Глава 13, в которой Артём понимает, что не всё в этом мире магия
Я выскочил на угол перекрёстка перед музыкальным магазином и, довольно улыбаясь, посмотрел на дело рук своих. Конечно, здание не сверкало первозданной красотой, но вот вся лепная и расписная штукатурка на главном фасаде, например, улеглась на своё место. А на остальные три стены плюнуть и растереть, сами сделают, не маленькие. И будет ещё лучше, чем раньше, в этом я был уверен на все сто. Во второй раз всегда лучше получается.
В этот момент звонко протренькали двенадцать быстрых ударов мои наручные часы с боем и репетиром — ещё одно механическое гномское чудо и я, спохватившись, развернулся и быстрым шагом направился по указанному адресу, к Виктор Михалычу в гости. Две-три минуты опоздания — ничего страшного, конечно, но лучше бы их не было.
Указанный в записке дом искать не пришлось, я и так знал, где он находится, и от этого даже срезал путь через дворы и палисадники, никого не встретив, слава богу, на своём пути. Пробежать мимо знакомого будет верхом неприличия, а учитывая, что я тут человек залётный, в меня тут же постараются вцепиться, чтобы узнать последние известия.
На крылечке, кстати, меня уже ждали. Там стояли и курили Виктор Михалыч с незнакомым мне, но очень похожим на моего учителя молодым мужиком. Родственное сходство угадывалось явственно, и даже основательно разбитое лицо этого самого мужика опознанию не мешало. Единственно, был он очень уж здоров и по-крестьянски крепок, но я вспомнил, что приехали они с женой за помощью вроде бы из какой-то деревни, так что ничего странного. Мужик находился в глубоком волнении, там боролся извечный хуторской скепсис с нешуточной надеждой, и он первым заметил меня, единственного прохожего на улице, настороженно впившись взглядом мне в глаза.
Мне пришлось успокаивающе помахать ему рукой, мол, я это, я, тот самый гость, не переживай ты так на всю улицу, и прибавить ходу.
— Алексей, — рукопожатие его было очень крепким, чего я, кстати, не любил, и никогда по рукопожатию никаких выводов о знакомящихся со мною людях не делал. Просто попались мне как-то на жизненном пути два конкретных мудака, очень крепко, по-мужски, жмущие руки всем встречным-поперечным, и разбили они мне тем самым очередной жизненный стереотип. Ну, хоть за это спасибо.
— Артём, — представился я, выдернув руку из захвата, — очень приятно!
Мы обнялись с Виктор Михалычем, перекинулись парой приветственных фраз, но в дом заходить не спешили, потому что он только-только раскурил свою трубку.
— Три минуты ничего не решают, — успокоил он своего нервничающего родственника, — я отдохну немного, а вы хоть познакомитесь нормально.
— А ты точно доктор? Или ты маг? — с ходу взял быка за рога тот, по своему истолковав слова Виктор Михалыча. — Точно поможешь?
— Не доктор, — не стал врать я, потому что был слишком уверен в своих силах, — но помогу. Давай для разгона морду лица тебе поправлю, вот и проверишь на себе.
Тот не стал кочевряжиться, по достоинству оценив предложение, и уселся на лавочку перед дверью, повинуясь моим жестам.
— Кто это тебя так? — я хотел немного отвлечь его от настороженного наблюдения за моими действиями и немного перестарался, наступил, как говорится, на больную мозоль. Виктор Михалыч обидно хохотнул, Алексей сморщился, но начал рассказывать, не обращая уже на меня внимания.
— Сухой закон у вас ввели, — обстоятельно, по-деревенски, начал он. — А я и не знал! Три дня же назад мы приехали, уже после всего! Виктор Михалыч-то нас в доме своём поселил, а про это не сказал! А я чего-то так устал от поездки, что, натурально, выпил немного. А хлеба в доме нет! А я без него не могу, вот и вышел купить, на свою голову!
— Игорь Станиславович действует немного нестандартными методами, — просветил меня Виктор Михайлович, когда его племянник умолк, заново переживая уличное поражение. — Контроль за выполнением сухого закона возложили на местную шпану, больше не на кого было. На подростков четырнадцати-семнадцати лет, в основном. С одной стороны, делом их заняли, чувство причастности к произошедшему в городе привили. С другой стороны, такого я ещё не видел. Строго предупредили, правда, чтобы без увечий и без смертоубийств, старшие за ними следили, с этой стороны обошлось. Но недовольных, вот как Алексей, было много, до сих пор мне жалуются.
— Шакалята мелкие! — злобно сплюнул племянник, подняв на меня уже не украшенные бланшами глаза. — Толпой накинулись, да всё сзади били! По спине да по ногам! Если бы их чуть поменьше было, я бы их там разорвал, поганцев! А так к одному развернёшься, другой сзади бьёт! И прыткие все такие, вёрткие, фиг поймаешь!
— Никакого уважения к старшим, — на автомате посочувствовал я ему, занимаясь делом. Закончив с глазами, я перешёл к носу и ушам, повреждения на которых немного не стыковались со словами Алексея о том, что били в основном сзади. — Ну что за город такой, в самом деле! И хорошо, кстати, что никого не поймал. А то вынимали бы тебе сейчас нож из ляжки.
— Посмейся ещё, ага, — недовольно зыркнул на меня тот, уловив немного издевательские нотки в моём сочувствии. — Слава богу, здоровья у меня хватило. Как начинают сильнее бить, я на корточки сажусь, голову руками закрываю, они друг другу мешать начинают и пробить не могут. Как чуть затихнут, я с низкого старта к дому рву, пока не догонят и снова бить по ногам не начнут. Тогда я снова на корточки сажусь. Так до дома и шли, и хрен кто помог! А самое обидное то, что бьют, сволочи, и одновременно мне морали читают, о вреде пьянства! Хлеба, правда, каравай мой с собой притащили и на лавочку вот положили, не грязный, ничего, тут уважительно обошлись. И не ограбили, и не вытащили ничего, хотя деньги у меня с собой были.
— Чисто воспитательная акция, — подтвердил и Виктор Михайлович. — В первый день всех завсегдатаев самых грязных шашлычных обработали, вот уж к кому у меня сочувствия нет совсем. Те, кстати, опасность поняли, за ножи хвататься даже и не думали, сразу на попятную пошли. Во второй и третий день улицы шерстили, а потом и во дворы заходить начали. Я, конечно, не в восторге от методов нового мэра, но результат есть, и с нашим населением, вынужден признать, ничего другого так быстро и действенно сработать в принципе бы не смогло. Наверное, показательные воспитательные расстрелы могли бы ещё выручить, но это уже слишком, как по мне.
— Круто у вас, — ни о чём подобном я ещё не слышал, но удивляться не спешил. Какой народ, такая и власть, а какая власть, такие и методы. — Но сухой закон вчера же отменили, по случаю нашего приезда, пусть люди порадуются.
— Я бы радоваться не спешил, — Виктор Михайлович наконец выбил свою трубку и внимательно осмотрел племянника, который с большим удивлением на лице разминался сейчас, наклоняясь во все стороны и внимательно к себе прислушиваясь. Но ничего у него уже не болело, хоть обработали его на славу, и основные повреждения действительно пришлись на руки и ноги. — Методы методами, но нет сейчас пьяных убийств, нет пьяных дебошей, нет ничего такого. Последние три дня вообще тишь да гладь, божья благодать, мечта стражника, а не город.
Племянник кривовато усмехнулся, но спорить не стал, с большим уважением посмотрев на меня и наконец-то успокоившись.
— Заходите уже, — пригласил нас Виктор Михайлович в дом. — Обедать будете?
— Нет, сразу к делу, — легко отказался я от его гостеприимства, не боясь обидеть или ещё чего. Хорошо ходить в гости к умному человеку, пусть даже и по делу. Все ритуалы побоку, а в некоторых случаях они прямо раздражают, потому что лишние. Алексей вроде бы неодобрительно на это посмотрел, всё же это был деревенский житель, но в глубине души облечённо выдохнул, и правильно сделал.
— Такое дело, — колготился он за моей спиной, пытаясь что-то тихо объяснить мне своим низким, басовитым голосом, — дочка у нас, полтора года ей. Спит сейчас. Долгожданная, единственная, понимаешь. А колдун у нас тот ещё козёл вонючий, нихрена не может! И винить ведь некого, предупреждал же он, предлагал в город ехать, да куда там! Как же поедешь — то пахать надо, то косить, то охотиться, то рыбачить — некогда же!
— А сейчас что, — я не стал обращать внимания на жесты Виктор Михалыча и разулся, найдя себе большие, разношенные тапочки, — не сеешь и не пашешь? Хозяйство как же?
— Да пошло оно к чёртовой матери! — Алексея даже передёрнуло от злобы на себя и на такую жизнь. — Ради чего оно, хозяйство это сраное? Это в городе бездетному можно жить, а в селе зачем? Ты помоги мне только, а я всё для тебя, всё что хочешь!
— Посмотрим, — я впервые за этот день насторожился, ведь никогда до этого мне не приходилось заниматься детьми, тем более такими, полуторагодовалыми. И ожидал я чего-то конкретного, что можно было бы легко понять и исправить, а не вот таких сбивчивых рассказов. Подсознательно я ждал застарелую травму, или уродство на лице, или ещё что-то такое, лёгкое и понятное для себя, и вот теперь ожидание близкой подставы кольнуло мне сердце.
Мы поднялись на второй этаж по широкой винтовой лестнице, стараясь не топать, спит же ребёнок, и Алексей, плавно и тихо отворив одну из дверей, заглянул внутрь, загородив нам проход. Он вполголоса перебросился с кем-то внутри парой слов, успокоился и посторонился, пропуская нас в комнату.
В лёгком, уютном сумраке пахло молоком и ещё чем-то неуловимо детским, а с кресла около кроватки навстречу нам поднялась невысокая молодая женщина. Я тихо и осторожно поздоровался с ней и остановился на пороге, оттягивая неизбежное. Держалась она, в отличие от мужа, спокойно и уверенно, без надрыва, и это было сейчас лучше всего. Чуда ожидала, конечно, но не сильно, и это тоже было хорошо.
— Ирина, — чуть поклонилась она мне, не став протягивать, по новомодному городскому обычаю, руку для рукопожатия.
— Артём, — как можно более уверенно и весомо представился я. — Ну, что тут у нас?
Устало и как-то горько чуть усмехнувшись мне в ответ, она отошла в сторону и показала рукой на кроватку, в которой лежала и пускала пузыри маленькая девочка, и я похолодел. Уж на что я был далёк от всего этого, но не смог не узнать одинаковое для них для всех плоское округлое лицо, маленькие полукруглые ушки и такой же маленький нос, раскосые восточные глаза при вполне себе обычных родителях, а самое главное, вот это странное выражение лица, из-за которого их ни с кем уже не спутаешь, пусть даже и видел ты их один раз в жизни.
— Солнечный ребёнок, говорят, — Алексей сначала прикусил кулак, а потом тихонько, но с силой, ударил им по косяку двери. — Суки!
— Магам уже показывали, — Ирина неодобрительно глянула на него, и он затих. — И что это, я знаю. Так что чуда не жду, такое не лечат даже магией.
— Посмотрим, — я снял с себя мамин оберег, сунув его в руку Виктор Михалычу, чтобы не влиял он на меня даже и на чуть-чуть. — Маг я, прямо вам скажу, неопытный. Потому что и месяца не прошло, как я им стал. Это одно. Другое дело, что стал я очень мощным и неправильным при этом. А значит, вдруг у нас что и получится.
С этими словами я, не стесняясь никого, раскрутил себя магически не слабее чем в тот раз, когда последствия взрыва разруливал, так что даже браслет мой в виде змейки-ящерки ожил, плотно стиснув руку в испуге. Зримые проявления магии не заставили себя ждать, всё вокруг окрасилось в зелёный свет, появились какие-то живые изумрудные тени и засновали любопытные сущности, привлечённые моей волшбой, но я их шуганул с таким злобным остервенением, удивившим даже меня самого, что всё моментально успокоилось.
Я с бесконечной осторожностью и с не меньшей настойчивостью потянулся к жизненной искорке этой девочки, которая пропитывала собой каждую частичку её тела, и недоумённо затормозился. Вообще, план у меня был один-единственный на все случаи магических непоняток, я на него очень надеялся и считал единственно верным.
Всё вокруг нас в этом мире имеет свою жизненную искорку, свою магическую первооснову, и надо просто привести внешнее к соответствию с внутренним. Создать гармонию между неправильным внешним и правильным внутренним, и будет нам счастье, не может не быть! Ведь именно на этом и построен мир, на изначально правильном внутреннем, и когда я лечил себе печень в этом долбаном монастыре, я ведь так и делал! Не было у меня тогда в правом боку гармонии, и каждая клеточка моего тела знала и кричала мне об этом, торопя исправить и тело само знало, как это сделать, мне даже думать не пришлось.
Здесь же, в полной прострации рассматривал я эту несчастную девочку и её жизненную искру, гармония была. Причём полная, между изначально неправильной первоосновой и телом. Не было болезни, ничем она не болела, вот и всё. Просто она была такой от момента зачатия, и другой уже быть не могла.
Да как же так, я поднял зачем-то глаза вверх, как будто мог увидеть кого-то мудрого, кто мог бы ответить мне на мои вопросы. Но ответа не было, и моя немного детская вера в то, что всё вокруг изначально в этом мире правильно, дала сильную трещину. С другой стороны, с горечью подумал я, мне ведь никто ни о чём таком и не говорил, это я сам себе придумал.
— Что я могу для вас сделать, — наконец вышел я из какого-то подобия транса, и уменьшил присутствие магии вокруг себя. Яркий изумрудный свет, заливавший всё вокруг, померк, успокоились электрические искорки и змейки, сновавшие до этого по всем поверхностям в доме, а Ирина облегчённо выдохнула, не обратив внимания на мои слова. — Могу сделать так, что девочка будет очень здоровой, но от других болезней. Хорошая будет, ласковая и даже умная, если вы её будете любить. Это главное условие. Радостная будет, солнечными ведь не зря их называют. Не вы первые, кстати, не вы и последние с такой бедой встречаетесь. Но это и всё, что я могу для вас сделать.
— Хоть так, — в Ирине наблюдался какой-то очень сильный внутренний духовный стержень, державший её на плаву, и ещё целое море любви к своей дочке. — Сделайте, пожалуйста. Лишние болезни нам ни к чему, правда, моя хорошая? И счастье с удачей не помешают, и всё такое прочее. А только из-за чего всё это? Кто виноват-то?
— Никто, — пожал я плечами, — случайность это, чистая случайность.
Алексей за моей спиной облегчённо вздохнул, видно было, что винил он во всём себя, а может, и ещё кого.
— Стоять! — спохватился я и без всяких задних мыслей положил одну свою ладонь на низ живота Ирине, а вторую Алексею. Те чуть дёрнулись было, но отскакивать не стали, и я дал из обеих рук магией со всей силы, выгоняя из их тел всё неправильное, всё вредное на уровне именно жизненной искры, закрепляя нормальное состояние.
Они оба замерли на месте, прислушиваясь к себе. Я по Кирюшкиной методе прочистил им ещё головы, проветрил там, чтобы не зацикливались они на своей беде, чтобы не горевали самозабвенно, чтобы не портили друг другу жизнь.
— Вот теперь поосторожней будь, — подмигнул я Алексею, — с женой-то! Чуть зазеваешься — и тройня стопудово! Зуб даю, с гарантией! И больше никаких случайностей, в этом можете не сомневаться! Здоровые отпрыски пойдут, смотри не надорвись на хозяйстве-то!
Тот недоверчиво хмыкнул, но поверил, улыбнувшись мне и жене своей впервые за всё это время.
— Так, — и я занялся делом дальше, — игрушка любимая у неё есть? Медведь там какой, или ещё кто? Давайте сюда, амулет сильно мощный делать буду.
— Маленькая она ещё для игрушек таких, — Ирина огорчённо на меня посмотрела. — Одеялко вот любимое есть. Подойдёт?
— Не знаю, — с сомнением поглядел я на атласно-пуховое детское розовое одеялко. — Нет, наверное. Хотя ты вот что, ты найди мне куски брезента, чтобы на всю жизнь хватило, да потом в одеяло их и вошьёшь. А потом в следующее, когда это истлеет или маловато станет. Или ещё куда, не знаю, тебе виднее. А уж я сделаю из них вещь настоящую прямо сейчас, постараюсь.
И вот уже через минуту я сидел за столом в кабинете Виктор Михалыча, старательно разрисовывая химическим карандашом нарезанную на небольшие кусочки, размером с носовые платки, брезентовую куртку. Не проронивший ни слова Виктор Михалыч с интересом смотрел на мои действия, без всякого сомнения и в полной уверенности, что так и надо. Правильные-то маги делают амулеты из серебра, обязательно на цепочке или в виде браслета, но я неправильный маг, и мои амулеты будут лучше всех, такой работы под этим небом ещё не видывали, ей-богу!
Я писал и писал непонятно откуда взявшимся каллиграфическим почерком руны, тут же запитывая их магией и любуясь на яркие изумрудные всполохи, стараясь учесть все непредвиденные сложные жизненные ситуации, которые могут выпасть на долю этой девочке. Нафигачив рун с запасом, я озаботился сохранностью своих амулетов, просто написав на каждом — срок годности один век, антивандальные неразрезаемые, эпические, самоподпитывающиеся, в огне не горят и в воде не тонут, и магически закрепил это условие, потратив на него неожиданно много сил.
Лоскутки брезента изменили свой внешний вид, теперь это были тряпочки самого зелёного в мире цвета, в глубине их мерцали спокойные синие и жёлтые искорки, а вот от рун следов не осталось, и слава богу. Уж слишком сложными были мои надписи, и скопировать без ошибок их вряд ли бы смогли, а это было чревато.
— Пойдёмте, — я поднялся на ноги и полюбовался своей работой. — Мощно получилось, сам не ожидал. Скажу вам не хвалясь, Виктор Михалыч, небо ещё не видывало такой работы! Но только уговор, молчок, ладно? Если вам что понадобится, я сварганю без вопросов, но вот рекламы мне делать не нужно. По официальной легенде, маг у нас Арчи, а я всего лишь его ученик.
— Уговор, — спокойно подтвердил он, с интересом разглядывая тканевые амулеты. — Легенду знаю и согласен. Ирину с Алексеем предупрежу. Но только Арчи говорил о каком-то магическом учебнике для начинающих, и мне хотелось бы надеяться, что мы будем в числе первых, кому вы его покажете.
— Обязательно, — я даже не стал сердиться на своего друга, ведь надо же готовить почву для появления этой тетрадки, которая сможет в одночасье облегчить жизнь всем в нашем мире. — И тайны в этом никакой нет, в монастыре нашли, просто перевести надо.
— Переводите, раз надо, — даже не стал предлагать свою помощь Виктор Михалыч, всё-то он понимал. — Пойдём, а то у меня уже обед кончается.
Мы вышли в коридор, где он осторожно постучал в дверь, и я вручил Ирине свои самодельные амулеты. Надо признать , что есть в женщинах что-то такое изначально странное, они ведь даже и без магического дара домовых умудряются видеть, и проклясть могут на эмоциях так, что не всякая ведьма справится, и вообще они чуть ближе нас к волшебной основе этого мира. А потому я не удивился, увидев, как понимающе вытянулось лицо Ирины при виде этих лоскутков, в отличие от скептически хмыкнувшего Алексея. Оценила по достоинству, стало быть, и это хорошо.
— Вот этот на шапку мужу нашей, изнутри, — вытянул я сначала один из лоскутков и протянул ей отдельно от других, а потом другой. — Не перепутай, смотри, а вот этот тебе лично.
— Спасибо, — хватко цапнула она подношение, и я успокоился, не пропадут мои труды. И будет Алексей ходить, грея макушкой мой амулет, никуда он не денется. — Спасибо большое, ты не думай, я вижу, что это.
— Ну и ладушки, — я пожал руку её мужу, поклонился ей самой, да и отправился на выход вместе с Виктор Михалычем. — Простите, если что не так.
Затягивать мы не стали и тут же вышли на улицу, мне нужно было в горсовет, к Арчи, и ему туда же, но на работу, так что было нам по пути. Купили по пирожку в ближайшем ларьке, да и пошли себе.
— Ты меня извини, Артём, — начал Виктор Михалыч на улице, стоило нам пойти рядом, — но хотелось бы уяснить, в чём дело. Я ведь не понял ничего. В чём сложность, почему излечить нельзя? Вообще нельзя, или всё-таки кто-то может? Дело в том, что пообещали тут одни колдуна сильного из леса привезти, но очень уж много денег требуют.
— Вряд ли вам колдун поможет, — со вздохом принялся я просвещать его. — Это не болезнь, понимаете, это изначальная ошибка, и возникла эта ошибка в момент зачатия, как вот теперь её исправишь? Это всё равно что мост строить по ошибочному проекту, или дом без фундамента. Но если, — тут я остановился на месте, подумав про себя, что не рановато ли я начал уверенно говорить и вообще вести себя как большой авторитет в магии, — если этот колдун всё-таки поможет, за мной срочно посылайте. Потому что это будет значить, что я вообще неправильно мир понимаю, и мне надо будет срочно исправлять себя самого. А уж я и колдуна тогда оплачу, такая наука дорого стоит. Но вряд ли, Виктор Михалыч, таких чудес не бывает. Скорее всего, это шарлатан. Денег ему вперёд не давайте.
— Хорошо, — задумчиво ответил тот, что-то соображая себе на ходу. — Обязательно. Но я тоже думаю, что это шарлатан. Ошибка, значит, в момент зачатия. Вот ведь неудача-то какая, уж так они этого ребёнка ждали, так старались...
— Вот именно! — с жаром подхватил я, — что старались! Бесит вот это в людях, просто бесит! Не получается — стараться, значит, нужно! А город съездить, магу показаться, это им не нужно! Хозяйство у них, как же! Вот у нас в училище каптенармус такой же был, складами заведовал, скотина тупая. У него, если ящик на стеллаж не лезет, никак на место не пихается, то что надо делать, Виктор Михайлович? Правильно, нужно просто сильнее его пихать, вот и всё! А если и тогда не лезет, то можно с ноги добавить, замять его, заломать всё, что внутри, но запихнуть! А морду свою тупую опустить и посмотреть, что же это там мешает, это для нас слишком мелко!
— Понятно, — мы подошли к горсовету, и Виктор Михалыч на глазах стал серьёзным, потому что какие-то люди у крыльца уже его ждали, нетерпеливо поглядывая на часы в башне. — Спасибо, Тёма, за помощь. По колдуну в любом случае дам знать, но и ты у Лары спроси про этот случай, чем чёрт не шутит.
— Обязательно, — со вздохом пожал протянутую руку я и отвалил в сторону, освобождая его для общения с посетителями.
Маг сраный, думал я про себя самого, усаживаясь на лавочку перед крыльцом и закуривая. Пластинки тебе из осколков собирать, упиваясь собственной крутостью, вот твой предел. Кикимор болотных гонять да над домовыми верховодить. Возомнил о себе, хайван набитый, обрадовался. А случись что серьёзное, вот как сегодня, ты ведь и сделать ничего не сможешь.
Чёрная бессильная злоба начала потихоньку было забирать меня в свои объятия, но я вовремя опомнился, слава богу, и хватило меня лишь на то, чтобы раздавить недокуренный бычок об урну с предельной жестокостью.
— Ладно, — сказал я самому себе вслух и поднялся на ноги, намереваясь направиться к Арчи, который магичил на заднем дворе горсовета напропалую. — Хрен с ним. Могло быть и хуже.
