Дарри очнулся. Это произошло мгновенно, как будто лампочку включили. Он чувствовал себя настолько сильным, настолько свежим и могучим… Словно он был сосудом, который долго наполнялся, но вот вдруг перелился, а Сила, бурлящая в нем, текла через край и требовала выхода. Вокруг было довольно темно, но лавка у армирки вообще была темноватой, так что понять, сколько времени, было затруднительно. Он лежал, раздетый догола и укрытый, на чудом не развалившемся диванчике. Рядом, в кресле, прикорнула Варазза. Впрочем, как только он пришел в себя, она тут же проснулась, так же легко, как и сам Камень. Купчихи не было видно.
— А где Наталья? Неужели к себе домой пошла? С ума сошла…
— Нет, что ты… Я ее пока от волдырей избавлять не стала — так безопасней. Спрятала в подвале. Там сухо, и, помимо погреба, есть ещё и жилая каморка с кроватью. Я ей дала успокоительного сбора, так что она спит сейчас.
А вот интересно, зачем ей каморка в погребе? Не так-то проста армирка. Впрочем, у всех свои тайны. А Варазза подсела к нему, наклонилась, щекоча своими темными длинными волосами, и прошептала жарким, будоражащим шепотом:
— Я так и не поблагодарила тебя…
— Зачем? Не надо, перестань, — внезапно охрипшим голосом ответил Дарри. Он понял, что сейчас должно случиться, и хотел, и боялся этого.
— Надо! Затем, что я жива, затем, что я свободна! Затем, что я сама могу распоряжаться своим телом и своей душой! Затем, что я так хочу! — и она огненным поцелуем закрыла его губы, пытавшиеся ещё что-то пробормотать. Впрочем, он и не сопротивлялся почти, а мысли все куда-то пропали. Лишь напоследок мелькнуло легкое сожаление, что Вараззе не хватает Натальиных статей. Уж больно хрупкая она, воздушная…
…А диван они всё же сломали…
За окном темнело, но Варазза не решалась зажигать светильники. За окном ещё и постреливали, и, временами, очень даже оживленно. Пару-тройку раз в стены лавки ударялись пули, шальные, скорее всего, и тогда с потолка, с подвешенных к стропилам предметов и пучков листьев и трав сыпалась труха. Сруб, хоть и невеликого размера, был сложен из толстых бревен, так что опасаться стоило только разве что попадания из крупнокалиберного пулемета. Ну или выстрела почти в упор. Но всё же становилось как-то неуютно. Одна сквозная пробоина в стене таки образовалась, и, когда Камень увидел каверну выходного отверстия, он почувствовал, как его волосы встали дыбом. Слишком живо представилось, как во сне его клюет шальной пулей. Или, чуть позже, их с Вараззой убивает вместе… Бр-р-р!
Дарри, уже в штанах и рубахе, подпоясанный, но босой, сидел за стойкой, аккуратно застеленной им тряпицей, и заканчивал чистить оружие. Всё оружие: и свое, и трофейное. Винтовка и дробовик уже висели на вбитых в стену крючьях, а сейчас он заканчивал с последним револьвером. Голод был лютый, и стрельба его никак не приглушала. Пока он был занят, это не так ощущалось. А армирка тем временем, спустившись в погреб, разожгла там лампу, судя по пробившемуся из открытого люка в полу свету. Ее не было довольно долго, а когда она появилась, стало ясно почему. Дарри торопливо сдернул со стойки тряпицу и, вытирая ей руки от масла, попытался помочь Вараззе, но та жестом руки остановила его.
Она с натугой втащила по лестнице две изрядно набитых полотняных сумки и стала собирать на стол, расставляя по освобожденной Дарри стойке извлеченные из шкафчика красиво расписанные и покрытые глазурью глиняные тарелочки, тарелки и тарелищи. Ловко и быстро заполняя их едой, она полушепотом сказала, что купчиха всё ещё спит. Варазза принесла и сыровяленый окорок, и армирские бараньи колбаски, острые, как жало пчелы, и грудинку, и пару копченых птиц: не то мелких кур, не то крупных куропаток, одуряюще щекочущих нос своим ольхово-дымным ароматом. ещё были сыры: армирский твердый козий и овечий, круг мягкого вирацкого с белой плесенью на поверхности, желтоватый марианский, весь в дырах и дырочках. Соленья в горшочках: грибы, капуста, огурцы, черемша. Зелень: листья кресс-салата, укроп, петрушка. Коврига черного хлеба и две лепешки, с кунжутом на тощем центральном круге и без него — на толстом румяном краю. Сухарики, черные соленые и сладкие с орехами…
Не дождавшись, пока она закончит священнодействовать, Дарри цапнул колбаску и впился в нее зубами. Он ожидал получить по рукам. И получил. Все-таки женщины одинаковы, что гномьи, что человечьи… Дожевывая колбаску, он достал нож и аккуратно, чтобы не испортить стойку, напластовал прямо на ней хлеб, сыр и мясо. Соорудив огромный многослойный бутерброд, он с наслаждением принялся его уничтожать. Варазза ещё раз спустилась в погреб и принесла огромную, с полчетверти[20] кружку. Обнадежившегося было Дарри ждало разочарование: это было не пиво, а квас. Варазза сама почти не ела, а, подперев щеку рукой, задумчиво на него смотрела, лишь время от времени беря с тарелки то листик салата, то кусочек сыра, то ломтик хлеба. Тем не менее снедь стремительно убывала, да и квас тоже. Наконец, сыто ухнув, Дарри отвалился к стене и степенно поблагодарил хозяйку за угощение.
— Что ты собираешься делать теперь? — спросила его друидка.
А действительно, что? Сидеть тут, пока не утихнет бунт? Форт не взят, это слышно по перестрелке. Непонятно, на что надеялись бунтари, на Созерцающих? Или на то, что Тверь завязла в очередных разборках с эльфами? Как бы то ни было, для начала надо бы получше понять, что вообще творится в Пограничном. А ещё бы лучше — разобраться, что произошло и с ним самим. Ведь не просто так он стал видеть руны и взрывать камни! И кстати, стоило бы у Вараззы и поспрашивать. Друиды и сами — Владеющие, да и просто знают много.
— Для начала — спрошу тебя, не сможешь ли ты растолковать мне, что со мной случилось, что такое магическое истощение и чем оно мне грозит? И как ты всё это разглядела?
— Ну я так думаю, ты и сам теперь можешь понять, как я разглядела. Силу-то, поди, видишь теперь? А случилась с тобой инициация. Ты это сразу не понял, и чуть себя не выжег. До сегодняшнего дня я считала, что у гномов нет Владеющих. Ты говорил — думаешь, что стал сегодня Рунопевцем. Я не сообразила тогда сразу, не до того было. Знавала я ваших Рунопевцев и твоего мастера Килли, кстати, тоже. Нет в них магии, я бы увидела, как вижу сейчас в тебе. Руны они наносить умеют, да. Но магии в них нет ни на волос, и научить тебя ей они не смогут. Давай думать вместе, кто бы тебе мог стать наставником. У всех есть своя магия. У эльфов. У гномов, как выяснилось, тоже… У нас, людей, так и вовсе бывает разная магия. Даже не знаю, как объяснить. Что-то из чуждой тебе магии исполнить можно, и даже выучить. Но понять — нет. Рыбы не летают. Друид не научит некроманта, а некромант друида. Хотя увидеть и понять, что происходит, они смогут. А повторить — нет. Источники Силы у них разные. У людей волшебник вне школы, который может Силу черпать от каждой из стихий — великая редкость. И если от стихии к стихии перейти ещё можно, то от стихии к Смерти… Ну я вот не знаю ни одного случая. Я могу учиться у эльфов, потому что друидка — они и были нашими учителями. Могу понять и научиться магии Воды, Воздуха и Земли. А у некроманта или Созерцающего не смогу. Ты, я точно вижу по тебе, видишь и касаешься стихий Земли, Воды, Воздуха. Силу Дерева ты не видишь? Или пока не видишь… Наверняка есть Огонь, но его уже не вижу я. Но ты не попался в ловушки тугов, когда забирал жезлы. Выходит, ты видишь магию Смерти? Я не могу судить, я ее не вижу. Дальше — у каждого есть свой запас Силы, у кого-то больше, у кого-то меньше. Его можно подпитывать из твоих стихий, но не быстро. Можно от амулета с запасом Силы, из него я тебя и восстанавливала. Амулет запасает Силу или от какого-то источника, или он универсален, и делает это от всех возможных источников, включая даже Смерть. Мой как раз универсальный. И ты выпил все его составляющие, и почти целиком, а там запаса Силы было… Мне при полном истощении — раз на пять. Значит, размеры собственного запаса у тебя громадные. Но при этом ты себя едва не выжег, и допрыгался до истощения. С другой стороны, после инициации ты мог и не набрать много Силы, если ты до этого был пуст. У людей так не бывает, но кто знает, как это у вас, гномов? Истощение — это когда ты исчерпал свои Силы почти до донца, а выжечь себя — это значит израсходовать столько, что сгорит сама твоя связь с Силой. Или Силами. Так что самое важное для тебя — научится пользоваться Силой. Не брать ее слишком много, не тратить без счета. Но и не скупиться излишне, если есть нужда. Как произошла инициация? У каждого она происходит по-своему. Или растет твой запас и в итоге прорывается наружу. Или ты попадаешь, прямо или вскользь, под действие заклинания, артефакта либо просто Силы, и с тебя вдруг спадают оковы, которых ты и не замечал. Или вдруг происходит что-то потрясшее тебя. Смерть близкого человека или, наоборот, большая радость — рождение первенца, например. По-разному у всех происходит… У каждого — что-то свое.
Как тебя научить пользоваться Силой? Ну вот, смотри. Ты должен увидеть мои линии воды и воздуха. Я не колдунья, а друидка. Я не могу колдовать напрямую, только через дерево. Или создавать эликсиры. И возможности мои не очень-то велики. Сейчас я наберу Силы столько, чтобы хватило на создание простого эликсира. Сложные, вроде малого исцеления — мне не под силу. Скажи, что ты видишь?
— Ничего. Я чувствую, что что-то появилось вокруг тебя. Какое-то словно бы мерцание. Наверное, это Сила и есть. Но не вижу больше ничего.
— Но, если ты не видишь ток Силы, как же ты тогда творишь заклинания? И как ты тогда освободил нас от ошейников? Я не могла увидеть ничего, будучи под властью ошейника, но ведь он раскрылся!
— Да не творил я никаких заклинаний! Я их не знаю ни одного, да и не умею. Ну-ка, подожди. — Дарри вдруг кое-что вспомнил. Он сполз с высоковатого для него стула и начал копаться в своей сбруе и оружии, — а где мой жезл?
Армирка грациозно соскользнула с лавки, подошла к одному из шкафчиков на стене и, выдвинув из него ящичек, достала жезл погибшего колдуна-подпоручика. Или уже жезл Дарри? Он его сразу ощутил, более того, понял, что жезл как-то почувствовал его самого, словно они были частью единого целого. Но в ящике жезл не ощущался: и иной магии в лавке было предостаточно, и, судя по всему, сам ящик тоже был не так прост. Дарри, глядя на Вараззу, вопрощающе поднял домиком левую бровь. Она поняла его немой вопрос, и объяснила, не оправдалась, а именно объяснила:
— Негоже его было на виду оставлять. Могли прийти и другие… с платками. Да и просто не стоит колдовские предметы по полу разбрасывать, — и она протянула жезл гному. Ойкнула, едва Дарри коснулся артефакта, словно бы ее ударило током, а возможно, так оно и было. Потирая ладошку с аккуратными коротко обрезанными ноготками другой рукой, улыбнулась и смущенно сказала:
— Похоже, он и правда теперь твой. Хотя я и не понимаю, как это возможно…
— Погоди, ты сказала — разбрасывать артефакты. А рабские ошейники? Мы их оставили в том доме…
— Эту мерзость вдвойне нельзя разбрасывать. Я принесла их сюда. Потом их нужно будет обязательно уничтожить.
— Это правильно. Ладно, давай вернемся к нашим опытам. Ну-ка, попробуй теперь сделать то же самое — набрать Силы.
На этот раз он увидел. Нити, подобные той, что выходила из него, когда он делал булыжник-гранату или боролся с нежитью. Только намного тоньше, и разных цветов. Они выходили из Вараззы примерно в том же месте, что и у него, но не по прямой, а выписывали кренделя, сплетались в узоры, завязывались в узлы. Голубые, зеленые, перламутровые, розовые нити. Это было красиво, но очень сложно и не совсем понятно. Он почувствовал, что теперь разглядит их и без жезла, и убрал его за пояс, по-прежнему его ощущая, словно часть себя, но не пользуясь им, чтобы разглядеть узор. Получилось! Он, словно подслеповатый покупатель в лавке к штуке ткани, потянулся к этим нитям. Не рукой, и даже не своей нитью, а… Ну он не мог объяснить, чем-то, что могло эти нити потрогать. И потянул их к себе. Варазза болезненно охнула, прижала обе руки к груди и тихо сползла на лавку. Он испугался и отпустил нити. Армирка выдохнула и задышала, растирая себе грудь. Когда он потянулся к ней, пытаясь помочь, она испуганно, как щенок, который боится, что его ударят, отшатнулась, но затем, пересилив себе, позволила ему поддержать себя. Жалко улыбаясь, она сказала:
— Ты очень, просто невероятно силен. Мне показалось, что ты сейчас вырвешь из меня всю Силу. Вместе с жизнью и душой. Я понимаю, что ты не хотел. Но пожалуйста, не делай так больше никогда. Я даже не поняла, чем и как ты это сотворил. И никогда не слышала, чтобы такое было возможно. Откуда это в тебе?
— Я не знаю. До сегодняшнего дня не было ничего, понимаешь, ничего! Я не представляю себе, что такое заклинание, как его создать. Я видел разноцветные линии Силы, выходящие из тебя, и просто хотел их рассмотреть поближе, пощупать узелки и плетения. На мгновение мне почудилось, что я что-то понял, и я словно потянулся к ним, потрогать. Ну и потрогал. Но не рукой. Я и сам не смогу объяснить, как и что я сделал. Прости, уж точно меньше всего я хотел навредить тебе или напугать. Бывший хозяин жезла… Он умер на моих руках. И всё пытался что-то объяснить, сказать… А когда он отошел, меня как толкнуло, и словно какая-то цепь, сковывавшая меня, вдруг лопнула. И ещё я начал чувствовать его жезл.
— Наверное, умирая, он отдал тебе и свою Силу. А она наложилась на что-то в тебе, и произошла твоя инициация. Но, если ты не умеешь волхвовать, как же ты снял ошейник?
— С помощью рун. Иного-то я и не знаю. Помнишь, я сказал тебе, что, кажется, стал Рунопевцем? До этого дня я не мог просто наложить или внедрить руну, мне нужно было ее начертать. И ты ошибаешься насчет Рунопевцев, у них есть магия, просто, наверное, ты не можешь ее почувствовать и увидеть. И, может быть, Владеющий, умирая, пробил заплот к владению этой магией, да ещё наградил меня своей, вот они и переплелись. Погоди-ка. Тут у меня мелькнула одна мысль. Ты можешь, например, зажечь волшебный светильник?
— Могу, но зачем?
— Я боюсь просить тебя саму сделать что-либо с помощью Силы — вдруг я по неумелости снова причиню тебе боль? Я этого совсем не хочу, совсем. А тут Сила, но не привязанная к тебе. Есть у меня одна мысль, и ее надо проверить, иначе она сожрет меня изнутри.
Варазза, всё ещё морщась, встала, прошла к комоду, на котором стоял небольшой шар волшебного светильника, и включила его. Дарри, разглядев слабый всплеск Силы, увидел красные и белые ниточки, едва видные, танцующие вокруг него. Их танец словно складывался в… письмо, что ли… Ну да, как он и подумал, в руну! Только он такой не видел никогда. Камень, стараясь всё сделать без жезла и взять Силы как можно меньше, представил себе, как эта новая руна вращается, напитываясь нитью его Силы, но, помня про камень-бомбу, дал ей сделать едва пару оборотов, после чего оборвал нить и дал руне активироваться. Рядом с шаром светильника вспыхнул холодным светом такой же, только не заключенный в стекло и раз в десять более яркий шар. Заворожённо глядя на него, он убавил, влияя на руну, яркость свечения. Потом чуть прибавил. Потом — выпил назад всю Силу, вложенную им в руну. Руна, а за ней и шар, исчезли. Задумчиво, обращаясь то ли к Вараззе, то ли к самому себе, он сказал:
— Нет, я ошибся. Я не Рунопевец. Я — Рунотворец.