Оглавление
Часть 1. Задание
Я попал к ним в умелые, цепкие руки:
Мнут, швыряют меня — что хотят, то творят!
И с готовностью я сумасшедшие трюки
Выполняю шутя все подряд.
1.
Павлу снился сон. Он снова шел по лесу, вязкому, холодному, пропитанному влагой. Ноги почти по колено тонули в опавшей листве, был вроде бы день — но не было видно ни зги. Между деревьями сгущалась тьма. Или это клубился туман? Павел щурил глаза, пытаясь хоть что-то разглядеть впереди, убирал с пути колючие еловые лапы, но легче идти не становилось. Ноги вязли всё глубже, высоченные елки теснее смыкались над головой. Внезапно почва исчезла из-под ног, и он полетел, крича, куда-то в чёрную, мглистую пропасть. И проснулся.
В дверь стучали.
Павел глубоко вздохнул, успокаивая дыхание, разжал кулаки, заставил тело расслабиться. Прислушался: тишина. Приснилось? Он вытер ладонью пот со лба, сбросил с груди простыню. Ну и жара! Неудивительно, что снится всякая дрянь…
В дверь вновь постучали, и сон тут же забылся. Шмель соскользнул с кровати (как был, в чем мать родила), бросил взгляд на часы — три. Еще не светало. В руке как бы сам собой оказался нож. Неслышно ступая босыми ногами, он приблизился к двери и несколько секунд простоял, прислушиваясь. Ничего не услышал и, глубоко вздохнув, громко спросил:
— Ну и кто там?
— Открывай, Шмель!
Голос того, кто стоял за дверью, звучал сухо и властно — впрочем, как и всегда. Павел повернул ключ и шагнул назад, не спеша ничего спрашивать. Дверь распахнулась и тут же с тихим стуком захлопнулась за ночным визитером. Щелкнул замок.
— Надеюсь, ты один? — тихо спросил полковник Рысь.
— Один, — Павел отступил чуть дальше по коридору и почти уперся лопатками в дверь кухни — квартирка была крошечная. — А то вы не знаете.
— Ну, мало ли… Я смотрю, ты всегда на посту, — полковник кивнул на нож в руке Шмеля.
— Не одобряете?
— Напротив, хвалю. Надень штаны, Шмель. Есть разговор.
Павел проводил Рыся в комнату и уже потянулся к выключателю, но полковник остановил его резким «Не надо!» Шмель отдернул руку и шепотом матюгнулся, предложил полковнику стул, сунул нож в ножны, а ножны — обратно под подушку, и начал одеваться. В полумраке он путался в штанинах и рукавах, спиной осязая тяжелый взгляд полковника. Натянув майку, он обернулся и, не выдержав, спросил:
— Ну что вы так смотрите?! Что-то случилось?
— Случилось.
Полковник взглядом оценил плотность гардин и приказал:
— Задерни шторы. Теперь можешь включить свет.
Павел молча повиновался и замер столбом посреди комнаты, не зная, что делать дальше.
— А теперь сядь.
Павел сел на кровать. Больше всё равно было некуда, единственный стул занимал полковник. При свете лампы стало хорошо заметно, каким сумрачным, недовольным и очень усталым выглядел Рысь. Еще вчера вечером он таким не был. Или Павел просто не обратил внимания?
— Я вас слушаю, — сказал он. — Не тяните, говорите уже.
— Я привык держать слово, — неожиданно начал полковник. — Я разведчик, и я редко что-нибудь обещаю. Тем более своим подчиненным. Но уж если обещал, стараюсь выполнять. Это ясно?
Павел кивнул.
— Хорошо. Так вот… — полковник взял паузу. Потянулся к нагрудному карману, вытащил неизменную трубку. Кинул тоскливый взгляд на окно, но закуривать не стал. Павел заерзал на кровати — ожидание становилось мучительным. — Так вот, Шмель. Когда я звал тебя работать со мной, я кое-что тебе обещал. Ты помнишь?
— Помню, — кивнул Павел. У него вспотели ладони, и он вытер их о штаны. — Никакой работы в «поле». Только аналитика.
— Верно. Я дал тебе слово, что оперативником ты работать не будешь, разве что сам попросишься. Но если нет, от меня ты такого приказа не услышишь. Но сегодня такой приказ отдал мне, причем на самом верху. — Он со значением посмотрел на Павла, проверяя, дошел ли до него намек. — Приказ отправить на задание именно тебя, лейтенанта Павла Шме́ля.
— И что? — Павел нервно усмехнулся. — Вы пришли взять свое слово назад?
— Я пришел, чтобы дать тебе выбор! — тихо, но грозно, как умел только он, рявкнул полковник. — Там, внизу, стоит твоя «Ренна». Ты можешь сесть в нее и уехать прямо сейчас. Я знаю, тебе есть, куда скрыться, но исчезнуть придется навсегда. Эй, Павел! Ты меня слышишь?
Павел моргнул, оторвался от созерцания стены над плечом полковника, перевел взгляд на Рыся и спросил:
— Что происходит, полковник?
Тот усмехнулся в усы.
— Что ж, ты всегда умел задавать правильные вопросы. Хочешь знать, прежде чем дать деру?
— Хочу.
— Ну ладно, — полковник пожал плечами. — Всё равно меня здесь нет. Тебе это снится, верно?
— Конечно, — Павел коротко кивнул. — Обожаю сны про государственные тайны.
— Хорошо, — Рысь поднялся со стула, прошел туда-сюда по маленькой комнате, поглядывая на шторы.
— Да курите, — не выдержал Шмель. — Открывайте окно и курите. Я выключу свет. Никто вас не увидит.
— Ты же не любишь.
— Не люблю. Но смотреть на ваши мучения — еще хуже.
Приподнявшись, он щелкнул выключателем. Полковник достал кисет и принялся набивать трубку. Раскурил, затянулся и выдохнул дым в приоткрытое окно. Павел ждал.
— Скажи мне, — наконец начал Рысь. — Что ты знаешь про барона Яна Вингфилда?
— Старый маразматик! — вырвалось у Павла.
— Верно, — хмыкнул Рысь. — А еще?
— Барон Вингфилд, — ответил Павел послушно, как на уроке. — Семнадцатый барон Запада, единоличный правитель Западных земель. Шестьдесят четыре года. Верный союзник Ре́ссии и друг императора Все́слава, — Шмель говорил и сверлил полковника внимательным взглядом.
— Молодец, — одобрительно кивнул Рысь. — Школьной программой владеешь. Как насчет новейшей истории? Про свадьбу барона ты что-нибудь слышал?
— А была свадьба?
— Представь себе. Значит, не слышал… А про похищение невесты?
— Погодите, — Павел подпрыгнул на кровати. — Что-то припоминаю. Точно, это же было в Западных землях. Причем недавно. Невесту похитили чуть ли не из-под венца. Так это была невеста самого барона?
— Именно. Она пропала в день свадьбы, уже после обряда, — уточнил полковник. — Значит, подробности этой истории тебе неизвестны?
Павел покачал головой.
— В поле нашего зрения это не попадало.
— Плохо работаешь, аналитик! — полковник снова выпустил в форточку аккуратную струйку дыма. — Никогда не знаешь, что пригодится. Ну, тогда слушай. Подробности-то крайне интересные.
Рысь, казалось, забыл, что не в своем любимом кабинете находится, а стоит у окна в маленькой квартире Павла Шмеля, и что это — не обычная утренняя планерка. Пыхтя трубкой, он присел на подоконник и приступил к изложению подробностей:
— Невесте барона, видишь ли, всего двадцать один год. Теперь она баронесса Вингфилд. А в девичестве была Элеонора Диодарис.
— Мыс? — вскинулся Павел.
— Именно.
— Диодарис… Диодарис… Погодите, — Павел потер лоб. — Виктор Диодарис, «Морские перевозки в любой конец света и за него».
— Точно. Она его дочь. Исчезнув из замка барона Вингфилда, она вернулась в дом отца в Бухте Розы.
Павел присвистнул:
— Вон оно что…
— Не спеши с выводами. Все очевидцы утверждают в один голос — это была настоящая любовь, по крайней мере, со стороны барона. Поговаривали даже о магии, о привороте. Он словно с ума сошел: завалил девушку цветами и подарками, а потом пришел к Диодарису и попросил руки его дочери. Невеста была согласна. Но корабельный магнат отказал барону.
— Ничего себе. А дальше?
— А дальше точно ничего не известно, за исключением того факта, что Вингфилд с Диодарисом так и не смогли договориться. По слухам, отец невесты хотел не только денег, но и титул, и кое-какие земли Баронства на побережье Западного залива, а сам приданое готовить не спешил. Но покупать невесту — не в традициях рыцарской чести, если ты в курсе.
— И как барону удалось жениться?
— Элеонора с ним сбежала.
— Ага-а, — протянул Павел. — Как романтично… Но счастье, как я понимаю, длилось недолго? Папаша вернулся за своей собственностью? Точнее, прислал своих крепких ребят.
— Именно так всё и выглядит, — подтвердил полковник. — Но уже на этом этапе, Паша, возможны варианты… Особенно с учетом вновь открывшихся обстоятельств.
— Я слушаю, — подобрался Павел. — Продолжайте, полковник.
Рысь затушил трубку и медленно прошелся по комнате, с неодобрением изучая убогую обстановку квартиры. Задержал взгляд на потертых обоях, на сером армейском одеяле, аккуратно сложенном в ногах кровати.
— Кто бы ни стоял за похищением Элеоноры практически из супружеской спальни, — продолжил он свой рассказ, — барон, естественно, не собирался оставлять всё как есть. Дело пытались решить миром, но Диодарис категорически отказывался от любых предложений. Ну, кроме земель и титулов. Но тут барон стоял на своем твердо.
Павел хмыкнул. Чувствовалось, что проблемы истинных рыцарей ему не близки. Но комментариев не последовало.
— Тогда Вингфилд перешел к силовым методам. То, что получилось один раз, можно повторить и другой. Диодарис, конечно, стал стеречь дочь намного старательнее. Но что такое охрана обычного миллионера против возможностей главы целого государства? — патетически вопросил полковник. И закончил нормальным тоном:
— Однако все попытки баронских спецслужб вернуть красавицу в Западные земли с треском провалились.
— Ого, — Павел поднял брови. — И сколько их было, попыток?
— Как я сегодня, то есть вчера, узнал — четыре за последние пять месяцев.
— Интересно… На совпадение не похоже. Получается, кто-то сильно не хочет, чтобы законная супруга вернулась к Вингфилду, и всячески этому препятствует… Бл…ь!
Павел осекся и прикусил губу. Он догадался, для какого задания его выбрали «на самом верху», и полковник Анатоль Рысь немедленно подтвердил его подозрения:
— Вчера меня вызвал император Всеслав. И объяснил мне задачу. Видишь ли, его друг барон наконец сообразил, что его ребятам эта задачка не по зубам, и приехал в Рессию — тайно, с неофициальным визитом.
— Просить помощи у могущественной рессийской разведки? — упавшим голосом уточнил Павел.
— Именно так. Император приказал мне всячески содействовать разведке Баронства в подготовке новой операции по «изъятию» баронессы. Срочно. Тайно. А в качестве исполнителя отправить на Мыс тебя.
— Но почему меня-то? — Павел протер глаза, словно надеясь проснуться. — Неужели из-за Залесья? Но это же ни о чем не говорит. Мало ли… повезло дураку.
— Я спросил, — ответил полковник. — Набрался наглости и спросил, с какой стати отправлять на такое задание нашего лучшего аналитика, даже несмотря на его… м-м-м… некоторые успехи в прошлом, которые могли быть и случайностью. — Полковник усмехнулся, давая понять, что в такие случайности, конечно, не верит.
— И что?
— Это была личная просьба барона. Он сам попросил именно тебя и намекнул, что ты способен совершить невозможное, о чем ему, барону, известно из сугубо конфиденциального источника.
— Но откуда..?
— Вот именно. Я тоже спросил себя — откуда барон Вингфилд может знать об успехах аналитика Павла Шмеля в качестве оперативника? Твой отчёт по Залесью — документ с таким количеством грифов «икс», что за ними букв-то не видно. Если честно, до сих пор я думал, что его читали только два человека — я сам и лично император. А тот, другой отчет… — Рысь подчеркнул слово «тот». — Его вообще никто не видел, кроме меня. Даже Марина.
— Вот как? — Павел покусал губу. — Разведка Баронства?..
— Я тоже так подумал. Первым делом. И прямо спросил об этом у Казимира Вингфилда.
— Сын барона? — припомнил Павел.
— Да. Единственный. И начальник его спецслужб.
Полковнику надоело ходить мимо Шмеля туда-сюда, мусоля во рту погасшую трубку. Он спрятал ее в карман, устало опустился на стул и продолжил:
— Он приехал вместе с отцом. Я спросил его, — повторил Рысь. — И он заявил, что сам удивлен. Никаких данных о тебе они специально не собирали. Больше того, Казимир уверен, что никаких конкретных кандидатур у его отца не было вплоть до отъезда из Баронства. А значит, твое имя Вингфилду-старшему назвали здесь. Вот такой расклад.
Павел кивнул, задумчиво потянулся к затылку и взъерошил порядком отросшие вихры.
— Значит, что у нас получается? — спросил он тихо. И сам ответил:
— Дерьмо получается, господин полковник. Похоже, кому-то здесь, в Империи… Причем на самом верху… Кому-то, кто имеет доступ к секретным документам, очень нужно, чтобы это задание получил именно я. Но кому? И зачем? — с тоской вопросил он и вскочил с кровати. Подошел к окну, чуть-чуть отодвинул штору. Светало. Шмель отвернулся от окна, подошел к Рысю и встал перед ним. — Зачем?
И вдруг до него дошло.
— Кто-то думает, что раз четыре попытки не удались, то и меня гарантированно ждет провал? Вот же блин… Я что, кому-то насолил?
— Может быть, Шмель. Может быть, — Рысь задумчиво посмотрел на Павла снизу вверх. — А может, всё гораздо проще и у тебя просто завелся в верхах тайный поклонник. Сначала зачитывался твоим отчетом, а потом проникся несчастьем Яна Вингфилда и решил ему таким образом помочь. Сосватал ему лучшего агента. Сядь, Шмель. Неудобно говорить, шея болит.
— Смешно, — Павел сел. Сцепил руки на коленях. — Очень смешно.
— Но я старый параноик, Паша, — голос полковника снова стал жестким. — И в красивые сказки не верю. Скорее я поверю, что все неудачные попытки похитить баронессу — вовсе не случайность, и кто-то у нас как минимум в курсе, что там реально происходит. Или вообще сам стоит за этим и хочет тебя таким способом подставить и убрать — из моего отдела или вообще.
— Но почему?! — это прозвучало почти жалобно. Не хватало только «Что я такого сделал?!!»
— Не думаю, что причина в тебе, — качнул головой полковник. — И не в том, что ты действительно лучший. А в том, что ты мой человек, Паша. Мой. Преданный лично мне. Я прав? — резко уточнил он, впиваясь глазами в Шмеля.
— Абсолютно, — не дрогнул тот, и взгляда не отвел. — А главное, у нас все это знают. И в архивах копаться не нужно.
Полковник кивнул. Павел помолчал, собирая воедино всё услышанное, и сделал логичный вывод:
— Значит, вы думаете, что кто-то здесь, у нас, копает лично под вас, полковник?
— Не знаю, Шмель. Ничего не знаю. В том-то и дело — версий у меня полно. Может быть, кто-то в курсе провальных попыток Вингфилда и просто надеется, что ты окажешься не удачливее, а убрать тебя хочет, чтоб лишить меня верного человека плюс подмочить мою репутацию в глазах императора. Поссорить его с верным псом, всегда готовым принести лучшую кость. Но этот вариант у меня — самый невинный, впору молиться, чтобы им всё и ограничилось.
— А другие варианты? — напряженно уточнил Павел.
— Не догадываешься? А вот я боюсь, что вся эта возня с неудачными похищениями придумана с единственной целью — чтобы Ян Вингфилд обратился за помощью к Рессии, а Рессия ничем помочь не смогла.
— Хм… По-вашему, кто-то специально дожидался, что барон обратится к нам? Потому что хочет поссорить императора с бароном?
— Да. И хорошо бы, если просто поссорить. Потому что если во время нашей совместной операции с баронессой, например, что-то случится… Судя по тому, как барон этой дамой одержим — речь пойдет уже не о ссоре между друзьями.
— Разрыв военного союза?..
Догадаться было нетрудно. Полковник даже не стал его хвалить, просто кивнул, сунул в рот давно погасшую трубку, пожевал.
— Ну вот, теперь ты всё знаешь, Шмель, — тихо сказал он, — и понимаешь, почему я пришел. Светает. Тебе пора ехать.
Павел промолчал. Поднялся с кровати, опять подошел к окну, раздвинул до конца плотные шторы и застыл, сунув руки в карманы штанов. Полковник был прав — над Златградом вставало солнце. Павел долго смотрел на розовеющее небо, разглядывал яркие блики на разноцветных покатых крышах. И вдруг, резко развернувшись, с расстановкой спросил:
— Вы действительно этого хотите, господин полковник?
Анатоль Рысь тоже поднялся. Распрямился, потер поясницу (жесткий стул оказался не самым удобным предметом мебели) и неспешной, по-кошачьи мягкой походкой приблизился к Шмелю. Встал так, чтобы Павлу пришлось повернуться к свету, а его, Рыся, лицо, напротив, оставалось в тени. Отвлекся на несколько секунд, чтобы постучать трубкой, вытряхивая пепел на подоконник, и лишь после этого ответил:
— Нет, Паша. Я совершенно этого не хочу… Если честно, я хочу, чтобы ты остался и помог мне во всем этом разобраться. Потому что ты действительно лучший. И я не хочу тебя терять. Я вообще-то рассчитывал, что однажды ты займешь мое место…
Павел вскинул голову и уставился на полковника, не пытаясь скрыть изумления. Хотел что-то сказать и даже успел открыть рот, но Рысь не позволил.
— Помолчи. Ты единственный, кому я могу доверить весь расклад. Ну, кроме Марины, но ее, сам понимаешь, я на это задание отправить не могу. Да и не нужно ей этого знать. И я действительно думаю, что если кто-то и сможет всё просчитать, чтобы вытащить с Мыса Элеонору и уцелеть, так это ты. Особенно теперь, когда наш загадочный заговорщик кое в чем ошибся. Не учел, что Казимир, не колеблясь, ответит на все мои вопросы. Мало кто знает, что мы с ним в столь дружеских отношениях. И на этом можно сыграть. Ох, я бы с ним поиграл, — у Рыся дернулась щека, и Павлу впервые за весь разговор стало по-настоящему не по себе. — Но ты сам понимаешь, Шмель, я не могу отдать тебе такого приказа. Это не просто задание, это разведка боем с непредсказуемым результатом.
— Ну-у… — протянул Шмель. — Не обязательно приказывать. Можно просто попросить.
Рысь поперхнулся. Испытующе вгляделся в конопатое лицо своего лучшего агента, любимого ученика, которого он последним разменял бы как пешку, но разменял, если бы это понадобилось ради императора и страны. И ему, циничному прагматику, впервые в жизни стало стыдно. Он отвернулся, испугавшись, что Шмель что-то прочтет у него в глазах. Достал кисет и начал набивать трубку так тщательно, как ни разу в жизни. Снаружи стремительно наступало солнечное летнее утро.
— Не надо, Паша, — тихо проговорил он. — Я не могу принять от тебя такую жертву. Лучше уезжай. Времени осталось немного. Мне нужно возвращаться в отдел.
— Да не хочу я уезжать! — почти выкрикнул Павел ему в спину. — Вы что, не понимаете?..
Рысь кивнул. Он понимал. Он сам был таким, и точно знал, что дело не в тех заманчивых карьерных перспективах, которые он только что обрисовал Шмелю.
— И потом… — тихо продолжил Павел. — Если я сбегу, что будете делать вы?
— Я справлюсь, Паша. Найду кого-нибудь другого. Надежного полевого агента. И посмотрю, что из этого выйдет.
— Но вы же сами знаете: вы не сможете рассказать ему всего. Не рискнете. А он не сможет похитить баронессу или сможет, но не довезет до замка. А у меня, — Павел запнулся и закончил с нажимом. — Теперь, когда мы на шаг впереди, у меня действительно есть шанс. Мы вполне можем поиграть… Загнать нашего «некто» в его же ловушку и выяснить, что ему нужно. Но даже если игры не выйдет, просто вернуть баронессу в Западные земли уже будет победой.
— Ты не в меру азартен, Шмель, — полковник печально улыбнулся, узнавая себя. Он пальцем затушил трубку, прикрыл окно и обернулся к Павлу. — Ну хорошо. Уговорил. Оставайся и берись за дело. Я прошу.
— Я согласен, — в тон ответил Шмель. — Согласен… — уже тише повторил он и с размаху сел на кровать. Вздохнул, потер лицо, взъерошил волосы. И пробормотал уже не полковнику, самому себе:
— Проклятье… Я ведь тоже кое-кому кое-что обещал.
— Я знаю, — Рысь кивнул. — Ты еще можешь передумать.
— Не передумаю. Только вот что… — Павел помолчал, подбирая слова. — Давайте договоримся, полковник, что после этого я ничего вам не буду должен.
— Ты и так ничего мне не должен.
— Да бросьте. Я вам обязан жизнью. Свободой. Женой. Всем.
— Чушь! У нас была честная сделка, ты забыл? Ты выполнил всё, что от тебя требовалось, и сам заработал себе это.
— Нет, — Павел покачал головой. — Всё было не так… А впрочем, забудьте. Лучше скажите, что я должен делать. Есть у вас план?
— В общих чертах, — Рысь опустился на стул. К теме долгов он решил не возвращаться. — Тебе нужно заполучить Элеонору и доставить ее в замок Вингфилд. И заодно попытаться выяснить, кто за всей этой историей стоит у нас и какие цели этот человек преследует.
— Так это просто, — пожал плечами Павел. — Если вы правы, то, во-первых, он ваш личный враг. Потому что подставляет он не кого попало, а именно меня, вашего человека, за успех или неудачу которого отвечаете лично вы. А во-вторых, он либо работает на НР, либо хочет устроить филиал Новой Родины здесь, для себя лично, потому что больше это никому не выгодно.
— Вот это тебе и предстоит узнать, Шмель. Мы должны понимать, чего ждать и откуда. В конце концов, всегда остается вероятность, что это я старый маразматик, а вовсе не барон. И перестраховщик заодно, — полковник грустно улыбнулся. — А на самом деле всё это местная мышиная возня за родство с Вингфилдами или попытка НР убрать Элеонору, чтоб предложить барону «свою» невесту. Ну а ты вообще случайно под руку подвернулся.
— Сомневаюсь.
— Тем не менее, и такое возможно. И учти, — добавил полковник. — Официально это будет операция Баронства под руководством Казимира. Тебя просто одалживают, а у меня консультируются. Утром я вызову тебя на совместное совещание с Казимиром, и он озвучит свой план. Можешь задавать вопросы и вносить свои предложения, но не выпендривайся. Помни, для всех ты простой исполнитель. К тому же, Казимир вполне может и что-нибудь толковое предложить, у него было время подумать и учесть предыдущие ошибки. Утром ты получишь то, что есть у нас в архиве по барону и Диодарисам. Остальное спрашивай у Марины, я ее уже озадачил, как только поговорил с Казимиром.
— А обо мне вы сказали?
— Нет, — покачал головой Рысь. — Это ей помешает… быть объективной.
Павел хмыкнул, но промолчал. Полковник был в своем репертуаре: не упускал случая намекнуть, что о подчиненных знает всё. Возможно, даже то, что они сами о себе не знают.
— Я дам тебе доступ к счетам в нескольких банках Бухты Розы, плюс имена и явки нескольких наших агентов, — продолжал давать указания Рысь. — Когда согласуем план с Вингфилдом, подумаем, как еще тебя можно прикрыть и вытащить, если что. Но без крайней нужды к ним не обращайся. Ты всё понял?
Павел кивнул и начал снимать майку.
— Что ты делаешь? — опешил полковник.
— Еще пяти нет. Я собираюсь пару-тройку часов поспать, — совершенно серьезно сообщил Шмель. — Ведь я ничего не знаю, а на работу мне к девяти.
— Наглец, — привычно буркнул Рысь. — Дверь за мной закрыть не забудь.
— Обязательно, — Павел поднялся, сунул майку под мышку и лениво отдал честь. — Служу Империи!
— Вольно, — бросил полковник и исчез за дверью.
Павел повернул ключ в замке. Убедился, что дверь закрыта, и не спеша вернулся в комнату. Принюхался, поморщился и распахнул пошире окно, впуская свежий утренний воздух. Посмотрел вниз, на просыпающуюся улицу. От соседнего дома, взревев мотором, рванула неприметная служебная «Лань». Шмель, закусив губу, проводил ее взглядом. Спать он, конечно, не собирался. Натянув майку обратно (утренний ветерок неожиданно пробрал до костей), он сел на кровать, закрыл руками лицо и так замер.
2.
Жарким утром первого июня майор Марина Шталь шла на работу в отличном настроении. Вчера она засиделась допоздна, листая газетные подшивки и архивные отчёты, и сегодня жаждала узнать, зачем понадобилась полковнику Рысю давно не актуальная информация о женитьбе барона Вингфилда.
Несмотря на то, что поспать удалось всего несколько часов, Марина не чувствовала себя усталой. Она шла легкой, уверенной походкой, успевая по дороге любоваться пейзажем. Она любила эти разноцветные крыши, островерхие башенки, легкий шум вертящихся флюгеров. Ветер с Ренны забирался под юбку, приятно оглаживая колени. Прямого покроя, бежевая в крупную клетку, юбка вполне отвечала негласным правилам отдела, но на деле строгой лишь притворялась — как и светлая блузка в тон, с длинным рукавом, но опасно глубоким вырезом.
Марина потянула на себя тяжелую дверь и нырнула внутрь особняка, в полумрак и прохладу. Махнула удостоверением (дежурный жест; здесь всех знали в лицо). Заглянула в комнату секретарей, попросила принести ей в кабинет кофе и поднялась на второй этаж по широкой мраморной лестнице, на ходу доставая из сумки ключи от кабинета. Мечтательная улыбка не сходила с ее лица.
Обычно она приходила первой. Шмель, семь лет встававший по сигналу общей побудки, частенько позволял себе опаздывать, и сегодняшний день не стал исключением, но Марине это даже нравилось. Она любила с утра спокойно покурить у окна, не слыша недовольного сопения за спиной. Сейчас курить не хотелось. Марина небрежно бросила сумку на стул и прошлась по кабинету.
На столе Павла Шмеля, как обычно, царил идеальный порядок: ничего лишнего, ничего личного. Стул был аккуратно задвинут под стол, как и положено всем стульям в отделе. Марина улыбнулась. Она вспомнила, как Шмель впервые вошел в этот кабинет. Полковник Рысь обвел широким жестом композицию «стол-стул-сейф» в углу и сказал:
— Вот твое новое рабочее место. Располагайся.
Павел тут же развернул стул и уселся верхом, поставив локти на спинку и устроив подбородок на сцепленных в замок пальцах. С этого дня в кабинете началась война — холодная война лейтенанта Шмеля с верной и со всех сторон проверенной уборщицей. Каждое утро Шмель ставил стул так, как ему удобно, а на следующий день находил его аккуратно развернутым обратно, в строгом соответствии с внутренним распорядком отдела.
Впору было делать ставки на исход этого молчаливого противостояния, но конопатый «орел» разочаровал Марину. Он не стал стремиться к победе любой ценой. Сначала он злился — но очень недолго. Потом смеялся. Потом пытался договориться (но это оказалось бесполезно). А потом вовсе перестал что-либо замечать. Он молча разворачивал стул обратно и садился, как ему хотелось, доставал из сейфа бумаги, раскладывал на столе и замирал, глядя на них отсутствующим взглядом. Сидеть вот так он мог часами — а потом срывался с места и мчался к полковнику с какой-нибудь очередной неожиданной идеей. В моменты подобной задумчивости лейтенант Шмель был особенно удобен для созерцания, поскольку ничего вокруг не замечал.
И Марина созерцала, с огромным трудом скрывая изумление пополам с восхищением. Она ведь вообще не верила, что он сможет работать здесь. Не могла поверить, как ни старалась. Она не представляла Шмеля ни в этом отделе, ни за этим столом, ни на летучках и планерках. Да, конечно, полковник сам подбирал всех, кто работал здесь, и команда в итоге получилась весьма разношерстная. В ней мирно уживались бывший оперативник Юнг и недавний студент Борюсик, которого Рысь завербовал чуть ли не прямо на выпускном экзамене по математике, но Шмель выделялся даже в этой разношерстной компании. Вчерашний «орел» с незаконченным высшим образованием, он был так же неуместен в аналитическом отделе вневэ, как комбайн в императорском парадном кортеже. Во всяком случае, Марине казалось именно так.
Она не могла вообразить его в тиши кабинета, не допускала, что он будет перебирать бумажки и строчить отчеты, но он делал всё это — без особого энтузиазма, но и без гримасы отвращения на лице. За спиной Шмеля шептались, почти не скрываясь, особенно после того, как кто-то засек в спортивном зале татуировку. Павел делал вид, что ничего не замечает. Он сидел у самой станы в кабинете полковника во время ночных мозговых штурмов, скромно молчал, не пытаясь никого перебить, а потом вдруг выдавал такое, что все разом оборачивались на него и замолкали. Только полковник не высказывал удивления, пряча за клубами трубочного дыма довольную ухмылку.
Марина понимала чувства Рыся. Она и сама в такие моменты ощущала что-то вроде гордости. Хотелось выйти вперед и сказать: «Да, это я его нашла!» Но она, разумеется, помалкивала. Про Шмеля и так ходили самые дикие слухи. Точно никто ничего не знал (полковник лично занимался подчисткой информации), и порой это создавало неудобства. Однажды, услышав в компании коллег, что Шмель, наверное, внебрачный сын полковника, Марина не выдержала и рассмеялась в голос.
— А что? — обиженно обернулся к ней автор сногсшибательной версии Борюсик. — Посмотри, как он с ним носится, с этим Шмелем.
Марина только головой покачала. Она-то знала цену этому «носится». Полковник мог послать за Павлом среди ночи и вытащить того буквально из постели на оперативку. Павел молча вставал, шел за посыльным, часами сидел в кабинете Рыся в клубах едкого дыма и никогда не жаловался.
Старожил отдела Юнг за глаза называл Шмеля исключительно «этим солдафоном» — до тех пор, пока однажды, просидев три часа над отчетом, который Юнг до этого изучил вдоль и поперек, Шмель сказал:
— Я понял, что здесь не так. Этот парень врет.
— Да что ты говоришь! — подпрыгнул на стуле Юнг (он лично готовил «этого парня»).
— А ты вспомни, что было месяц назад. В другом отчете… — и Павел потянулся к сейфу, словно не замечая скептического взгляда коллеги. — Вот. Ты же его читал. Как вот эти два факта могут сочетаться? Никак. Или-или.
— Дай посмотреть, — Юнг нахмурился и выхватил расшифровку рапорта из рук Шмеля. — Пойду покажу полковнику.
— Держи, — Павел легко расстался с мятой бумажкой, мгновенно потеряв к ней интерес. Юнг ушел к начальству, а Марина подошла к столу Павла, села на край, нависла над ним.
— Что? — он поднял глаза и слегка отодвинулся, сохраняя дистанцию.
— Я поняла, почему за семь лет ты дослужился только до лейтенанта, — насмешливо сказала она. — Будешь ушами хлопать — и здесь семь лет в лейтенантах проходишь.
— Да ладно, — отмахнулся Шмель. — За меня не беспокойся. Капитана мне Рысь уже обещал — за Залесье. А там, глядишь, и тебя догоню.
Он смотрел на нее знакомым взглядом — вроде серьезно, но с оттенком издевки. Или издевка ей только мерещилась?
— Догонишь, как же, — сухо отозвалась она. — То-то с докладом Юнг побежал, а не ты.
— Да пусть его, — Павел пожал плечами и принялся как попало бросать бумаги в сейф, давая понять, что разговор окончен.
С документами он и по сей день обращался точно так же. При этом он как-то умудрялся, вернувшись на следующее утро, быстро раскладывать их на столе совершенно определенном, одному ему известном порядке. Марина подозревала, что Шмель помнит каждый листок исключительно по внешнему виду, потому что вникнуть в содержание за долю секунды, едва кинув взгляд на текст, было невозможно.
Капитаном, кстати, Шмель так и не стал, что-то не срослось у полковника с представлением героя-оперативника к званию. Марина подозревала, что дело опять оказалось исключительно в секретности. Рысь не просто изъял информацию, откуда смог, он сделал всё, чтоб никому и в голову не пришло связать бывшего дезертира, побывавшего в Залесье, с новым сотрудником аналитического отдела внешней разведки. Павлу же и гадать об этом было не нужно, он знал, что это так и есть — от самого Рыся. Услышал объяснение, согласно кивнул и больше к теме званий не возвращался. А Марину «капитаном» просто дразнил.
Для Павла тогда наступило странное время. Он словно жил в двух разных мирах, а границей была дорога от Златграда до маленькой северной деревеньки. Он не лгал, объясняя Лиле, почему соглашается на предложение полковника. Быть на передовой, держать руку на пульсе, успеть отреагировать, если обстановка в стране внезапно поменяется к худшему — всё это было по-прежнему важно для него, но добавилось и кое-что другое. Соглашаясь, он не знал, насколько эта работа ему понравится.
О том, чтобы привезти Лилю в Златград, он даже не думал. То есть думал, конечно, но… Полковник, несомненно, нашел бы ему более просторную квартиру и, разумеется, одобрил бы тот факт, что сотрудник больше не мотается туда-сюда за пять сотен километров. Но в столице было неспокойно, газеты все чаще кричали то о голоде, то о бунте, то о войне, а штамп требовали на каждом шагу. Павлу было противно даже представить, что его беременная жена будет ходить по этим улицам, тем более что от случайного камня из подворотни никакие штампы не спасали. В Златграде, как и везде, чужаков били отнюдь не по штампу…
Иногда Павел, не в силах заснуть, полночи глядел в потолок и уговаривал себя бросить полковника, столицу, работу — всё. Забрать жену и навсегда убраться из Империи, не дожидаясь, когда здесь случится то ли голод, то ли бунт, то ли война. Сказочную страну, которая приняла его и признала своим, нелегко оказалось забыть, заповедный лес до сих пор манил и ждал. Павел уговаривал себя — и понимал, что не может сделать этого сейчас. Ему нравилось стоять за кулисами мировой политики, нравилось играть с невидимым противником, одерживая вполне видимые победы. О да, полковник знал, что ему предложить.
А еще в столице была Марина. Майор Марина Шталь, верная соратница полковника Рыся, его правая рука. «А ты, — усмехаясь, сказал полковник Павлу в первый же день, — будешь моей левой рукой. Так что, дорогие руки, вы уж постарайтесь подружиться». Он посадил их в один кабинет и даже задания поручал, словно нарочно, такие, что приходилось чуть ли не всё время проводить вместе.
Подружиться? Временами Павлу хотелось ее убить, и скрывать это удавалось лишь благодаря армейской выучке. Марина его интересовала. Возбуждала. Раздражала. Она бросала ему вызов — своим умом, своим званием, своим положением в отделе. Если она смеялась, Шмель был уверен — она смеётся именно над ним, а если поджимала губы — значит, именно его презирала. Столичная штучка, она умела посмотреть так, что он немедленно ощущал себя неграмотной деревенщиной. В такие моменты ему хотелось вскочить, запереть изнутри дверь кабинета и объяснить ей прямо здесь, на столе, на что способны простые ребята из спецвойск. Удерживало только одно: он боялся, что именно этого она и ждет. Дразнит его, чтобы потом унизить, манит, чтобы оттолкнуть как можно грубее.
Марина так никогда и не узнала, по какой тонкой грани он прошел тогда. Той зимой, когда они с Павлом почти одновременно оказались в аналитическом отделе Рыся, она летала от счастья как на крыльях. Шмель живым вернулся с задания. Он приехал в Златград, оставив в деревне свою горянку, и проводил в столице куда больше времени, чем положено женатому мужчине в счастливом браке. Грех было не воспользоваться создавшимся положением. И Марина пользовалась: как никогда насмешливая, как никогда обольстительная, она то откровенно с ним флиртовала, то вдруг окатывала волной ледяного безразличия. Наедине восхищалась его успехами — а при всех не упускала случая продемонстрировать свое превосходство. Она сама не понимала, чего желает больше: заполучить его или доказать самой себе, что может заполучить, но нисколечко в этом не нуждается. Она была влюблена, но сама не догадывалась об этом…
Праздник весеннего равноденствия они встретили вместе. Так уж получилось. Павел собирался домой, но с севера на Лесной Град неожиданно обрушились снегопады, да такие, что даже старики не могли припомнить подобного, тем более в марте. Дороги вокруг Лесного Града замело, движение перекрыли, и Павлу пришлось вернуться. В каком кафе празднуют в этот вечер коллеги, он знал — Марина говорила ему. Она первая увидела, как он входит в маленький, душный, набитый народом зал, и медленно встала с уютного диванчика. Краска бросилась ей в лицо, но в полумраке никто этого не заметил. Все смеялись и дружно поднимали бокалы, а Марине казалось, что он приехал именно к ней и только к ней идет, огибая веселящийся народ и стряхивая с волос снег.
Никогда еще Павла Шмеля не соблазняли так изощренно и в то же время так откровенно, как в тот вечер. Они сидели рядом у стойки и что-то пили, поддерживая шумные тосты. Они о чем-то говорили, и на следующий день Павел не мог вспомнить, о чем. А потом оркестр заиграл что-то медленное и томное, и Марина, легко соскользнув со стула, предложила:
— Потанцуем?
Он хотел отказаться, но напарница в кои-то веки сбросила маску циничной стервы и стала такой легкой, такой манящей. Когда-то давно она была такой для другого мужчины, но об этом Павел понятия не имел. Ее глаза сияли, темные волосы разметались по плечам, щеки разрумянились — и Шмель не устоял. А может, просто устал от постоянного противостояния между ними и решил это противостояние прекратить.
Они вышли на крошечный свободный пятачок между столиками, он положил ей руки на талию, а она прижалась к нему, обняла за плечи. Они были почти одного роста. От музыки — или от его близости? — у Марины шла кругом голова, и она прижималась к нему всё тесней. Шмель не протестовал, наоборот, крепче обнял ее и тихо спросил, почти касаясь губами ее уха:
— Чего ты хочешь?
Выпитое вино не прошло даром, и Марина ответила:
— Тебя…
Павел вздрогнул и с трудом сдержал нервный смешок. Он ждал чего угодно, но не такой откровенности.