Оглавление
Богомол, будто не услышав, направился к тому темному пятну травы и кустов, которое до стычки показывал Крюку. Довольно быстро он вернулся. На плече у него было несколько походных мешков, а в руке — объемистая тыквенная бутыль, из которой он и пил большими глотками. Подойдя к Баи, он протянул ее своему щербатому другу и спросил:
— Пить хочешь? Там колодец, к нему они и шли.
Хотя Иштек и пил только что из этой бутыли, Баи казалось, что она все ещё хранит отпечаток губ своего прежнего, убитого ими владельца. Это было как-то… неприятно. Он тщательно обтер горлышко калебаса, словно окончательно стирая права прежнего хозяина и его последний след в этой жизни. Богомол хмыкнул, и Баи, разозлившись на себя и маджая, прильнул к горлышку. Вода, то ли только что набранная Богомолом, то ли совсем недавно — неграми, была прохладной и совсем не затхлой, не то, что им приходилось пить последние дни. Они покинули крепость Хесефмаджаиу уже почти большую и ещё малую неделю[у египтян были малая неделя — 5 дней, и большая неделя — 10 дней] назад, и четыре дня прошло с того времени, как они побывали у последнего источника. Да и вода в нем была солоноватой и невкусной, хотя выбирать не приходилось. Так что пил Баи с наслаждением, истово. Богомол тем временем внимательно посмотрел на наконечник, затем поковырял его заскорузлым обгрызенным ногтем, неопределенно промычал что-то вроде «угу», потом, достав из-за пояса свой кинжал, поцарапал его кончиком по лопасти наконечника. Баи, не прекращая пить, возмущенно и гулко замычал во флягу, дергая свободной от фляги рукой копьё и вращая глазами. Это выглядело так потешно, что маджай, убрав кинжал в ножны за поясом, засмеялся. Баи, наконец-то напившись и убрав баклажку от губ, запыхтел возмущенно, пряча копье за спину:
— Ничуть не трогай, вот ни разу! Смотри глазами, а то пошкрябаешь! Ты вообще можешь вообразить, какой цена у этот вещь?
Иштек, присев на корточки, развязывал горловины мешков, принесенных от источника. Один был завязан особенно хитро, и ему пришлось помогать своим рукам зубами. Справившись с этим делом, маджай сплюнул и поднял взгляд на Баи:
— Представляю. Да тебе-то что?
— Как что? Оружие, честно захваченное в бою у убитого трупа, это добыча победителя!
— Так то — оружие. А это — сокровище. Сам же вопишь про его цену. Все сокровища — добыча Великого дома. Хотя награду ты, конечно, получишь, — и маджай занялся содержимым мешка. Баи подошел к нему, сел напротив, но не заинтересовался мешками, а о чем-то напряженно думал.
— О! А это что тут у нас? — изрек Богомол и вытащил длинную темно-коричневую полосу вяленого мяса. Отделив примерно половину, он протянул кусок Баи, — Держи!
Тот взял, оторвал часть зубами и начал неспешно жевать, продолжая о чем-то думать.
— Я тебя не узнаю... Кто кричал, что ему надоела сушеная рыба? Кому оно снилось ночью, мясо то?
— А что рыба? Ну рыба… Это ещё хорошо, бывало, и саранчу одну есть приходилось. Лучше саранча в миске, чем скорпион в жопе.
— Неужто так жаль копья?
— А что копьё? Командир не отберет, сколько я его знаю, ну уж до Кубана-то точно. А до там ещё дожить надо.
— Так в чем дело? Что ты сам не свой?
— Есть у меня одно что, и оно занозит. Вот слушай сюда во все уши. Мы вышли искать тех презренных негров и того жалкого колдуна, что нас всех чуть не уморил до смерти. И было нас аж десять против их столь же жалкой, как они сами, кучки в пять или шесть десятков, которые гонят стадо и три десятка пленных. После бури все следы замело, но вы с Туром и Чехемау не боялись и сказали, что найдете их, и были-таки правы. Затем они разделились, негры те изменные, и командир сказал: надо выбить зубы у собаки, и тои зубы — кузнец-колдун. Не знаю, зачем выбивать собаке зубы и какая собака на это будет согласная, но — ладно. Колдуну тому я сам хочу пару слов очень спросить, так что не спорю. И вы снова находите их след, и снова-таки были правы. Не знаю, какое там ваше следопытское колдовство, но вы говорите, что там десять человек, что меня уже сильно радует, и мы среди них имеем неизвестного колдуна и ещё более неизвестного семера[придворный, «друг царя»], и ни одного пленного или какого другого скота. И ты говоришь, что там стража семера и сам семер числом пять, и ещё стража колдуна и колдун, числом тоже снова пять.
Баи перевел дух, запил из фляги то ли мясо, то ли свою речь, оторвал от вяленой коричневой полосы в руке, дергая головой, ещё кусок мяса и с набитым ртом продолжил:
— И затем вдруг раз — и вы прячете глазки и шоркаете ножкой. И говорите, что их уже теперь только пять, и эти пять семер со стражей, а где пропал, куда пропал и зачем пропал колдун — про то неведомо даже великим вам. И мы полдня топчемся, как крестьянин в яме, где месят глину для адоба, а командир решает сложную задачу — куда бежать и кого хватать. И я таки понимаю его великий ум, что мы не скочем всей толпой за семером. Ибо там ещё непонятно, кто кого поймает. Без колдуна, проклятых Душ и доказательств измены какой-то мелкий десятник из Джаму — и чтоб посмел задержать сиятельного господина? У меня после удара Измененного в уме всё перемешалось, но не до такой же степени! А командир так и вовсе головой не бился. Ну, при мне, по крайней мере. Конечно, ты скажешь, что надо бы последить… Ага. Ну-ну. Здесь надо последить за пол-пустыней! И мы таки в лице командира решаем обратно снова выбивать собачьи зубы, и гордо наступаем в обратную же сторону, а вы как те дурные бобики нарезаете круги и ищете след. И вот открой мне ужасных тайн — чего мы без песьих пастухов с их песами пошли? Они не лучше и быстрее вас нашли бы след?
— Не лучше. Они сторожа, те собаки, искать след и не лаять не обучены. Нас же по их лаю услышат прежде, чем мы узнаем, что враг рядом. И на собак пришлось бы тащить еду и воду нам самим. Так что командир правильно сделал, что их не взял.
— Ага. А ещё правильно, потому что ты с твоим десятником (Баи не взлюбил Нехти, и это прорывалось, когда он говорил с Богомолом) присоветовали это. Но — и снова скажем ладно. И вот мы находим след, и наша жизнь украсилась, пока вы не сказали, что это не кузнец, а дикие негры числом сорок злобных и коварных душ, и вот в этом самом примечательном в пустыне месте они обратно порешили разойтись во все стороны мира, а именно в три. И мы снова месим адоб, переминаясь с ноги на ногу, а командир, дергая свой подбородок так, что он или оторвется, или из него вылезет борода, как у дикого ливийца, снова решает сложнейшую задачу: куда бечь и кого разить, если нам так повезло не найти колдуна. И снова вы говорите, и вы таки снова правы, что первый отряд идет с десятком пленных и немного чуточку скотов, если не считать самих диких негров, которых дюжина и ещё два. А весь прочий скот, включая ещё семнадцать жалких бунтовщиков, идет совсем в другое место. И командир говорит, и я таки опять согласный с его мудростью, что мы не пойдем тудой, где эти оба два шобла пойдут. Потому что раз — скот выпьет всю воду в колодцах, и мы засохнем, как тая самая рыба, что мы едим на ежедневный обед, хотя я уже об это и сказал. И два — если мы пойдем за третий отряд, то их всего только девять, что не может не радовать, но зато мы спасем из плена и возможного обращения в Проклятые души больше всего людей — целых двадцать. И вот целую малую неделю мы крадемся, как кот, который ворует на базаре рыбу, чтобы они нас не увидели, и великие следопыты, включая даже и меня, крадутся ещё тише того кота дозорами впереди и по бокам, чтобы чего на всякий случай не вышло. И тут самый великий следопыт ты видит пару малозаметных пустяков в сторонке и говорит, что там есть вода и нет следов того отряда, и это место сильно украсит наш великолепный быт на предмет ночлега и питья. И вот мы идем разведать и порадовать этим счастьем весь отряд. Богомол, у меня один, но исключительный вопрос! Откуда взялись те четыре негра, и сколько их всего мы встретим? Кто они такие, и почему один из них с таким драгоценным копьем? Копье тыкает мне прямо в почку, говоря, что здесь не обошлось без того распроклятого кузнеца, а то, что их ровным счетом четыре, как и охранников злого колдуна, тыкает меня в другую почку. Поскольку почек больше нет, я интересуюсь знать, что ты на это скажешь? Потому что разговор о кузнеце ведет мое сердце к мыслям о том, что из двадцати пленников может получиться двадцать потерянных душ, а это не совсем то, что я себе воображал, думая о приятном ночлеге у воды.
— Ты болтун, а не следопыт. Я пока не скажу, они это или нет, спутники колдуна того — слишком темно, чтобы прочесть их следы. Это прояснится утром. Следов большого отряда, за которым мы идем, тут нет. Этого родника на них хватило бы с избытком, так что — либо не знают они о нём, либо им известен другой, больший, тем более, что мы немного отклонились в сторону от их пути. Сдается мне, я даже знаю их цель. Нам надо поговорить с командирами (Иштек полагал для себя Нехти равным Хори, и тоже позволял себе вольности в разговорах с Баи). А для того надо привести их сюда. Тем более, тут есть тот, кто сможет нам ответить на все вопросы, и даже ещё до утра. И про следы, и про копье, и про колдуна, — и они оба посмотрели на мальчишку-пленника, который уже начал ворочаться, приходя в себя. Богомол встал и подошел к нему. Связав, в дополнение к рукам, ноги подростка, он обыскал его, и вовсе не напрасно — из-под пояса набедренной повязки он извлек маленький обсидиановый нож с костяной рукояткой в кожаных ножнах. Хмыкнув, он забрал его и вернулся к Баи.
— До утра их всё одно не найти, командиров наших — огонь-то Хори наверняка не даст разводить.
— Ну и что?
— Да как же ты их во тьме-тьмущей найдешь? А они уже, наверное, стали где-то на ночлег и сидят на спине, ну, кто не ест…
Богомол посмотрел на Баи тем самым жалостливым взглядом, которым взрослые смотрят на сморозившего глупость несмышлёныша, и от которого щербатый грузчик просто бесился — в пустыне он слишком часто ощущал себя убогим рядом с Иштеком. Это, правда, компенсировалось уроками письма — тут роли менялись. Но, говоря по Маат, Богомол просто учился и никакой ущербности рядом с ученым Крюком не ощущал. Или не показывал.
— Найду. Да они и недалеко. Тур их точно сюда приведет.
— А мне что делать?
— Стереги пленного. Допросить ты его вряд ли сможешь… И погляди заодно, что у них в мешках тех. Может, их содержимое тоже нам что-то скажет. Там, ближе к источнику, есть яма-очаг. Они пришли вчера, и вчера жгли костер. Я их по запаху и обнаружил. И думаю, не будет беды, если ты разожжешь костер тот снова.
— А Хори?
— Кострище в яме. Нас закрывает от возможного места ночевки негров тех гора. Ветер с доброй для нас стороны. Опасности нет. Можешь сказать, что костёр уже горел.
— Нет. Разожгу, и скажу, что сам разжег.
Но тут выяснилось, что идти уже никуда и никому не надо. Богомол был прав. Тихий условный свист предупредил их за полминуты о появившемся из темноты отряде.
— Сколько я понимаю в следопытстве, — глубокомысленно сказал Баи, — сейчас нам сделают интересно.
И он не ошибся. Но мы узнаем это чуть погодя, а пока все вернёмся назад, к тому времени, как отряд Хори только начал путь…