Оглавление
«Никогда не воюйте с русскими. На каждую вашу военную хитрость они ответят непредсказуемой глупостью».
Отто Эдуард Леопольд фон Бисмарк-Шёнхаузен, канцлер Германской империи
Группа украинских вояк передвигалась короткими перебежками. Несмотря на темное время суток их прекрасно было видно в прибор ночного видения. Все-таки современная война, насыщенная различными техническими девайсами, превращает жизнь диверсантов и разведчиков в настоящий ад. Это раньше в прежние времена и былые войны, достаточно было бесшумно передвигаться на местности, желательно ползком, да уметь обманывать нюх сторожевых собак, чтобы проникать за линию фронта. А сейчас хрена лысого обманешь тепловизор, прибор ночного видения, направленный микрофон широкого спектра действия или сейсмических датчик. Умная техника повсюду, она видит, слышит и в некоторых случаях даже может унюхать.
- Ну, чё, минусуем? – шепотом спросил Бамут.
Пулеметчик видел укропов в ночной прицел снабженный тепловизором. Прицел был совмещен с пулеметом «Утес» и имел вынесенный, дистанционный спуск. Что давало возможность пулеметчику сидеть поодаль от пулемета в сторонке, наблюдать за перемещениями противника на экране и в нужный момент нажать на клавишу начала стрельбы, держа при этом в другой руке кружку с кофе. Красота! Не огневая позиция, а сплошной курорт.
- Давай, - кивнул я. – Огонь!
Дух! Дух! Дух!
Крупнокалиберный пулемет «Утес» рявкнул короткой очередью. Быстрая правка и вновь короткая очередь. Вновь корректива и опять очередь на три выстрела. В ночной прицел бы виден полет пуль, которые по пологой траектории неслись к цели, поражая её на финальном отрезке.
Противник по ночам перебрасывал небольшие группы своих бойцов, надежно заковывая наши позиции в непробиваемое кольцо окружения. Если получалось как сейчас, то мы эти группы вычисляли и по мере возможности гасили укропов. А то понимаешь, ходят тут как по бульвару!
- Помогай! – рявкнул Бамут сдергивая «тело» пулемёт со станка.
Я дернул металлическую створку заслонки, перекрыл световой проем небольшой амбразуры, а потом еще и мешок с песком водрузил на штатное место, оставив только станок для пулемета на том же месте. Семен оттащил пулемет в сторону и спрятал его в специальную нишу.
- Валим! – тяжело дыша выдохнул напарник.
Вместе с Бамутом мы, низко пригибаясь рванули по траншеи прочь от стрелковой позиции. Сверху траншея была накрыта досками и слоем грунта. Ход соединял закрытую огневую точку и заглубленный в землю капонир, где сейчас стояла наша БМП-2. Торчать возле огневой точки после удачной стрельбы по противнику чревато быть убитым вследствие ответного огня. Не стоит недооценивать противника, все кто этим грешил давно мертвы.
На войне есть свои правила безопасности, которые если ты хочешь жить, то надо беспрекословно соблюдать. Не будешь соблюдать эти правила – умрешь. Хотя тут и так не слишком много от тебя зависит. Прилетит неожиданно реактивный снаряд или бесшумная 60мм минометная мина из блядской «польки»… и пиздец, пакуй вещи и лети на облачко, чтобы там сидеть с арфой под мышкой, ну или добро пожаловать в чан со смолой к чертям на встречу. Куда попадешь после смерти зависит только от количества грехов в мирской жизни.
Добежали до капонира, дальше по очередному подземному переходу добрались до основного убежища. Позади не было слышно взрывов, значит на этот раз противник то ли не заметил откуда мы вели огонь по группе их военных, то ли просто решил не выказывать своих огневых точек. Потому что мы стреляли не только чтобы поразить украинских вояк, но, и чтобы вызвать огонь на себя и выявить вражеские огневые точки.
В глубоком подземном убежище, построенном еще в 70-ые годы прошлого столетия было душно, но терпимо. За последние несколько дней мы привыкли к духоте и висящему под потолком табачному дыму. Курили парни много, во-первых, не было по их душу комбата Рыжика, который вечно гонял курильщиков, а во-вторых, в качестве трофея досталось полсотни блоков с «верблюдом». Вот парни и дымили в своё удовольствие.
Сидим мы в окружении хорошо: сыто, относительно безопасно, есть табачок, провиант, вода, медикаменты, оружие и боеприпасы. Даже средства связи и наблюдения за противником и те есть. Воюй, не хочу!
В первый день обороны, сразу же после бессонной ночи, когда нашу располагу попытались прощупать несколько разведгрупп противника, наши позиции укропы штурмовали два раза. Сперва пошли на ББМках при поддержке танка, чтобы посмотреть, что за бравые гвардейцы под флагом княжества Монако захватили их опорный пункт. Пехоты в общей сложности было около двух взводов.
В бою отличился Шут со своим экипажем на Т-72. Мы подняли в небо «квадрик», и я корректировал стрельбу танка с закрытой огневой позиции. Танк Шута отстрелялся на твердую пятерочку: укропский «пылесос» получил плюху в борт, ББМ, которые шли в колонне сыпанули в стороны и с перепугу налетели на свои же минные поля. Две сразу же подорвались, а две еще немного покатались по полю и тоже наехали на мины.
- Ничего себе?! Куда они прут?! Вот дебилы! Охренеть! Подрыв! – радостно комментировали смертельные покатушки вражеских бронемашин стоявшие у меня за спиной бойцы. – Есть, есть!!! Еще один в минус!
Украинские машины высыпали десант, который попал под огонь осколочно-фугасных снарядов, которые один за другим посылал во врага танк Шута. Из-за этой эйфории, которая царила в бункере, мы прозевали подлет вражеского БПЛА, которое зашарашело танк Шута в корму, повредив моторный отсек. Подскочившая БМП-2 эвакуировала экипаж танкистов, но с танком пришлось попрощаться. Через десять минут в него влетел второй украинский дрон, и наша бравая боевая машина сперва окуталась клубами дыма, а потом полыхнула огнем, детонировал БК и Т-72 превратился в груду металлолома.
Укропы видать поняли, что тут что-то не так и на их опорнике окопались не союзники под флагом княжества Монако, а самые настоящие российские вояки.
Второй раз в этот день, укропы сунулись на штурм после короткого артобстрела – минут тридцать постреляли из гаубиц Д-20 положив в наши позиции полсотни снарядов, а потом ведя беспокоящий огонь из минометов пошли вперёд штурмовые группы, которые под прикрытием минометного и артиллерийского огня подвезли на БМП.
Со второй волной украинский штурмовиков мы бодались часа два, но в итоге отогнали их от наших позиций, правда пришлось пожертвовать одной БМП, которую вывели из капонира, чтобы она отработала по мельтешившим на заднем плане бронемашинам. Ну, а пехоту встретили огнем из пулеметов, минометов и ПТУРов. Положили около десятка укропов, с нашей стороны только три «трехсотых» и то всё, слава богу, легкие.
- Завтра нам всем пиздец! – грустно резюмировал паникер и пессимист Крест.
- Поглядим, - раздраженно хмыкнул я. – Балаклавы нацепили и встали группой, - приказал я, обращаясь к бойцам, находящимся в подвале. – У кого нет масок, пусть прикроют хари шарфами.
- На фейхоа? – спросил Глобус, глубокомысленно рассматривая трофейную бритву, которая должна была работать от батареек, но почему-то не включалась.
- Видео буду снимать, - пояснил я. – Надо записать видос, на котором мы буем жаловаться на горькую судьбу нашего подразделения, а заодно клеймить позором военных чиновников и бюрократов.
- Думаешь надо? – брезгливо поджав губы, спросил сержант Чехов.
- Надо! – твердо заявил я. – Пора перестать обороняться, надо переходить в наступление. Хватит, заебало всё!
Одно из самых тяжелых чувств, с которым человек сталкивается во время войны, это чувство собственного бессилия. Это чувство никогда не приходит в одиночку. За бессилием следуют боль и страх. Ощущение собственной, уязвимости и неполноценности. Мы можем совершать множество абсурдных действий, в попытке доказать самим себе, а также окружающим, что можем контролировать ситуацию, но всегда приходит момент, когда ты понимаешь, что всё это – Конец!
На войне страшно! Постоянно, каждую минуту страшно. Со временем страх притупляется и уходит на задний план. Но есть страхи, которые постоянно сидят в голове солдата, находящегося на передовой. По крайней мере для меня и всех, с кем я общался именно эти три страха – самые живучие и не покидающие голову. Причем все эти страхи постоянно переплетаются между собой, клубятся как ядовитые змеи, шипят и пускают яд в твоей голове, отравляя психику, заражая её укусами безумия.
Артиллерия – это страшно. Во время ее работы ты ощущаешь себя голым. Кажется, что спрятаться негде. Смерть находится практически везде. Взрывы ухают, земля трясётся, осколки проносятся по окопам, комья земли сыплются с неба. А внутри у тебя все звенит и дрожит от страха. К этому нельзя привыкнуть. С мелким калибрам, типа 60мм и 82мм минометных мин, еще кое-как можно привыкнуть, но все, что больше – это жуть, к которой нельзя привыкнуть и спустя несколько лет проведенных на войне.
Плен – вероятность быть пойманным врагом вызывает большие переживания. Обычно это происходит, когда вы ранены или оказались в изоляции на поле боя. В этом случае страшно становится не от самого факта оказаться в стане врага, а от того, что с вами сделают. Противник обозлен на нас, редко когда плен обходится просто побоями, холодом, голодом и не оказанием медицинском помощи. Могут быть пытки, издевательства и унижения - это ужасно! Могут задолбить насмерть, пихая в анальное отверстие черенок от лопаты, могут снимать на видео как насилуют, а потом скинут отснятое родственникам, коих быстро вычислять через социальные сети. Могут кастрировать.
Эти твари много чего могут…
Это страшно, поэтому солдаты и боятся плена. Настолько боятся, что, порой оказавшись отрезанными от своих в одиноком окопе и будучи ранеными, понимают, что могут обессилить и попасть в плен, то подрывают себя гранатами, даже когда противник еще далеко и близко не подошел и был шанс выбраться, спрятаться и добраться до своих самостоятельно. Дергаешь кольцо из гранаты, прижимаешь к щеке гладкое «яйцо» эРГэДэшки, чтобы наверняка убило, отпускаешь предохранительный рычаг… и умираешь. Зачастую погибнуть проще, чем пережить пытки плена.
Увечья – умереть на войне можно легко и быстро. Пуля прилетела, и вас нет. А бывают ситуацию, когда жизнь сохранятся, но вы получаете тяжелые ранения, благодаря которым возникает серьезная инвалидность. Когда мимо тебя проносили раненых с оторванными конечностями, то всегда думал, что не дай бог и тебе что-то вот так вот размолотит и отчекрыжит! Спаси и сохрани! А если тебе приходилось тащить раненого, то ты его как мог успокаивал:
- Братан! Ноги – херня, главное хуй с яйцами на месте! Сейчас такие протезы делают, что как настоящие ноги - бегаешь, прыгаешь на них. Так что не бзди, жив остался и ладно!
Вот только раненый смотрит на тебя, кусает губы от боли и сквозь зубы материт и обкладывает хуями. Тоже мне нашелся успокоитель, сам-то вон на своих ногах идешь. Конечно, легко тут умничать, когда у самого все конечности целы.
Еще минуту назад ты бегал на обеих ногах, а тут – Бах! Взрыв и всё что ниже колен – кровавая каша, да и выше колен ноги сильно посечены осколками. Первая мысль – что с членом и яйцами! Почему-то именно за сохранность половых органов переживаешь больше всего. Хрен знает почему так, видимо природой так заложено, что мужчина – в первую очередь самец и оплодотворитель самок, а уже потом всё остальное. Вторая мысль – ноги! Мои ноги! Как я теперь буду жить? Как ходить, как бегать, как стоять? Как, черт возьми, в туалет ходить? Как?! И уже тебя тащат к пункту сбора раненых и тебя утешает боевой товарищ, что ноги херня, главное жив остался и мужские причиндалы на месте.
А ещё можно получить не физическую травму, а просто сойти с ума от всего происходящего на поле боя. Многие боятся слететь с катушек. Перспектива доживать жизнь дебилом мало кого прельщает. Когда ты только попадаешь на войну и видишь вокруг себя ветеранов воюющих не первый месяц, то понимаешь, что с ними что-то не так, они какие-то не такие. Где-то на третий-пятый день пребывания на Войне (если повезло выжить) ты понимаешь, что с бывалыми, обстрелянными парнями что-то не так – бацилла войны поразила их, забрала их душу, навеки изменив человеческую сущность. И тебе суждено стать таким же как они, потому что иначе на войне не выжить, хочешь вернуться домой живым, то изменись, стань человеком-войны - homo bellum, если по латыни.
Эти страхи отравляют жизнь и туманят мозг, но со временем ты с ними справляешься и кое-как уживаешься, забывая на время про плен и увечья, даже сидя под вражеским артобстрелом и то каким-то чудом умудряешься провалиться в зыбкое забытье сна.
Это всё рассуждения интеллектуала и интеллигента, к которым я себя причисляю. А вот тот же Бамут, он же – Сёма Воршавин, он же – Мародер, он на такие загоны вообще внимание не обращает. Ему плевать на то, кто там как себя чувствует и из-за чего переживает, он понимает только одну истину, главное — это выжить. Правда тут есть один не маловажный нюанс, ему важно не просто выжить, а сделать это так, чтобы окружающие не считали его трусом и во время этого самого выживания он уничтожил как можно больше солдат противника. Именно солдат! Тут надо понимать, что если под ствол его пулемета случайно попадет мирный житель Украины, то Бамут ни за что не нажмет на спусковой крючок. Сёма считает себя воином, а значит воюет только с солдатами. И я считаю себя солдатом и всё, кто сейчас находится на захваченном опорном пункте тоже считают себя солдатами. Это значит, что у нас свой кодекс. Пусть он в какой-то мере наивный и не понятный гражданскому обывателю, сидящему на диване перед экраном телевизора или монитором компьютера, он этот кодекс есть, и мы его чтим.
Сейчас наше подразделение – остатки 10 ОДШБ находятся в плотном кольце окружения. Противник повсюду. Окружили нас по полной, в два кольца. Мышь не проскочит. Идет пятый день круговой обороны.
На второй день осады нам с коптера сбросили «посылку» - упакованные в пенопласт хитроумные радиоприблуды, которые необходимо было интегрировать согласно прилагаемой схемы в оставшиеся в наследство от укропов американские сканеры и электронные девайсы.
Матерясь, шипя под нос ругательства и проклятия в адрес неизвестных мне производителей электроники и выслушивая советы от стоящих за спиной боевых товарищей, я кое-как справился с задачей. Спецаппаратура заработала и у нас появилась стабильная связь с неизвестным мне Центром, который выдавал материал для моих публикаций и видеообращений.
Наверное, вы хотите узнать, как мы оказались в окружении?
Никогда не угадаете! Даже не пытайтесь!
Нас не отрезали от основных сил, нас не заманили в ловушку, нас не окружили ночью, застав врасплох. Нет! Мы сами залезли в окружение, целенаправленно атаковав и захватив украинский опорный пункт. Действовали нагло и решительно, разыграв целое представление, убедив противника в том, что мы не отряд российских штурмовиков, а потерявшееся подразделение иностранных наемников, воюющих на стороне ВСУ. В радиоэфире специально общались на английском и французском языке. Повезло, что кроме меня двумя иностранными языками довольно сносно владел Глобус – пятидесятилетний доброволец из Крыма. Остальные бойцы «десятки» активно захламляли эфир польскими ругательствами, благо польский язык созвучен с остальными славянскими языками и такие слова, как: «курва» и «пердолить» надо всего лишь склонять, как душе угодно - вот и все польские маты. Скудно, бедно и убого, но противник на это купился, и мы смогли подойти на близкую дистанцию, вступив в прямой стрелковый бой с защитниками украинского батальонного опорного пункта.
Зачем нам надо было лесть в окружение? Так просто и не объяснишь. Тут такое дело, что наш 10 ОДШБ – прославленное боевое подразделение со славной, пусть и короткой историей. За плечами у нас несколько блестящих штурмовых операций, в которых наш батальон показал себя на отлично и заслужил звание – «отдельного», то есть подчиняемся мы напрямую командованию данного участка фронта. Но в этом и беда нашего батальона, у нас, как бы это помягче сказать, нет «крыши». То есть кроме нашего комбата – майора Рыжикова, больше некому замолвить за нас словечко, поэтому в последнее время нас кидали в самую гущу событий, «сточив» батальон до минимума – в строю осталось всего десять процентов личного состава, остальные либо погибли, либо были ранены.
При этом вряд ли у вышестоящего командования был злой умысел, просто в этот момент противник активно наступал одновременно на нескольких направлениях, не считаясь с собственными потерями и надо было затыкать прорехи в обороне. Как потом выяснилось, на нашем участке обороны – северной окраине города Токмак, наши позиции брали штурмом несколько моторизированный бригад ВСУ и за две недели ожесточенных боев, нашему батальону удалось вывести из строя одну из этих бригад, уничтожив или отправив на больничную койку больше тысячи укропов. Получалось, что мы силами своего батальона вывели из строя полк ВСУ в полном составе. Сами мы при этом потеряли девяносто процентов личного состава. В строю осталось всего сорок бойцов, и то, почти каждый был легкоранен, перенося ранения «на ногах».
И вот тут комбат Рыжиков, отдал приказ к оставлению позиций. Приказ пришел весьма своевременно, потому что следующий день вряд ли кто-то бы из нас пережил. Мало того, что у нас в строю остались жалкие остатки личного состава, так из тыла перестали поступать боеприпасы и не было поддержки артиллерии. Выходило так, что противника мы должны были встретить только огнем автоматов, пулеметов и ручными гранатами. А это, я вам скажу, верная смерть. В современной войне, которая развернулась на территории бывшей Украины большая часть урона с обеих сторон наносятся дальнобойной артиллерией и системами залпового огня.
Я знаю множество примеров, когда бойцы по обе стороны линии боевого соприкосновения провоевав по несколько месяцев ни разу не видели живого солдата противника в прорезь прицела автомата. Всё больше долбит арта, «Грады», САУ, танки и минометы разных калибров, ну и сбросы с беспилотников, и дроны-камикадзе, куда без них! А вот так чтобы, как в годы Второй мировой войны – перестрелки из автоматов, пулеметов и винтовок, такое больше редкость. Нет, на отдельных участках фронта, конечно же стрельбы хватает с избытком, но в основной те же пулеметы используются на предельных дистанциях – свыше километра, чтобы больше отпугнуть противника, чем поразить его.
Зачастую бывает и вовсе регулярный, беспокоящий огонь в сторону вражеских окоп, чтобы обозначить, что мы мол на месте, бдим и не фиг к нам соваться. У противника точно так же – высунут автомат из окопа, высадят «по-сомалийски» полный магазин в нашу сторону и дальше сидят в траншеи.
Но бывает, причем регулярно, причем с обеих сторон, когда вышестоящее командование решает, что мол, хватит сидеть в обороне, надо показать результат. Дескать, в обороне войну не выиграть и пора бы захватить чего-нибудь, хоть пару квадратных метров, хоть сфотографироваться на фоне дорожного знака при въезде в село.
И пошла движуха: саперы снимают минные заграждения, инженерные машины разминирования ползут вперед, «УРки» выплевывают длинные кишки зарядов дистанционного разминирования, артиллерия активно выпускает сотни снарядов в сторону вражеского переднего края, потом пехота верхом на БТРах, БМП и мотолыгах лезет вперед под прикрытием танков.
Противник не дурак! Он понимает, что начинается движ и заранее начинает обрабатывать вражеские тылы, где идет сосредоточение техники и личного состава. В современной войне ничего скрытно сделать нельзя, в небе постоянно висят десятки БПЛА различного размера и дальности действия, а еще выше в космосе – всевидящие спутники-шпионы. Это вам не Вторая мировая война, когда можно было спрятать целые дивизии в лесах, а потом молниеносным броском ударить в тех местах, где враг не ждет.
В современной войне всё иначе – противник всегда всё знает. И он знает, что мы знаем. Противник нас бьет, и мы его бьем! Он стачивает о наши линии обороны свои бригады и тактические батальонные группы и мы делаем тоже самое. Враг бросает в бой все новые и новые подразделения, и мы делаем тоже самое. Как бой с тенью – ты делаешь взмах, противник повторяет за тобой, враг уклоняется от удара, ты повторяешь за ним.
Со стороны это кажется бессмысленным и пугающе непонятным. Как можно идти на штурм, прекрасно понимая, что противник знает о ваших намерениях и предпримет ответные действия? Идти на верную смерть? Вроде того! Но нюанс в том, что на верную смерть идут не те, кто планирует эту операцию, а генералы и политики, сидящие в относительно безопасном тылу. На смерть идут передние ряды штурмовиков, это их будут долбать из танков, пушек и минометов, это их БМП и БТРы будут рваться на минах, это их будут добивать сбросами ВОГов с БПЛА, это за ними будут охотиться операторы дронов-камикадзе. Это всё для них! Для пехоты переднего края!
Но не надо думать, что генералы в тылу кровожадные упыри, которым в радость уничтожить пару-тройку сотен человек. Нет, все не так. Просто генералы по-другому не могут. Нельзя выявить всех возможностей противника, не пожертвовав частью своих сил, нельзя приготовить омлет, не разбив яиц. Только вместо выброшенной в мусорное ведро яичной скорлупы – несколько взводов, а то и рот живых солдат и офицеров, которых дома ждут жены и ребятишки.
И вот когда кровавая каша заварилась по полной: одни наступают, другие обороняться, обе стороны кидают в топку все новые и новые силы, тут и решается судьба общей зарубы, кто хуже подготовился, тот и проиграл.
И тогда одна из сторон победно заявит, что мол, глядите, граждане в тылу, а мы-то молодцы! Продвинулись вперед, аж на целых два километра, освободив половину населенного пункта, где до войны проживало, вы не поверите, целых семьсот граждан! Школы и поликлиники в этом населенном пункте не было, зато был магазин и автобусная остановка. А это вам не хухры-мухры! Это ого-го!
А вторая сторона при этом тоже победно заявит, что мол, вы видели? Видели? Да мы за две недели боев отошли всего на два километра, зато перемололи не меньше двух тысяч вражеских бойцов, а это не просто много, это да хрена! Это мы считай, переломали хребет всей вражеской армии! Нет, не две тысячи, мы же еще раненых не посчитали, а если с ранеными, то еще столько же, то есть четыре тысячи вражеских солдат вывели из строя!
Обе стороны довольны. Генералы вешают себе медали и ордена на грудь, ну и про солдатиков и офицеров не забывают, им тоже ордена и медали. Народ в тылу ликует, с экранов телевизоров им вещают, что победа уже близка, а враг почти разбит.
Но если взглянуть со стороны, то оказывается, что за две недели боев, обе стороны потолкались на пяточке площадью в шесть квадратных километров в серой зоне, угробив при этом в общей сложности, с обеих сторон не меньше десяти тысяч человек в виде раненых и убитых.
А на ход войны, это по большому счету ника не отразилось. Как стояли примерно на тех же позициях, так и остались на них стоять. Часто решения командиров продиктованы только тем, что на них давит начальство, требуя результата.
Когда наблюдаешь дёрганые движения, итог которых тебе как военному человеку уже заранее ясен, видишь за этим только конъюнктуру, а не нацеленность на результат. Если звучит команда выйти на локальном участке на километр вперёд, то становится горько от "величия" такого замысла. Подумайте сами, что даст такой успех? Если вы пройдёте минные поля и переднюю линию, то дальше всё пойдёт гораздо легче. Накопите ресурс и действуйте, развивая успех, а иначе получается, что скорлупу вы разбили, а перед содержимым яйца остановились, при этом понеся потери. А противник тем временем получит возможность укрепиться. Вот в этом наша проблема: расслоение военного организма, при котором каждому слою присущи свои руководящие мотивы.
С нашим 10 ОДШБ произошла типичная для современной войны на Украине (сокращённо СВО) ситуация: командование приказало держать обороняемые позиции до конца, причем конец имелся ввиду буквальный – пока не закончится личный состав. Наш комбат Рыжик стал перед непростым выбором – либо он идет наперекор вышестоящему командованию и высказывает своё «фе», навлекая на себя генеральский гнев, либо личный состав 10 ОДШБ стачивается до конца. Другого не дано, либо так, либо никак! Либо командир батальона остаётся перед светлыми очами генералов - молодчагой, не боявшимся перемолоть в фарш вверенное ему подразделение, либо его снимают с должности за правду-матку, сыплют щедрой рукой на его голову всевозможные кары, а в итоге еще могут и посадить за решетку. Тут как говорится выбирай, что тебе ближе к телу собственная рубаха(шкура) или жизни твоих подчиненных.
Рыжик выбрал третий вариант, он хотел, проскочить между капелек воды, чтобы и не прослыть трусом и подчиненных сохранить. 10 ОДШБ бился до последнего, две недели мы держали позиции вопреки всем прогнозам, но, когда нам перестали поставлять тяжелое вооружение, боеприпасы и поддерживать артиллерией, вот тут нас и прижало как следует, потому что одним стрелковым вооружением, гранатомётами, ПТУРами и легкими минометами много не навоюешь.
В строю остался каждый десятый и тот легкораненый. Рыжик всех записал в «трехсотые» и отвел остатки батальона в тыл. И вроде прокатило, и батальон не прослыл трусами и Рыжик не навлек гнев начальства на себя…но в дело вмешался злой случай, чертов рок Судьбы – в расположение, где мы зализывали свои раны и ждали транспорт для эвакуации прилетели вражеские ракеты. Правда, мы к тому времени успели покинуть расположение, и никто не пострадал, но бригада мотострелков-мобиков, оставшихся там, попала под раздачу.
Во всем обвинили нас, дескать это мы что-то там не так сделали, а то и вовсе целенаправленно скинули врагу координаты цели для удара «HIMARS». Нас всех на тюремную шконку: Рыжика отдельно, сержантский состав отдельно, рядовых отдельно.
Вот так такие вот пироги!
Но на Руси ведь издревле повелось, что любой вопрос можно решить. Надо только уметь найти подход и чем-то заинтересовать государевых мужей. В итоге подход мы нашли, мужей государевых заинтересовали и пришли с ними к обоюдному согласию, итог которого устроил бы обе стороны.
Вот так мы и оказались в полном окружении, выполняя свою часть договоренностей. Если всё сложится удачно, то Рыжика выпустят из тюрьмы, восстановят в звании, нашему подразделению вернут прежний статус, ну, а к остальным бойцам 10 ОДШБ не будут применять никаких карательных мер и штрафных санкций.
Зачем нам, простым бойцам, это было надо? Могли бы не высовывать нос, посидели бы чутка в СИЗО, да оправились бы в тыл. Скорее всего, по шапке получил бы один комбат Рыжиков, всё-таки он командир «десятки» и значит ему за всё отвечать. Нас бы, просто разогнали по разным воинским подразделениям, некоторых и вовсе списали бы в «запас», а 10 ОДШБ признали бы негодным подразделением и списали бы его в утиль, благо, это не трудно, потому что речь идет всего лишь о батальоне.
Вот и всё!
На хрена надо было городить такой огород: тайные переговоры, штурм вражеских позиций, самозагоняние себя в полное окружение и обречение на верную гибель? Ради чего всё это? Ответ прост: так надо, потому что по-другому мы не могли поступить! И тут, наверное, вы подумаете и с кривой усмешкой произнесете: «Псих не гони! Не надо нам тут лепить пафосных речей!». Если вы так подумали, то вы не понимаете простой истины: Война меняет людей, меняет раз и навсегда! Мы не могли поступить по-другому, потому что оставить Рыжика в тюрьме — значит предать его! Не попробовать отстоять честь 10 ОДШБ – значит предать имя нашего батальона и всех тех, кто погиб в его рядах. Пусть для вас это слишком пафосно и напыщенно, но для нас ветеранов «Десятки» всё по-другому, потому что есть вещи пострашнее смерти. Предательство, трусость, оставление боевого товарища в беде – всё это страшнее смерти. Потому что если ты умер, то с тебя и спросу никакого, а если предал, струсил и сбежал, то потом будешь всю жизнь себя корить, мучаться и проклинать, а в итоге, либо сопьешься и замерзнешь где-нибудь в сугробе, либо повесишься на кривой осине.
Лучше что-то сделать и даже если что не получилось, то быть уверенным что сделал всё что мог, чем ничего не делать и в итоге всю жизнь жалеть о своём бездействии.