Оглавление
Потолок – серый бетон, стены – исцарапанный всякими закорючками бетон, пол – влажный от сырости бетон. Прямоугольник со сторонами четыре на два метра. В двухметровых стенах дверь и малюсенькое окошко под потолком, четырехметровые стены – монолит без всяких отверстий.
Мрачно, сыро, холодно.
В углу стены с окошком, стоит ведро накрытое крышкой. Это сортир. От ведра воняет дерьмом и мочой. В камере холодно, сыро, а еще темно. Свет включается, только когда в камеру хотят войти или осмотреть её нутро надзиратели. В светлое время суток свет проникает исключительно из малюсенького, лишенного стекла оконца под потолком. Оттуда же забирается в камеру сырость и уличная прохлада. Окошко забрано решеткой, которая предусмотрена не для того, чтобы кто-то сбежал из камеры, а чтобы снаружи ничего сюда не передали и не просунули. Размер оконца не больше двух кирпичей поставленных друг на друга.
На полу стоят четыре паллета – это вроде нар – лежанки для нас троих: меня, Жака и Бамута. Выражаясь языком донецких аксакалов: «мы заехали на подвал». Сие выражение означает, что нас задержали и поместили в некий аналог камеры временного содержания. А по сути, подвал, он подвал и есть! Здесь сыро, темно, зябко, стремно и страшно. Похоже, в земле близкое залегание грунтовых вод, потому что стены камеры, а особенно пол изобилуют грибком, плесенью и известковым налетом.
Страшно не от того, что могут пытать, приговорить к длительному тюремному заключению или, вообще, расстрелять. Лично для меня самый главный страх, что можно остаться в этом подвале навсегда. Пугает неопределенность. Вот если бы выдвинули какие-то обвинения против нас, дали бы возможность защищаться, тогда было бы легче. А так, сидим здесь уже пятый день и маемся неизвестностью. Раз в день раздается стук в дверь, нам приказывают, чтобы мы отошли к дальней от двери стене и стали к ней лицом, задрав руки назад. Входная дверь открывается, и на пол камеры ставят трехлитровую баклажку с водой и армейский котелок с бетонной, холодной перловой кашей. Это наша еда и питье на сутки. Столовых приборов нет, поэтому перловку едим руками.
С нами никто не разговаривает, не вызывает на допросы и не проводит никаких следственных действий. Как будто забыли про нас. Вот этого я и боюсь – остаться здесь навсегда!
Сбой привычного распорядка дня, произошел сегодня утром – вместо каши и воды, Бамута вызвали на допрос. Семён ушел два часа назад и до сих пор не возвращался. Я лежал, глядел в потолок и завидовал Бамуту. Лучше бы меня вызвали на допрос. Хоть бы прошелся, посмотрел по сторонам, пообщался со следователем, узнал бы подробности нашего обвинения. А так лежу на паллетах и слушаю мерное сопение Жака. Жилин горазд дрыхнуть, он спит и спит, изредка просыпается, спрашивает, есть ли новости и, получив отрицательный ответ, снова впадает в перманентный сон-полудрему.
Я так не могу, нет, спать, я, конечно, могу, но за эти пять дней успел уже выспаться и отлежать себе бока. А вот Жак спит как не в себя, медведь в берлоге, чертов!
Произошедшее с нами напоминает какой-то фарс! Просто пиздец! Нелепое стечение обстоятельств, из которого теперь просто так не выпутаешься. Причем если бы я был следователем, то я точно не поверил бы, что все произошедшее – это случайное стечение обстоятельств. Какие на хрен случайности?! Врете вы все господа задержанные! Виновны вы! Во всем виновны!
А как всё хорошо начиналось! Я стал героем дня, спас весь батальон от серьезных проблем. Так лихо выкрутился из передряги с избиением майора мотострелков, что Рыжик мне даже пообещал отпуск на пару дней.
После моей команды: «Батальон к бою!», мои боевые товарищи, которые занимались различными хозяйственными работами, тут же расхватав своё оружие, заняли круговую оборону. Двух майоров, капитана с автоматом и пулеметчика из «Гусара» обезоружили и связали. Мотострелков, которые испуганно толпились вокруг, согнали в сторонку и под стволами автоматов предложили посидеть спокойно на земле, не предпринимая никаких активных действий до прибытия нашего комбата. Старшим в группе задержанных назначили Конюхова, чтобы он сам их контролировал. Для поддержания дисциплины и чтобы мотострелкам не закрадывались плохие мысли в головы, поставили рядом с ними караул во главе с Жаком, который продолжил свою лекцию по тактической и прикладной медицине в полевых условиях.
Связались с мотострелками, вызвали дежурного и предложили найти нашего комбата в штабе, чтобы доложить ему о происшествии. Дежурный малехо охуе.. удивился и впал в транс, минут пять не отвечал на вызов, пришлось отправить к ним в располагу ганца – Пашку с позывным Паштет.
Пашка вернулся через полчаса довольный, как слон, заявив, что мол, все на мази, ща приедет Рыжик с делегацией из штаба, будут разбираться.
Я приуныл, не надо нам здесь никакой делегации с обилием звезд на погонах. По всем правилам, законам и понятиям. Виноваты кругом мы. Да, мотострелковый майора начал орать матом первый – это зафиксировано на камеру, его придурошный капитан с автоматом тоже открыл огонь первым – это тоже зафиксировано на камеру. Но ударил по майорскому туловищу первым Жак, а повредил свой стрельбой казенное имущество мотострелков первым Бамут. Вот и выходит, что сержант и старшина напали на майоров и капитана, применив к ним физическое насилие, да еще подвергнув жизнь военнослужащих РФ стрельбой из пулемета не в воздух, а непосредственно по автомобилю. Получается, что кругом виноваты только мы.
Ну, начал майор орать на своих подчиненных, хули влезать, это его солдатики, а значит, он имеет право на них орать, как хочет, на то он и их командир. Начал на нас орать, ну, потерпели бы, чай не барышни кисейные, чтобы от матов краснеть и в обмороки падать. Хрена лысого начали в ответ орать? Где это видано, чтобы старшина на майора матом кричал? Так не положено! Это против всех норма субординации и правил приличия, принятых в армии.
Другое дело, что когда подразделение только что выходит из боя, да еще такого напряженного, когда две недели ожесточенно рубились, потеряв девяносто процентов личного состава ранеными и убитыми. Тут надо понимать, что к таким бойцам лучше пока не соваться со своими матами и криками. Вот отойдут они малешки от угара передовой, оботрутся, передохнут, подышат тыловым воздухом, вот тогда и лезь к ним со своим уставом и командирской матерщиной.
Короче, сам майор виноват, не учел психологического момента. Скорее всего, его еще и тыловик против меня и всех моих боевых товарищей накрутил. Может, этот чертов наградной ПМ предназначался в качестве подарка командиру мотострелков. Хрен его знает. Вот только нам от этого не легче. На разбор полетов приедет комиссия из таких же тыловых полковников и генералов, как мотострелковый майор. Будут они сильно разбираться. Факт есть факт – мы напали первыми, а значит виноваты.
- Слышь, братан, дело есть, - шепотом обратился ко мне Бамут. – У майора размер ноги, как у меня. А на ногах точно такие же «коркораны», какие я вчера намародерил, можно я себе заберу, а ему свои подсуну?
- Чего? – нахмурился я, не понимая, как в такой момент Бамут может еще и об обувке думать.
- Да, блин, неудобно мне в ботинках на два размера больше ходить. Замаялся я. Да, я тебе отвечаю братан, что ботинки один в один как мои, только нужного размера.
- Один в один, говоришь?! – хитро сощурившись, переспросил я.
- Да. Ну, так чё, я мухой метнусь и поменяю ботинки?
- Ты гений Бамут! Снимай свои шузы, - приказал я.
- Сам, что ли поменяешь? – настороженно спросил Семен.
- Ага, - кивнул я, - а ты пока мои кроссы поноси, - предложил я.
Забрав у Семена его трофейные ботинки, я перерыл свои запасы флешек и накопителей, на которых был записан различный материал. Нашел ту, что надо и за пять минут скинул нужную мне запись в память планшета.
Всё я готов к встрече с высокими чинами, которые сейчас сюда едут вместе Рыжиком. Отмазка, так себе, но лучше хоть что-то, чем совсем ничего.
Ко мне подошел Конюхов и высказал свои опасения по поводу произошедшего инцидента. Дескать, вы парни, конечно, крутые, и мы с пацанами всей душой за вас, но вам пиздец!
С его слов, майор Грозлов, который лежал сейчас связанный, занимал должность заместителя командира батальона по воспитательной работе с личным составом и в отсутствие непосредственного командира батальона подполковника Суслова, замещал его, возглавлял батальон. А поскольку подполковник чаще отсутствовал, чем присутствовал в батальоне, то замполит фактически руководил в батальоном постоянно, то есть - 24/7. Сам Суслов чаще всего находился либо в штабе, либо «за ленточкой», то есть в где-то в России.
Майор Суханин – тыловик, который тоже сейчас валялся связанным, состоял в непосредственной криминальной связке с Грозловым, крутя с ним различные «схемы» по личному обогащению. Оба майора ничего не боялись, так как действовали с непосредственного разрешения и под покровительством подполковника Суслова, которому собственно говоря, и уходила львиная доля «добычи».
На гражданке Суслов занимал должность какого-то там руководителя среднего звена в аппарате губернатора области, где был сформирован их батальон. И собственно говоря, погоны подполковника, получил непосредственно перед отправкой батальона на войну, а до этого он не имел к армии никакого отношения. Зато имел отношения с дочерью губернатора, с которой состоял в законном браке.
Суслова обычно «бросали» на самый горячий участок работы: он боролся с «ковидлом» распределяя бюджетные средства, выделенные на антиковидные меры, он занимался переселением граждан из ветхого жилья, он занимался нелегальной вырубкой леса и дорожным строительством. В общем, Суслов был человеком очень полезный и системным. Ну, а когда началась война и некоторые регионы Российской Федерации создали свои «именные» региональные воинские подразделения, вот тут власти остальных регионов, в том числе и того где жил и трудился Суслов со своим тестем, поняли, что «поперло»! Все эти «ковиды», дороги, леса и ветхое жильё, просто ничто по сравнению с тратами на войну. Причем в отличие от всех остальных «тем» и «муток», расходы на войну хороши тем, что их очень тяжело проверить. Не каждый проверяющий или ревизор поедут в зону боевых действия для проверки численности личного состава, количества боевой техники или расхода материальных средств. Оно им надо?
Недостающие четыреста бойцов в мотострелковом батальоне приносят каждый месяц – сто миллионов рублей только прямых финансовых выплат, а если добавить к этому еще продуктовое, материальное и иные формы довольствия положенные каждому солдату, то сумму можно смело удвоить. А еще можно пару раз в неделю, на бумаге, «двухсотить» кого-то из липовых бойцов, получая на них «похоронные» средства, положенные из бюджета. Сколько там у нас сейчас платят семье за убитого на передовой российского солдата? С учетом всех выплат - двенадцать миллионов. И это семье обычного, настоящего героя-фронтовика придется оббить пороги и попотеть чтобы получить хотя бы часть этих «похоронных» денег, а за «липовых» всё приходит сразу и в полном объеме, потому что так надо.
Технологию обогащения с помощью липовых «мертвых душ» придумали чёрти когда, еще Гоголь описал её в мельчайших подробностях. Никогда не переведутся «чичиковы» на земле русской!
А ведь есть еще и техника, которую, в соответствии с уставом и регламентом, необходимо каждый день заводить, прогревать двигатели, обслуживать и перемещаться на ней. Если делать это только на «бумаге», то на сорока единицах колесной и гусеничной технике, можно совершенно спокойно, не напрягаясь, экономить каждый месяц пару сотен тонн горючего, реализовывая его через сеть подконтрольных АЗС. А это еще десять миллионов рублей чистой прибыли.
А сколько у нас сердобольных граждан, которые отдают последнее на нужды фронта? Многодетные семьи кроят свой бюджет, выделяя по несколько тысяч рублей, пенсионеры отдают часть своей пенсии, школьники экономят на обедах или полученные на день рожденья деньги тратят не на себя, а покупают для фронта что-то нужное, ну и так далее. Поэтому фронт можно снабжать из народных средств, а областной бюджет, который по бумагам уходит на снабжение батальона, отправлять в карман подконтрольных фирм.
Вот надо, к примеру, для батальона «легкая» техника: пикапы, внедорожники, «буханки» и прочие грузовички. Область закупает всё это для нужд батальона в специализированный фирмах и автосалонах, где по накладной цена каждой такой единицы в десять раз выше, чем аналог на любом сайте по продаже автомобилей.
Тут пару миллионов добыл, тут десяток «срезал», тут кое-чего пририсовал, здесь немного «сэкономил». Большая часть, понятное дело, «наверх» уходит, потому что многозвездным генералам и чиновникам в высоких кабинетах как-то не с руки самим «схемы» крутить, но что-то и себе оставил. Если уметь, то можно много заработать. Время такое - Война все спишет!
Все сказанное Конюховым я и так понимал, мне хоть и тридцати еще нет, но я ж не глупый человек, не наивный юноша, хоть родом из Москвы. Мой папенька, царство ему небесное, тоже был чиновником «из обоймы», всю свою жизнь, протрудился в министерстве иностранных дел на разных постах. И наша семья всегда жила не «на зарплату». Я много чего и сам мог бы рассказать Конюхову. Только не буду, не хочу. Вот из-за таких вот Сусловых мы так плохо и воюем на этой войне. Если бы все чиновники, генералы и комбаты были как наш Рыжик, то война бы возможно и не началась бы. Хрена лысого кто-то напал бы на Россию, если бы в ней не было бы мощной, пустившей глубоко в общество корни «пятой колонны». Но она есть эта колонна, причем в ней не только активно сочувствующие врагу элементы, но и просто ворюги, казнокрады, которые порой в сто раз хуже, чем вражеские диверсанты, ибо приносят своей Родине очень много вреда.
Так было всегда. Во все времена Россия воевала в трудных тыловых условиях. Даже в Великую Отечественную войну и то были ворюги, казнокрады и симулякры. Без них никуда. Это болезнь не только России-матушки, но и всего человечества. Во всех армия мира воруют примерно одинаково, потому что это не исправить и не искоренить. Такого сущность самого человека. А такие принципиальные и правильные, как наш комбат Рыжиков – они всегда в меньшинстве. Но ничего, пусть, как говорится – «Нас мало, но мы в тельняшках!» Сломаем вражеской гадине хребет об колено, никуда она от нас не уйдет. Русский солдат воюет, несмотря на воровство генералов и чиновников, он воюет за Родину, за мать, за детей, за жену…бывает и за деньги воюет, если нет в тылу семьи, но это не важно, главное, что воюет. И будет воевать!
На той стороне такие же солдаты, как и у нас. Они воюют за свои семьи, за своих жен, матерей и детей…кто-то тоже воюет за деньги. И у них тоже насквозь продажные генералы и чиновники. Есть и честные командиры, как у нас этого у них не отнять.
Правда у нас есть огромный плюс перед нашими врагами – мы воюем на свои деньги. На войну тратим деньги из российской казны. Наши чиновники воруют российские деньги, поэтому нам легче. России не надо никому отдавать долги после войны, а вот нашим «не братьям», придется в любом случае расплатиться за оружие и помощь. У них есть кураторы и финансовые мешки, которые решают - дать денег или нет. Если решат, что эта война с финансовой точки зрения слишком дорого обходится, то она тут же закончится, и мы победим, так сказать «техническим нокаутом». Но пока не решили, пока средства выделяю и соответственно, воюют!
Для меня и моих боевых товарищей, самое главное, чтобы, когда противник решит, что им надоело воевать и надо договариваться, наши генералы и руководство страны не пошло на договорняк. Нельзя останавливаться, надо идти вперед – поставить раком все эти их НАТО, США, Канаду, Евросоюз и прочие AUKUSы. Сделать им а-та-та, чтобы они еще сотню лет к нам в гости не лезли со свое демократией и гомосятиной.
- Псих ты чё опять, в высоких сферах паришь? – дернул меня за рукав Бамут. – Я не понял, ты чё не подменил ботинки? Вон уже Рыжик бежит с гостями. Мне в чем теперь ходить?
- Сёма свали, не мороси, я тебе новые ботинки куплю! – отогнал я Семена подальше.
Рыжиков прибыл вместе с тремя полковниками и двумя отделениями спецназа на трех бронеавтомобилях «Тайфун». Трехосные бронированные машины ненавязчиво взяли нас в полукольцо, наставив на нас стволы своих автоматических 20мм установок. Некоторые из бойцов «Десятки» так же ненавязчиво расползлись по укрытиям с трубами разовых гранатометов в обнимку. От внимательного взгляда командира спецназа это не прошло мимо, поэтому он приказал своим орлам рассредоточиться.
- Сержант Пшонкин доложите немедленно, что здесь происходит? – обратился ко мне Рыжиков.
- За время вашего отсутствия, по просьбе наших соседей мотострелков, мы организовали обмен опытом. Были проведены три лекции: по противодействию вражеским БПЛА, по особенностям прямого огневого контакта и по основам тактической медицины. Во время проведения занятия по медицине в расположение нашего подразделения прибыли майор Грозлов и Суханин, которые тут же принялись оскорблять в нецензурных выражениях не только своих подчиненных, но и бойцов нашего подразделения. Прибывший с ними капитан Потанин открыл стрельбу из автомата, - спокойно доложил я. – Мной были предприняты действия по нейтрализации данных офицеров.
- Что?! – взревел стоявший рядом с Рыжиком полковник. – Сержант ты что охуел?! С какого перепугу вы набросились на офицеров и захватили их в заложники? Только из-за того что они тут немного поматерились? Ты пьян?! Скажи, ты пьян, скотина?!
- Нет, я абсолютно трезв, - спокойно ответил я. – Могу пройти освидетельствование. Могу дыхнуть, - предложил я. – Задержали мы их не из-за матов, а по другой причине, но её, я хотел бы доложить наедине, без посторонних ушей, так сказать, во избежание утечки секретной информации. Среди вас есть сотрудники ФСБ? – спросил я, обращаясь к приехавшим полковникам. – Мы не стали бы задерживать просто так офицеров только из-за того, что они орут матом.
Кричавший на меня полковник выпучил глаза, покраснел, хотел было что-то сказать, но потом, видимо понял, что я не шучу.
- Капитан, обеспечить периметр в двадцать метров! – приказал полковник командиру группы спецназа.
Спецназовцы тут же начали теснить наших бойцов, но те стояли как монумент, не обращая внимания на предупреждающие крики и повелительные команды. Только после того, как Рыжиков едва заметно кивнул головой, бойцы «Десятки» откатились назад, где все равно заняли оборонительные позиции, выставив весь арсенал, что был на руках.
- Майор Рыжиков молите бога, чтобы причина для всего этого беспредела была серьезной, - пригрозил полковник нашему комбату, - а потом обратился ко мне более тихим голосом: - Докладывай сержант!
- Вот эти ботинки были, позавчера сняты с пленного американского офицера, который прикидывался польским наемником. А вот эти ботинки были на ногах у майора Грозлова во время визита к нам в расположение. Три месяца назад, перед самой отправкой на фронт, нам читал лекцию сотрудник ФСБ, так вот, он рассказывал про опыт Второй мировой войны, когда сотрудники СМЕРШ выявляли вражеских диверсантов именно по единообразной обуви, не советского происхождения - доложил я. – Видео этого выступления сотрудника ФСБ у меня есть, я тогда все снимал, так же у меня есть запись с сегодняшним задержанием офицеров мотострелков, - закончил я свой доклад.
- Ты что все снимаешь? – с каким-то недовольным выражением лица спросил полковник.
- По возможности, - ответил я. – Хочу после войны смонтировать серию фильмом про наш батальон. Опыт у меня есть, в прошлом я видеоблогер с несколькими миллионами подписчиков на «Ю-тубе», ну и мои родители занимали в своё время высокие посты в МИДе.
Про «Ю-туб» и МИД, я сказал не просто, чтобы похвастать перед полковником, а чтобы он понимал, с кем имеет дело и что вся эта ситуация может быть предана огласки. Чиновники всех ведомств и всех рангов больше всего на свете боятся огласки их действий. Потому что не что так не пугает чиновника, как то, что от него отрекутся покровители, и он останется один на один с безжалостным механизмом государственной карательной системы.
Ну, а про ботинки это я тоже не просто так сказал. Действительно был такой момент в истории советской контрразведки, когда в самом начале войны немецких диверсантов выявляли по не свойственным советским солдатам элементам обмундирования, а именно сапогам. Потом этот момент превратился в кинематографе в миф про форму шляпок гвоздей на подошвах сапог. На самом деле, немецкие диверсанты, из войсковой разведки, переодевшись в советскую форму, частенько оставляли на себе свои родные сапоги, чем и выдавали себя сотрудникам СМЕРШа. Но немцев понять можно, потому что пехом шагать в не разношенных яловых или кирзовых сапогах – то еще удовольствие.
- Сержант, ты сейчас серьезно? – недоуменно нахмурившись, спросил полковник. – Ты обвиняешь майора Грозлова в том, что он американский шпион только потому, что у него на ногах ботинки американского производства?
- Я никого не обвиняю, - твердо заявил я, - я всего лишь проявил бдительность и обратил внимания на те моменты, на которые нас учили обращать внимания инструктора из ФСБ. Если майор не виновен, то я готов перед ним извиниться за задержание и примененную к нему физическую силу.
Полковник не дурак, он прекрасно понимает, что майоре Грозлов вряд ли американский шпион, но…а вдруг?! Вдруг всё таки шпион! Пусть не кадровый, засланный много лет назад агент «на холоде», но ведь он может быть человеком, который по глупости и незнанию сотрудничал с вражеской разведкой. Тут нельзя ошибиться. Если окажется, что майор Грозлов имеет хоть какой-то малейший намек на сотрудничество или возможный слив информации нашим «партнерам», то не пощадят никого! Абсолютно никого! Не поможет ни Суслов, ни его тесть губернатор. Достанется всем! Полетят головы, погоны и кресла.
- Майор Грозлов сам должен был понимать, что лезть к солдатам только что вышедшим из боя с рукоприкладством и матерщиной чревато, - довольно громко пробубнил себе под нос Рыжик. – Слава богу, что мои бойцы их не перестреляли.
- Ох, бля, Рыжик-Рыжик, что ж у тебя всё никак у людей, - прошептал полковник, - надо вас срочно убирать отсюда, от греха подальше. Собирай своих бойцов, сейчас возьмем транспорт у мотострелков и под конвоем спецназа отправлю вас в тыл. Переночуете в Новониколаевке, а утром решим, куда вас дальше отослать на перегруппировку. Здесь я все сам разрулю.
Нас долго упрашивать не пришлось, за полчаса подразделение было собранно и готово к отправке в тыл. Дольше пришлось ждать, пока мотострелки найдут для нас транспорт. Ждали больше часа час. За это время бойцы «Десятки» откушали картохой с салом, рыбой и свежим хлебом, запивая всё это квасом. Трапезой поделились со спецназовцами, которые носом воротить не стали и угощение приняли с большим удовольствием, добавив к общему столу часть своих припасов из ИРП.
Когда транспорт нашелся, то мы отбыли из расположения мотострелков, подарив на прощание Конюхову целый мешок трофейных БэУшных турникетов, которые надо было всего лишь очистить от крови и постирать. Сержант подарку обрадовался и просил не злиться на их батальон, дескать, они мужики нормальные, ну, а то, что командир у них долбоёб, то на Руси от этого никто не застрахован. Я в ответ, напомнил о безопасности и правилах размещения личного состава на случай вражеского обстрела.
Когда располага мотострелков скрылась из виду, я облегченно выдохнул. Всё это время меня терзали тяжелые предчувствия. Буквально грызло что-то внутри, предсказывая скорую трагедию.
Уже в машине, где мы с Рыжиковым ехали вместе, я рассказал комбату об инциденте с наградным пистолетом и майором тыловиком, предположив, что всё случившееся произошло именно из-за того, что я отменил сделку. Рыжик со мной согласился, отвесил подзатыльник и отобрал трофейный ПМ, в очередной раз, прочитав нудную лекцию о невозможности выменивать у других подразделений казенное имущество. Вот трофеями меняйтесь, сколько влезет, а то, что выдала Родина, трогать не смей. Я в очередной раз, скрестив тайком пальцы, пообещал, что так больше делать буду.
Рыжик похвалил меня, что я не уронил честь родного батальона и смог выкрутиться из неприятной и скользкой ситуации.
Заночевали мы в большом, вытянутом как кишка промышленном здании. Раньше здесь располагалась лесопилка. В воздухе вкусно пахло опилками и деревом, а вдоль стен стояли грубо сколоченные двухэтажные нары, на которых мы и заночевали. До нас здесь пересиживали мобики.
Утро началось со «стройки» - так мы между собой называли построение, на котором Рыжик хотел довести до личного состава задачи на день. Наш комбат только было раззявил рот, чтобы начать ставить задачи, как к нам подкатили уже знакомые три спецназовских «Тайфуна». Из громкоговорителя одного из них раздалась команда, что мы все задержаны и в случае неповиновения будут уничтожены. При себе у нас были только автоматы и ограниченный БК. Рыпаться не было смысла, так что пришлось повиноваться.
Рыжик переговорил с командиром спецназа и тот его огорошил новостью, что сегодня ночью, в ноль-ноль часов, расположение мотострелкового батальона накрыли залпом из «Хаймерсов». А нас обвиняют в наведении вражеских ракет на расположение мотострелков.
Вот так мы оказались в сыром подвале. Рыжикова сразу куда-то увезли, меня, Бамута и Жак поместили в одну камеру, а остальных скопом держали где-то в другом месте.