Часть 2 Колбаски, тайны и загадки в безмятежный период
Глава 1, в которой герою крутят уши, говорятся важные вещи и родовичи решают, как им быть дальше
Не так себе представлял Камень встречу с родичами, совсем не так! Как прекрасно всё было в его мыслях всего сутки назад, да какой сутки, час! И как отвратительно стало сейчас, сию минуту!
Ну то есть прекрасно было, пока лучащиеся умильными улыбками Рарри и Гимли не двинулись к нему. Он-то думал, что порадовал их гномьи души и потряс до самого их скального основания! Ну и наивно полагал, что почтенные старцы, не сговариваясь, шагнув к нему, намерены выразить свои восторг и восхищение. Восхищение выразилось в том, что железной хваткой подхватив его под локти, старцы затащили его за кабину грузовика, скрыв от людей. Ну а восторг — в том, что, выполнив этот маневр, Гимли, свирепо пыхтя и вращая глазами, всё же схватил Дарри за одно ухо и начал нещадно его драть, а старейшина, отвесив тяжелую оплеуху, свистящим шепотом злобно пропыхтел в другое ухо:
— Ты что творишь, балбес малолетний! Рунотворец хренов! Никто! Слышишь, НИКТО! Никто вне народа Казад не должен и знать об этом! А он тут устроил балаган на ярмарке! ещё мишень бы на спину повесил, себе и всем нам!
— Да почему? — взвыл Дарри, позабыв от боли, обиды и испуга о своем обретенном могуществе. — Наоборот же, больше роду почета и уважения будет!
Старцы, словно только сообразив что-то, посмотрели друг на друга над головой Камня, скрутившегося в спираль — Гимли его уха так и не отпустил.
— Тьфу ты, пропасть, он же большое посвящение у Камня не проходил! — в сердцах ругнулся в черно-седеющую, с заплетенными косичками бороду Рарри.
— Ага… Позабыли мы это с тобой. И вот за что нам напасть такая? — пробубнил ур-барак печально. И, без малейшего перехода, негромко, но таким голосом, что от него стыли камни, а в желудке поселялась осень, ответил старейшине:
— Был Камень у Камня, не был, тьфу на это! — тут он для убедительности смачно плюнул, едва не попав на сапог Дарри, и продолжил уже для молодого гнома: — Для людишек… Всех людишек, понял? И для всех иных народов тоже, понял? Ты — Рунознатец! И то молод больно, прости мои грехи Прародитель, бороды даже нет!
— Да как же, дядька Гимли… Ой! — пальцы унтера, ослабившие было хватку, отреагировав на фамильярность, вновь крутанули ухо. — Все же видели!
— А вот так! Амулеты у тебя… Были. Одноразовые. И шутки дурацкие. И за эти именно дурацкие шутки и порчу ценных артефактов мы тебе уши и вытягиваем! А стоимость испорченного вычтем из жалования! — Уже почти в полный голос рыкнул ур-барак.
Затем ноздри его здоровенного носа раздулись, глаза сузились, а сам нос забавно зашевелился. Но Дарри смешно не было — скорее, ему это напомнило медведя, принюхивающегося к колоде с пчелиным роем. Брови начальника охраны, гофря на пути лоб, задрались вверх, а сам он раскатисто захохотал, не отпуская, однако, злосчастное ухо.
— Ой, не могу! Рарри! — пробулькал сквозь смех отставной унтер. — Да от него бабой за версту несет! Точно тебе говорю — пока мы тут воевали, он какой-то молодке под подол залез!
— И что, за это ты его пытаешься в эльфа превратить? Тогда надо было за оба уха тянуть, старый ты пенек, — донеслось сверху. Гимли от неожиданности наконец-таки отпустил несчастный малиновый лопух, и все три гнома посмотрели вверх. На капоте грузовика, баюкая на коленях винтовку, сидел по-портновски пришлый и смотрел на них с высоты с совершенно непроницаемым выражением на конопатом лице. Хотя веснушки его были еле различимы: как и Гимли, пришлый был весь серый, пропыленный и закопченный. А вот винтовка была чистой и ухоженной. Ур-барак стрельнул взглядом на Старейшину и, сделав страшные глаза — на Камня. Его, очевидно, беспокоило бесшумное появление человека, и ещё больше — то, что же услышал конопатый. Они, конечно, говорили шепотом, ну или тихо. Хотя конечно, гномий шепот это само по себе не очень тихо. А Дарри всё никак не мог вспомнить имя пришлого. Тот же тем временем, взяв винтовку за цевье правой рукой и опершись левой о капот, мягко спрыгнул к ним. Поправив сбившееся кепи и скупо улыбнувшись, он представился старейшине Рарри, и Камень наконец вспомнил, как его зовут:
— Воронов. Сергей. Младший унтер-офицер пограничной стражи, а в последнее время унтер сводного гарнизона управы, вместе с этим старым ворчуном.
Гимли на такую вольность только улыбнулся, что многое сказало Рарри, и он протянул пришлому свою широкую лапу, что, в свою очередь, много сказало Гимли. Пришлый совершенно спокойно выдержал тиски старейшины и уж потом, повернувшись к Дарри, серьезно сказал ему:
— Рад видеть тебя, потеряшка. Ума не приложу, как ты ухитрился выжить, да ещё затрофеить грузовичок. Обязательно хочу тебя послушать. Сильно я огорчался, что ты тогда пропал. Я ведь так и не сказал тебе спасибо. Кабы ты так прытко не начал пальбу, там, на перекрестке, где мы «копейку» оседлали, нас при ней и положили бы желтопузики. Так что я твой должник, и ты, Гимли, кстати, тоже. И как-то ты странно долг отдаешь. А вообще тебя Потапов ищет. Сильно ищет. Ты, вроде, сейчас дежурный по гарнизону?
Гимли охнул, повернулся и резво потрусил к развалинам, так что старейшина Рарри сказал, то ли спине Гимли, то ли пришлому:
— Я, вообще-то, забираю своего родовича прямо сейчас!
— А вот «прямо сейчас» это вряд ли. Гарнизон хоть сводно-сбродный, да время военное. Гимли внесен во все сводки и ведомости как унтер и введен во временную присягу. Так что до роспуска сводного отряда или отмены военного положения покидать без приказа или разрешения командира расположение, считай, дезертирство! Даже вон управляющий банком пока под подпоручиком Потаповым ходит и не чирикает. Ну там, правда, лиса та еще, полагаю, он не зря командование не принял. Случись чего — так и не ему за утрату ценностей и документов отвечать, а Потапову.
Рарри насупился и пожевал губами. Не привык он, что выходит не по его, да и последнее слово как-то всегда было за ним. Кроме того, его крайне беспокоило, что же таки пришлый слышал из их разговора. Оно, конечно, они говорили на двергском, но… Немало людишек ведь его знает, и тутошних, и пришлых. Подвигав косматыми черными бровями, он просветлел лицом, найдя, как ему показалось, нестыковку в словах Воронова:
— О! Не бьется у тебя! Я вот ни в какую такую роту не введен и ни у кого не отпрашивался! Так что путаешь ты что-то, я тебе скажу. И так что забираю я Гимли, вот так!
Пришлый блеснул желтоватыми зубами в улыбке, особенно заметной на закопченном лице. Старательно скрывая терпеливую, как с ребенком, снисходительность, ответил:
— Вы же сами сказали, уважаемый, что присяги не давали. Да и Полухин с вами не так просто, а то бы вас и задержать могли. А старший унтер-офицер — личность известная. Так что уважили вас, да. Думаю, и пропуск на вас выписан, и печатью заверен. И он сейчас либо у Полухина, либо у вас. А у нас тут дело совсем другое, и всех не из гарнизона или пограничной стражи привели к присяге, или, как вы выразились, ввели в роту. Во избежанье. Так что Гимли, хоть и иррегулярный, но унтер-офицер сводного гарнизона и уйти просто так не может. Впрочем, не огорчайтесь! Я же сказал, либо должны отменить военное положение, либо расформировать сводный отряд. Военное, конечно, отменят не скоро, потому что его пока даже и не объявил никто, а вот гарнизон распустят и раздергают, я так думаю, уже прямо сегодня. Так что долго он тут не задержится.
— С чего бы это так быстро? — ворчливо спросил старейшина, словно был этим даже и недоволен.
— Ну первая причина: Потап командир правильный. И ни он, ни тем более Шадрин — не дураки. Держать сейчас под ружьем гражданских, когда безобразие в городе почти закончилось, а у них всех невесть что дома творится, никто не будет, люди так и озвереть могут и новый бунт запалить. Да и смысла в том нет никакого: всё, отбились уже. Но и так тоже не бросишь всё враз. Тут ведь и лазарет с ранеными, и припасы, и документы из управы. Банк, опять же, но их на самих себя Потапов оставит, и с радостью. Ну и погибшие в бою на льду лежат. Ваш, кстати, тоже. Так что нельзя всё здесь оставить без охраны, а из управы тут — полтора землекопа при трех лопатах. И вот, думаю, судя по тому, как Полухин с Потаповым что-то оживленно обсуждают прямо сию секунду, всех штатских аккурат сейчас и отпустят, а военных пока притормозят. Наверняка даже. Все гражданские у Потапова переписаны, и благодарность за помощь неминуемо получат. Но это только первая причина. Вторая… А вы не слышите? Вон она едет, вторая причина и ответы на вопросы.
Действительно, даже нечуткому гномьему уху уже какое-то время был слышен какой-то треск и рокот, который, казалось, окружает город. Впрочем, как пояснил Воронов, так оно и было, и город именно что окружали. Наконец там, где были впустившие их в Пограничный ворота, звук, нарастая и отражаясь эхом в их проеме, явил свое происхождение. Треща глушителями и смердя из них синим дымом, из зева распахнутых створок вынырнули один за другим пять мотоциклов с колясками, запыленных и забрызганных засохшей грязью до полной неопределимости цвета. На каждом сидело по два человека, тоже запыленных и грязных до изумления. Один был за рулем, а второй — за пулеметом, торчащим из каждой коляски.
Первый экипаж остался у ворот, второй — у взорванной кордегардии неподалеку, а три покатили дальше. А вскоре в ворота поползла гусеница колонны грузовиков, АТЛ-Т и различных бронеходов, размалеванных зелено-желто-бурыми пятнами и полных хмурых и запыленных людей в форме.
— Кто это? — спросил Дарри, перекрикивая гул и лязг колонны, целеустремленно ползущей к форту.
— Это? Новая власть в городе и округе, как я понимаю. Конкретно вот это, вроде, мотострелки, хотя я увидел и машины наших егерей, видать, влились в деблокирующую группу.
— Да тут целый большой хирд!
— Ну нет, не больше батальона мотопехоты. Ну егеря еще, ну усиление… Но, сдается мне, что командовать ими и рулить тут будут тут совсем из других палестин начальники. Контрразведка и жандармерия. — Судя по тону, ни жандармы, ни контрразведчики не относились к числу любимцев Воронова.
— И что они будут делать?
— Как говорит наш начальник погранотряда, «наносить добро и причинять справедливость». Контроль над ключевыми точками, блокировка въезда и выезда. Зачистка и фильтрация. Так что, думаю, скоро здесь вообще будет новый гарнизон. Или, скорее, караул. И, знаете ещё что? Я бы вам посоветовал прихватить паренька и вернуться в форт. Спокойней будет…
Рарри набычился ещё больше. Посопев, словно запускаемый паровой двигатель, он сказал Воронову:
— Прав ты, не поспоришь. Только вот какая штука — ты сам говоришь, что отпустят скоро наших родичей. Значит, надо озаботиться раненым Ториром и похоронами Глоина. Надо проверить, что там с гостиницей, где мы жилье оплатили, и с вещичками нашими в форту.
Дарри, хоть и слушал только в половину своего малинового уха, всё же понял, что в их дальнейшей жизни ничего не ясно. Ни где, ни как, ни в качестве кого они будут эту самую жизнь осуществлять. Кроме того, он так и не понял, почему ему нужно таить обретенное умение, и от кого. Но ясно было одно: из города им в ближайшее время не уехать.
Воронов напророчил. Ревущая колонна заметно усилила шевеление на развалинах управы. Пограничник извинился и, не менее живо, чем Гимли за пять минут до этого, потрусил присоединяться к общему сумбуру и оживляжу. Полухин с Потаповым, завидев и заслышав подмогу Пограничному (войск в колонне было раз в пять-шесть больше, чем в городе и форте), с ходу свернули дискуссию, козырнули друг другу и поручкались, явно прощаясь. Подпоручик нырнул в руины, а старший унтер направился к Рарри и Камню, и даже шаг его казался задумчивым, не говоря уж о лице. Дойдя до них, он оглядел Дарри, а Дарри, в свою очередь, оглядел его. Это был немолодой старший унтер с двумя звездочками за выслугу на просветах петлиц и наградными планками на груди потрепанного, но чистого мундира. Левая рука была затянута в черную перчатку, и Камень подумал: «Уж не о нем ли говорила Варазза?». Насмотревшись на Камня, Полухин спросил у Рарри:
— Нашлась пропащая душа? Ну и слава всем светлым богам! Вот что, старейшина… Потапов сейчас всех гражданских от временной присяги освободит и распустит. Так что, Рарри, твое воинство вновь соберется. Вот только… В форт сейчас народу набьется, да и, поверь ветерану, лучше бы вам пока там не отсвечивать. Нет, из города, вестимо, теперь всё равно никого не выпустят…
— Да мы и не рвемся. И товар надо попытаться выручить, и вторую машину попробовать сыскать, — пробасил своим трубным голосом старейшина. Подергав косички черной с сединой бороды, он продолжил: — Да и на дороги лезть сейчас только безумец будет. Там сейчас банд больше, чем колдобин. Но нам вот тут наоборот, в форт советуют.
— Воронов-то? — понятливо сказал унтер, — ну тут он не додумал. Молодой еще! Там будет… беспокойно. Даже немного нервно. Нет, проверку вам всё равно придется пройти. Но первое время в форту лучше не маячить. Если наш дом уцелел, то мы с Саломи рады будем вас пригласить. Но я пока даже не знаю, что с ним, с домом. Табличка на дверях там… приглашающая к грабежу и непотребству в последние дни. Поэтому, думаю, нам надо держать к форту, там вы быстренько соберете ваш скарб, а Саломи пока узнает, что у нас дома творится.
— Спасибо за гостеприимство, Николай. Но… Больно много нас, да ещё раненый и убитый. Так что мы попробуем в «Улар-реку». Иваныч туда одновременно с нами из форта умчался, а кров мы оплатили. Авось не разграбили дотла, сама-то гостиница стоит. А вот подскажи, с учетом этого, ну что мы сперва в гостиницу всё же завернем — добро из форта нам когда лучше свое забрать, сейчас, сегодня, но после гостиницы, или погодя? Да и машину Сашкину тоже перегнать надо, а то не реквизируют, так раздербанят. Мы про него ведь не забыли.
— Хорошо, что не забыли, — как ни в чем не бывало сказал Полухин. — Сейчас, конечно, лучше. Потому что не до вас будет. Только не надейтесь. Комендант Шадрин тебя давно знает, конечно, и может поручиться. Но только у него сейчас у самого положение шаткое до невозможности, и его ручательство как бы не навредило даже. Контрразведка будет трясти его, в частности, и гарнизон вообще, а жандармы — всех остальных. Так что чем быстрее соберетесь и исчезните из форта, тем лучше. Это сейчас пока не до вас. Но вот именно о вас ещё те ребята, что за забором пропылили, тоже вспомнят и на огонек заглянут, это обязательно. Так что готовьтесь к вопросам. Впрочем, вам-то бояться нечего, каждый чих был на виду, а вот юноше вашему надо внимательно припомнить, где, что, когда и как, да чтоб было кому подтвердить.
— Тогда мы сперва в «Улар-реку» и, если будет всё в порядке, в форт за имуществом. Думаю, Глоина пока не будем трогать, если Потапов дозволит, негоже мертвых покоя лишать.
— Ну тогда заедем к Иванычу вместе, а потом вместе же в форт. Мне, как ты понимаешь, путь-дорога лежит туда же, да и помочь вам нужно будет в случае задержек, пока в силах хоть это сделать.
Рарри пожевал губами. Больше всего ему бы хотелось сейчас вдумчиво и без посторонних клану ушей поговорить с Камнем, но отказать Полухину было бы слишком даже для толстокожего гнома. И он просто протянул унтеру в знак согласия свою лапищу. Про себя же он решил, что, если всё сладится в гостинице, надо будет оставить там Дарри и Гимли: мальцу в форт соваться не стоит, ур-барак за ним присмотрит, а вместе они как будто помогут Иванычу наводить порядок, авось, и цену за постой можно будет снизить.
Через десять минут начался исход гражданских. Из двадцати двух людей и гномов, выживших в осадном сидении в управе, таких было почти половина, двенадцать разумных. Странно, за пять минут до появления колонны все они (ну, может, кроме непоколебимых, как скала, и не имеющих в Пограничном недвижимости гномов) нервничали, торопились домой, даже бузили. Но, лишь стоило Потапову освободить их всех от обязательств и распустить по домам, как вдруг у всех нашлись дела на доделать и разговоры на договорить, словно все в нерешительности медлили с уходом. Так что подпоручику пришлось даже повысить голос, разгоняя их из руин управы. В ней остались лишь государевы люди: пограничники, егеря, да один воентехник из авиаотряда. Правда, поговорив с Потаповым, остались также Далер и ещё два аборигена, честно сражавшиеся на стороне законной власти во время бунта. Им явно было сейчас безопасней в управе. Подпоручик пообещал им, что сегодня же, но чуть позже, они вместе с военными обойдут свои дома. Остался лежать в леднике на соломе и Глоин — Потапов с пониманием отнесся к просьбе Рарри, а, точнее, Гимли. А вот Торир был признан выздоровевшим, и Далером, и, что важнее, старейшиной.
— Поспал? Теперь пора поработать, — безжалостно сказал Рарри. Впрочем, Торир уже и сам изнывал от безделья и работать был совсем не прочь. Закинув оружие и вещи Глоина, а также то немногое, что у него было в управе с собой, в кузов ЗИЛа, Торир направился было к кабине. Но там на пассажирском сиденье уже воцарился Гимли. Он лишь вопросительно поднял брови.
— Так это… Хочется же Камня послушать, как он там без нас…
— Да? Нечего, он ещё даже старейшине Рарри не отчитался. Марш в кузов!
Вздохнув, Торир побрел назад и залез в кузов, где невозмутимый и безмолвный Бофур уже бесцеремонно заглядывал в ящики и тюки, которыми был почти под завязку забит грузовик. Их, вопреки ожиданию, стало заметно больше, чем было, и ясно было, что Бофуру хочется услышать рассказ Дарри не меньше, чем Ториру.
Саломи Полухина, прихватив винтовку, уже ушла, видимо, на разведку — осталось ли что от их дома. Рарри и Балин заняли свои места в «полевике» унтера (Балин опять сел за руль). Старейшина внимательно следил за ЗИЛом, и, не удержавшись, одобрительно кивнул головой, когда Гимли отправил Торира в кузов. Он надеялся, что ур-барак за недолгое время пути успеет просветить мальца, о чем и кому говорить можно, а о чем не стоит, даже своим, клановым. Наконец Балин завел двигатель, и почти мгновенно взревел мотор ЗИЛа. Их кавалькада тронулась в недолгий путь к «Улар-реке». Но Рарри этот путь показался бесконечным. Он сидел и терзался — всё ли успеет объяснить Камню Гимли и, главное — всё ли тот поймет?
