Оглавление
Глава 4
Очнулся в окружении прозрачных стен, стоявшей у изголовья кровати стойки и прибора на ней. По правую и левую стороны ряд таких же отгороженных друг от друга прозрачными стенами боксов. Шевельнувшись и поняв, что ничего не болит, сел. Видя одеяло и белоснежную подушку, Тим глупо улыбался. О таких, казалось бы, маловажных вещах забыл, когда и мечтал.
Вскоре в медицинском отсеке появились люди. Несколько минут украдкой следил за уже знакомым пожилым лекарем и темноволосой, одетой в белый халат женщиной. Подходя к лежащим в боксах людям, они что-то говорили, склонялись над стойками с приборами.
Женщина прошла мимо, к Тиму зашёл мужчина.
— Очнулся, гадёныш? — строго спросил он, дав понять, что первую их встречу тоже помнит.
Тим насторожился, но гроза на круглом лице лекаря внезапно сменилась широкой улыбкой. Вокруг рта и глаз пожилого мужчины образовалась сетка морщин, на лысине появились глубокие борозды. Так открыто и дружелюбно Тиму не улыбался даже отец, и это насторожило ещё больше.
— Не трусь, пацан, — прочитав его взгляд, продолжил лекарь, присаживаясь на край койки, — жить будешь. Кое-что наши доблестные воины тебе отбили, но увечий на твою удачу нет. С тем, что имеем, справиться пока ещё можем, — утешил он, — тебя, кстати, как звать?
— Тим.
Мысль, что так и не выполнил условия сделки, мигом выветрила зародившееся было хорошее настроение. Тут же вспомнился и собственный отказ работать в распределителе. Пришла пугающая догадка, что по его вине противник и проник на крейсер.
— Что дальше? — задал волнующий вопрос.
— Ты о чём?
— Со мной, что дальше будет?
— Судя по тому, что ты сотворил, плохого здесь с тобой ничего не случится.
Слыша бешенное сердцебиение, Тим приготовился выслушать приговор, но ответ озадачил.
— А что я сотворил? — осторожно спросил он.
— Представления не имею, — пожал лекарь плечами, — вопрос не ко мне, но раз тебя принесли сюда, а не добили на месте — что-то весьма полезное.
— Вылечить и казнить, — сам не заметил, как озвучил возникшую мысль.
— Вряд ли, — возразил лекарь, — на грязь ресурсы тратить не будут. Уж я-то это знаю. Давай-ка лучше о тебе, — сменил он тему, — что у тебя с позвоночником?
— С чем?
— Спину ударял? Сильно, очень сильно?
— Да, в пять лет, упал с дерева, потом долго ходить не мог. А что?
— Сколько тебе лет?
— Шестнадцать.
— Ростом ты и на десять не тянешь. Проблема, уверен, в травме. Говорю сразу, помочь не смогу, — добавил лекарь, — сменных модулей для бокса восстановления нет уже лет восемь, а скальпель сделает тебя калекой.
За маской безразличия на его круглом лице сквозила искренняя любовь к своему ремеслу. О падении уровня медицины доктор говорил с нескрываемой досадой.
— Камеры регенерации раньше имелись в каждом мед отсеке. Есть и сейчас, да что толку? Всё вроде исправно, а запустить нет возможности.
— Жаль, — вставил Тим, наверное, чтобы просто что-то сказать. Сейчас старая травма и собственный рост заботили меньше всего.
— Ещё пять дней стационара, и получишь под зад, — вынес лекарь вердикт, бегло взглянув на показания прибора. — По поводу твоего вопроса скажу так. Доставили тебя с места боя, дрался ты вроде за нас, а здесь, поверь, о таких вещах помнят.
Последние слова дали надежду. Призрачную. Но уход и нормальная пища, что строго по часам развозилась по боксам, позволяли надеяться. Потянулись дни безделья, о котором мечтал последние годы. Забытое чувство сытости, удобная постель, а главное, полный покой, доставили неизбалованному комфортом Тиму неимоверное наслаждение.
Открыв как-то глаза, увидел, как, всматриваясь в лица раненых, идёт та самая девушка, заходившая в арсенальный распределитель. Её звали Салима, так называл рослый пехотинец.
Глядя из-под ресниц на застывший против него силуэт, Тим делал всё, чтобы не выдать себя движением. Теперь и он убедился, что действительно на кого-то похож. Пришла она именно к нему, поскольку, постояв какое-то время, направилась прочь, больше не взглянув ни на один из боксов.
***
Доктор не зря говорил, что даст под зад. На крейсере добрый пендаль при выписке являлся традицией.
— Нагнись, — скомандовал доктор у порога медблока.
Подобное вызвало бы улыбку, но, видя знакомое лицо у выхода из медотсека, Тим нервно втянул голову в плечи. Имени его не помнил, но хорошо помнил по той болезненной ночи. Нетерпеливый жест, адресованный доктору, убедил, что пришёл он по его душу.
Такой силы удара Тим не ожидал. Бил доктор со знанием дела. Без боли, но ступни оторвались от пола, и его буквально вынесло за порог.
— Убьёте, док, — нежданно-негаданно вступился коротко стриженный, коренастый пехотинец.
— Вы его полночи убивали — не смогли, а я пну разок и прикончу? — парировал лекарь и, повернувшись к Тиму, добавил, — видеть тебя здесь больше не хочу. Понял меня?
Послушав тишину, он добавил.
— Видеть не хочу в качестве мяса. А так, заходи.
— Зайду, — как за спасительную соломинку схватился Тим за его приглашение.
***
Шли молча. Пехотинец шагал впереди. Он ни разу не обернулся, будто зная, что Тим покорно плетётся сзади. Так и было. Послушно шагая следом, стремясь отвлечься от невесёлых мыслей, Тим молча глазел по сторонам.
За последние дни на крейсере многое изменилось. Ещё попадались следы недавних боёв. Их было много, но восстановительные работы шли полным ходом. Крейсер походил на растревоженный муравейник. Искрила сварка, по палубам тянули гроздья проводов, менялась обивка и сгоревшие блоки.
Свернув с магистрали, оказались в гулком полутёмном зале с рядом высоких, чем—то похожих на пни деревьев агрегатов. Сотни разноцветных огоньков, символов и непонятных электронных знаков, мерцающих на пнях, невольно привлекали внимание.
— Дами-и-и-и-ир, — покатился вдруг по залу густой бас, — матрос, я восхищён твоей расторопностью, три с половиной часа, — оглашал округу обладатель баса, — зачем нам главный двигатель? Не нужен! Ведь у матроса есть более важные дела. Тебя, детёныш сумасшедшей шлюхи, где носит?
— Задержался, Саб, — послышалось с другой стороны, и Тим увидел высокого, худощавого парня, рыжего и с веснушками, в форме технической службы.
— Вижу, что задержался, — послышалось рядом.
Обернувшись, Тим рассмотрел обладателя громоподобного голоса. Рост под стать. Тим едва дотягивал ему до пояса. Совершенно лысый, с обожжённым наполовину лицом и торчащей из левого плеча культёй вместо руки, техник по имени Саб вновь набрал воздуха в лёгкие.
— Задержался где?
— Найти не могли. Весь трюм перерыли, в базе блок есть, — тряхнул парень коробкой в руках, — на деле нет, бардак, господин тех. майор.
— Горин…, старая облезлая карава, — выругался Саб, — там в голове бардак. Его, маразматика, списать пора, а он всё жизнь нам портит. Ставьте блок, собирайте и тестируйте контроллер, запуск по готовности. Я в машинное.
Поравнявшись с ними, техник остановился.
— Слышь, пехота, — обратившись к конвоиру, он указал на Тима пальцем, — этот что ли выключил?
В ответ коренастый пехотинец утвердительно кивнул. О чём речь, Тим не понял.
— Молодец, — непонятно за что похвалил его техник и отправился дальше.
— Он о чём? — спросил Тим пехотинца.
Тот лишь молча пожал плечами.
Спустившись на лифте, оказались на отведённой пехоте палубе. Взору открылось длинное, просторное помещение с рядами массивных, установленных на амортизаторы коек, столами и перегородками из приваренных к полу шкафчиков.
Довольно многолюдно, одни, оглашая воздух сопеньем и храпом, безмятежно спали, другие возились с амуницией и оружием, третьи занимались своими, непонятными Тиму делами. Вначале на них не обратили внимания, но, шагая по делящему ряды коек проходу, Тим то и дело ловил короткие взгляды.
Проход упёрся в дверь отдельной каюты, интерьер которого состоял из такой же как у солдат койки, столика, двух корабельных со спинкой стульев и висящего над столом голографического изображения. За ним, глядя на мерцающие схемы, сидел виденный Тимом у Марина офицер.
— Доставил, командир, — вытянулся коренастый.
— Свободен, — не удостоив пехотинца взглядом, сказал офицер, — ты, — так же не глядя, ткнул он в Тима пальцем, — садись, подожди.
Офицер, светловолосый, подтянутый, с правильными чертами лица, вновь обратился к проекции. Сев на краешек, стула Тим последовал его примеру. Присмотревшись, понял, что перед глазами разбитая на секции схема крейсера. Он знал, что корабль огромен, но, что настолько, даже не подозревал.
Офицер касался пальцем того или иного участка, и тот, мгновенно распухая, прибавлял в масштабе. Длилось это довольно долго, наконец, закончив и сделав какие-то пометки в лежащем на столе блокноте, офицер свернул проекцию.
— Разрабатываю комплекс мер по обороне двенадцатой палубы, — видя интерес в глазах Тима, пояснил он, — но ведь тебе это мало о чём говорит?
Вопрос повис в воздухе, Тим не знал, что сказать, хотя ответа никто и не ждал.
— Это опустим, — продолжил офицер, — ответь-ка мне, дружок, на такой вопрос, — с этими словами он пристально заглянул Тиму в глаза, — в последнем бою верхние кормовые палубы правого борта остались без боекомплекта. По всему выходит, случилось это по твоей вине. Объясни.
По спине пополз холодный ручеёк. Не в силах оторваться от гипнотического взгляда офицера, Тим, благодаря бога, что хватило ума предвидеть подобный вопрос, ответил, что от побоев потерял сознание, а когда очнулся, подавать было нечего. Какое-то время офицер сверлил его взглядом, но, видимо, поверив, откинулся на спинку стула.
— Какие планы на будущее? — заметно потеплевшим тоном спросил он, ввергнув Тима в ещё большее замешательство.
Слишком долго в его лексиконе отсутствовали слова о дальнейших планах. Весь смысл последних лет сводился к исполнению прихотей и приказов. Вопрос поставил в тупик.
— Не знаю, — молвил он, — даже не думал.
— А стоило бы, — сказал офицер, — учитывая, что уже как неделю ты вольный человек.
Показалось, ослышался, но офицер в подтверждение кивнул. Это было похоже на взрыв; казалось, вал накативших эмоций вот-вот свалит с ног. Глядя, как с подбородка Тима капают слёзы, офицер молчал, дав сполна насладиться моментом.
— Это правда? — прозвучало в каюте спустя какое-то время.
— По-твоему, я похож на шутника?
В каюте опять повисла тишина. Пока Тим, всё ещё боясь до конца поверить, переживал счастливые минуты, офицер с интересом следил за сменой выражений на его лице.
— И что теперь? — пришёл, наконец, Тим к неизбежному вопросу.
— Теперь ты свободен, — услышал в ответ, — вот только ты — дикарь, жизнь которого прошла в лесах и загонах. Уверен, ты ничего не знаешь о нравах и правилах тех мест, где окажешься. Будучи грязью, ты был сыт. Свободный человек в нашем мире кормит себя сам. Учти это.
На эти слова Тим промолчал.
— Меня зовут Рьюд Громан, звание лейтенант, я командую гуртом, с первым взводом которого ты недавно имел честь познакомиться.
При слове о знакомстве на лицо Тима упала тень. От офицера это не скрылось, но реакция Тима вызвала лишь усмешку.
— Ты свободен и можешь в первом же порту оставить крейсер. Вот только ты уверен, что там всё получится? Ведь ты даже с деньгами никогда не имел дела.
Тим тысячи раз представлял, как вырвется из унизительного, низшего состояния и обретёт свободу. Вместе с ней пришло время жалеть, что тратил время старика на большие, как казалось, первостепенные вопросы. О мелочах вроде быта говорили редко и вскользь. Мысль, что он действительно почти не знает ни о деньгах, ни о том, как и что здесь принято и непринято, стала открытием. Именно сейчас, в минуту исполнения самой заветной в жизни мечты, Тим как никогда остро ощутил одиночество. Ни научить, ни дать совет, что делать и как поступить, было некому. На пороге огромного, пугающего неизвестностью и жестокостью мира он стоял совершенно один.
— Но у тебя есть выбор, — вкрадчиво продолжил лейтенант.
— Выбор? — неожиданно даже для себя ухватился он за эти слова.
— Тот самый первый взвод, с которым ты имел честь недавно познакомиться, предлагает тебе вступить в их ряды. Скажу сразу, слово за тебя никто не молвил, подобное предложение — это их право, и они им воспользовались.
Предложение оглушило не меньше, чем весть о свободе. Видя, что офицер не шутит, Тим попросил немного времени. В ответ командир провёл рукой по светлым, коротким как у всех мужчин на крейсере волосам и показал растопыренную ладонь, отмерив на раздумия пять минут.
Решение принял по-юному безрассудно и быстро. Тот миг, когда, толкая телегу с боекомплектом, он пережил чувство единения, помнил до сих пор и помнил остро. Тогда он был нужной частью чего-то единого, занятого решением одной для всех проблемы. В тот миг Тим чувствовал дух общины, такой родной и знакомый. Связавший множество людей воедино, он до боли напомнил счастливые годы, проведённые на Вироне.
Что-то внутри робко протестовало, но Тим отмёл все доводы против. Напомнил себе, что он охотник, которому не чуждо чувство азарта и страха. Он не раз и не два рисковал жизнью. Здесь тоже предлагали риск и тоже в рядах, уважаемых и сильных. Смутно понимая, что здесь, может не сразу, но со временем появится возможность начать поиск родных и обидчиков, почти принял решение.
— Кем я здесь стану? — заглянул он в глаза командиру.
— Равным среди равных. Труд опасный, с чем связан, ты знаешь, но плюсов, включая высокую оплату, тоже хватает.
— Почему я, ведь они знают, кем я был?
— Кем ты был — значения не имеет. Во взводе потери, людей не хватает. Это во-первых. Во-вторых, ты не отказал, сделал, когда попросили. Без пинков и приказов по собственной воле рискнул жизнью, не испугался, а это качество здесь ценят. И последнее, — добавил он, — выстрелив всего раз, ты сжёг глушитель, сковавший наши потуги отбить центры крейсера.
— Глушитель? — переспросил Тим, — прибор, лишивший вас связи?
— Именно, — подтвердил офицер, — даже не поняв, что сделал, ты в том бою сделал больше, чем каждый из нас. Сие и явилось основной причиной нашего предложения. Если согласен, то все, что я сказал, ты слышал; нет — определят к ремонтникам, и до ближайшей системы придётся оплатить проезд работой. Этим на крейсере сейчас заняты все. И так, Тим, что надумал?
— Я с вами.
— Ты принял правильное решение.
— Можно вопрос?
— Разрешите, — поправил лейтенант.
— Разрешите вопрос. Что стало с убитыми в арсенальном распределителе?
— Их принял космос, ровно так же, как всех павших на крейсере, сейчас тебя поставят на довольствие, — продолжил он как ни в чём не бывало, — осваивайся. Дежурный, — повысил лейтенант голос.
На пороге возник тот же широкоскулый коренастый пехотинец.
— Определишь его на место Даковского. Всё, солдат, — командовал офицер, — обживайся, слушай, что говорят, делай, что прикажут, об остальном теперь есть кому позаботиться.
Едва отпустив, командир вновь окликнул.
— Чуть не забыл. За глушитель капитан назначил вознаграждение. Сразу дам совет: разделить премиальные со всем взводом.
— Вознаграждение? — переспросил Тим.
— Вознаграждение, — ещё раз повторил офицер, — такое здесь тоже бывает, но это сейчас неважно, важен знак, что готов делиться, тебе теперь с этими людьми под смертью ходить.
— Лейтенант верно говорит, — поддакнул безучастный до этого дежурный, — это будет правильный поступок.
— Я не против.
***
— Малой, — разнеслось под сводами солдатского блока, — иди-ка присядь с нами.
Этого ждал, это случилось. Весь день Тим отлёживал бока на удобной, установленной на массивный амортизатор застеленной койке. Набив живот вкусной пищей, Тим уже много часов упражнялся в безделье.
Можно было бы считать этот день одним из лучших за последние годы, но мысль о том, что будет дальше, не позволяла расслабиться. Появились сомнения, и Тим пару раз обругал себя за поспешно принятое решение.
Нервничая и переживая, он не забывал вертеть головой, присматриваясь к жизни принявшего его гурта. В отсеке разместились человек сто пятьдесят, в основном молодых мужчин и женщин. Люди вокруг постоянно менялись, Тим не раз слышал крики команд и видел, как одни уходили, вместо них приходили другие, которые после приёма пищи и отдыха сменялись третьими. За день рассмотрел всех, кого встретил той длинной ночью.
Поднявшись направился к длинному столу, за которым расселись девять человек: всё недавно прибывшее с дежурства отделение сержанта Скарта. Сам он сидел с края, за ним сёстры, дальше увидел Салиму, которая, пока он шёл, ни разу на него не взглянула. Имён остальных не помнил, да и значения для Тима они пока не имели.
За последние часы не раз представлял, как пройдёт эта встреча, нервничал. Сейчас Тимом овладело абсолютное спокойствие. Подойдя к столу, уверенно сел на предложенное место напротив сержанта, положил руки на стол и встретился с ним взглядом. Какое-то время Скарт молча смотрел ему в глаза.
— Ты теперь один из нас, — наконец озвучил сержант данность, — как приняли на этот раз?
— Лучше, чем в прошлый.
— Нравится здесь?
— Пока да.
— А как думаешь, вот им, — обвёл Скарт сидящих за столом взглядом, — нравится, что рядом тело, которое они коллективно убивали, а теперь не знают, кого в нём видеть — друга или врага. Может, поделишься своими на этот счёт соображениями?
— Вы ведь сами предложили, — не совсем понимая, куда клонит сержант, ответил Тим.
— Кто и что предложил — неважно, — отрезал сержант, — отвечай на вопрос.
— Злости к большинству из вас у меня нет.
— А к кому есть?
— К тебе есть, — ответил Тим, — и к ним, — указал он на его манер подбородком на сестёр.
Так говорить не собирался, но сказал, как сказал. За последние дни многое изменилось. Тим твёрдо уяснил, что просто так здесь его больше никто не тронет. Это был закон, а закон здесь чтили свято. Тим не позволил себе сломаться, будучи невольником, а став вольным, быстро вспоминал себя прежнего и негромкими фразами, поочерёдно глядя то на Скарта, то на сестёр, выложил всё, что о них думает. Несколько секунд над столом звенела тишина. Глядя перед собой, Тим ждал реакции.
— Злой, — почему-то хохотнув, прокомментировала одна из сестёр.
— Полжизни в дерьме и слизи, а гонора, как у верховного, — заявил кто-то ещё.
— Зачёт, — получил Тим нежданную поддержку в лице сидящего рядом немолодого здоровяка пехотинца с тяжёлой, квадратной челюстью и глубоко посаженными карими глазами, — а что касается вас троих, то тебе, Скарт, не впервой от него выхватить, да и вам, двум стервам, языки подрезать не помешает. Действуй, малой, — сказал пехотинец, и Тим почему-то сразу понял, что звать его будут именно так, — придумаешь, как их наказать, крикни, я ставки сделаю.
По ухмылкам и выражению их глаз сделал вывод, что приняли его нормально.
Здоровяка звали Мален, он пытался сказать что-то ещё, но Скарт перебил.
— Время, — отрезал сержант, — Мален и Джуда в пищеблок, перекусим и отбиваемся.
Минут через двадцать в отсек вкатили тележку. Всё это время, отстранённо отвечая на редкие, ничего не значащие вопросы, Тим напряжённо ждал. Совсем недавно при встрече с этими людьми он кланялся им в ноги, сейчас сидит за одним столом и ждёт, принесут ли ему те самые люди пищу. На данный момент насущней вопроса не существовало. Сама еда значения не имела. Вопрос в том, принят ли он как равный и принесут ли прожжённые убийцы пищу тому, кого ещё вчера не считали за человека.
Когда лотки и приборы оказались перед носом, от сердца отлегло. Взяв хлеб и вилку, Тим позабыл обо всём, наслаждаясь каждым кусочком. Ели молча, ровно до момента, пока в отсеке не появился ещё один пехотинец. Невысокий, крепкий, с коротким тёмным ёжиком на голове и насмешливым взглядом голубых глаз, он сразу привлёк внимание.
— Здравия вам, — услышал на удивление мягкий голос, — как сегодня пайка?
— Так же, как и у вас, — почему-то нахмурившись, ответил Скарт, — ты по делу?
— По делу. Зашёл в медблок парня проведать, а медицина говорит, его Сандерс к вам увёл.
— Вот он сидит, — поджал Скарт губы, — дальше что?
Хлопая глазами, Тим не понимал, почему в голосе сержанта недовольство и вызов.
— Что дальше — видно будет, — ответил тот, усмехнувшись, и неожиданно для Тима протянул ему руку, — я Баллавера, в принципе то же, что и вот это тело, — указал он на сержанта, — но только во втором гурте.
— Что хотел? — перебил Скарт.
— Ловкачи вы, — обвёл он взглядом сидящих за столом, — прикрутили парня и сидите довольные. Мои тут подумали и решили позвать его к себе.
— Передай своим, долго думали, — отрезал сержант.
— Здесь ты, друг мой, ошибся. Смотрю, он в барахлишке больничном, без оружия, так ещё не человек гурта. Поэтому Тим, — Баллавера первым здесь назвал его по имени, — от лица третьего взвода второго гурта приглашаю тебя в наши ряды. По правилам, пока боец не получил оружие, он волен сам выбрать гурт, взвод и даже. Так что вот тебе моя рука, — протянул он открытую ладонь, — жми её, и идём со мной.
Обескураженный таким вниманием Тим медлил.
— Вспомни, — всё настойчивей говорил Баллавера, — ведь это они совсем недавно тебя убивали. Ты дышишь до сих пор благодаря покойнику Марину, но опять пришёл к тем, от кого вырвался просто чудом. Они в итоге упакуют тебя в мешок и в космос проводят. Идём со мной, как родного примем.
Запутался окончательно. Сражённый предложением не знал, что сказать. За свои шестнадцать лет шишек набил много и опираться старался на короткий, но все же собственный, часто болезненный опыт. С понятием «провокация» столкнулся на болотах, да так, что память о сыромятной плётке в виде шрамов на спине, бёдрах и ягодицах красовались и ныне.
Там тоже начиналось с удивительного предложения. Тим откровенно не понимал, как следует поступить. Столкнулся взглядом с Салимой. Она явно хотела что-то сказать, но прочитать по глазам, что именно, Тим не смог. Увидел одно: одобрения в её взгляде точно не было.
Почему её взгляд стал решающим, Тим знал. Он понимал, что связь между ними всего лишь через сходство с кем-то из её прошлой жизни, но в ту ночь она одна не сделала ему больно.
— Я останусь.
Уловил несколько облегчённых вздохов.
— Услышал тебя, — ещё раз удивил Баллавера, произнеся слова с видимым сожалением, — я пытался, не пожалей потом.
— Не пожалеет, — заверил Скарт, — рад был тебя видеть. Не мочи жилетку, в следующий раз повезёт, — подмигнул он.
— Когда он теперь будет? — выдохнул Баллавера, поднимаясь из-за стола, — не подавитесь, — пожелал на прощание и направился прочь.
— Бал, — окликнула одна из сестёр — придуркам твоим привет от нас.
— Ты правильно сделал, — сказал Скарт, стоило отскочившей при приближении Баллаверы двери встать на место.
Дальнейшие вопросы Тима проигнорировали. Больше за столом никто не проронил ни слова. Закончив с пищей, все за исключением ушедшего к командиру Скарта направились к койкам. Недолго думая, Тим отправился к своей.
Из сна выдернул удар в живот. Снился Вирон, близкие образы мгновенно стёрлись, едва подскочивший Тим сообразил, что происходит. И хоть в крови бурлил адреналин, дыхание сбилось, а сердце ухало молотом, он быстро взял себя в руки.
— Твоя, — ткнул сержант пальцем в винтовку.
Присел на соседнюю койку. Тим не отрывал взгляда от холодящего ладони оружия.
— По душе игрушка?
— Да, — кивнул Тим.
— Хорошо, но важно другое: ты получил оружие. Вопрос прост и понятен: что ты собираешься с ним делать?
— В своих стрелять не буду, — понимая, к чему он клонит, ответил Тим.
— А мы свои? — не мигая, глядя ему в глаза, спросил сержант.
По его взгляду Тим почему-то сразу понял, что Скарту глубоко чихать на высказанные Тимом претензии к нему, а заодно и к сёстрам. Сержант затронул эту тему отнюдь не для налаживания личных отношений, на них Скарту тоже было плевать, и Тим это видел.
— Теперь вы свои, — ответил он, так же не мигая, глядя в глаза сержанту.
— Правильный ответ. Ты, я смотрю, парень не глупый. В состоянии сравнить, где был и где оказался.
— В состоянии.
— Хорошо, но предупреждаю: бежать здесь некуда; попытаешься навредить, тем более с помощью этого, — кивнул он на покоящуюся в руках Тима винтовку, — казним. Помни это. Плохо, что времени делать из тебя бойца почти нет, но ведь так интереснее, — подмигнул он и, как показалось, недобро усмехнулся, — сейчас спать, — поднявшись, сержант дал понять, что разговор окончен, — заряжать оружие запрещаю. Завтра приступим, несколько дней на твою подготовку у нас, думаю, есть.
«То, что отключил глушилку, — слушая доносящееся отовсюду сопение, думал Тим, — случайность, и я об этом сказал. Что я охотник — для них неважно, здесь все охотники, других нет. Может, и правда не хватает людей, — перебирал Тим причины своей популярности, — ведь лейтенант так и сказал: есть потери. Но чтоб вот так, — терзали сомнения, — быть невольником, грязью и сразу в экипаж, да ещё крейсера, — все ещё судил Тим о таинственной жизни экипажей по слышанным рассказам, — это очень удивительно»
Его не грызла злость к этим людям, Тим не думал мстить и по-юному легко простил им свои страдания. Он разглядел возможность, которая, как был уверен, облегчит первую из поставленных перед собой задач. Настораживала лёгкость, с которой встал в ряд с теми, о ком внизу ходят легенды.
— Малой, — прервал поток мыслей женский голос, — под тобой кровать не стонет? Иди-ка помоги, — потребовала Салима, — объедки в мусор, посуду в лотки, лотки в телегу.
Поход к пищеблоку напомнил Тиму прогулки к утилизатору. Телега, пустые палубы, чувство, что кругом все вымерли. Сбросив лотки и оставив тележку возле раздатчика, засобирался назад, но Салима придержала за рукав.
— Зачем? — неожиданно спросила она.
— Что зачем? — не понял Тим.
— В гурт залез зачем?
С тоской понял, что ошибся.
— Думаешь, ты кому-то здесь нужен? — продолжила Салима.
— Зачем тогда звали?
— Приз твой поделить, недоумок. И Бар вокруг тебя плясал, думаешь, от желания заполучить в свои ряды героя?
То был холодный душ. Всё сразу встало на свои места. Взгляды на просторах бывшего содружества никак не вязались с привитыми на Вироне понятиями. Даже при всём, сквозь что Тим прошёл за последние годы, мысль о подобном коварстве даже не мелькнула. Перед глазами возникла ухмылка сержанта, сообщившая, что учиться придётся в бою.
«Зачем учить? — задал сам себе вопрос, — в пекло, и дело с концом»
Всё это промчалось в голове, в груди защемило.
— Что это за приз? — решил прояснить до конца.
— Из казны крейсера. Такую сумму назначили первый раз за всё время, что я здесь обитаю. Дело было совсем плохо, вот капитан и расщедрился.
— Сколько там?
— Пять тысяч имперских монет.
— Это много?
— Тебя самого за сколько купили?
— За восемь.
— Вот и подумай. Ты, кретин, серьёзную сумму по рукам пустил. Думаешь, тебе здесь доверять будут?
— Теперь, думаю, нет.
— Понимаешь, почему?
— Понимаю, — сказал Тим севшим голосом, — я ещё могу принять предложение сержанта Баллаверы?
— Оружие получил?
На утвердительный ответ она лишь развела руками.
— Что мне теперь делать?
— Всё тупое, что можно было сделать, ты уже сделал. От дележа твоих денег никто не откажется. Скарт не за тем рискует, всучая тебе оружие, чтобы остаться ни с чем.
— Потом убьёте?
— Нет, — заверила девушка, — приняли, значит приняли. Но конкретно в твоём случае, чтобы стать здесь своим, придётся очень постараться.