, и писал Ире:
«А что, если попробовать?»
«Не вздумай! Всё будет хорошо, потерпи», – отвечала она.
День пятый
Мне не спалось. Я начал думать, что схожу с ума, когда увидел человека, выпрыгнувшего из окна дома напротив. С высоты пятого этажа он рухнул на землю, а через минуту поднялся и побежал за пронёсшейся мимо машиной.
Воспоминания об этом дне растворились в густом, сером смоге бессонницы. Помню, как заходил сосед, просил немного еды, бинтов и каких-то таблеток. Помню, как он рассказывал, что они с женой бежали из «Радуги» – торгового комплекса неподалёку – и на них напала бешеная женщина. Я дал ему всё, что он просил.
День шестой
Дозвониться до матери мне по-прежнему не удавалось. Зато ей удалось. Ближе к вечеру она позвонила и не сообщила ничего утешительного. Сказала, что запасы еды у них истощаются, что сумасшедшие по-прежнему бродят по первому этажу, и что однажды они даже пытались сломать баррикады, но им это не удалось. Я попросил её посмотреть, есть ли они во внутреннем дворе школы. Она ответила, что там ни души. Я сказал, что мог бы помочь и принести немного еды, на что она, срываясь на крик, молила меня ни в коем случае не выходить на улицу.
Позже я пересказал Ире всё, что услышал от мамы.
«Ну, по крайней мере, теперь мы знаем, что она жива и здорова. Видишь! Я же говорила, что всё хорошо!»
Я улыбнулся и ответил ей смайликом. Потом достал из шкафа старый школьный рюкзак и принялся собирать вещи.
День седьмой
Ночь была бессонной. Перед выходом я тщательно подготовился: просмотрел терабайты видео, чтобы проанализировать Их. Блогеры от «Ю-туба» в один голос говорили, что самая лучшая модель поведения при встрече с Ними – бежать со всех ног. То есть, изначально, разумеется, нужно прятаться, делать всё, чтобы Они тебя не заметили. Если заметили – бежать, а если силы не позволяют или путь отрезан – принимать бой, а там уж как повезёт. Скорее всего, никак не повезёт: они быстрее, сильнее и пластичнее, поэтому без пистолета в бою против Них у человека мало шансов. Да и с пистолетом нужно ещё исхитриться выстрелить в голову.
Рюкзак я доверху набил едой, на всякий случай взял молоток, оделся в спортивный костюм и после часа неуверенных хождений по прихожей открыл дверь. В подъезде Их не оказалось. Во дворе – тоже. Потом я обогнул дом и вышел к дороге, на которую смотрели окна моей квартиры. Улица вымерла: ни машин, ни людей – никого. Я бежал трусцой через дворы пятиэтажек, по самому короткому пути, и через пять минут уже был во внутреннем дворе школы.
Я стал думать, как забраться на второй этаж, минуя первый. Потом заметил небольшую кирпичную пристройку, закинул наверх рюкзак и взобрался на неё по выемкам на двери. Сверху внутрь можно было залезть, уцепившись за отлив и подтянувшись – не проблема. Оставалось открыть окно. Я кинул камешек в стекло и стал ждать, пока кто-нибудь не отворит его изнутри. Через минуту кинул камешек побольше, подождал ещё немного, а потом отошёл подальше и стал вглядываться внутрь. Никого не было видно: пустой и тёмный коридор. «Наверное, спят», – подумал я до того, как заметил выбитую дверь, некогда разделявшую холл второго этажа и лестничную клетку.
Почти физически я ощутил, как в груди что-то упало. Разум тщетно пытался найти какое-нибудь объяснение этому, но в голове крутились лишь самые мрачные образы. Какое-то время я сидел на крыше пристройки и думал, как быть дальше. Потом снова заглянул в окно и на этот раз увидел внутри человека. Он стоял последи холла и выглядел так, словно к чему-то прислушивался. На момент я замешкался: что если это монстр? Но потом выдохнул, подобрал камешек и бросил в окно, крепко сжав ручку молотка. Человек повернулся, и я увидел его глаза. Глаза дикого зверя, заметившего добычу. Он дёрнулся с места и побежал в мою сторону. Я попятился и упал, споткнувшись о нерасторопно оставленный под ногами рюкзак. Стекло разлетелось вдребезги, и из окна выпрыгнул мужчина. Свернувшись калачиком, я зажмурился, закрыл лицо руками и приготовился сделать последний вдох в своей жизни.
Но за ним последовал выдох, а потом – снова вдох и снова выдох. В ушах пищало, в висках стучала кровь. Я открыл глаза, вскочил на ноги и огляделся. Всюду валялись осколки, а у края крыши красовался свежий кровяной след. Снизу слышался хрип. Там, на асфальте, лежал тот самый человек. Голова его была неестественно вывернута вбок, точно у резиновой куклы, а тело била судорога. Лицо по-прежнему было диким: он скалился, щёлкал зубами и кряхтел, будто стараясь достать меня одной головой.
Бросив наверху рюкзак с едой, я спрыгнул с крыши и побежал так, как не бегал никогда в жизни. Даже когда сдавал нормативы по физкультуре, даже когда играл в футбол, даже когда удирал от гопников, не желая отдавать им последние деньги, даже когда поздно вечером мчался за последней маршруткой, выкрикивая проклятья ей вслед. Мыслей не было. Не было и чувств, кроме звериного страха, подстёгивавшего бежать быстрее, быстрее, ещё быстрее. Всюду мерещились звуки и тени, уши напряглись, словно пытались своими кончиками достать до неба. Волосы на голове встали дыбом, рукам было холодно, а в ногах стоял такой жар, словно весь организм отдал его им.
Не помню, как скоро я оказался в своей квартире, не помню, что делал после того, как захлопнул дверь. Помню лишь, что меня вырвало прямо в прихожей, и я отрубился.
День восьмой
«Кошмар какой! Костя, мне очень жаль»
«Ир, что делать? По телеку говорят: всё. Конец. В городе живого места не осталось, везде эти… эти мрази»
«Не надо было тебе никуда ходить»
«А что делать? Дома сидеть? А потом что? Ты прикинь: они даже вокзалы не удержали. Всё! Думаешь, за нами кто-то придёт?»
«Прекрати! Мы живые – значит пока не всё потеряно»
«Надолго ли?»
«Слушай, Кость. Я не могу представить, что ты сейчас чувствуешь, но знаю, что тебе очень-очень плохо. Если бы моя мама погибла – я не знаю, что бы со мной было. Сейчас не надо рубить сгоряча: успокойся, приди в себя. Если тебе что-то нужно – я всё сделаю, только скажи»
«Я не говорил, что она погибла»
«В смысле? Ты же сказал, что в школе никого живого не осталось»
«Такого я не говорил. Я сказал, что на втором этаже никого нет. Может, они на третий поднялись?»
«Не знаю. Может быть»
«Сомневаешься?»
«Тебе честно сказать?»
«Да»
«Сомневаюсь. Мне кажется… ладно, не буду»
«Вот и не надо! Думай, что хочешь, а я уверен, что они выбрались. Может, они на крышу поднялись, и их вертолётом забрали или типа того. Может, она заперлась в каком-нибудь кабинете. А не звонит потому, что связь вчера накрылась. Короче: я верю в хорошее, а ты… Ты лучше молчи, ладно?»
«Ладно»
Ужасно проголодался и устал. Написал не много, но и на это ушёл весь вечер. Попробую теперь развести костёр на полу в гостиной и сварить картошку. Как-то так я себе и представлял жизнь без электричества. Хорошо хоть вода ещё из крана бежит, но, сдаётся мне, это ненадолго: струйка постепенно мутнеет и худеет.
Когда поем – лягу спать. Завтра продолжу писать, а как только расскажу обо всех двадцати семи днях – буду выбираться из квартиры. Тут становится невыносимо.