Оглавление
С утра на факультете царил ажиотаж, и мы смогли понять его причину, стоило войти в лекционный зал. Нас даже пропускали исключительно по охотничьим отметкам, на зависть всем прочим студентам, которым оставалось лишь наблюдать в приоткрытые двери. Ещё ни о чём не догадываясь, мы, наивные первокурсники, с важностью занимали места.
У проходивших мимо старших происходящее вызывало только усталые вздохи, и я насторожилась, но без задней мысли последовала за Соей.
В лекционный зал, единственный зал со сценой на нашем факультете, приглашали так редко, что едва ли кто-то помнил, как он вообще выглядит.
Все важные университетские мероприятия в основном проводились в главном корпусе, где имелся огромный, на несколько сотен человек зал с новейшим ремонтом и шикарной акустикой, здесь же пару раз в год проводили важные собрания и лекции с приглашёнными профессорами. Главный зал использовался и в тех случаях, когда лекция попросту не вписывалась в принятый формат по определёнными причинам, которые нам не потрудились объяснить.
Когда мы шли на пару по основам, то совсем не ожидали, что нас пошлют в другую аудиторию, ещё – и именно в эту.
Гадая, что же произошло, я с предвкушением ждала начала занятий.
Мои мысли развивались примерно в таком направлении: раз мы в зале – это значит, что у нас не будет ни контрольной, ни проверки домашнего задания; кроме того – велик шанс, что нам покажут что-то интересное.
В общем, даже мрачный полумрак зала не смог испортить моего настроения...
Невзирая на то, что зал считался самым тесным во всём Университете, по сравнению с аудиториями он был просто огромен. Визуально этому способствовала и расстановка мебели, действительно неординарная для подобного помещения: в самом центре в углублении располагалась небольшая сцена, а вокруг неё кругами шли ряды деревянных кресел с выдвижными столиками, так что с любой точки зала сцена была как на ладони. Сиденья были удобными, мягкими, обтянутыми потёртым тёмно-красным вельветом.
На какое-то время я застыла на пороге, привыкая к внезапно нахлынувшей темноте.
Насколько я помнила, в зале были высокие, под потолок окна, но сейчас их закрывали тяжёлые портьеры, не пропускавшие внутрь ни лучика дневного света.
Чтобы никто ненароком не свернул себе шею, по всему периметру стен зажгли бра, однако всё, что располагалось на сцене, я видела так же чётко, как на экране.
Заняв места поближе, мы с Соей во все глаза изучали представшую внизу картину, и у меня зарождалось странное волнение...
Какое-то зловещее...
Знать бы ещё – почему...
Кажется, подруга разделяла мои чувства, потому как её яркая улыбка мгновенно погасла.
Посреди сцены громоздилась бесформенная куча, накрытая чёрной тканью, края которой были прибиты к полу крестами. В придачу ткань усеивали слабо мерцающие сдерживающие печати, но мне показалось, словно она периодически вздымалась, как грудь при дыхании.
– Садитесь скорее! – суетливо велел Румий, быстрым шагом спускаясь по лестнице, – И прогоните всех, кто здесь лишний! Ребята, давайте шустрее, ау!
Обычно жизнерадостный, сегодня преподаватель выглядел чрезвычайно серьёзным.
Следом за ним спокойно и с невозмутимым выражением лица шагал сам декан.
Присутствие Главы подействовало моментально – все тут же притихли и за несколько минут заняли свои места.
Мы с Соей сидели во втором ряду, максимально близко к сцене, но спускавшиеся за Кораном третьекурсники неодобрительно покачали головой.
– Сели бы вы подальше... – посоветовал один из них, проходя мимо.
К их странному совету я не прислушалась и пересаживаться не стала.
Да и в коридоре уже раздался протяжный гудок звонка, и дверь зала резко, как по волшебству, захлопнулась.
Те, кто остался снаружи, разочарованно взвыли. Среди желающих присоединиться явно имелись и студенты других специальностей.
Студенты-третьекурсники, которые следовали за деканом как стайка гусят за мамой-гусыней, заняли места вокруг сцены и стали по стойке смирно, положив одну руку на кобуру. Они были при оружии, да ещё и в камзолах, как настоящие охотники.
Из группы-пятёрки я узнала лишь двоих – кажется, это были Ольш и Дюк, но оба сохраняли предельную чопорность.
– Смотри... – Соя пихнула меня в бок локотком и мотнула подбородком в сторону. – Это ж второкурсники!
Я последовала взглядом за её жестом и аж присвистнула от удивления – оказалось, под шумок в зал набилось столько желающих, что свободных мест не осталось. Те, кому повезло меньше всех, подпирали стенку или сидели на лестницах. Второкурсники, третьекурсники, даже ребята-святословы!
– Старше третьего – никого, – сообщила я, изучив присутствующих. – Экий ажиотаж на пустом месте!
– На пустом?! – справа от меня возник возмущённый Эндрик. – Так если для вас архонты – это не интересно, то уступите место другим, желающие найдутся!
– О чём это ты? – я испытующе поглядела на парня. – Если что-то знаешь – не дразни!
Эндрик важно усмехнулся, польщённый вниманием. Его глаза за стёклами очков заблестели в полумраке, как серебристые рыбки.
– И чем вы, бабы, только слушаете? – ленивым тоном произнёс он. – Весь универ с утра только об этом и гудит: Аника поймала живого архонта! А вам лишь бы о косметике да о шурах-мурах лясы поточить...
– В смысле, живой... – с недоверием протянула я. – Они же сгорают от печатей... Да и наш мир – неблагоприятная среда для их организмов...
– «Организмов»! – фыркнув, пискляво передразнил парень. – Значит, не сгорают. Много ли ты понимаешь!
– А ты, прямо, понимаешь? – рассердилась я. – Ну давай, умник, расскажи нам: по какой-такой причине архонт может не сгореть?
Эндрик хмыкнул и пожал плечами.
Я подозревала, что он и сам не знает ответа, но ни за что нам в этом не признается.
– Не моё это дело – невежд просвещать! – важно заявил он, отворачиваясь.
Соя незаметно пихнула меня в бок: мол, ты же его знаешь, прекращайте.
Но я не собиралась оставлять последнее слово за этим «ботаником». Нахмурившись, я открыла, было, рот, чтобы поставить его на место, как вдруг назревающую стычку остановил Румий. Он хлопнул ладонью по столу столь внезапно, что я тут же села по струнке – также, как и Соя с Эндриком.
Это было совсем не похоже на тучного преподавателя – вести себя так грозно.
Зал мгновенно погрузился в мёртвую тишину...
Все в упор смотрели на Румия, а тот обвёл присутствующих серьёзным взглядом, утёр пот со лба и глухим, но зычным голосом произнёс, так что услышали абсолютно все, даже самые задние ряды:
– Вообще-то, архонты действительно не всегда сгорают от печати. Если быть точным – их материя и действительно не выдерживает духовности нашего мира. Но вы, детки, не учитываете одной маленькой детали...
Заложив руки за спину, он неспешно пошёл вдоль рядов, поглядывая на студентов.
Я молча ловила каждое его слово, ведь Румий заметно нервничал и то и дело косился на занавешенную груду. В полумраке его лицо казалось особенно багровым, а склеры – неестественно жёлтыми. В контексте слухов об архонте такая игра света выглядела весьма жутковато.
– Давайте-ка вспомним: что есть архонт? – мужчина поднял палец, и каждый в аудитории уставился на него, как на перст указующий. – Биологический вид? Нет. Это сгусток помыслов, негативной энергетики. Почему мы уничтожаем их печатями? Потому что только так нам под силу изничтожить не только материю, «тело», но и «дух». А если печать соскользнёт, или сам архонт увернётся? Или ему просто повезло родиться любимчиком фортуны? Материя сгорит, а дух восстановится, и не приведи Господь ему успеть зацепиться за чей-то незащищённый разум!
Румий тревожно перекрестился, и многие последовали его примеру – в том числе и Соя.
Я с нарастающим волнением поглядела на предмет под тканью и на всякий случай поставила мысленный блок на сознание.
– Так что в том, чтобы поймать «живого» – как вы выражаетесь – архонта, нет ничего невозможного, – преподаватель со знанием усмехнулся. – Хотя, признаю, это на грани волшебства. Двойная печать! Вы только представьте себе: не одна, а целых две печати, наложенные друг на дружку! Одна – недостаточно сильная, чтобы полностью убить, вторая же – слишком мощная, чтобы дать духу вырваться. Красота, а не печать, мастерство высшего уровня!
Он и сам остался под впечатлением от сказанного – что уж говорить про нас!
Мне это и подавно казалось чем-то из разряда фантастики – я пока не убила ни одного...
Да даже не видела ни одного архонта!
Мне было сложно представить, какие усилия нужно приложить, чтобы при максимально сосредоточенном сознании суметь создать печать, а затем, не расслабляя разум, ещё одну!
Все в зале затрепетали от восторга, у меня же тревожно засосало под ложечкой. Взгляд нет-нет да и падал на занавешенный объект, и на душе безотчётно холодело.
Тревога не проходила невзирая на то, что в зале находилось много других людей, включая нескольких вооружённых охотников.
Право слово, откуда там взяться настоящему архонту?
Никто в здравом уме не стал бы тащить эту тварь в Университет, подвергая риску студентов...
Ткань всколыхнулась, и я аж подалась назад, сжав ногтями лямку сумки. Позёрство не мешало мне сидеть на низком старте. Сглотнув сухой ком, я насильно отвела взгляд от сцены и только заметила, какие же у всех напряжённые лица, даже у Эндрика, который ещё минуту назад умничал.
Румий затягивал театральную паузу, и с каждой секундой узел в моём животе скручивался всё сильнее.
Слегка занервничали и Ольш с Дюком...
Возможно, я сама себя накручивала, и под покровом нас не ожидало ничего сверхординарного, но преподаватель словно специально испытывал наше терпение.
Признаться, я была уже на пределе, хотя от начала лекции прошло всего пару минут. Преподаватели были искусными манипуляторами и умели управлять нашими сознаниями лучше, чем мы сами.
В нынешней ситуации невозмутимым оставался, пожалуй, только Коран. Он сидел за кафедрой нога за ногу и скучающе барабанил пальцами по колену.
Тем не менее – в поле его видимости находилась как раз та часть сцены, на которой возвышалась занавешенная груда. А ещё – пускай это и не было заметно с первого взгляда – из-под мантии проглядывал синий воротник охотничьей формы, а на поясе ткань шла бугром.
Коран никогда не носил оружие на лекции...
– Дорогие мои, сейчас вы узрите то, о чём на первом курсе и мечтать не смели, – Румий протёр пот со лба и стал вполоборота к ткани, протягивая к ней руку. – Как многие уже догадались... Сто ж, не стану вас томить – сегодня мы продемонстрируем вам настоящего архонта.
По залу прокатился возглас, и я поймала себя на том, что тоже ненароком выдохнула, так и не закрыв рта.
Это же шутка, правда?
Я не поверила словам Эндрика, но даже подтверждённые Румием, они не укладывались в голове.
Нет-нет-нет!
Такого в принципе не могло быть!
Как давно я об этом мечтала – что увижу собственными глазами жив... истинного архонта, но оказалась к этому морально не готова. И я не хотела, чтобы преподаватель сдёргивал занавес. Я не хотела этого видеть.
И хотя в душе всё содрогалось от предвкушения, но сама я продолжала беззвучно повторять: «Не открывай, ну, пожалуйста, не надо...».
– Очуметь... – пробормотал ошеломлённо Рэм.
– Аг-га, – запнувшись, пролепетала я.
Самые набожные читали вполголоса молитвы, а некоторые девчонки сжимали крестики...
Я уже совсем иным взглядом посмотрела на груду под тряпкой, силясь разглядеть в её очертаниях нечто монстрическое, однако архонт ничем себя не выдавал, и это было вдвойне страшнее. Было бы легче поверить, если бы тварь вела себя так, как и положено чудовищу – рычала и вырывалась, разрывая ткань, но...
– Прежде, чем вы это увидите... – Румий покосился на Корана, словно ища его одобрения. – Вспомните вашу самую надёжную молитву. Вам ничего не угрожает, однако ни в коем случае нельзя встречаться с архонтом, будучи неподготовленными.
– Он сможет завладеть нашим разумом? – донёсся с задних рядов перепуганный девичий голосок.
Румий поцокал языком и преувеличенно бодро заверил:
– Он слишком ослаблен. Не переживайте, в таком состоянии он и себя-то не защитит. Аня хорошо над ним поколдовала. Жаль, что она не смогла самолично присутствовать на нашем небольшом представлении, она весьма выдающаяся студентка! Пример для всех вас.
По залу прокатился ещё более изумлённый гул – как так студентка?!
Да быть того не может!
И только лишь старшекурсники не без гордости ухмыльнулись.
Румий был доволен произведённым эффектом, словно восхищение относилось к нему, а не к его ученице.
– Разделяю ваш восторг, – махнул ручкой преподаватель. – Тише-тише! Тут и вправду есть чему поучиться! Анечка поймала архонта особенной печатью – двойной! В это трудно поверить, но такое возможно. В экстремальных условиях, конечно, это сложно провернуть, тут нужен особый талант. Для мелких бесов, случайно свалившихся в червоточину, губителен сам воздух нашей прослойки. Поэтому времени в такой ситуации крайне мало.
Отчасти мне даже стало жалко этого невезучего архонта, ведь он не собирался сюда лезть, наверняка был растерян и напуган. Ну, это если демоны вообще могут испытывать подобные эмоции – тут бы священники со мной поспорили. Терминология «чувствовал» и «думал» была неприменима к тем, кто не являлся живым существом.
Но поразмышлять о собственной неправоте мне не дали – кивнув старшекурсникам, Румий без предупреждения сдёрнул с груды занавес, и зал дружно охнул – скорее от неожиданности, потому что в первые мгновения взгляд не нашёл, на чём сосредоточиться.
Чтобы получше разглядеть желанного архонта, мы все подскочили со своих мест и чуть ли не перевесились через соседей, усиленно напрягая зрение.
Сперва мне показалось, что это декорация для фильма ужасов, вроде тех, где глупый герой самолично забредает в логово к маньяку. Поэтому я не успела толком испугаться – трудно бояться того, в реальность чего мозг не верит.
Затем я приняла увиденное за экспонат из музея скотобойни – мозг всё ещё пытался найти рациональное объяснение.
Но принять правду – что это действительно архонт и он прямо передо мной, в каких-то жалких десяти метрах – у меня не получалось.
Это такая шутка?
Манекен?
Наглядное пособие?
Что за нелепость...
Однако никто не смеялся – все остекленевшими глазами вглядывались в распятую на серебряных цепях тушу неведомой твари, такой материальной, а значит – реальной...
А я...
Какое-то смутное воспоминание, затерявшееся в недрах памяти...
Я и Гриша – её образ был самым неясным, едва различимым – сбежали из дома, чтобы посмотреть на настоящую охоту.
Да, кажется, тогда проходил церковный праздник и родителей не было дома...
Гриша была на год младше меня, и идея принадлежала именно ей.
Мы беззаботно направились в парк, чтобы хоть одним глазком глянуть на мифического дьявола, которым пугали малышей на ночь.
А потом...
Честно признаться, до сего момента я не помнила ни про Гришу, ни про нашу вылазку. Детская память весьма избирательна. А ведь действительно, когда-то у меня была кузина. Сейчас я не могла вспомнить даже её лица.
Что именно случилось в тот вечер – я не помнила ни в какую...
Знала только, что у меня нет кузины, а родители не любят разговаривать про родственников.
Вот оно значит как...
Того архонта, что напал на нас, я тоже не помнила, поэтому сегодняшний демон был для меня первым.
И...
Наверное, я испытала не те эмоции, которые должна была: меня захлестнули не панический страх, а отвращение и жалость – слишком уж он был...
Живым.
И мучился так, что было тяжело смотреть.
Лапы твари пробили крючьями таким образом, чтобы малейшая попытка вырваться причиняла ей неимоверную боль, а цепи натянули так туго, что кожа на суставах полопалась, обнажив сочащееся серое мясо. Глаза демона закатились, а чёрный язык свисал из пасти подобно дохлой пиявке.
Румий сказал правду – архонт был уже на последнем издыхании.
Его грудь не вздымалась, а из пасти вместе со слюной падали желеобразные зеленоватые сгустки, оставляющие на полу прожоги. От изуродованной плоти исходила едва заметная глазу мутная дымка, тающая от соприкосновения с предусмотрительно возведённой защитной печатью.
Исходя из гравюр в учебниках, это была некая мелкая разновидность класса «левиафан»: голова демона походила на собачью, снабжённую крупными иклами, тельце же было тщедушным и слабеньким, с короткими, не предназначенными для ходьбы лапами и толстым чешуйчатым хвостом.
Третий уровень...
Слабейший помысел...
И этот жалкий уродец убивал людей?!
Это просто не укладывалось у меня в голове. Архонт выглядел слишком...
Слишком карикатурно, слишком фантастически.
И совсем не страшным.
Когда на демона упал свет от ламп, он вяло задёргался, а на блёклой коже стали набухать волдыри. Но все его слабые попытки вырваться были тщетны – цепи держали на славу, а печать фиксировала на месте, и тогда...
И тогда он отчаянно, из последних сил завопил – нет, не завыл, как неразумное животное, а именно завопил – как агонизирующий человек.
У меня волосы стали дыбом...
Не выдержав, я зажала уши, потому что от этого заунывного звука сердце завязывалось в узел, и мне хотелось с рыданиями вгрызться в спинку кресла.
Я быстро зашептала молитву, и чёрное облако негатива стало рассеиваться. Но даже когда мне полегчало, я не могла больше поднять взгляда на сцену.
– Архонты... – скривился Румий, прохаживаясь вокруг твари. – Не живые существа. Они могут создавать любую материальную форму – с десяток сердец, пять желудков, ни единого мозга... Ибо все их органы – не более, чем фикция. Их плоть вторична, поэтому их так сложно убить. Чтобы полностью избавиться от архонта, нужно изничтожить его дух – суть его естества, а на это способна только воля сознания, подкреплённая печатью. Дух убивается духом. Можно сказать, что мы с ними похожи, как две половинки целого – свет и тьма. Еретики поговаривают, что на каждого человека в мире приходится по одному архонту, но так ли это? Архонты возникают и исчезают, они непостоянны и всецело зависят от нас, от наших решений и силы нашего духа. Как сказал Миртон Иоганна: «Мы сами создаём собственную тьму. Мы – вот причина того, что в мире существуют дьяволы!».
Ольш и Дюк стояли с опущенными в пол револьверами и не сводили взгляда с архонта.
Пока зал содрогался от тихих стонов и возгласов, на сцене ничего не происходило. Румий словно давал нам время «насладиться» зрелищем, а Коран его не торопил – во многом именно благодаря его присутствию я ощущала хоть какую-то уверенность в том, что мне ничего не угрожает.
– Вот такие они, архонты, – поучительно закончил преподаватель свою пламенную речь. – Считаете его несчастным? Вам его жалко? Не стоит обманываться внешностью! В иной ситуации... Вам бы пришлось срочно менять памперсы. Ольш!
Старшекурсник нырнул за сцену и почти сразу же вернулся с набором респираторов и крохотными бутылочками святой воды.
Догадываясь, что за этим последует, я содрогнулась.
Как же мерзко...
Но я не могла ни покинуть зал, ни стереть с лица благоговейный восторг, хотя внутри всё переворачивалось от отвращения к происходящему.
Настоящий архонт, серьёзно?
И сейчас его будут убивать?!
Это всё на самом деле?..
Я не имела права даже отвернуться, во все глаза взирая на разворачивающееся на сцене действо.
Второй ряд, как же!
Стоило прислушаться к старшим...
Румий с помощниками натянули респираторы и обступили распятое чудище, которое к тому моменту уже настолько ослабло, что могло лишь бессильно стонать человеческим голосом.
– На ограждение Пертограда токмо взирах, и нетворих. Розге не цвести и класу непрозябати. Винограду неродити, и зверям неплождатися. Рыбам морским неплавати и птицам небесным летати возбраних, – по-церковному гнусаво затянул Румий, молитвенно воздев длани. – Тако, Ты показал силу Свою при пророце Илие. Молю тя, Господи Боже мой, вся чародейства и вся лукавыя бесы ко греху человека клонях и на нём грех творях, Ты, силою Своею – запрети!
На этом стихе он раскрыл ладони, и я увидела растянутую меж ними паутиной семигранную истребляющую печать, точно сотканную из солнечных лучей.
Широко распахнув руки, Румий зычно выдохнул: «Амено!», – и обрушил растянутую до огромных размеров печать на съёжившегося архонта.
Тот взвыл так дико, что я вновь схватилась за уши.
От его воплей содрогались стёкла и шёл трещинами лак на дереве. Демон корчился в цепях, вырываясь с таким болезненным отчаянием, что кожа под крючьями окончательно лопнула, а сухожилия и мышцы расползались, будто облитые кислотой. Покрытое щетиной тело с шипением распадалось на ошмётки плоти, печать разъедала его сантиметр за сантиметром: сперва – кожу, затем – кости, после – обнажила сизые потроха...
Странно, но моей единственной мыслью в тот момент было: «Почему нет крови?», – а уж сколько у него было сердец, я и подавно не рассмотрела.
Печать работала столь стремительно, пожирая исходящую воплем тварь, что уже буквально спустя минуту под крестом лежала лишь горстка горелых ошмётков, всё ещё тлеющих, как догорающие угли.
В зале воцарилась звенящая тишина...
Парящие бабочки пепла, кружась, оседали на наши лица, а по полу растекалась пенистая лужа неопределённого цвета гнили...
А потом...
А потом кого-то стошнило, и по рядам покатилась цепная реакция дурноты. У кого желудки оказались покрепче, стоически зажимали рты ладонями.
У меня в горле стоял горький ком, но я усиленно сжимала зубы и сглатывала подступающую слюну. Удержать в себе рвоту стоило нечеловеческих усилий. Я досчитала до десяти и только тогда села прямо, судорожно вдыхая.
Первым рядам воистину повезло меньше прочих – кого не забрызгало слизью, обжигающей кожу, знатно присыпало зловонным пеплом.
Мой желудок ходил ходуном, я сидела не шевелясь, глядя сквозь Румия и крест, лишь бы больше не видеть архонта...
Вернее того, что от него осталось...
Был бы у меня с собой крестик, я бы последовала примеру Сои и поднесла его к губам.
– Ну, и где же неописуемое счастье на физиономиях? Где ликование и фанфары? – иронизировал лектор, театрально воздев руки к потолку. – Мы же только что изничтожили скверну! Неужели никто не хочет завершить процесс? Где наши отличники?
– Румий, – тихо одёрнул его декан.
Во всей этой суматохе я совсем забыла про Корана и вздрогнула от неожиданности.
Румий с досадой вздохнул и, небрежно стерев пальчиком каплю с щеки, обвёл нас смеющимся взглядом.
Никто не тянул руку, все отводили глаза...
– Никто? – разочарованно уточнил он. – И как вы только охотиться собираетесь? А ведь это был всего-навсего низший уровень... Через час он бы и сам скопытился. Вы же так ныли, что хотите настоящего архонта – так вот он, получите-распишитесь! Эх, молодёжь... Дюк, Ольш, помогите мне.
Дальнейшее я смотрела, как некое представление, полностью утратив нить реальности...
Мои друзья выглядели слегка заторможенными, в отличие от старшекурсников, которые склонились над кучкой останков с каменными минами, держа наготове флакончики с водой.
Румий трижды осенил горстку крестным знамением и вполголоса принялся читать молитву полного очищения.
Прах больше не горел, и теперь от него со свистом исходил зеленоватый дымок. Вскоре на месте ошмётков не осталось ровным счётом ничего, кроме разводов подсыхающей слизи.
Был архонт на самом деле или его не было – я уже не понимала...
– Главный закон бытия гласит... – закончив с молитвой, Румий повернулся к нам и торжественно пояснил. – Ничто не исчезает в никуда и не берётся из ниоткуда, верно? Так куда же делся наш дорогой гость? Вернее, вопрос не в том – куда, а в том – как? Сана.
Я чуть не подпрыгнула и, совсем не ожидая вопроса, панически вжалась в стул. Моим сокурсникам впору было рассмеяться, но все молча и внимательно ожидали моего ответа. Кажется, до меня слишком долго доходило, что нужно бы что-то сказать...
Запинаясь, я выдала первое, что с перепугу пришло мне в голову:
– Ну, он ведь не являлся частью нашего мира... Мира материи... Вот и... Он потерял свои физические аспекты?
– Вы это у меня спрашиваете? – весело поинтересовался мужчина, и я с облегчением поняла, что хотя бы не ляпнула полную чушь. – Ваша терминология меня просто убивает. Мир, аспекты... Где вы такого набрались? В целом, всё верно: демоны визуализируют материю точно так же, как мы визуализируем печати. Когда дух архонта оказался подавлен Божьей волей, его визуализация рассеялась. Низшим уровням сложнее поддерживать этот процесс, поэтому их быстрее разъедает наш «святой» воздух. Демонам место в аду, а людским душам – в раю.
– То есть, они вернулись туда же, откуда и явились? – без задней мысли спросила я.
Румий неодобрительно изогнул брови и вздохнул.
– Поэтически воспетая обитель дьяволов – ад земной... – пугающим тоном произнёс он. – Стоит уметь отличать реальность от поэзии. Энергия, лишённая скрепы и своего негативного помысла, своего ядра, возвращается в бесконечный поток духа, что растворён во всём вокруг нас. Наше дело – очищать мир от скверны. Мы – не убийцы, не забывайте об этом! Мы – отбеливатель для мира!
Лектор похлопал в ладоши, привлекая всеобщее внимание.
Откуда-то из-за сцены Ольш с Дюком уже тащили металлический контейнер для сжигания отходов, куда лектор небрежно сбросил респиратор и использованные флаконы.
– Что ж, представление окончено, ребята, можете расходиться. Надеюсь, всё было поучительно, – напутствовал Румий, покидая сцену. – Не забудьте сдать мне отчёты о сегодняшней лекции. Да, если кому-то всё ещё дурно, советую посетить Воршана. Не задерживайтесь, помещение нужно продезинфицировать.
Сам мужчина был бодр и румян, и он как всегда позитивным мячиком поскакал по ступенькам. За ним хмурыми тенями следовали старшекурсники с баком для утилизации.
И только мы, молодёжь, выглядели зелёными и пошатывались.
Меня всё ещё слегка мутило, а руки дрожали, но самой отвратительной была грызущая душу жалость, которой там было совсем не место. Мерзко или нет...
Содеянное было правильным.
Или это со мной что-то не так?
– Пойдёмте-ка на воздушек, а? – предложила бледная как мел Соя, и это был тот редкий случай, когда я была с ней безоговорочно согласна.
Мы вышли из зала и остановились в проходе, просто дыша и не произнося ни звука. Пара ещё не закончилась, и в коридоре стояла непривычная убаюкивающая тишина. Такая нормальная, естественная обстановка...
– Сана, Соя, – раздался сзади глубокий голос.
Мы с подругой подпрыгнули. От неожиданности сердце вновь зашлось ходуном, а к горлу подкатил тошнотворный комок.
Сведя руки за спиной, к нам подошёл Коран и вопросительно приподнял вороную бровь. Он был сама невозмутимость.
– Как ваше самочувствие? – спросил он участливо.
Мы с девушкой переглянулись, ошарашенные таким вниманием, и я неловко ответила:
– Да так, терпимо...
Я была уверена, что это всего лишь дань вежливости, и сейчас декан, кивнув, уйдёт, но мужчина укоризненно покачал головой.
– Негоже игнорировать недуг – только хуже станет. И стыдиться дурноты не стоит. Я бы посоветовал вам заглянуть к Воршану.
И выразительно посмотрев на меня своими бездонными чёрными глазами, отвернулся, заставив недоумевать, несёт ли это какой-то потаённый смысл.
– У нас ещё пары, – слабо возразила Соя.
– Ничего. Я вас отпускаю – всю пятёрку, – Коран неспешно прошёл мимо нас, как смотритель по музею. – Сходите в больницу. И пообщайтесь с Аникой.
Теперь стало совершенно очевидно, что это не акт сопереживания, а вполне конкретный приказ. Спорить с деканом не имело смысла.
– Кто такая Аника? Подружка Воршана? – проворчала я.
– Аника – та, кто поймал этого архонта, – объяснил мужчина, никоим образом не отреагировав на мою колкость. – И одна из тех немногих, кто умеет воплощать двойные печати. Она сама расскажет вам всё, что нужно. Это будет полезным уроком.
Мне совсем не понравилось, как это прозвучало, но удаляющаяся спина Корана без слов говорила о том, что разговор окончен.