Глава 1, в которой Камень отправляется в дальний путь, а также объясняется, кто такой этот самый Камень и что такое «Воссияние»
Часть 1. Сеанс магии с предшествующим мятежом
Камень начал испытывать необъяснимое беспокойство ещё в Вираце. Причем уже в обжитых местах, а не в глухих лесных чащобах, где вполне можно бы ожидать нападения. Он был охранником, самым молодым из четверки стражи. Да и вообще самым молодым в торговом караване, отправившемся с товаром из Лесной гряды к пришлым в Пограничный на двух ЗИЛах. Его тревогу можно было списать на мандраж новичка, что остальные попутчики и сделали.
Камнем его в сердцах прозвал дядя, отчаявшись приохотить Дарри к семейному делу, а там и прилипло. Дядя Двалин, заменивший ему отца и мать, был одним из самых уважаемых оружейников в Лесной гряде, а уж в искусстве обращения с Серой сталью равных ему и вовсе не найти. Дарри, милостью Богов, металл тоже чувствовал и со временем смог бы стать отличным кузнецом и слесарем-оружейником — достойной сменой Двалину. Но вот не лежала у него душа к работе с латунью, бронзой, железом или сталью. Зато с камнем он возился — не оторвешь даже на обед. И, признаться, оно того стоило: он мог и штрек пробить быстрее всех, и грубую кладку сделать без раствора — иглу между камнями не просунуть, и свод держал так, что у иного-прочего и с крепящими рунами[1] похуже будет. Руны он только начал осваивать, но наставники уже задумчиво гладили бороды и переглядывались, а один из них, великий мастер Рун и Камня Килли, древний, как сами горы, сказал дяде, что умрет спокойно, ибо увидел того, кто не только сменит его, но и превзойдет. Что же до тонкой резьбы и кружев из полудрагоценных камней — тут он ещё не достиг истинного мастерства, но был близок к тому в столь молодые для гнома годы. Дарри чувствовал камень, а камень чувствовал его. Им нравилось работать вместе — Дарри и камню. Пожалуй, только это и удерживало дядю Двалина от исполнения своего самого заветного желания — вернуть Дарри в оружейную мастерскую. Ну и увесистый кулак великого мастера Килли, поднесенный к самому носу старого оружейника, когда тот неосторожно обмолвился о своих планах в отношении племянника.
Двалин, конечно, погорячился, ляпнув этакое старому Рунознатцу и Рунопевцу[2], погрозившему вынести дело на совет клана. Но уж больно его желание было неодолимым. Во-первых, Дарри, как ни отбрыкивался, к металлу дар имел, хоть и меньше, чем к камню. Во-вторых, у Двалина было две дочери, а им дело, кроме как торговую его часть, не передашь. Сын тоже был, но пока совсем малявка, и что из него вырастет — тайна гор, а тут почти готовый мастер и родная кровь. Ну и, наконец, хотя и по важности, наверное, можно бы и не в конце упомянуть. Учение у мастеров, особенно таких, как он сам или Килли, стоило дорого. Очень дорого. А жадничать и экономить, обучая способного парня не в полную меру его сил — так и уважение в роду потеряешь, каким бы мастером ты ни был. И вот как было бы прекрасно учить Дарри самому: и все почитают, и деньги в семье остались бы! Но племянник был непреклонен, как тот самый камень, в оружейной мастерской он лишь тянул лямку, хотя и старательно — что же это за казад[3], если не хочет ещё одно ремесло освоить? Зато с камнем его душа пела и ликовала. Так вот и стал он Камнем, по трем причинам. Первая — работать с ним любил. Вторая — упрям и твёрд, как гранит. Нет, как камень Прародителя! Не буду, мол, и всё тут!
Третья… Была и третья. Племянник был настоящим камнем в сапоге у дяди, по этой самой третьей причине. Ну то, что Дарри не хватало положенного гному степенства — так это он мальчишка ещё. До «большой жизни»[4], когда гном уходит на четыре года в большой мир проверить себя и пожить вне рода, ему ещё добрый десяток лет расти-учиться. А этому сопляку было интересно с людишками, вот в чем беда таилась. И ладно бы только с пришлыми, те хоть в механике сильны и на выдумки горазды не хуже гномов. Знают многое, так что и поучиться у них в чем-то не грех. Да и порядочность, правда по-людски суетливая, в них есть. Но и пришлые, из Новых княжеств, хоть и получше будут — тоже ведь людишки… Торопыги, скоро-жилки — что с них взять? Так ведь он, Дарри, и с нордлингами, и с озерниками, и с армирцами — со всей этой шелупонью норовит пообщаться. С охранниками, с купцами, приезжающими в урочный клановый срок на торги… И не совестно ему! Интересно, вишь, что в мире творится и как там устроено всё! Того и гляди, с орками хороводиться начнет — большим позором будет только, если на эльфийке удумает жениться!
Хотя с людишками ещё вопрос, кто хуже. Пришлые явились в этот мир двести лет назад, и любой из Старых рас знает, как это было. А многие видели Воссияние Звезды[5] своими глазами и перенесли бедствия Пересечения сфер на своей шкуре. Что для казада или ушастого двести лет?
Воссияние Звезды — так красиво потом назвали прохождение огромной кометы, которую не ждали даже самые искушенные звездочеты, поблизости от их планеты. И, судя по рассказам пришлых, возле их Земли тоже нежданно-негаданно объявилась комета. Любой знает — хвост Косматой звезды сплетён из горя. И величайшим бедствием стало Пересечение сфер. Вдруг планеты, обитавшие на разных планах, на миг соприкоснулись, перемешались, переплелись. И вновь, оставляя свои обрывки друг в друге, как медведь клочья шерсти на чесальном дереве, разлетелись.
Мир вздрогнул, а обитаемая вселенная развалилась в клочья. Шесть городов с пригородами и ещё кое-какими ошметками из мира пришлых, Земли, будто с неба свалились на них, и всё изменилось. То, что раньше было Итилем и впадавшими в него реками в Старом мире, вместе со всеми окрестными землями, слилось с тем, что было на Земле пришлых Волгой и ее притоками, вытянулось, расплылось в длину и ширину вдвое-втрое. Это длилось неуловимую долю мгновения. Возможно, продлись это соприкосновение дольше, миры просто распались бы, рассыпались брызгами и осколками. Земная твердь обоих миров словно стала жидкой, перемешалась и плеснула наружу, а закаменев тут же, нагородила вокруг себя невозможные, невероятной высоты горы. Их пики, высотой в десять — двенадцать верст, вознеслись к небу, отрезая рождающееся в муках и судорогах Великоречье от других обитаемых и известных краев и сотрясая землю. Торговые пути уперлись в никуда, государства Старых и новых рас распались, разрубленные хребтами и кряжами. Что там, за горами — не известно и сейчас. Зато к югу Великая, бывшая прежде Итилем и Волгой, текла теперь почти на семь тысяч верст до самого Южного океана. Землетрясения разнесли почти всё по краям этой новой страны, заваливая пещеры казадов, обрушивая города людишек и замки орков, валя леса и гоня прочь зверье. Да и срединным областям достались отголоски гнева земли. Словно хозяйка вытряхнула половики, выколачивая пыль. А после, довершая уборку, окатила водой. Две огромных реки, слившись, смели все плотины и волной высотой в сто локтей смыли всё, что оказалось ниже их руин. Очень многие погибли в те дни. В дополнение к этим карам появились Дурные болота. Казалось, когда твердь выплескивалась горами наружу, она истончилась местами, как кисея. Кусков двух миров не хватило на всё, и прорехи заштопали латками чего-то третьего, где не было ни Старых рас, ни людишек. Зато хватало невиданных ими доселе тварей, нечисти и нежити, устремившихся наружу из гниющих болот, возникших на прохудившемся лице земли. И ещё всё больше стало появляться вампиров и оборотней, раньше бывших редкостью. Ночь вне освященной или защищенной кровли стала способом самоубийства. Но, хвала богам старым и новым, кое-как справились и с этим. Платя кровью и жизнями, выжившие при Слиянии узнавали повадки прущей из болот разнообразной пакости и то, как с ней бороться. Не то чтобы победили эту напасть, и некоторые ранее заселенные земли даже пришлось вовсе оставить. Но смогли удержать в приемлемых рамках. Несколько лет почти все колдуны, маги и шаманы только и делали, что искали слабые места нечисти и нежити и способы борьбы с ней. Тогда же появились и первые Охотники.
Пришлые переживали эти беды так же, как и все другие. Но отделить их появление от Воссияния было невозможно, и многие в Старых расах, особенно эльфы и гоблины, не избежали искушения обвинить во всем именно пришлых. И даже людские местные правители, вдруг в одночасье ставших из мелких чиновников захолустных окраин и задворков своих стран самодержцами и владыками. Мелкие обломки великих держав, людских и нелюдских, и так то и дело вцеплялись друг в друга в сварах и стычках, временами превращавшихся в настоящие войны. А тут… Соблазн был велик. Уж больно богато жили пришельцы, и, что особенно радовало, у них не было магии! Но вот только расчет этот оказался ошибочен. Пришлые не успели сплотиться в единую силу, и магии у них тогда и правда не было. Зато были технологии, огнестрельное оружие и остатки войска из их мира. Так что нападение эльфов, гоблинов и ряда людских властителей на новоселов Великоречья только ускорило образование Новых княжеств. Оно также ознаменовалось почти полным истреблением гоблинов и всеобщим осознанием ряда новых истин. Что дальность действия огнестрельного оружия превосходит таковую у заклятий, фугасное действие снарядов сильнее крепящих рун на кладке замков, а снайперская винтовка дальнобойней эльфийского лука. Что жадные руки, потянувшиеся к тому, что пришлые считают своим, будут сломаны, и ими трудно будет подбирать выбитые зубы. Что требование неподъёмной пошлины на дороге, которую новоиспеченный барон, граф или герцог считает своей, и грабеж на ней каравана пришлых ведет ни к вялотекущей распре, а к повешению оного владетеля и включению его феода в земли пришлых.
Но и пришлые тоже кое-чему научились. Само понятие магии и волшебства потрясло их до глубины души, особенно врачевание и целительство. За магами и колдунами была просто устроена охота — либо с огромным пряником для согласившихся искать и учить одаренных среди пришлых, либо с кнутом на тех, кто не желал признать их силу. Отношения же с Подгорным народом напоминали бурный роман. Пришлые не могли сравниться с гномами в качестве обработки металла и камня и воистину волшебными свойствами изделий, особенно если на них нанесены руны, а гномы водили восторженные хороводы вокруг машинерии и электричества. Кроме того, по сравнению с местными людишками пришлые отличались относительной честностью и многими умениями. Что не могло не вызвать у гномов определенного уважения. Сам Двалин родился позже, но среди казадов, для которых и три сотни лет не возраст, хватало тех, кто мог рассказать о тех днях. И из этих их рассказов он уяснил для себя вот ещё что. Раньше отношения между Старыми и Новыми расами тоже не сияли радугой и не лучились простотой. Но если говорить коротко, то большую часть того, что творилось в мире, определяли эльфы. В том числе — и для казадов. Добились они этого изощренными интригами, далекими хитроумными расчетами, коварством и откровенным презрением к интересам всех рас, кроме себя, да и к самим этим расам. И именно ограничение мира Великоречьем и появление пришлых сбило с них спесь, а их самих — с трона, который они так увлеченно и искусно создавали веками высокомерного манипулирования и стравливания. Казадам же появление пришлых открыло новые рынки и возможности, так что старый порядок, сплетенный паутиной эльфов и опутывавший их по рукам и ногам, лопнул. И за это, не забывая о бедах Воссияния, казады были готовы их простить как нанесенные невольно. И всё же, всё же… Где родичи, жившие в заваленных пещерах? Попал ли кто из них на Землю пришлых, и если да, то каково им там? И как живется за Опоясывающими горами? Думая о пришлых, Двалин ощущал свой разум лебедкой, тянущей непосильную рукам тяжесть. Но доходя до баланса зла и добра в их проявлении, он и вовсе чувствовал, что лебедка проржавела напрочь, а из храповика вывалилась собачка. Хотя… Войн у гномов теперь почти не случалось. Жизнь у выживших наладилась быстро, в том числе и благодаря новинкам, полученным, купленным или подсмотренным у пришлых. И их заказам.
Поэтому пришлые, пожалуй, всё же лучше. Однако — всё равно людишки. Выжиги и торопыги! Поразмыслив, Двалин решил, что парню надо бы как следует обжечься, пусть даже и с потерями в деньгах или гордости. Не поняв, что все людишки — жулики, ну пожалуй, кроме некоторых пришлых, не набив собственных шишек — добрым гномом не стать!
Да и людские магики в Лесную гряду редко попадали, а изучая руны, хорошо бы понимать и то, кто и как их снять или взломать может. Так что мысль отправить племянника ненадолго и под приглядом в людской мир сейчас, задолго до «большой жизни», сверлом вгрызлась в ум доброго мастера. А уж если гном что взял к себе в башку — тут и динамит пришельцев не поможет эту задумку выбить! Поэтому, когда он узнал, что старейшина Рарри направляет колонну из двух зилков с товаром к пришлым в Пограничный — долго не раздумывал. Пограничным назывался город Тверского княжества, одного из шести Новых Княжеств. Как несложно догадаться из названия, стоял он на самом западе Нового княжества Тверь, на границе с баронством Вирац, и потому управлялся военным комендантом, а не штатскими чиновниками. В остальном же — город как город: жулики, девки, воровство, опасности, соблазны… То, что у пришлых зовется «цивилизация».
Двалин отправился к старейшине и, не утаивая причин (у гномов это вовсе не принято), бедил его взять племянника в охрану каравана, стражем. Вообще-то это было не в обычае, хотя прямо предками и не запрещалось. Конечно, Дарри прошел обязательную воинскую подготовку и начальную, первую из трех, службу в хирде, но всё же в охрану торговых караванов обычно брали гномов более опытных. Ну или нанимали людей. Стреляли те, надо признать, получше гномов. Рарри, как водится, поупирался, но, во-первых, стволы и затворные группы работы Двалина были чуть ли не самой ценной частью груза, во-вторых, старейшина и сам тут был не без греха. Обычно на торги и даже на важные переговоры ездили гномы званием попроще, приказчики там или управляющие. Видно, ему очень уж хотелось развеяться, и в этот раз Рарри решил возглавить колонну сам. Так что взаимопонимание быстро, всего через полчаса взаимных упреков, хлопанья массивных ладоней по столу, сопения и споров, было достигнуто, а затем и закреплено добрым пивом.
Дарри, не подозревая о хитрых планах и коварных расчетах дяди, узнав о поездке, совсем было забыл про гномью степенность, и только насупленные кустистые брови дяди Двалина охладили его неуместные восторги. Нет, он, конечно, не сидел в родных пещерах на цепи, и в людских поселениях бывал, но то были мелкие городишки аборигенов или торжища при замках владетельных баронов. Это всё было — рукой подать, и давно не интересно, как всё хорошо знакомое. А вот так — за четыре, а то и за пять с половиной (если старейшина решит ехать не через Вирац, а по Марианской переправе) сотен верст, да в большой город пришлых! Он воспринял это как подарок, так что весь день перед отъездом, проведенный, как водится, в бане, дяде пришлось вбивать наставления и поучения в каменную башку племянника, который всеми своими мыслями уже пребывал на пути в большой город. Хотя в бане о делах и не принято говорить, но — не удержался. Впрочем, баня и доброе тверское пиво придали ему благодушия, и напоследок уже, отдыхая, весь красный и распаренный, не забыл ещё раз дотошно перечислить заказы на покупки в Пограничном. Кроме денег на эти самые заказы, выдал племяннику на расходы неожиданно для самого себя много, вдвое больше того, что собирался дать вначале.
— Вот, — сказал он, протягивая взятый из резного шкафчика кисет из кожи выворотня, который он, не доверяя новомодным портмоне, использовал в качестве кошелька, — тут пять дюжин марок[6]. И тут… — он вновь потянулся к шкафчику и вытянул из заговоренного только на него ящичка тяжелый цилиндрик в плотной коричневатой бумаге, — ещё столько же. Добрых гномьих марок, людскими кругляшами это триста тверских рублей. Тебе точно должно хватить.
Заметив ошалевшие глаза племянника, он грозно сдвинул брови и рявкнул:
— Да не транжирь там! С толком потрать, на дельное что! А не найдешь дельного, так лучше назад привези! — и отхлебнул пива из солидной кружки, покуда племянник пересчитывал увесистые сочно блестящие жёлтые кругляши монет толстыми, заскорузлыми пальцами, с въевшимися в поры маслом и каменной пылью…
