На далеком берегу - 2
Часы в высоком футляре у дальней стены, почти невидимые в полумраке, медленно и тягуче отзвонили четырежды. Новиков словно в удивлении оглянулся на них и отложил толстую рукописную тетрадь.
– Однако… Увлеклись мы. А уже почти утро…
Но на утро похоже было мало. Тьма за окнами не стала светлее. Присмотревшись, можно было заметить, как через разрывы в низко летящих тучах поблескивает полная луна. Почти такая, как на Земле, даже, пожалуй, ярче.
То, что Альба услышала, поразило ее. Она совершенно искренне сопереживала героям повествования, характеры которых вполне сочетались с теми представлениями об Андрее и его времени, которые у неё уже успели сложиться. Люди романтического ХХ века и должны были быть такими – решительными, отважными, самоотверженными, склонными к авантюрным поступкам, и вообще она с детства не мыслила прошлого без невероятных приключений и сильных страстей.
Но вот с точки зрения логики все ею услышанное выглядело странно. Прежде всего потому, что ни она, ни кто угодно другой в её мире и понятия не имели, что ещё триста лет назад Землю посещали представители иной, гораздо более развитой цивилизации, забрасывали на неё своих агентов, пытались вмешаться в историю человечества и с непонятной целью изменить ее.
С тех пор люди вышли в дальний космос, изучили и освоили его на полтораста световых лет вокруг Солнечной системы – и не обнаружили никаких следов и признаков существования хоть какой-нибудь иной разумной жизни. Вот это было странно, необъяснимо, невероятно даже, внушало сильные сомнения в достоверности новиковского повествования.
В то же время никак нельзя было отрицать факта, что она действительно сидит сейчас в кресле у камина, в деревянном доме, в девяноста с лишним световых лет от Земли и разговаривает с живым и реальным человеком ХХ века.
Об этом она и спросила, решив оставить уточнение многих других, интересных, но не столь сейчас существенных деталей до более подходящего момента.
– Вот! – словно даже с удовольствием сказал Новиков, вороша длинной кочергой поленья в камине. – Я ведь не случайно сразу спросил: знаете ли вы что-нибудь о наших или любых других пришельцах? А раз не знаете, то выводы для всех заинтересованных лиц напрашиваются самые неутешительные. Вполне возможно, что никто из нас больше на Землю не вернется. По каким угодно причинам. На выбор: или указанные пришельцы до нас все же доберутся и, так сказать, нейтрализуют, или аппаратура у Левашова просто-напросто сломается и придётся нам всем здесь свой век доживать, а записки мои, – он кивнул на брошенную вверх корешком на край стола тетрадь, – никто, кроме тебя, и не прочитает… Неприятные варианты, сама понимаешь. Но, к счастью, всё же не единственные. Можно и другие придумать. Например, мы с вами живем в параллельных мирах, и наше настоящее – отнюдь не ваше прошлое. И наоборот, соответственно. Для меня это дело малопонятное, я гуманитарий, а не физик, но Ирина о подобных вещах говорила. Когда ты с ней познакомишься, сможешь на более серьезном уровне вопрос обсудить. С ней и Левашовым, он у нас самый натуральный гений. Ну, есть и третий вариант… – Новиков улыбнулся простодушно, словно заранее предлагая не принимать его слова всерьез. – Третий – это уже мое личное предположение, только что придуманное. Вообразим себе такую штуку… Если здесь, на Валгалле, время совпадает с земным и вы действительно как-то сумели попасть в реально существующее прошлое, то что получается? Раз наши приключения ещё не завершились, то и на будущее они ещё никак не успели повлиять. Все ещё может и так, и наоборот повернуться. Следовательно, оказавшись здесь, с нами, до того как все определилось, вы в своей предыдущей жизни и не могли ничего знать. Поскольку ничего из того, что может случиться, ещё просто не было. Вот когда все произойдет, тогда только история пойдет предназначенным ей путем. И поэтому ранее прожитая тобой жизнь не имеет ничего общего с той, которая будет. Улавливаешь?
Заметив, что она не до конца его понимает, Андрей пояснил, продолжая улыбаться:
– Ну вот, если бы я сейчас попал в XIII век и решил возглавить борьбу против монгольского нашествия, исходя из своего исторического опыта и технических познаний. Наверняка то, что со мной бы там произошло, не имело ничего общего с тем, что мне сейчас известно о событиях 1237 года… Как тебе такой силлогизм?
– Силлогизм интересный, – ответила Альба. – Но оценить его по достоинству я не готова. Я ведь тоже не физик, я биолог. Так что оставим эти проблемы для специалистов. Наверное, Герард с Борисом в них лучше разберутся. А вот я, как биолог, с твоей Ириной буду очень рада познакомиться. Разумная инопланетянка – невероятно…
– Ну-ну… – все с той же непонятной усмешкой сказал Новиков. И вдруг спохватился: – Слушай, я же тебя, наверное, совсем замучил своими россказнями… Дорвался… Правда, собеседников у меня давно не было, тем более – таких. Извини. Спать тебе пора…
– Нет, не беспокойся. Двое-трое суток я вполне могу без сна обходиться. И слушать тебя интересно. Да ещё после кофе. Сильный стимулятор. Мы натуральный кофе, да ещё такой крепкий, редко пьем…
– Почему так?
Альба пожала плечами. Действительно – почему? Как объяснить изменение вкусов и пристрастий людей не за годы, за века? Тут и мода, и медицинские соображения, и социокультурные факторы.
Но сейчас её интересовало совсем иное. Психология Андрея и его друзей занимала её куда больше, чем гастрономические привязанности своих современников.
– Объясни мне лучше, почему вы всё же оказались здесь, на этой планете, почему сразу не обратились к человечеству, не сообщили о встрече с пришельцами? Я не понимаю… Это же событие всемирного значения, а вы всё стали делать втроем… Разве так можно?
Она подняла глаза и увидела, что Андрей смотрит на неё со сложным выражением – с усмешкой и будто бы печалью и непонятным ей сожалением. И она ещё не была уверена, что поняла все его чувства.
Новиков встал, прошел несколько раз молча от стола до окна и обратно, потом присел у камина и вновь стал разжигать свою трубку.
– Ох, Альба… – он вздохнул. – Это долгонько объяснять… До ваших возможностей я ещё не дорос, и если трое суток без сна и выдержу, то без всякого удовольствия. Даже в твоём обществе. Лучше бы завтра… Помнишь – «наступило утро, и Шахерезада прекратила дозволенные речи»…
Но он прочитал в глазах гостьи такую заинтересованность и нетерпение, что тряхнул головой и развел руками.
– Ну, хорошо. Чего хочет женщина – хочет бог. Уже древние так считали… Только я, если можно, сегодня в подробности больше вдаваться не буду. Так, вкратце обрисую. А всё прочее потом. Время будет. Надеюсь…
И опять Альба почувствовала в его словах невысказанную тревогу.
Слишком много тревоги вокруг, подумала она. Может быть, больше, чем за всю её предыдущую жизнь.
– Извини, я сейчас отлучусь на минутку, служба требует, а ты отдохни немного. И продолжим… – сказал Новиков и вышел. Альба осталась одна.
И сразу на неё нахлынуло острое чувство тоски и одиночества.
До последнего момента она, увлеченная рассказом Андрея, как-то забыла думать о себе самой, а сейчас вдруг пронзительно ясно поняла, что действительно случилось непоправимое, привычная жизнь кончилась. Слишком много трагического и страшного обрушилось на девушку, хоть и прошедшую необходимую для космонавтов психологическую подготовку, но совсем не закалённую жизнью, такой жизнью, что выпадала на долю её ровесницам в прошлые века, где смерти и страдания были почти что обыденными…
А вот теперь приходится учиться страдать и ей.
За один только день её жизнь делала уже четвертый зигзаг. Всего лишь прошлым утром она была безмятежно и неосознанно счастливой двадцатитрехлетней девушкой. Какой-то миг – и вот она уже потерпевшая кораблекрушение, избегнувшая смерти на корабле, чтобы замерзнуть на снежной равнине. Если бы не появление Новикова, её уже не было бы, окоченевшее тело бесследно замело метелью, что воет сейчас за окном, и никто никогда не узнал бы, где и как прошли её последние часы.
Чуть позже Альба стала счастливо спасенной, получившей вторую жизнь, как подарок, из рук родившегося три века назад человека.
И вот теперь, после долгой ночной беседы с так внезапно вошедшим в её жизнь человеком, все опять резко меняется, становится ещё более сложным и непонятным… И ещё эта пронзительная, безнадежная тоска о навсегда утраченном…
Но тут же сработал механизм психической самозащиты, не дающий терять надежду даже на эшафоте. «Почему же навсегда? – подумала Альба, ещё не успев вытереть навернувшиеся на глаза слёзы. – Ведь ничего же не известно. И Андрей сам ничего не знает. А если всё наоборот? И это он попал с друзьями в наше время? По теории движение по времени возможно вперед. Мало ли что там написано у Новикова… А если так, то достаточно собрать установку гиперсвязи и передать сигнал бедствия. И нас найдут, за нами прилетят…» От этой мысли Альба сразу успокоилась, повеселела. Вопросы технической реализации её не интересовали. Есть кибернетик Айер, есть здешний гениальный, по словам Андрея, инженер Левашов. Пусть они и решают.
И Альба уже думала совсем о другом. О том, что с Новиковым, в котором она бессознательным, но безошибочным женским чутьём определила человека, на которого можно опереться в новой жизни, получается тоже совсем не просто. Возникла со страниц его записок Ирина-инопланетянка и встала у Альбы на пути.
Но вот как раз здесь Альба решила, что шансы у неё очень неплохие, судя по тем взглядам Андрея, что она на себе ловила, и по тем рассыпанным в тексте повествования намёкам, из которых следовало, что вряд ли у Новикова с Ириной возможно что-нибудь серьёзное… Конечно, она понимала, что записки Новикова – это не дневник, скорее – художественное произведение с определенной дозой вымысла, но как раз интересующие её интимные подробности вряд ли выдуманы…
К моменту возвращения Андрея Альба успела пройти полный цикл смены настроений – от горя и депрессии к энергичному оптимизму, овладевшему ею при мысли о том, что, кроме иных увлекательных приключений, перед ней открывается перспектива помериться силами с женщиной, судя по запискам Новикова, а особенно по рассказу Берестина, наделённой невероятной красотой и массой прочих качеств…
Пока Андрея не было, Альба подошла к бару с зеркальной задней стенкой, стала внимательно изучать свое отражение, одновременно пытаясь представить, как может выглядеть пресловутая Ирина.
Она увидела, что дверь за её спиной открывается, и снова с удовлетворением и тайной радостью отметила тот неравнодушный взгляд, которым Новиков скользнул по её фигуре. По молодости лет и недостатку опыта она ещё не знала, что подобные взгляды мужчин не всегда выражают то, о чем думала она…
Очевидно, Андрей выходил во двор и пробыл там достаточно долго, потому что голову его густо запорошил снег.
– Так вот, – заговорил он, садясь напротив Альбы и вытирая платком влажное от тающего снега лицо, – ты спрашиваешь, почему мы не обратились к широкой общественности и компетентным органам. Резонный вопрос. Причин – три. Объективных и субъективных…
Первая – психологическая. Мы, честно сказать, до последнего как бы и не верили в реальность всего происходящего. Где-то в подсознании всё время казалось, что это не всерьёз. А для того, чтобы в наших условиях идти в официальные организации, убеждать, доказывать такую вещь, как вторжение пришельцев на Землю, нужна убеждённость на грани маниакальности. Чтобы не задумываться о последствиях для себя лично…
– А какие для вас могли быть последствия? – не поняла Альба.
Новиков иронически хмыкнул:
– Самые разнообразные. С одной стороны, идею о существовании братьев по разуму никто не отрицал. Все признавали. Велись даже работы по поиску внеземных цивилизаций, собирались соответствующие конгрессы, специальные радиотелескопы строили… А с другой – эта идея обросла таким количеством спекуляций и домыслов, что взять и вслух заявить, что названный контакт наконец состоялся… Вообрази – я прихожу в Академию наук, не говоря уже о каких-то других серьезных организациях, причем прихожу к самому мелкому чиновнику или референту, и заявляю: здравствуйте, моя любовница – инопланетянка…
Новиков снова замолчал, будто проигрывая в уме эту сцену в подробностях. И даже фыркнул, не сдержав эмоций:
– Не знаю, как у вас, а я в Москве конца ХХ века не могу представить себе должностное лицо, которое смогло бы и захотело отнестись к такому заявлению серьёзно и конструктивно. Но даже если бы и нашлись – что дальше? При нашей бюрократической манере до каких-либо практических решений прошли бы месяцы, и приятными они бы не были… А скорее всего меня или послали бы куда подальше, или, любезно-опасливо улыбаясь, вызвали «Скорую помощь». В том и проблема, что те, кто мог бы поверить безоговорочно, не могут ничего решать. А поставленные решать – в глубине души не верят даже в то, что Земля круглая…
– Ты правду говоришь? – с недоумением спросила Альба. – Но это же ужасно…
– Ничего, живем. – Новиков как-то странно скривил губы и махнул рукой… – Я вот тут, кстати, подумал, как оно будет, если вы вернётесь с нами на Землю и придётся официально оформлять ваше право на существование. Тоже проблема. Хоть и стыдно мне о таком говорить, я ведь и испугался самым банальным образом, когда впервые задумался насчет необходимости объявить о пришельцах, да и об изобретении Левашова тоже. Подумал: узнают об этом – и всё. Привычной жизни конец…
И тут же резко себя оборвал. Помолчал, отвернувшись.
– Впрочем, пока это только лирика, ещё не вечер… А если серьезно, так у нас просто времени не было. Ведь когда настоящие пришельцы появились, на всё про всё – и на размышления и на действия – меньше суток дано было. Какие уж тут обращения в компетентные органы…
Он снова замолчал. Подошел к окну, прислушиваясь. Посмотрел на часы.
– Кажется, едет кто-то. Давай выйдем, посмотрим.
На крыльце в лицо Альбы ударил сухой и жесткий снег. Вначале она ничего не услышала, кроме завывания ветра в кронах близко подступающих к дому сосен. Пурга совсем рассвирепела, и вновь девушка с содроганием представила, что сейчас с нею было бы, не выйди вовремя Новиков из дому.
– Слушай, – сказал Андрей и указал рукой направление.
Альба прислушалась.
– Похоже, это как раз Берестин. На полных газах идет, ни машины, ни головы не жалеет. Скоро здесь будет…
Они вернулись в дом, к уютному и успокаивающему теплу камина, вспыхивающего весёлыми языками пламени.
– В общем, чтобы уж закончить наш разговор… Справились мы с теми пришельцами, порадовались по этому поводу, а наутро оказалось, что ничего не закончилось. Совсем даже наоборот. История приобрела неожиданное продолжение, такие в неё включились персонажи, такие силы, что единственный способ уцелеть, который впопыхах нашли, – воспользоваться тем же самым каналом и скрыться сюда, на Валгаллу. Отсидеться в надежде, что уж здесь-то не найдут… Чести мало, конечно.
Новиков вздохнул сокрушенно и вновь употребил непонятный Альбе оборот. Идиому, очевидно: «Тяжело в деревне без нагана».
– Правда, отступили организованно, без потерь, с оружием и знаменами. Высадились, стали окрестности исследовать, дом этот построили…
Она поняла, что и здесь ничего не закончилось, скорее напротив, и Новиков с друзьями занимались на планете отнюдь не спокойным времяпрепровождением, охотой и гастрономическими утехами, как могло показаться и поначалу действительно показалось Альбе, а гораздо более серьезными делами.
– Во-первых, сами пришельцы куда-то исчезли. Машину мы нашли, а их самих – нет. Проблема. И еще. В одном из походов Левашов нашел на берегу реки, километров на четыреста южнее, следы самого настоящего сражения. Правда, довольно давнего. Обгорелые коробки, похожие на наши бронетранспортеры, много совершенно человеческих костей. Словно пехотная дивизия полного состава там полегла. Вот тебе и тихий уголок с курортным климатом. И, наконец, Берестин недавно заметил в бинокль пролетающий над горизонтом дирижабль или штуку, очень на него похожую. Так что есть над чем думать… Этим мы сейчас и занимаемся.
Новиков улыбнулся, тряхнул головой, словно окончательно отбрасывая всё связанное со своим рассказом.
– Нет, Альба, все. Хватит. Время наше вышло. Берестин сейчас подъедет. Да и не хочу лишать тебя увлекательного чтения… Помню, в свое время достанешь какую-нибудь забавную книжку, растрепанную, натурально, – Буссенара там или «Наследника из Калькутты», прочтешь, а потом отдаешь следующему по очереди и завидуешь, что у него ещё всё удовольствие впереди.
Альбе показалось, что в голосе его прозвучала откровенная насмешка, только над кем, не поняла она: над ней или над самим собой?
Новиков, согнув тетрадь, пустил из-под пальца листы веером.
– Одни заголовки чего стоят… «Сольная партия Иуды», «Дипломатическое интермеццо», «Критерии отбора», «Пир на Валгалле», «Толстовец с пулеметом»… Ей-богу, сам бы такую книжку с руками оторвал.
Он хотел сказать что-то еще, но отдаленный гул резко приблизился, гнусаво завыла сирена у ворот.
– Пойду встречать…
За окном заскрипели створки, стукнул откинутый засов.
Вошел Новиков в сопровождении высокого, одного роста с Альбой мужчины в черной замасленной куртке с меховым воротником, от которого сильно пахло нефтью и продуктами её перегонки. Голова мужчины была непокрыта, светлые волосы растрепаны, а лоб и правая бровь заклеены грязноватым пластырем, через который проступала свежая кровь.
– Знакомьтесь. Это Альба Нильсен, а это Алексей Берестин, десантник, художник и землепроходец… – представил их друг другу Андрей.
– Точнее – землепроходимец… – хмуро поправил Берестин.
Альба протянула ему руку, и он, с сомнением взглянув на свою грязную ладонь, слегка её пожал.
– Видишь, я как знал – головы не жалеет, – указал Новиков на Берестина. – Влетел в яму, само собой – лбом в броню… Ты посиди пока, мы быстро…
Вернулись мужчины почти сразу же, хотя Альба и приготовилась к долгому ожиданию. Берестин лишь сбросил куртку, умылся и причесал волосы. Новиков перевязал ему голову, и полоса бинта резко выделялась на дочерна загорелом и обветренном лице.
Она рассматривала его в упор и заметила, что Берестин, как и Новиков поначалу, стесняется её взгляда. Это было странно в таких на вид суровых мужчинах.
– Извините, Альба, мою невоспитанность, – сказал Берестин, подсаживаясь к столику, – но я не могу отказать себе в потребности съесть всё, что здесь осталось. Если вы не возражаете, конечно. Знаете, десять часов за рычагами – это достаточно утомительно. Особенно когда перед глазами только снег…
Через пять минут на столе не осталось ничего съедобного, кроме лимонных долек на блюдце.
– Ну вот, укрепил слабеющие силы, – сказал Берестин, отодвигая от себя столик. – А теперь я должен без всякого удовольствия сообщить, что наконец вступил в очередной контакт с братьями по разуму. Тоже очередными. Не по моей вине. И не знаю, на счастье или на беду, но без потерь с обеих сторон. Так что не теряйте мужества, худшее впереди.
– Что за братья по разуму? – спросила Альба. – Те, что на Земле были?
– Вряд ли… – протянул Берестин. – Эти порядков на пять примитивнее, я считаю. – И посмотрел на Новикова. Похоже – с неудовольствием.
Тот кивнул.
– Все нормально, продолжай.
Берестин сделал скептическую мину.
– Все торопишься, Андрей. Как всегда, торопишься. Сам же пел: «Ямщик, не гони лошадей…» А вообще-то всё равно. Хуже уже ничего не будет. Вы умеете стрелять, Альба? – вдруг повернулся он к девушке. – Я дам вам «парабеллум»… – и отрывисто рассмеялся.
Альба, не понимая, посмотрела на Новикова.
– Не дергайся, Леша, – сказал Новиков. – Альба знает всё, что можно и нужно. Деваться нам некуда, а тут три таких гостя. Высокоразвитые и мудрые. Глядишь, чем и помогут. Устроим завтра консилиум…
– И тему сформулируем очень изящно. Например, так: «Куды бечь?»
– Ну, так или не так, это видно будет. А пока с тобой давай разберёмся. На тебя напали туземцы, это я понял. А в деталях?
– А деталей не так и много. Триста пятьдесят километров к югу по спидометру. Спокойно еду, никого не трогаю. Тут из-за туч на меня пикирует дирижабль. Совсем как настоящий. Только раскраска дурацкая – грязно-синяя с розовым. Как я увернулся – до сих пор не знаю. Рвал фрикционы так, что до сих пор плечи ноют. Он на второй заход. Я, через рычаги, к пулемету. Все колени посбивал. Врезал трассирующими. Он сразу все понял, ручку на себя – и в тучу. Ну и я, конечно, по газам, в сопки, потом в лес. Разошлись. Я из леса понаблюдал, никто больше не появлялся, и я – домой, по обратной директриссе. Метель следы замела, а что дальше будет – сказать не берусь…
– Теперь ясно. Хотя и меньше половины. Благодарю от лица службы. Я, правда, по другому случаю общий сбор объявил, но теперь уж все к одному.
Альба слушала, опять не понимая слишком специфических выражений, но суть ей была ясна совершенно. Похоже, новые её друзья отличаются чересчур экспансивными характерами. Как она уже слышала от Андрея – сначала стреляют, потом думают. Но, с другой стороны, если они сами это понимают и даже пишут об этом, значит, это не безрассудная импульсивность, а осознанная линия поведения. Об этом ещё придется подумать, поглубже понять их характеры и лишь потом делать выводы.
Состояние у неё сейчас было странное, похожее на то, что бывает, когда впервые попадаешь в невесомость. Мир утратил четкость, надежность, устойчивость, привычные навыки и стереотипы перестали действовать, а новых ещё нет, и неизвестно, когда они появятся и какими окажутся. Альба понимала, что сложившиеся у неё представления о жизни, здесь, с этими людьми, уже не имеют почти никакого практического значения. Всё нужно переосмысливать, учиться воспринимать совсем с других позиций.
До вчерашнего дня она всегда могла предвидеть, что произойдет с ней в мире сегодня, завтра, через неделю и через месяц, знала, как следует поступать в каждой возможной ситуации, разговаривая с любым человеком, догадывалась, как он воспринимает её слова.
Даже катастрофа, уничтожившая звездолёт, входила в число крайне редких, но возможных событий.
Теперь же Альба попала в непредсказуемый и алогичный мир.
Альба вспомнила, как старательно избегал смотреть на неё Новиков, когда она раздевалась в бане. Можно подумать, что вид обнаженного женского тела для него чем-то неприятен. Или это связано с тем, что он всё-таки любит свою Ирину? Но почему, испытывая нежные чувства к одной женщине, нельзя смотреть на другую?
Кажется, ХХ век был не такой уж пуританский, насколько она помнит. Загадка… И только одна из многих.
Из записок Андрея она узнала, насколько сложными, запутанными и мучительными для обеих сторон могут быть отношения мужчины и женщины, какими бессмысленными ритуалами они сопровождаются. И это в ситуациях, которые, на её взгляд, можно было бы разрешить легко и просто, без стараний и нервных перегрузок.
Но раз так, как избежать ошибок и не попасть в этически неприемлемое положение?
И это, разумеется, ещё не главная проблема. Здесь есть возможность подождать, осмотреться, узнать из книг, фильмов, разговоров все необходимые ритуальные формулы и обычаи, а как быть со всем прочим?
Пусть в шутку, цитируя кого-то, Берестин сказал, что ей придется научиться стрелять, и, наверное, в людей… Отсюда вывод – её жизнь и достоинство не защищены более категорическим императивом. На них теперь может посягнуть кто угодно, раз люди здесь – даже такие располагающие к себе, как Новиков и Берестин, – постоянно носят при себе огнестрельное оружие и без колебаний пускают его в ход.
Из курса истории, который Альба прослушала в университете, она помнила о десятках миллионов жертв двух мировых и всех прочих войн, но, оказывается, личное знакомство с вооруженным и готовым стрелять человеком производит гораздо более сильное впечатление, чем абстрактные цифры и даже кадры старых кинохроник.
Она думала, что через несколько дней, возможно, попадёт на Землю и там всё будет зависеть только от неё самой. Станет ли Андрей надежным другом и покровителем, поможет ли освоиться во враждебном и чужом, бесконечно чужом обществе? Как произойдет встреча с Ириной, так ли, как она вообразила вначале?
Думать обо всем этом было непривычно, страшновато даже. Что-то похожее она испытывала в десятилетнем возрасте, когда подруга постарше научила её, как снимать блокировку с домашнего фантомата. И она, дождавшись подходящего момента, впервые в жизни очутилась в пространстве приключенческого фильма для взрослых.
Вот и сейчас Альба почувствовала, что её влечет предстоящая жизнь. Со всеми неизвестными опасностями, но – и это тоже обязательно – с сильными чувствами, вспышками романтической страсти, горячей и верной любовью… Иначе просто быть не может.
Похоже, что в ней начала вдруг пробуждаться генетическая память о предках-викингах, выходивших на своих драккарах в беспредельное море в поисках неведомого. Она ведь и стала звездолётчицей именно потому, что манили её чужие миры и мечта о встрече с братьями по разуму – об этом мечтают все космонавты и во все времена. А дожить до исторического момента выпало ей…
Новиков заметил, что девушка будто отключилась от происходящего и не слышит, о чем они с Берестиным говорят.
– Всё, братцы, хватит… – Он хлопнул ладонью по столу и встал. – С меня на сегодня довольно. Язык уже не поворачивается. Как у акына какого-нибудь, который три тома «Манаса» наизусть и без передышки… Пойдем, Альба, я тебя провожу. Рассветает здесь поздно, так что часа четыре ещё поспать можно, а там опять начнётся…
– С чего ты взял, что только четыре? – возразил Берестин. – Пусть хоть до обеда поспит, какие у неё заботы? А я ещё кое-что у неё выяснить хочу, иначе бессонница замучает. Ты как, Альба, в состоянии ещё минут десять потерпеть?
– Конечно, сколько угодно. Я уже говорила Андрею. У нас на корабле вахты были по десять суток через сорок. Спать мне совсем не хочется.
– Ну, воля ваша, – пожал плечами Новиков. – Если дама не против… Только ты тоже, не сочти за труд, изготовь своего знаменитого, геджасского, с сандаловой палочкой… Гулять так гулять. И по пять капель, соответственно…
Берестин разлил по чашкам кофе такой консистенции, что ложка едва не стояла в густой суспензии.
Андрей отхлебнул, почмокал губами.
– Сказка Востока… И почему это у меня никогда так не получается?
– О чем вы хотели меня спросить, Алексей? – Альба из вежливости тоже сделала маленький глоток и отставила чашечку.
– Да есть у меня некоторые сомнения. Раз ты знаешь о моих приключениях в дебрях времен, то, наверное, обратила внимание на имевший место парадокс? Вот давай сразу и выясним, действительно ли мы – твои предки, а ты – наша пра в энной степени внучка…
Новиков толкнул его под столом ногой. Он не хотел, чтобы Берестин напоминал девушке сейчас о её прошлой жизни. Он специально весь день и вечер занимал Альбу своими историями, почти добился того, что мысли её сосредоточились на настоящем и будущем, и вот Алексей все ломает.
Берестин досадливо отмахнулся.
– Кто был первым космонавтом Земли, ты помнишь?
– Конечно, – удивилась Альба. – Юрий Гагарин. В 1961 году.
– Правильно. А высадка на Луну?
– Нейл Армстронг. 1969-й…
– Тоже сходится. А пилотируемый полет на Марс?
– 2012 год, совместный полет советского и американского экипажей… – Она назвала фамилии, которые прозвучали совершенно незнакомо. И неудивительно – в 84-м году эти парни ходили, наверное, в начальную школу.
– Ладно, предположим. Ещё вопрос – как насчет третьей мировой войны?
Лицо Альбы выразило удивление.
– А разве такая была? Про Вторую я знаю… Закончилась, по-моему, в сорок третьем…
Берестин и Новиков коротко переглянулись.
– Точно в сорок третьем?
– Ну, я не помню точно… – Альба смутилась.
– Ничего страшного, – успокоил её Андрей. – Я вон почти профессионал, и то не помню, когда Ливонская война закончилась.
– А после Второй мировой, какие большие войны ты ещё помнишь? – продолжил экзамен Берестин.
– Их так много было… До середины XXI века почти каждый год где-то все время воевали. Я же говорила вам – я биолог. Давайте лучше расскажу, как в XXI веке восстановили мамонтов. Или как в Сахаре появились пальмовые леса, это очень интересно…
– Расскажешь, Альба, про всё расскажешь, только такие уж мы с Андреем зацикленные – нас сейчас только политические проблемы занимают… Попробуй вспомни – атомное оружие на Земле применялось?
– Да, кажется, один или два раза. А где – не помню…
– Да хватит тебе, пристал к девушке! Экзаменатор… Лучше коньяка выпей, глядишь, и полегчает. Нужны ей твои заботы.
– Всё, всё, молчу… – Но видно было, что любопытство Алексея отнюдь не удовлетворено, даже напротив. Да это и неудивительно – когда перед тобой сидит человек, который знает, что случилось на Земле в следующие три века! – Ну а хоть вы коммунизм-то построили?
– Построили, построили, успокойся, я тебе сам все расскажу, – пресек его настойчивость Новиков. – Видишь, совсем человека замучили, спит с открытыми глазами. – Андрей решительно взял Альбу за руку.
Они поднялись наверх. Новиков открыл дверь комнаты, пропустил девушку вперед, а сам остался на пороге.
– Спокойной ночи. Извини, если что не так. Мы все же люди тёмные, гимназиев не кончали… к сожалению… Отдыхай. – Новиков подмигнул ей, ободряюще кивнул головой, закрыл дверь, и Альба услышала, как застучали по лестнице его быстрые шаги.
Она разделась, легла на постель. Зашуршала сухая трава в матрасе. Альба прикрыла глаза, полежала на спине, глубоко и размеренно дыша, но через некоторое время почувствовала, что заснуть не сможет. Да и не хочет. Слишком много впечатлений.
Вновь села на кровати. Свеча в медном канделябре почти догорела, фитиль начал трещать, а язычок огня – судорожно вздрагивать. Она взяла на полке новую свечу, толстую, пахнущую медом, зажгла, укрепила в гнезде, залитом потоками воска, и обрадовалась, как ловко у неё получилось. Может быть, и камин вскоре научится разжигать, и кофе варить…
Альба вздохнула, обвела глазами бревенчатые стены, низкий потолок, черное стекло, в котором мерцал отраженный огонек свечи, легла поудобнее, подмостив под локоть подушку.
И открыла тетрадь, исписанную мелким, но очень отчетливым почерком Новикова…