Оглавление
Командир 54-го штрафбата майор Дегтяренко, невысокий крепыш с красными, воспаленными глазами, внимательно изучив документы Корнеева, понимающе кивнул.
— Чайку с дороги, или чего покрепче?
— Можно и покрепче… — не стал отказываться Корнеев.
Предвечерняя поездка на мотоцикле в одном кителе, не смотря на выданное в госпитале раньше сезона теплое белье, не доставила разведчику особого удовольствия. Дни, последнюю неделю, стоят хоть и довольно теплые, а все-таки не июль-август…
— Кстати, если предложишь пожевать, тоже не откажусь.
— Сейчас все организуем, а пока… — комбат достал из тумбочки початую бутылку армянского коньяка, щедро плеснул в две алюминиевые кружки и вышел из-за стола. — Ну, за победу!
Офицеры со стуком сдвинули посуду и залпом выпили.
— И чем же мои люди заинтересовали «Смерш»? Насколько я понимаю, тут в основном трусы, нарушители воинской дисциплины и разгильдяи. Предателей или шпионов особисты сразу в расход пускают. И вдруг — Главное управление контрразведки?
— Задание у меня, комбат, не шутейное, так что ходить вокруг да около некогда. Спрашиваю в лоб — у тебя есть люди, которым гораздо важнее умереть… правильно, чем дожить до победы?
— Ну, ты и спросил, — мотнул головой Дегтяренко. — Вообще-то они все здесь вину кровью искупают. После каждого боя… на половину состава либо представление пишу, либо похоронку…
— Да знаю я, — досадливо отмахнулся разведчик. — Знаю… Не первый день на фронте. Но даже в самой страшной атаке, шанс выжить и уйти по ранению остается у каждого…
— Вот как? — комбат внимательно посмотрел на Корнеева. — Тогда ты не по адресу.
— Не понял тебя, майор? — Корнеев прищурил глаза, выискивая на лице собеседника неодобрение или нечто похожее. Вообще-то армейские офицеры, мягко говоря, частенько недолюбливали особистов. На войне всякое случается, в том числе и невыполнение приказа, по независящим от солдат причинам. И тут уж, как отрапортовать. Можно срыв боевого задания представить роковой случайностью, стечением непредвиденных обстоятельств, а можно и вражеский умысел в действиях командира обнаружить. Результат понятен. Но чтоб подобное отношение было у командира штрафбата?
— Да не ершись ты… майор. Ишь, вспетушился! Думаешь, упрекаю за то, что смертников ищешь? Брось!.. Не маленькие дети. Тут другое. Просто, я на батальоне всего ничего. Прежний комбат погиб шесть дней назад. И мой начштаба, тоже, всего две недели как вступил в должность. Дела полистали, конечно, но ведь бумага и человек не одно и то же, верно? Я и рад бы помочь, но ситуацией не владею… Впрочем. Гм, за Хохлом послать, что ли… — неожиданно оживился Дегтяренко. — Эй, кто там! — рявкнул громче.
На его зов в дверях показалась голова вестового.
— Каптенармуса Хохлова из второй, позови боец, — велел комбат.
Солдат совсем не по уставу кивнул и скрылся с глаз.
— Сержант Хохлов у нас старожил... — объяснил свои действия Дегтяренко. — Он-то уж точно все и обо всех знает.
— Что, такой везучий? — среагировал на «старожил» Корнеев.
— Это с какого боку посмотреть… — пожал плечами Дегтяренко. — Я думаю, чем такое везение, лучше быстрое ранение… Один бой, одна атака — и… уплачено. А потом — пока отлежался в госпитале, подоспело и восстановление в звании, и все такое прочее. А то отбегаешь целехоньким полные девяносто дней, а на девяносто первый, пока рапорт рассмотрят и подпишут, — на пулю нарвешься и ага...
— Тоже верно.
— Р-разрешите в-войти?
В дверях образовалась нескладная личность в солдатской пилотке и линялой гимнастерке размера на три больше необходимого, хоть рукава закатывай. Полноту картины завершали нелепые докторские очечки, висевшие на самом кончике толстого, мясистого носа.
— Разрешаю…
Одновременно с этими словами, комбат встал с табурета. Одернул гимнастерку, надел фуражку и махнул рукой.
— Садись сюда, майор. Мой кабинет в твоем распоряжении. Работай. А я, если не возражаешь, присутствовать не буду, пойду. Толку из меня чуть, а в батальоне дел — за гланды. Заодно, распоряжусь насчет ужина. Ну, а ты, Сергей Фомич, помоги человеку. У майора из «Смерша» к тебе вопросы есть. И не виляй, отвечай, как на духу. Сам знаешь, проверю потом…
— От ч-чего же не п-помочь, х-хорошему ч-человеку, — сговорчиво кивнул тот и чуть развязано прибавил. — Н-небось, гражданин майор, не огород вскопать з-зовет…
— Присаживайся, сержант, — не поддержал предложенного шутейного тона Корнеев. — Когда узнаешь, что мне требуется — охота балагурить пропадет.
Комбат коротко кивнул и вышел. Тем временем Хохлов осмотрелся и занял ближайшую к выходу табуретку. Потом поправил очки и выжидающе уставился на майора. Его лицо больше не улыбалось.
Корнеев немного подумал, еще раз оценил гражданский облик штрафника и решил вести разговор в более привычном для него ключе.
— Я уже говорил комбату, а теперь повторю для вас. Мне нужны люди, для которых умереть героически важнее, чем остаться в живых. Есть у тебя, Сергей Фомич, на примете такие бойцы?
— В-в штрафбате, как в Ноевом к-ковчеге — всякой твари п-по паре, — неопределенно пожал плечами тот. — Одним с-словом, гражданин майор, я так понимаю, что вам н-нужны добровольцы с-смертники? В-верно? Тогда объясните: а какой р-резон хлопцам ш-шило на м-мыло менять? Тут каждый с-свою п-пулю ждет. И п-просит об одном: чтоб не насмерть.
— Не совсем… — остановил Хохлова Корнеев. — С голой грудью на амбразуру, или с гранатой под танк бросаться не придется. Не сорок первый, воевать научились… Наоборот, я очень надеюсь, что все мы уцелеем… Но для этого мне как раз и нужны люди, которым умирать не страшно, которым — смерть во благо. Старуха капризна и порою обходит именно тех, которые перед ней не кланяются.
— Мы?! — с ударением переспросил сержант, вычленив из слов офицера самое важное.
— Да… — подтвердил Корнеев. — Я тоже пойду с ними. Надеюсь, Сергей Фомич, ты не собираешься спрашивать: куда?
— З-зачем с-спрашивать, — пожал плечами тот, но под безразмерной гимнастеркой это было почти не заметно. — У нас, у всех одно н-направление — н-на Берлин. Так, д-дайте п-подумать… И м-много н-народу надо?
— Шестеро. Но я не каждого возьму. Так что с десяток добровольцев будет в сам раз…
— К-Купченко В-Василий, это раз. Д-даже не сомневайтесь. Б-бывший старлей. Б-боксер. Чемпион округа в п-полутяже. Дома жена и дите м-малое. Без пособия семьям военнослужащим туго им п-приходится… Да и отношение у властей, с-сам п-понимаешь, тоже с-соответственное... Муж — враг, она оставалась на ок-купированной т-территории. Он родом из Харькова...
— А сюда за что попал?
— Орден «Красного Знамени» ему в феврале д-дали. И к нему пять суток отпуска. А н-на третий день он — в-в драку ввязался. Какие-то пацаны к его соседке прямо в парадном п-пристали. Ограбить хотели, или что иное. А у Василия удар б-будь здоров. Да и злость ф-фронтовая. М-маленько не рассчитал. Одного — н-насмерть пришиб, двое — в больнице. И все бы ничего, но у одного у-уродца отец оказался из… особо з-заслуженных…
— Понятно. Но вряд ли он мне подойдет. Ребенок, любимая жена… Ему непременно уцелеть надо.
— Т-так то оно так, — потер скуластый подбородок сержант, потом снял очки, подышал на них, вытер о гимнастерку и вновь нацепил.
— Но ты же с-сам, майор, сказал: что н-нужны такие, к-которые б и смерти не боялись и в-выжить хотели. Не с-сомневайся… Вася К-Купченко пулям не кланялся, сам видел. Но и п-по минному п-полю д-дуриком не пер. Зато, если, п-после выполнения т-твоего задания ему и звездочка, и еще одна награда упадет, то он, п-после войны, того… заслуженного п-под лавку загонит. А не судьба, так ж-жену г-героя обидеть побояться. В-верно к-кумекаю?
— Согласен, — вынужден был признать правоту ротного каптенармуса Корнеев. — Годится. Кто второй?
— В-второй? Т-ты не сомневайся, майор, если В-Василий тебе подходит, т-то я вот т-таких же еще десяток к-кликну, а д-дальше уж ты сам с-смотри. Ч-чего попусту языком м-молоть. Как говориться: л-лучше один раз у-у…
— И опять ты прав, Фомич, — согласился Корнеев. — Давай, сержант, собирай своих протеже. По душам после говорить будем...
— Да, ч-чуть не забыл. Вчера к нам разведчика п-прислали. Кажись, к-капитан… Этот уж т-точно по твоей ч-части будет. И в-во второй, старший л-лейтенант имеется. Из п-полковой…
— Зови всех, сержант. Поглядим… Кстати, не обижайся, сам ты из каких родов войск сюда загремел?
— Н-не обижаюсь. Я — в-военврач, хирург…
— Аборт что ли чьей-то ППЖ делал? — припомнил самую «ходовую» статью нарушений для фронтовых медиков Корнеев.
— Н-не угадал, м-майор. Г-генерала я зарезал… — как-то ссутулился тот, зябко поведя плечами.
— Иди ты, — не поверил Корнеев. — В самом деле?
— Д-да, — кивнул сержант. — Из-за самонадеянности. Двен-надцатая операция з-за день. Мне бы п-полчасика отдохнуть, в-воздухом подышать. А я на нашатырь п-понадеялся. Г-глупо вышло! С-сам то л-ладно, а жизнь человеческую п-почем зря з-загубил. Так-то вот…
* * *
Выстроившиеся у командного блиндажа добровольцы, отобранные сержантом Хохловым, и в самом деле походили друг на друга, как братья. В меру рослые, широкоплечие, а отличную офицерскую выправку и спортивное телосложение не портило даже не подогнанное по фигуре, мешковатое солдатское обмундирование. Но на все это Корнеев обратил внимание гораздо позже. Сейчас он смотрел только на стоявшего в конце шеренги штрафника и не верил собственным глазам.
— Андрей?! — спросил неуверенно. — Малышев, ты?
— Так точно, гражданин кап…, виноват, майор.
— Да иди ты в жопу со своими извинениями… — Корнеев шагнул ближе и сграбастал в объятия бывшего заместителя. — Здорова, братуха. Что за бредятина? Ты-то каким Макаром здесь очутился?
— Виноват, гражданин майор. Оступился. Теперь, вот, искупаю кровью. Родина оказала мне доверие…
Малышев не ответил на объятия друга и даже как-то чуток отстранился.
— Слышишь, Андрюха, ты, чего, особо умным хочешь казаться? — нахмурился Корнеев. — Или тебя еще разок в задницу послать? А могу и куда подальше…
Льдинки в глазах Малышева немного растаяли, и лишнюю влагу пришлось удалить резким поворотом головы. Аж позвонки хрустнули.
— Товарищи офицеры, — не по-уставному обратился Корнеев к остальным штрафникам, продолжая удерживать Малышева в объятиях. — Обождите чуток. Вот, неожиданно, своего боевого друга встретил. Поговорить нам надо. Вольно, можно курить…
Потом схватил бывшего заместителя за рукав и оттащил на пару шагов в сторону.
— Ну, Андрюха, рассказывай, что случилось?! Меня ж всего десять дней не было… Уму непостижимо!
— А тебя разве, еще не проинформировали? — немного удивился Малышев. — Должны были.
— Я что, по-твоему, спектакль разыгрываю? — вызверился Корнеев. — Андрей, лучше не зли меня. Дам в морду!
— Не имеешь права, гражданин майор… — штрафник оттаял еще немного, но только самую малость. И голос, и взгляд весельчака Андрюхи Малышева, казался безжизненным и пустым. — Расстрелять, это сколько угодно — твоя власть, а бить штрафников — уставом запрещено…
— Да ты пойми, чудак человек, — ткнул его в бок кулаком Корнеев. Вроде не сильно, но чувствительно. — Я еще в расположении роты не был. Из госпиталя прямо к аналитикам. А от Стеклова — сюда. Ну же, не томи? Что произошло? Ведь должна быть причина, не тридцать седьмой…
— Маша погибла…
Слова прозвучали сухо, как пистолетный выстрел, и почти также убийственно.
— Маша?.. Она же… Я ж ее в тыл… Нет, этого не может… — потерянно забормотал Корнеев. — О, Господи!.. Как это случилось?
— «Вервольф». Снайпер. Прямо в живот…
Малышев не говорил, а ронял слова. Тяжелые, как пудовые гири.
— С-сука! Он же не мог не видеть, что она беременна. Не понимаю… — пытался хоть что-то объяснить себе Корнеев. — Зачем снайперу обычный ефрейтор медслужбы?
— Она в моем кителе была.
Корнеев потер пальцами переносицу, как делал только в моменты наибольшего волнения.
— Дай закурить.
Андрей, молча, протянул товарищу мятую пачку дешевых сигарет, и запоздало удивился:
— Ты же не куришь? Или решил отменить свой зарок?
— Что? — словно приходя в сознание, переспросил Корнеев.
— Я говорю, что ты раньше курил только за линией фронта…
— Да, верно… — майор неумело вернул уже вытащенную сигарету в полупустую пачку. Рука его заметно дрожала, и сигарета легла в обойму только с третьей попытки.
— Это ужасно, Андрей…
— Да, Николай — это ужасно, — повторил Малышев, играя желваками. — Только не говори мне о войне… О том, что на ней гибнут, и что гибнут самые лучшие…
— Зачем, ты и сам все это знаешь. Не первый год воюешь… Но, причем здесь штрафбат?
— Я пленного застрелил, командир, — помутнел взглядом Малышев. — Понимаешь, как затмение нашло. Держу в руках ее тело… еще мягкое, теплое, — поднимаю глаза и вижу перед собой фрица... Немецкого офицера. Вот тут мне башню и снесло. Выхватил пистолет и всадил в него всю обойму. А потом еще и конвоиров помял чуток, когда те меня вязать кинулись…
— Что ж Веселовский не вступился? Ведь о тебе и Маше даже командиру фронта было известно. На свадебку не приходил, но поздравление адъютантом передавал. Я же помню.
— Если б генерал не заступился, меня б уже давно шлепнули… — поморщился Малышев и сам потащил из пачки сигарету. Прикурил, пустил дым и только потом продолжил нехотя.
— Немец какой-то слишком уж важный был. Его в Москву отправлять хотели. Мне особый отдел такую статью шил, что лучше самому застрелиться… — вздохнул Малышев.
— Да, брат… Твоего горя и врагу не пожелаешь. Я даже не знаю, что тебе и сказать. И любимую потерял, и дров наломал…
— А ничего и не говори, Коля. Маши не вернуть, а я уж как-нибудь вывернусь, если пуля не приголубит.
— Ну, тут-то я тебя не брошу, в штрафбате, в смысле. Раз судьба так все повернула, не использовать ее злой подарок я не имею права. На кону, Андрей, жизни многих тысяч людей. А то — и больше. Пойдешь со мной?
— Да хоть в ад…
— Остановимся, пока, на вражеском тылу…
Корнеев повернулся лицом к курившим штрафникам и делавшим вид, что к разговору не прислушиваются. Хохлов, заметив это движение, скомандовал:
— Группа, смирно! Гражданин майор…
— Отставить. Товарищи офицеры, прежде чем начать разговор о предстоящем задании, я хочу убедиться в вашей хорошей физической подготовке. Доходяги мне не нужны. Отжимайтесь, кто сколько хочет, но не менее двадцати раз. Задача ясна? Выполнять! Упор лежа принять! К тебе, Андрей это не относится, — остановил Корнеев бывшего заместителя.
— Это почему еще?! — дернул щекой тот. — Никогда в любимчиках не ходил…
— Отставить пререкаться! Причем здесь блат? Я просто хорошо знаю твои возможности, Леший… — назвал он боевого товарища его обычным позывным. — А с новичками еще только предстоит познакомиться. Кроме того, ты же хочешь отомстить за Машу? Вот я и дам тебе эту возможность, даже ценой твоей жизни… Можешь не сомневаться. Обещаю!
— Спасибо, командир. Я больше не сорвусь, не подведу, веришь?
— Не верил бы, так и разговора бы этого не затевал.
Корнеев повернулся к штрафникам.
Все, кроме Хохлова продолжали ритмично отжиматься. Бывшие офицеры и в самом деле находились в отличной физической форме. А так как сержант успел им шепнуть парочку слов о чрезвычайной важности задания и сопутствующие этому возможности, штрафники старались показать будущему командиру все, на что способны.
Сперва Корнеев подумал, что Хохлов вообще не отжимался, но взглянув пристальнее, заметил и сбитое дыхание, и более яркую красноту щек и носа сержанта. Стекла очков и те запотели.
— Выдохлись? — спросил участливо. — Оно и понятно. Доктора все больше за чужим здоровьем следят. А на свое обращают внимание, только когда очень уж прижмет.
— Никак нет, гражданин майор. Разрешите доложить, сержант Хохлов поставленную задачу выполнил.
— Не понял?
— Была поставлена задача: отжаться сколько, кому хочется, но не менее двадцати раз. Двадцать раз я отжался, а больше — не имею желания. Прикажете продолжить?
— Зачем вам это, Хохлов? — не удержался от усмешки Корнеев. — Вы же военврач?.. Да и в штрафбате свое практически отбыли? Не сегодня-завтра, комбат представление подаст, я сам слышал. За проявленную сообразительность, хвалю, но и только. Нет и еще раз нет. Боец вы так себе, а хирург, во вражеском тылу, мне без надобности. Легкораненые своим ходом вернутся. Тяжелые — отход товарищам прикроют. Да и врачам, вскоре работы прибавится. Фашисты теперь не просто оборону держать будут, они — жизни свои поганые защищать станут. А загнанная крыса самая опасная.
— Но…
— Все, сержант, возражения не принимаются, — отрезал Корнеев, пресекая на корню любые пререкания. — Вы свободны, товарищ доктор. Если хотите, могу походатайствовать перед комдивом, о скорейшем пересмотре вашего дела. Хотя, более чем уверен, что это произойдет само собой в самые ближайшие дни.
— Я…
— Благодарю за оказанную помощь, Сергей Фомич. Извините сержант, но дальнейшая информация только для бойцов, отобранных для выполнения задания. Кругом! В расположение шагом марш!
И подождав, пока негодующий Хохлов отошел на некоторое расстояние, скомандовал остальным:
— Прекратить упражнение. Вольно… Что ж, товарищи, я вижу вы все в отличной физической форме. Но, вас восемь, а мне нужны только пятеро. Кто из вас служил в разведке?
Вперед шагнул белобрысый крепыш, с усеянным веснушками лицом.
— Звание, фамилия, последняя должность?
— Старший лейтенант Гусев. Командир взвода полковой разведки.
— Сколько служишь?
— Призыв сорок третьего.
— Награды?
— Орден «Красной Звезды» и Орден «Красного Знамени». Медаль «За отвагу», медаль «За боевые заслуги».
— За что оказались в штрафбате?
— Невыполнение поставленного задания. Потеря личного состава.
— Здесь, подробнее. И прошу учесть, что мы с капитаном Малышевым в разведке почти с начала войны. Фальшь учуем сразу.
— Да мне перед вами, гражданин майор, финтить ни к чему, не особисты… — пожал плечами Гусев. — Все предельно просто, глупо и обидно. Получил задание. Отправился с группой на передовую. А когда преодолевали нейтралку, немец неожиданно открыл шквальный минометный огонь. Заметил что-то, или просто пристреливался, попробуй теперь угадай. Залпов пять сделал, но нам хватило. Бойцов моих всех насмерть уложили, а меня контузило. Как оклемался, пополз обратно. Что одному за линией фронта делать? А дальше, сами знаете. Особый отдел, трибунал и штрафбат.
— Понятно. А готовилось наступление, разбираться не стали. Потом и вовсе не до того стало. Так?
— Начальник разведки погиб при наступлении. А новый меня не знал, и заступиться не смог.
— Бывает, — кивнул Корнеев. — Годишься. Становись рядом с Андреем. Звать-то тебя как?
— Иван.
— Позывной, небось, Гусь?
— Так точно.
— Да, с фантазией у начальства, как всегда, не густо. Вопрос к остальным: кто владеет приемами рукопашного боя? Шаг вперед.
Вперед шагнуло сразу пятеро.
Корнеев оглядел последнюю пару штрафников и развел руками.
— Извините, парни, не судьба. В нашем деле одной храбрости мало, надобно еще и умение. Надеюсь, свидимся еще... в Берлине. Кругом! В расположение, шагом марш… — и прибавил, не слишком громко, но отчетливо. — Легкого вам ранения, парни.
Потом повернулся к оставшимся добровольцам.
— Ты и ты, — указал пальцем, начиная с правофлангового. — Учебный бой с капитаном Малышевым. Кто из вас Василий Купченко? Ты отработаешь спарринг с лейтенантом Гусевым. Вы двое — попробуйте завалить меня. Работаем в полную силу, но предельно аккуратно. Не стоит калечить друг друга, для этого фашист имеется. Ну, разобрались. На все про все — три минуты. Время пошло…
Бросившихся в атаку, офицеров-штрафников рукопашниками можно было назвать только с большой натяжкой. В общем, кое-какая подготовка в рамках военного училища просматривалась, но в таком запущенном состоянии, что наставники, глядя на них, прослезились бы…
Хотя, вряд ли кто в училище предполагал, что им придется схлестнуться с немцами сам на сам, да еще и без оружия. Вот и готовили будущих взводных командиров через пень колоду. Ну, ничего. Учитывая физические особенности каждого, по одному убойному приему еще будет время поставить.
Корнеев быстро уложил обоих своих соперников. Лишь в самом начале схватки едва не пропустил резкий тычок в печень и удачно увернулся от удара подъемом стопы под ухо. Повезло, что штрафник, проведший эту серию, был либо слишком вял, либо хотел покрасоваться. Второго шанса Корнеев ему не предоставил.
Взглянул на хронометр: схватка заняла меньше двух минут. Довольно отметил, что и Малышев не слишком от него отстал. С Гусевым было хуже, но и лейтенант уложился в отведенное время. Не помогла Купченко даже подготовка боксера. Рукопашный бой не спорт, тут другие правила. Хотя, возможно, решающую роль сыграло как раз то обстоятельство, что чемпион-полутяж был ограничен запретом наносить сопернику жесткие, нокаутирующие удары.
— В целом, достаточно хорошо, — подвел итог майор. — Конечно, можно и лучше, но так тоже годиться. Школа видна, а боевого применения не было. Верно? — и дождавшись утвердительных кивков, продолжил. — А теперь, самое главное. Я не знаю, что каждому из вас шепнул Хохлов, поэтому говорю прямо: пойдем в тыл врага. Шанс вернуться живыми ничтожно мал. Я бы даже сказал — исчезающе мал.
Небольшая шеренга не шелохнулась.
— Для непонятливых, повторяю…
— Не стоит, командир… — перебил Корнеева Малышев. — Это ж не сосунки восторженные. Боевые офицеры. Не удивлюсь, если некоторые и званиями повыше нас с тобой были.
— Да, Андрей. Наверняка ты прав, — согласился Корнеев. — Но, мне не нужны герои на час! И потому прошу всех еще раз подумать и принять взвешенное решение. После того, как я объясню группе предстоящую задачу, отказ будет приравниваться к дезертирству. Я жду ровно три минуты.
Корнеев, посмотрел на часы. Потом вынул из планшетки лист бумаги и стал писать рапорт на имя майора Дегтяренко. Все необходимые документы потом оформит канцелярия, но хоть что-то, взамен отобранных бойцов комбату он должен был оставить.
И хоть, судя по лицам, у штрафников имелся целый список вопросов, Корнеев почти не сомневался, что отказников не будет. Впрочем, все верно. Эти люди выбрали свои награды и знали цену, которую предстояло заплатить. Все остальное значения не имело. Но момент второго принятия решения имеет важный психологический фактор. Как утверждает медицина, самоубийцы, если их остановить в последний момент, за редким исключением предпринимают вторую попытку покончить с собой. Вот Корнеев и пытался, таким нехитрым способом, заранее отсеять из группы контингент «смертников». Тех, кто хочет не победить, а красиво умереть.
Три минуты истекли.
— Что ж, смирно! Товарищи офицеры, поздравляю! С этой минуты, вы все можете считать себя снова в строю.
Переждал короткое оживление и продолжил.
— Отставить эмоции. Я сейчас договорюсь с комбатом по поводу документов и транспорта. Капитан Малышев, принимайте группу под свое командование, и везите к нам. Извините, товарищи, времени в обрез. Ближе знакомиться будем в ходе подготовки к операции.
— А ты к профессору? — уточнил Малышев.
— Зачем спрашиваешь… — пожал плечами Корнеев. — Как обычно. Все, если не успею к вечеру, утром увидимся. А то и ночью подниму. Да, попутно объясните вместе с Гусевым пополнению нашу специфику. Ну, и… вообще, Андрей, первый раз замужем, что ли? Ценных указаний ждешь? Работай уже. Удачи, зам…
— Удачи, командир. И это… спасибо.
— Пошел в…, сам знаешь куда.
— Знаю, — улыбнулся Малышев. — Поэтому и благодарю.
И офицеры быстро, словно стесняясь, крепко обнялись.