02|07|1992
утро
Крестик я купил, свечку поставил. Не из-за такой уж искренней веры в чудесный характер своего спасения, но пацан сказал — пацан сделал, пусть даже и сказал самому себе. Да и стрёмно как-то с такими вещами шутить. Ну его на фиг.
В ювелирном салоне, правда, проторчал куда дольше, нежели в церкви, да и денег там оставил несравненно больше. При этом к изделиям из золота даже не приценивался, выбрал серебряную цепочку, толстую и солидную, и под стать ей серебряный же крест. Оттуда завернул на Зелёный.
Пусть последний визит на базар и не задался, всё же решил не позволять эмоциям брать верх над разумом. В конце концов, клин клином вышибают. Да и выбор там самый лучший в городе, чего не отнять, того не отнять. И денег не отнять — гоп-стопом на всеобщем обозрении даже в наши лихие времена не промышляют, а цыганкам-гадалкам и рыночным кидалам подобные мне персонажи не слишком интересны. Ещё и над правым виском рубец протянулся только-только подживший, так что вид самый что ни на есть бандитский. Карманники тоже не страшны — не лох, бумажник в заднем кармане джинсов таскать, а передние до того узкие, что незаметно руку никак не просунуть. Пусть даже в толчее подставные толкнут или зажать попытаются, один чёрт, обчистить не получится. Ну, так думаю…
Когда дошёл до пешеходной дорожки, вдоль которой стояли импровизированные прилавки со всяческим шмотьём, колонки киоска звукозаписи вовсю наигрывали песню группы «Любэ»:
Не валяй дурака, Америка… [«Не валяй дурака, Америка», группа «Любэ»]
Но прицениваться к кассете не стал, прошёл мимо. Слышал уже несколько композиций с их нового альбома — вроде, неплохо и задорно, но совсем-совсем не то. Предыдущий, который вышел ещё до моего призыва в армию, произвёл несравненно большее впечатление. А тут то ли новизна пропала, то ли сам повзрослел.
Да и не за кассетами пришёл, куда больше интересовали кожаные куртки. Снимал их с вешалок, мял пальцами коричневую и чёрную кожу, придирчиво изучал белую и бежевую замшу, проверял швы и подкладку, некоторые даже примерял. Ушлые тётки, занимавшиеся торговлей не первый день, напропалую расхваливали свой товар; недавние инженеры и научные сотрудники втюхать ничего особо не пытались и больше следили за тем, чтобы не умыкнули разложенные на прилавках вещи. Оно и немудрено — жульё съезжалось на Зелёный со всего города, а крыша пресекала только самый откровенный беспредел, предоставляя торговцам самим ловить воров за руку. Как говорится, спасение утопающих — дело рук самих утопающих.
Кожанку я в итоге так и не купил. Длинные на мне висели, будто на пугале, короткие хоть и смотрелись круто, но нечего было и думать проходить в такой всю зиму; по нашей погоде мигом колокольчиками начнёшь звенеть. А покупку сразу двух было не потянуть по деньгам; цены кусались. Вот и решил после недолгих раздумий, что моя старенькая «аляска» не так уж и плоха. Ещё сезон её спокойно проношу, а в крайнем случае приобрету китайский пуховик.
Но совсем уж с пустыми руками с Зелёного не ушёл. Взял «турик» — турецкий вязаный свитер с узорами, толстый и очень тёплый, купил кожаные перчатки и пару спортивных костюмов, остановив выбор на пошитых из нормальной ткани, а не тонкой синтетики, которая плавилась от малейшей искры. Пусть тёмно-зелёные штаны и олимпийка были с широким синим лампасом, а не с заветными полосками, всё же предпочёл практичность моде. Да и денег сэкономил, чего уж там.
Домой поехал через вокзал, на Свободы зашёл сначала в «Башмачок», потом в «Руслан». В первом магазине купил демисезонные ботинки из прочной кожи, которые с тёплым носком мог таскать и зимой. Во втором потратился на сорочку и брюки, чтобы не выделяться на фоне других абитуриентов. Всё верно — от идеи продолжить образование я отказываться не собирался и уже даже сдал документы в приёмную комиссию политеха.
Остаток денег — а стопка наличных хоть и потощала, но всё ещё продолжала внушать определённое уважение, — я решил потратить на цветной телевизор. И дело было даже не в том, что неправедно нажитое жгло руки, просто не имело ни малейшего смысла делать накопления на чёрный день в рублях. Что такое инфляция теперь знали даже дети, а в новостях к ней всё чаще добавляли приставку «гипер-». Деньги обесценивались, цены росли как на дрожжах.
Но то — рубли. А вот взятую с тела Большака свободно-конвертируемую валюту я придержал. Сложил рыхлую стопку купюр в полиэтиленовый пакет, накрыл его края полосками фольги, запаял утюгом. После убрал в жестяную баночку из-под леденцов монпансье и заныкал в старый тайник под гаражом. Триста двадцать семь долларов и сто восемьдесят пять дойчмарок могли стать неплохим подспорьем, если возникнет срочная необходимость в деньгах, им инфляция была не страшна. Ну а в жестянке и крысы не сожрут, можно даже не волноваться.
Я и не волновался. Как не особо переживал и по поводу возможного интереса со стороны ментов. Пообщался уже со старшим оперуполномоченным Козловым, поговорил с товарищем капитаном по душам…
22|06|1992
В понедельник дядя Петя разбудил в начале десятого. Обычно я не валялся в кровати допоздна, но весь тот, как сейчас модно говорить, уикенд отходил от последствий сотрясения мозга, а потому отсыпался и по возможности соблюдал назначенный самому себе постельный режим. Голова была словно деревянная, всю её правую сторону ломило, да к тому же подташнивало, и не хотелось ни есть, ни пить. Пить — это не только в плане алкоголя. Несладкий чёрный чай оставался единственным напитком, который худо-бедно принимал организм; от всего остального немедленно начинало полоскать.
На улицу эти дни я и носа не казал. У Андрюхи Фролова и у того не вышло припрячь к сборке мебели; он всерьёз обиделся и даже пришёл разбираться, но поглядел на мою забинтованную голову и лишь махнул рукой, решив на время припахать к работе Рому.
Ну а в понедельник участковый принёс повестку. Отдал под роспись, ладно хоть ещё в отделение не отконвоировал. Хотя… это бы всё упростило, так пришлось добираться самому.
Когда вошёл в уже знакомый кабинет, капитан Козлов смерил меня оценивающим взглядом, потом указал на стул и спросил:
— С головой что?
— С мопеда упал, — озвучил я свою версию и не произнёс больше ни слова.
Опер затушил сигарету, отошёл от окна к рабочему столу и задал новый вопрос:
— Гражданина Сивко Александра Николаевича знаешь?
Я на миг задумался, потом коротко ответил:
— Нет.
— Сосед твой по дому, больше известен как Сивый, — подсказал тогда капитан.
Сердце так и дёрнулось, а в голове заметались дурные мысли: «неужели наследил?!».
Неужели… Неужели…
Хрена лысого! Наследил бы, в браслетах сюда привезли и уж точно понедельника дожидаться не стали.
— А! Этого знаю, — подтвердил я и сразу поправился: — Знал. Но только в лицо, общаться — не общался. А что?
Капитан Козлов миг сверлил меня напряжённым взглядом, потом спросил:
— А Георгий Буньков — общался?
Я выдержал паузу, затем выдал заранее обдуманную полуправду:
— Вроде, он у него машину чинить собирался. Хотел, по крайней мере.
— Так они общались?
— Насчёт ремонта он в сервис Сивого точно заходил. Насчёт общения — не скажу.
Опер начал заполнять шапку протокола и уточнил:
— И когда Буньков заходил к Сивко?
— Перед разговором со мной в день своей смерти.
Козлов оторвался от листа и нахмурился.
— Почему раньше не сказал?
— Никто не спрашивал.
— Подпиши.
Я привычно уже сделал требуемую надпись внизу листа, но капитан и не подумал меня отпустить. Он убрал протокол в папку и выложил на стол прямоугольник фотокарточки.
— Знаешь его?
— Антон Буньков, двоюродный брат Геры… Георгия.
— А этот гражданин знаком?
На этот раз на снимке оказался изображён Кирилл, валютный спекулянт с Зелёного базара, и направление, которое приобретал допрос, не понравилось мне до чрезвычайности.
Неужели всё же проследили связь с бойней в недостроенном посёлке? Чёрт! Да Козлов же сам на меня грузин натравил, ещё бы он не проследил! Гадство какое!
— Ну так что? — поторопил опер.
Я немного поколебался, потом ответил чистую правду:
— Если ничего не путаю, это торгаш, на которого Антон Буньков работал. Как зовут — не подскажу, у него точка на Зелёном.
— А знаешь ты это…
Фраза осталась недосказанной, да завершать её и не было никакой нужды.
— Кто-то из пацанов показал, когда на Зелёный за шмотками ездил, — пояснил я.
— Кто?
— Не помню.
Конкретное имя капитан Козлов вытягивать не стал, вместо этого разложил на столе ещё четыре фотоснимка — все посмертные. Большак, Смирнов и пара их подельников.
Я судорожно сглотнул.
— Ну? — дёрнул меня опер.
Пришлось постучать пальцем по карточке с изображением Марадоны.
— Не помню, как зовут, в одну спортивную секцию с ним до армии ходил. Остальных не знаю.
И тогда совершенно ожидаемо на стол лёг очередной фотоснимок.
— Можешь не напрягать память, — недобро улыбнулся капитан, — это Лидия Светлова. Твоя соседка, не так давно похищенная, изнасилованная и убитая.
Меня передёрнуло, но присутствия духа я не потерял и потребовал объяснений:
— Ну и на фига вы мне это всё показываете?
— Минуту, — попросил опер и выложил три следующих фотографии. На них ожидаемо оказались запечатлены мёртвые грузины. — Видел их когда-нибудь?
— Этих не знаю, — ответил я, поскольку и в самом деле их не знал.
Козлова мой ответ не устроил, и он с нажимом произнёс:
— Я спрашиваю, ты их видел?
— Не припоминаю.
Только ответил, и опер резко подался вперёд, задрал рукава моей олимпийки.
— Вы чего, блин?!
Я вырвался, вскочил со стула и быстро оправил их обратно, но от милиционера короста ссаженной кожи на правом запястье точно не укрылась. Он достал из пачки сигарету и указал на дверь: — Свободен.
Вот тут мне и сделалось не по себе; я замер в замешательстве. Выйду — конец. Этот выродок меня точно грузинской группировке сдаст. Он ведь неспроста след от наручников искал…
— Свободен! — повторил Козлов и поднялся из-за стола. — Двигай!
Ну я и двинул. Опер покинул отделение вслед за мной, щёлкнул зажигалкой, затянулся и вдруг предложил:
— Хочешь, расскажу, как всё было?
Наверное, стоило отсюда бежать без оглядки, но от пули не убежишь, и я кивнул.
— Пришёл из армии, ни работы, ни денег, страну и ту в унитаз за время службы спустили, — начал тогда старший оперуполномоченный. — Но были друзья-уголовники и богатый сосед, а у соседа дочка. Похитить её точно ты предложил.
Я спокойно выдержал взгляд собеседника и хмыкнул.
— Да неужели?
— Именно так! Больше некому. Только всё пошло наперекосяк. Мало того, что у отца жертвы сердечный приступ случился, так ещё друг втравил в авантюру с автоподставой, ограблением и перестрелкой. И у тебя под ногами начала гореть земля. С одной стороны, подельники наседают, которые никак выкуп получить не могут. С другой стороны, родственники жертв по второму эпизоду пытаются виновных отыскать. Но ты не растерялся, свёл всех в одном месте, где они друг друга и положили. А может, и сам выживших добил. Уверен, так всё и было!
— Нескладная история получается. Прокурор не примет.
— У тебя след на правом запястье, а в сожжённом автомобиле найдены наручники и выломанная потолочная ручка, к которой тебя приковали.
— В каком ещё автомобиле?
— Да брось! Ты и голову не при падении с мопеда разбил, а прикладом автомата получил, на нём следы крови остались. Группа — совпадает. И тело Светловой там же в подвале недостроенного особняка нашли. Для выдвижения обвинения мало, говоришь? Так мы и без прокурора обойдёмся!
Существовал немалый риск, что разговор записывается, но я не сдержался и зло выдал:
— Без прокурора — это как в прошлый раз, когда грузинам меня сдал, да? Вышел, по плечу похлопал, сука…
К моему удивлению капитан не вспылил и лишь пожал плечами.
— С тобой просто собирались поговорить.
— Сам-то в это веришь? Или просто совесть успокаиваешь? Хотя какая совесть? Откуда она у мента продажного?!
Тут Козлов покраснел от злости и даже наметил движение вперёд, но сдержался и сделал несколько быстрых нервных затяжек, прежде чем выкинуть окурок в урну.
— Я просто искал убийцу, — произнёс он хриплым голосом. — У тебя был шанс мне всё рассказать, пошёл бы по делу свидетелем, самое большее условный срок схлопотал. Но не захотел сотрудничать, отмолчаться решил. Так кто виноват, что самого в оборот взяли? А торговля валютой — это торговля валютой. Не наркотики, не оружие, не похищение людей. Да и не прикрывал я их, от сроков не отмазывал, просто на одного беспредельщика наводку дал. Можно сказать, обществу услугу оказал.
Я не выдержал и заржал.
— Ты моё запястье видел, так прикинь — как на нём браслет наручников оказаться мог? Не похищение, говоришь? Или, полагаешь, те грузинские отморозки на встречу пустыми отправились? Кто тогда мне по голове прикладом врезал?
— Плевать и на них, — отрезал капитан Козлов, — и на твоих дружков-бандитов. Но за Светлову ты ответишь.
Я досадливо поморщился и спросил:
— Ты ведь и сам в это не веришь, так? Концы с концами не сходятся, всё шито белыми нитками. Поэтому и на откровенность вызываешь, хочешь знать наверняка. Иначе давно бы своих носатых подельников натравил!
Козлов скрестил на груди руки и выжидающе посмотрел.
— Антон Буньков, — не стал я отмалчиваться на этот раз, — и его работодатель, тот спекулянт с рынка, который валютой торговал. Не думал, как они со всем этим связаны?
— И как же?
— Антон дружил со Светловой, это тебе любой подтвердит. А у барыги была крыша. Вот так, полагаю, всё и срослось. Антон сболтнул о богатеньком папеньке подружки боссу, тот предложил бандитам подзаработать.
— А ты?
Я оскалился, окончательно позабыв об осторожности.
— А на меня ты напустил тех горцев отмороженных! Я всего-то им и сказал, что у Геры Бунькова двоюродный брат со дня перестрелки дома не появляется, а его наниматель валютой на рынке торгует! Просто хотел, чтобы отвязались, а эти гении меня в оборот взяли и на Зелёный повезли. Я им должен был барыгу показать. Ну и показал на свою голову, что ещё оставалось? В итоге они за ним проследили до заброшенного посёлка, машину со мной в переулке бросили и ушли. Что там дальше случилось — знать не знаю. Как стрельба началась, я ручку, к которой прикован был, сорвал и ноги сделал.
— Кто тогда машину во двор коттеджа отогнал и сжёг?
— Тот, кто выжил. Кто ещё?
Опер с задумчивым видом достал сигарету, но прикуривать её не стал, убрал обратно в пачку.
— Ладно! Я проверю, а пока — живи. — Он наставил на меня указательный палец и предупредил: — Только заруби себе на носу — в следующий раз так легко не отделаешься. Либо за решётку отправишься, либо на кладбище. Я тебе это обеспечу, не сомневайся.
Он поднялся на крыльцо и скрылся внутри, я тоже у отделения задерживаться не стал. Пошёл жить дальше. Но привкус от разговора остался на редкость неприятный. Будто в долг сколько-то времени отмерили, а как расслаблюсь, так за жабры и возьмут.
Засада!
02|07|1992
день-вечер
Домой возвращался через вокзал. Вдоль путей там разбили табор цыгане — не местные, а приехавшие чуть ли не из Таджикистана, по территории слонялись какие-то мутные личности и бродяги, а сотрудники линейной милиции на транспорте провожали столь цепкими и злыми взглядами, что было совершенно непонятно, кого следует опасаться больше: жуликов или их самих.
По пешеходному мосту я перешёл на другую сторону путей и решил не топать пешком до «Авроры», чтобы сесть там на троллейбус, а вместо этого минут пятнадцать куковал на остановке, зато дождался автобуса тринадцатого маршрута и покатил домой. Зайцем, как водится, — заранее билеты купить не удосужился, а на остановке киоска не было. Да и мысли такой не возникло, если честно.
Когда выбрался из дребезжавшего всем, чем только можно, жёлтого «пазика», то сразу обратил внимание на выгоревшую коробку коммерческого киоска на другой стороне улицы. Та уже еле чадила, но пожарная машина ещё не уехала, огнеборцы только-только сматывали шланг. Не обошлось и без зевак — поодаль стояли неизменные старушки из соседних домов и случайные прохожие, отдельно кучковалась компания пацанов. Я углядел там Саню-Татарина и Митю Новика, подошёл поздороваться, заодно спросил: — Чего здесь такое случилось?
— Говорят, в окошко бензином плеснули и подожгли. Хорошо хоть дверь не подпёрли, продавщица выскочить успела, — просветил меня кто-то из парней. — По ходу дела за крышу не заплатили.
— Или беспредельщики наехали, — предположил Саня. — Мы так раз на «Авроре» в окошко пускач сунули, сказали бутылку водки дать и пару пачек сигарет.
— Дали? — заинтересовался Новик.
— Ага, потом догнали и ещё раз дали, — рассмеялся татарчонок. — Из киоска амбал под два метра вышел, мы как чесанули оттуда! Давно так не бегал.
— Нет, тут не пацаны наехали, — послышался голос, хриплый и простуженный. — Тачка отъехала, сам видел. То ли «четвёрка» жёлтая, то ли «волга» длинная. Без очков сегодня, не разобрал.
— О, Стас! Как сам? — поприветствовал я подошедшего одноклассника.
— Потихоньку, — пожал тот протянутую руку, почесался и вздохнул. — Слушай, Енот, я очки разбил. Не займёшь на новые?
Выглядел Стас Рыжов не лучшим образом: под воспалёнными глазами набухли тёмные мешки, а кожа казалась слегка желтоватой, да и похудел он заметно. Я нисколько не сомневался, что деньги он потратит вовсе не на очки, но всё же полез в карман и вытянул три мятые десятки.
— Держи, — сунул их однокласснику, даже не спросив, когда отдаст.
«Займи» в его случае — это дай и забудь.
— О, благодарствую! — потряс мне руку Стас и оглядел парней, но больше ни у кого взять в долг не попытался, вместо этого спросил: — Карбида не видели? Должок за ним.
Помочь Рыжову никто не смог, он ссутулился и, шаркая кедами по асфальту, поплёлся прочь. Митя Новик глянул ему в след и негромко произнёс:
— Вроде, спид у него.
— Да ладно? — поразился я.
Саня-Татарин закурил, выдохнул дым и кивнул.
— Тоже слышал.
Я покачал головой, попрощался со всеми и ушёл, прежде чем начались расспросы о содержимом пакетов и распоротой башке. Во дворе на сдвинутых лавочках у третьего подъезда заседал местный «сплетсовет», и при моём появлении глазастые бабушки сразу зашушукались пуще прежнего. Дальше за вкопанным под раскидистым деревом столиком расположилась компания мужичков; оттуда то и дело доносился характерный стук — шла игра в «Домино».
Дяди Пети среди игроков не было, он обнаружился дома, непривычно трезвый и чем-то крайне озадаченный. Этим «чем-то» выступала бутылка вина. Именно — вина, а не портвейна или ещё какого креплённого плодового-ягодного пойла, которое дядька по обыкновению начинал принимать с самого утра.
Я разулся, подошёл и фыркнул, разглядев надпись на этикетке: «Нежность».
— Дядь Петь, ты не заболел часом? Ты ж нормальное вино сроду не пил!
— Я вино почему не пил? — хитро улыбнулся дядька в прокуренные усы. — Потому что у меня бабы не было!
— А! — понял я. — Опять кто-то из соседок купился на россказни о том, как ты в таранную атаку на корабли американской военщины шёл. Стой! Мы ж теперь, вроде, с НАТО друзья? Неужели кто-то ещё ценит твою службу тоталитарному коммунистическому режиму?
— Не ценят либо дуры, либо малолетки, — веско ответил дядя Петя. — И с теми, и с другими связываться себе дороже. И ты, давай, завтра на работу выходи без фокусов. У меня планы на квартиру.
— Да без проблем, — пожал я плечами и полез в холодильник смотреть, чего можно по-быстрому сожрать.
Наигрывавший песню о коралловых бусах проводной радиоприёмник умолк, после недолгой паузы пропищали сигналы точного времени и начался выпуск новостей.
— Продолжается война в Приднестровье, вновь принявшая формы позиционной. На истекшей неделе перестрелки с использованием не только стрелкового оружия, но и артиллерии и минометов происходили в районе городов Бендеры, Дубоссары и Григориополь, — произнёс хорошо поставленный женский голос, и дядя Петя досадливо выругался и выключил радио.
— Хоть вовсе новости не слушай! — проворчал он. — Мир с ума сошёл! В Югославии и Нагорном Карабахе невесть что творится, в Латвии русских права голоса лишили, в Свердловске «афганцы» два дома захватили, требуют, чтобы им квартиры выделили! Можешь себе это представить?
Я только рукой махнул и, поскольку ничего готового в холодильнике не обнаружилось, а самому кашеварить не хотелось, унёс покупки в комнату, переоделся в спортивный костюм и двинул на улицу.
Андрей Фролов уже пришёл со смены, сонный-сонный он открыл на звонок и запустил меня в квартиру.
— Ты один? — спросил я.
— Ага, — подтвердил Андрей и почесал живот. — Родаки на даче, Анька в кафетерии.
— Оп-па! — поразился я. — Так она к тебе перебралась?
— А чего ей в общаге жить?
— Красавчик! — порадовался я за друга. — А есть пожрать чего?
Фролов позвал меня на кухню.
— Анька готовит — пальчики оближешь. Я так растолстею скоро.
— Ты — не страшно. Главное, чтобы не она, — рассмеялся я.
— Не завидуй, — отшутился Фролов и разложил по тарелкам из стоявшей на плите сковородки макароны, но не обычные и не по-флотски, а помимо тушёнки заправленные ещё чем-то вроде плавленого сыра. — Ты чего припёрся? Только не говори, что опять меня с мебелью прокинуть хочешь.
— Не, сегодня выхожу.
Я попробовал макароны и одобрительно кивнул. И в самом деле — вкусно.
Андрей налил воды в чайник, поставил его на плиту и спросил:
— Чего тогда?
— Да я денег занял, телик хочу купить.
— Ну ни фига ты богатенький Буратино!
— Сказал же: в долг взял. Поможешь дотащить от «Солнышка», если там присмотрю чего?
— Помогу, но с тебя простава.
— Да уж как без этого!
Чайник засвистел, и мы начали пить чай, потом двинулись за телевизором. По дороге Андрей поглазел на сожжённый киоск, а дальше мы миновали общагу с поликлиникой и вышли к жилому дому, весь первый этаж которого занимал магазин «Солнышко». Там продавали игрушки, детские товары и одежду, нам был нужен отдел с теле-радиотехникой. Ни цены, ни выбор не порадовали, единственным доступным вариантом оказался прибалтийский «Таурас», который, по словам продавца, просто не успели переоценить.
— Дециметровые каналы принимает? — со знанием дела уточнил Андрей.
— Принимает.
Привычной мне круглой ручки переключения каналов на передней панели не обнаружилось, имелся только ряд кнопочек из красного пластика, пронумерованных от единицы до шести. Этот блок выдвигался вперёд, частоты настраивались отдельно подкруткой небольших колёсиков.
— И вот ещё, — подсказал продавец, убрав пластиковую шторку, за которой скрывались разъёмы для подключения магнитофона и рукоятки регулировки насыщенности, яркости и контраста. — Очень удобно, не нужно за телевизор соваться.
— Его бы включить, — попросил я, не желая отдавать деньги за кота в мешке.
— Можно и включить.
Загорелась кнопка за номером один, из динамика понеслось:
Капитан Каталкин — козырной валет… [«Капитан Каталкин», Александр Буйнов]
Некоторое время спустя проявилось изображение вокалиста ансамбля «Весёлые ребята», прыгавшего на какой-то лестнице в кожаных фуражке, плаще и высоких ботинках.
— Нормально, нет? — встал рядом со мной Андрей.
— Да, вроде, — пожал я плечами и полез за деньгами. — Беру!
— Поди уже и кабельное провёл? — спросил Фролов.
— Вечером подключать придут. Подваливай.
— Делать больше нечего! У меня давно кабельное, там после двенадцати фильмы для взрослых крутят, их самое то с Анькой смотреть.
Продавец принял деньги и выбил чек, потом долго и муторно выписывал гарантию, затем пропал минут на двадцать, но всё же отыскал на складе коробку из-под телевизора, и мы поволокли чудо техники домой. И всё бы ничего, только весило это самое чудо килограмм сорок, не меньше.
Дядя Петя нашему приходу удивился. Очень сильно и в насквозь непечатной форме. Да ещё с морскими загибами, показавшимися сухопутной крысе в моём лице чересчур уж… притянутыми за уши, что ли? Хотя не за уши, конечно, речь там о других частях тела шла. Преимущественно о гениталиях.
— Деньги занял, — объяснил я происхождение средств на покупку телевизора.
— Ага! — упёр руки в боки дядя Петя. — То есть конфискации имущества можно не бояться?
— Какая конфискация? Я ещё даже на работу не вышел, при всём желании ничего стырить не мог!
— Было бы желание, а что стырить — найдётся!
Я только рукой махнул. Мы занесли телевизор в комнату, но так сразу установить его не получилось. В старый снизу вкручивались ножки, «Таурус» потребовалось водрузить на тумбочку.
— Ерунда какая! — проворчал дядя Петя, но изображением остался доволен, да и диагональ в шестьдесят один сантиметр его всецело устроила.
Мы с Дюшей отволокли старый агрегат в гараж, после этого с чувством выполненного долга купили две трёхлитровки пива, а от ларька двинулись с ними прямиком к Гуревичам, логично рассудив, что способны совместить приятное с полезным — то есть распитие алкогольных напитков и сборку мебели.
Тихон Морозов, который числился кем-то вроде кладовщика, оказался на месте, но в гараж банки пришлось заносить тайком вовсе не из-за него, просто помимо Толстого присутствовал и Гуревич-старший — невысокий худощавый мужчина лет сорока в светлом летнем костюме и сорочке без галстука с расстёгнутым воротником.
— Здравствуйте, Роман Маркович! — сразу направился к нему Фролов, дав мне возможность незаметно убрать сумку с банками за один из диванов.
— Здравствуй, Андрей! — ответил хозяин цеха-склада. — Нам бы со сборкой ускориться. Сможешь обеспечить? И надо подыскать водителя на неполный день. По случаю «УАЗ» четыреста пятьдесят второй подвернулся. Завтра пригонят, хоть будет на чём заказы развозить.
— «Буханка», что ли? — влез я в разговор.
— Да, Сергей, «буханка», — подтвердил Гуревич и выжидающе посмотрел на Андрея, которого из друзей сына полагал самым серьёзным. — Готов бригаду на себя взять?
По нынешним временам слово «бригада» приобрело совсем уж нехорошее значение, но сейчас речь шла вовсе не об организации банды, так что Фролов уверенно кивнул.
— Базара нет! — выдал он и замялся. — Э-э-э… В смысле — не вопрос, справлюсь. Водитель точно будет — Саша Романов помимо сборки мебели займётся. И ещё одного человека привлечём, чтобы работу по нормальному графику организовать.
— Тогда это на тебе, — одобрил такое решение Гуревич.
— А с торговлей сахаром что? — спросил Андрей. — Получится обороты увеличить?
Роман Маркович только руками развёл.
— Никак подходящее помещение не могу найти, реально снять только часть складка, но без фасовки объёмы не нарастить. Вы дальнюю часть гаража освободите пока, оптовики цены снижают — буду закупаться по возможности. Надо делать запасы, к осени всё подорожает, — сообщил он и вышел из бокса. У ворот стояли белые «жигули» седьмой модели, на них Гуревич и уехал.
Андрей почесал затылок и спросил:
— Тиша, не хочешь сборщиком поработать? Пока четвёртого в пару Роме не найду?
Тот поморщился и согласился с крайней неохотой.
— Если только на время, на мне и так весь учёт. Это сейчас каникулы, а так-то я в техникуме на бухгалтера учусь.
— На время, само собой, — уверил его Фролов и махнул рукой. — Серый, наливай!
Я дошёл до стола, взял две семисотграммовые банки, обернулся и спросил:
— Тиша, пиво будешь?
— Не! — замотал головой Толстый, оттянул рукав клетчатой рубахи и посмотрел на часы. — Я сегодня со своей в кино иду. По газировке вдарю.
Мы с Андреем настаивать не стали, резонно рассудив, что нам больше достанется, и начали собирать диван. Как я и предполагал, дело это оказалось не слишком сложным, да и Фролов уже успел руку набить, так что работа шла споро, а попутное употребление пива на её скорости нисколько не сказывалось. Тут вставить, здесь забить, где-то натянуть, что-то ввинтить — нормально.
— Тиша, комплектов много осталось? — спросил Андрей некоторое время спустя.
— Могу посмотреть, — отозвался Толстый, который увлечённо шуршал страницами газеты и даже делал какие-то пометки в блокноте. — Там ещё кухни и стенки привезли, так сразу не скажу.
— Глянь потом. Пока не горит.
Постепенно начало смеркаться, и мы включили свисавшую на проводе с потолка стоваттную лампочку, а там подошли Лёня Гуревич и Саша Романов, которые сначала налили себе пива из дождавшейся их трёхлитровки, а потом расположились перед телевизором и включили игровую приставку.
По пути Рома наступил на пластиковую пробку от бутылки с газировкой и поскользнулся на ней.
— Всё, на пробку наступил! — рассмеялся Толстый.
— И чего? — не поняли мы.
— Примета такая! — пояснил Тихон. — Кто на пробку наступает, то в хлам напивается.
— Да я не против! — рассмеялся Рома. — Только с чего тут?
И в самом деле — Романов тот ещё шкаф и печень прокачана; даже если всё оставшееся пиво в одного выпьет, и то сильно не захмелеет. А каморка с ромом на замке.
— Рома, в водители пойдёшь? — спросил Фролов. — На «буханке» сахар и мебель по точкам развозить.
— А что по деньгам?
Андрей указал пальцем на Лёню, но тот пошёл в отказ.
— Не, Дюша, это с папой обсуждай.
Рома пожал плечами.
— Пойду, всё лучше, чем с мебелью мудохаться.
— Развоз дополнительно к сборке, — пояснил Андрей.
— О! Так денег больше будет? Я согласен! — оживился Романов, допил пиво и поднялся с дивана. — Пацаны, не теряйте! По такому случаю сбегаю соточку накачу, пока кафетерий не закрылся.
— Ну точно на пробку наступил! — усмехнулся ему в спину Толстый и разложил на столе газету. — Слушайте, а может компьютерами начнём торговать? Четыреста восемьдесят шестые как машина стоят, можно даже не смотреть, но за триста восемьдесят шестые в Москве на этой неделе от двухсот шестидесяти тысяч просят.
— Всё равно не потянем, — отмахнулся Лёня Гуревич, выдернул из приставки картридж «Супер братьев Марио» и воткнул другой сборник, где были «Танки».
— Можно двести восемьдесят шестые посмотреть. Они от ста тридцати по прайсу идут. И комплектация нормальная: процессор шестнадцать мегагерц, оперативки мегабайт, винчестер на сорок мегов и видеокарта.
— В «Альтернативе», поди? — спросил Андрей и со смешком процитировал рекламный слоган этой фирмы: — «При всём богатстве выбора другой альтернативы нет»!
— Не, я тут на объявление наткнулся: новый дилер открылся: «Текта». Они цены на двадцать процентов ниже рынка обещают. А можно заказать бэушную технику из Америки, там по распродажам при ликвидации фирм скупают и сюда везут.
Лёня Гуревич заинтересовался, подошёл к столу и склонился над газетой.
— Не, фигня, — высказался он некоторое время спустя. — Только за валюту и полная предоплата.
— Да какие теперь проблемы с валютой? В Москве торги открыли, курс рыночный. Сто двадцать пять рублей, вроде, вчера был.
— Сколько?! — присвистнул я, припомнив о своей заначке. — А марки почём?
Толстый не знал, а Лёня постучал его пальцем по лбу.
— Думай, Тиша. Думай! Ты им предоплату в валюте, а они тебе заказ собирать будут от двух недель и до полугода. А с распродаж срок ещё больше. Вон же — написано!
— И чего? — захлопал глазами Толстый.
— Ты на что жить собрался? Слышал про оборачиваемость активов? На один компьютер мы денег наскребём, но если его месяц готовить будут, то выхлопа никакого не получится. И никто из покупателей столько ждать не станет. Останется брать то, что в наличии есть, да ещё из Москвы везти. Прогорим.
Тихон тяжко вздохнул, вырвал из блокнота листок, смял его и выкинул в мусорное ведро.
— Не парься! — утешил приятеля Лёня. — Вруби музон какой-нибудь и пошли в «танчики» зарежемся.
Толстый послушно воткнул в «Электронику-302» кассету, утопил клавишу и перебрался к телевизору. Мы с Андреем допили остатки пива, оттащили уже собранный диван к стене и занялись следующим.
— Завтра в качалку идёшь? — спросил Фролов.
— Можно, — решил я после недолгих раздумий. — Только мне на работу к десяти.
— Мне тоже в ночь. Давай послезавтра тогда.
— Давай.
Через полчаса вернулся Рома, дыхнул перегаром, спросил:
— Что за фигню вы тут слушаете?
Магнитофон негромко наигрывал что-то электронное с протяжной мелодией и одновременно чётким ритмом, периодическими пришептываниями женского вокала и будто бы средневековыми песнопениями. Тихон Морозов отвлёкся от игры и обиженно произнёс: — Это «Энигма» вообще-то!
Рома вытащил кассету и кинул её на стол, взамен воткнул свежий альбом «Гуляй, мужик» панк-группы «Сектор Газа». После подошёл к нам. Судя по нетвёрдой походке, ста граммами водки в кафетерии он точно не ограничился, а потому не удивило и прозвучавшее предложение.
— Может, ещё пивка возьмём? А то вы без меня уже всё выдули!
— Не, — покачал головой Андрей. — Мне Аньку встречать. Закругляться пора.
— А ты, Серый, как?
— Послезавтра экзамен, готовиться буду.
— Какой ещё экзамен? Гонишь, что ли?
— В политех поступать собираюсь.
— На заборостроительный?
— Типа того.
Романов покачал головой и перехватил Тихона, который как раз хотел налить себе газировки.
— Толстый, давай бахнем!
— Я со своей в кино сегодня иду, — ответил Морозов, обогнул Романова и ушёл к столу. — Дюша, ты ромом возьмёшь или тебя в ведомость записать?
— Запиши, — сказал Андрей. — Ром есть ещё. — И уже мне пояснил: — Анька его очень уважает.
Мы оттащили и этот диван к стене, тогда вдруг отмер Романов.
— Толстый, ты с кем в кино собрался? Со своей? Тем более надо выпить! Она же страшней атомной войны!
— У тебя и такой нет, — необдуманно огрызнулся Тихон и тут же получил в пухлый бок кулаком.
Бил Рома всерьёз, но из-за опьянения удар вышел смазанным, и Морозов устоял на ногах, шустро отпрянул назад и спрятался за стол. Романов шагнул следом, и я поставил ему подножку, а Дюша перехватил и повалил на диван.
— Тихо, тихо, тихо! — придержал он начавшего вырываться приятеля. — Остынь!
— Толстый, сука, я тебя убью! — рыкнул Рома, но вопреки угрозе вырываться перестал, поворочался только и почти сразу уснул. Не уснул даже, просто отрубился, будто в мозгу рубильник дёрнули.
— Вот он насвинячился! — поразился Лёня и брезгливо скривился. — И что с ним теперь делать?
— Через часок проспится, — с видом знатока уверил его Андрей и повернулся ко мне. — Серый, ты идёшь?
Я взял со стола непочатый двухлитровый баллон «Пепси» и попросил Толстого:
— Тиша, запиши на меня.
— Ага, — оторопело кивнул тот в ответ.
Мы вышли из бокса и зашагали по проезду. Было самое начало десятого, уже смеркалось, но стемнеть на улице ещё толком не успело. Где-то играла музыка, от дороги доносился лязг троллейбусных штанг.
— Ты в кафетерий сейчас? — спросил я.
— Не, у Аньки ключи, она уже дома должна быть, — ответил Фролов.
Мы оставили позади гаражи и на входе во двор наткнулись на троицу парней в разномастных спортивных костюмах.
— О, Крол! — обрадовался один из них, неспешно поднимаясь с корточек.
Кролом Андрея прозвали в начальной школе ещё до того, как он перешёл из спортивной гимнастики в секцию самбо. Прозвище намертво прилипло из-за созвучной фамилии и шапки на кроличьем меху, но мой приятель его на дух не переносил. Именно поэтому я и начал действовать ещё прежде, чем следом прозвучало: — Ты чё на Кислого тянешь, фраер?
Бац!
Андрюха крутанулся на левой ноге и впечатал подошву правой в грудь вставшего с корточек парня, тот перекувыркнулся через невысокое ограждение газона и рухнул в кусты. «Вертушка» вышла просто идеальной, а вот я так выпендриваться не стал и просто со всего маху ткнул донцем двухлитровой пластиковой бутылки в лицо замешкавшегося крепыша. Вес импровизированного оружия вкупе с инерцией сбил того с ног, и лишь тогда с места сорвался последний из этой троицы.
Инстинктивно я отмахнулся баллоном, и в сторону с шипением ударила пенная струя. Распоротая ножом пластиковая бутылка полетела в долговязого парня, он отбил её левой, и пропустил пинок от зашедшего сбоку Андрея. Носок кроссовки угодил в поясницу, но дылда перо не выронил, только болезненно охнул и согнулся. А там уже из кустов полез заводила. И тоже — с ножом.
— Валим! — коротко выдохнул я, и мы резко подались назад, благо у Дюши с инстинктом самосохранения был полный порядок. Ну а мне и вовсе не хотелось связываться с братвой Кислого, не говоря уж о том, что перо в печень успокоит любого рукопашника. Ну его на фиг.
Попутно я выломал из ограждения газона штакетину, короткую, зато с парой ржавых гвоздей. Наши оппоненты сразу замедлились; мы так и зашли во двор с разницей в десяток шагов. Послышался свист, от спортивной площадки потянулись знакомые пацаны на два-три года помладше, тогда остан
