Я, скорее всего, был не первым и даже не сотым с подобными бумаженциями — безо всяких излишних вопросов мне оформили и местный «пачпорт», и пенсию. Прививки я уже получил в полном объеме, когда лечился, поэтому мне предложили обменять, если есть, наличные староземельные деньги по «выгодному» курсу, предупредив, что на Новой Земле хождение любой староземельной валюты, мягко говоря, отсутствует и не приветствуется. И курс такой увлекательный: один экю за девяносто с гаком рублей… Рубль — в доллар, дальше — в типа золото… Пойду, так сказать, проверю свои авуары…
КамАЗ встретил меня запыленным и, если можно так сказать, заждавшимся. И странное дело — вроде как он мне обрадовался, что ли! Я, может быть, слега крышей подсъехал, но для меня частенько механизмы, особенно сложные, обладали если не душой, то каким-то её подобием. Впервые я это почуял, когда папа на Верятах
промял две двери на «двенадцатом» москвиче — мне пришлось неделю его исподволь доставать, чтобы он, собрав возимый инструмент с трех машин, разобрал двери и при моем участии худо-бедно вмятины выправил. После этого «стоны» перешли в ворчание «могли бы и получше!». Кряхтение уставшей от жизни «копейки» семьдесят второго года выпуска, ворчание дядькиной «двадцать первой», залихватское «и-и-иха!» моего темно-синего «алеко». Вот теперь и КамАЗ в этот ряд встал!
В кабине слегка пованивало неустроем, нагретой пылью и — слегка — тухляком. Ну с тухляком я разобрался быстро — источник распространял миазмы из-за спинки пассажирского сиденья и сумок с просроченными бутерами из «торгомата». Крепим, бля, оборону России! Сухпаи тухнут влет! Я мимолетно вспомнил выдуренную ещё в «учебке» банку «гороха со свининой», которая прошла со мной почти два года службы и была торжественно съедена в честь пятилетия дембеля с Серегой Бутаковым. Припомненный Фарада к месту воскликнул: «Теряю былую легкость!». Ладно, отставить ворчание… Я полез в кузов.
В кузове явно кто-то побывал. «Нэ так всо било! Савсэм нэ так!» — как говаривал по другому, правда, поводу, Иосиф Виссарионович. Хотя — может, я на воду дую? Я, отпихнув Ираидину клетчатую сумку, куда я сваливал, не считая, весь найденный наличман, влез на штабель патронных ящиков и полез в темные заповедные недра… В щели между милевской стиральной машинкой и той же фирмы холодильником, я нащупал захованную сумку с ноутбуком. «Не просто так она его из рук не выпускала!» — крыска была мной найдена опавшей на стол у — тогда ещё — работавшего компьютера. А ноут был в сумке, висевшей у неё на плече… И флешку я успел на компе посмотреть — карта с очень интересными метками… «Точка отправки» — ладно, а «площадка 1, 2, 3»??? При том, что «точка отправки» с базой «Россия» или «Америка» не имела ничего общего??? Ну не нашли так не нашли, будем надеяться. А чего раньше времени сущности-то умножать? Пойдем, так сказать, постепенно, не торопясь… Я жопкой вперед вывернулся из тесноты заставленного кунга и, вытянув за собой «мечту оккупанта», выбрался из тесноты и духоты на свободу. И слегка более свежую духоту.
Денег должно было быть действительно много, нереально. Моя гусыня с собой прихватила, видимо, всё, до чего смогла дотянуться, да плюс «всё что нажито непосильным трудом» хозяина «крузака»… На этом фоне пачка сотенных долларей, кинутая мне Ираидой, и трофеи с «остальных участников вечеринки» я, по определению вдовы Покойника из фильма «Горячие головы», мог «потратить на булавки». Так что я, как челночник, с баулом на плече, пошел и на час занял работницу местного Орденского банка. Я-то ещё мог отлучаться на «воды попить», а она-то в своей клетушке реально вспотела, сортируя и пересчитывая три вида валюты. Пока жужжали счетные машинки, я сидел и раздумывал о том «что дальше».
Так получилось, что в девяносто втором году наше подразделение посетил эдакий вихрь увольнений «по собственному желанию». Альтернативой было служебное несоответствие, перевод в мало и плохо обитаемые местности, уголовные статьи (наши сменщики подрались с охраной наблюдаемого), а самый заядлый нанес наблюдаемому «тяжкие телесные повреждения» по словам потерпевшего. Ну мы-то понятно — ну расколотили «москвич» о «140-й» «мерседес» объекта — так гайцы, на сладкое слетевшиеся, у него из машины извлекли набор лет на пятнадцать — два «грязных» ствола и полкило «кокса»! Другую смену у «Метлы» наблюдаемые провоцировали и допровоцировались. А на «красавца» насели внаглую, втроем, причем сам «объект наблюдения» орал, что они его сейчас забьют насмерть «в порядке самообороны». Ну его спасло то, что двое подранков успели смотаться, оставляя за собой кровавые следы — а вот объект с травматически ампутированным членом не ушел… И только пробы из «наследия ушедших» — разных групп крови — и перелом трех его ребер спасли его от «крытки» на весьма невеселый срок. Мы за истекшее время не растеряли друг друга, редко, но встречались, всей группой — три раза в год точно, а уж про эпизодическое «пивка выпить» и говорить нечего. Так что — а я краем уха слышал многое и слушанное мотал на всё подряд — можно было попробовать высвистать со Старой Земли приятелей, которых я неплохо знал и в которых был почти уверен. Вопрос в одном — все ли они легки на подъем?
После приятственных банковских дел я обратился в местную службу связи. Не напрямки — через Фокли, который мне уже не обрадовался, но делегировал на решение проблем Ивана… Вот Иван меня и свел со Стивеном — не по-детски укуренно выглядящим посредником между Старой и Новой Землей. Денег отвалил, по местным меркам, немерено. Каждый разговор по тысяче! Однако это стоило того. Из семерых согласными на переезд были пятеро — один отказался напрочь, а ещё одному я и звонить не стал: тот, по словам «землян» перешел с «веселых дудок» на «тяжелые тонкие трубочки» и уже сидел в долгах по уши, прячась от желающих вернуть одолженное у них ненадолго крайне непарламентскими методами.
Звонок «второму» в списке значил очень много. Тот, благодаря родственнику бывшей жены из разряда «седьмая вода на киселе» умудрился снова влезть под погоны, на этот раз черные. Мы шутили еще, что оттуда ему теперь прямая дорога или в ВВС, или в стройбат… А уселся он в службе АТВ в кадрированной дивизии в Калужской области, в таких местах, где, по слухам, ещё бродят недобитые и одичавшие гости из 1941 года. Сказки это или нет — не о том речь, но вот в соседнем колхозе мост через овраг взорвали как раз немцы — и до сего дня дело и руки до восстановления не дошли ни у кого! И дивизия была под стать местности — её молниеносно перевооружили «на все деньги» и забыли про неё, наказав избавиться от устаревшей техники методом продажи в «народное хозяйство».
— «Восьмидесятки» есть? Пара штук?
— Вопрос денег.
— Реально подготовленные, обкатанные, чтобы тысяч пять точно не думать ни о чем?
— Возможно. Но правоверные.
— «Обрезных» не надо! Нужно с письками. И с живчиками, пусть и захованными.
— Я это… Правильно тебя понимаю?
— Скорее да, чем нет. Живчиков — во все пихательные.
— Ты куда влез?
— Отвечаю, без крем-брюле и терракоты!
Гешка задумался.
— Влетим. Или можем.
— А если на дорожку? На посошок, так сказать?
Молчание длилось подольше на этот раз.
— Полкислого алых парусов поверх ценника. Это с доставкой по европейской части.
— Хватит?
— Ну! Я ж не про расстояния говорю…
— С Сенькой свяжись через два часа. На сборы — сколько?
— Мне — неделя…
— Лады. Бай. Связь через Сеньку.
Сенька — это как раз Серега Бутаков и есть. Окрестили его ещё на учебке — мы, собственно, ещё и военными не были, присягу не приняли, когда «дедушка учебного пункта» младший сержант Чубко решил в «доступной форме» объяснить свежеприбывшему боечику, как надо подшиваться, затягивать ремень… В общем, у него объяснить толком не получилось. И у прибежавшего ему на помощь Дубко не вышло, и капралу Тучко тоже не получилось. И даже старшина роты Широких отлетел, толком Сереге ничего не объяснив… А кэп Алхазов потом спустил всё на тормозах — типа «фазаны», задедовавшие не по сезону, разрезвились и устроили возню на лестнице, хорошо, без переломов дело обошлось. Серега же отделался сокрушенным «и не жалко тебе детей-то» с последующим «Семен Семеныч!». Со временем укоротили до Сеньки. Вот ему-то я деньги и должен был переправить.
В банке на меня посмотрели слегка настороженно — толстая рыжая дама только дух перевела, и тут опять я. Но — «Орден прежде всего!»: и проконсультировала, и оформила, и перевод на обратную конвертацию провела. Сереге я отправил вполовину больше — а ну как понадобится, а у них не будет? Завтра-послезавтра я ещё смогу сконнектиться, а потом — всё. О! Самое главное-то! Как им, собственно, сюда перебраться-то???
С этим же вообще никаких проблем не было. Я на «приемке» только заикнулся — меня враз отправили в так называемую Службу Перемещения. Всех расходов — одна тысяча экю за голову, зато ребят теперь и скомпонуют, и помощь окажут почти любую, и от имущества лишнего избавиться помогут… Я, доверив им Серегины координаты и выдумав «пароль для опознания», опять отправился к связисту.
— Прапор! Опять я.
— Хай, мэйджор! И?
— Знач так. Те звякнут, скажут «ларек с афганскими бананами». Это типа от меня. Этот человек поможет по-всякому. И колеса от Гешки доставить, и вас переправить. Гешка колесами занимается уже. Наших обзвони, у кого проблемы появятся — он решить поможет, типа продать чё ненужное или что с собой не взять, а оставить некому. А! Во! Из того, что узнал — чая здесь нет от слова «совсем» и с привычными сигаретами пока беда. Так что Айвара и Леху предупреди. Чай бери лучше листовой… А вот кофе здесь потрясающий. Всё, пока. Да, если что — я ещё два дня смогу позвонить, потом — всё. И — тот же, наверное, человек передаст капусту. С Гешкой сразу свяжись! Ага?
— Ага. Покеда.
Теперь выгрести и выкинуть из кабины тухляк, чтоб не вонял, и можно поискать, где кости кинуть. Спать рано, а вот под сенью струй поплескаться — это дело, а то взопрел уже. И пожрать не мешало бы. А там, глядишь, и до разбора остатних трофеев дело дойдет. Стоп! Стволы в кузове… Это хорошо, что Иван никуда не ушел! А может, он и не собирался уходить?
— Вань, проблема!
— Что ещё?
— У меня в кузове стволы…
Иван думал недолго.
— Пошли.
— Куда?
— Драть верблюда, пока лежит. А то убежит! За сумкой!
Я плохо понял, за какой, но пошел за ним. А привел он меня в магазин! Я от удивления разинул варежку — и было от чего. Оружейный магазин — это зал, прилавок, продавец… Всё присутствовало, и продавец был даже не один, однако помимо описанного наличествовал, так сказать, товар, стоящий, лежащий и даже висящий! И всё можно было и потрогать, и примерить к руке и плечу… Из ступора меня вывел Иван, подтолкнув к прилавку.
— У тебя там оружия много?
— Д-д-да…
Я всё никак не мог отойти от изобилия перед глазами.
— Больше десяти единиц?
— Ага…
Иван вытребовал у меня две сотни — я просто достал из кармана пачку местных «игральных карт» и протянул ему. Он что-то говорил, жестикулировал — я в подробности не вникал. В себя меня привел очередной толчок в спину.
— Пошли. Закончим с тобой — вернешься и глазей, сколько влезет. У меня времени не вагон.
На площадке отстоя Иван привлек «местного» патрульного, объяснил ему, что и как, и смылся. А я «под присмотром» извлек весь свой арсенал и уместил его в свежекупленную тару. Солдатик опечатал сумки, козырнул и повторил действия Ивана. Всей пользы от него — вытянутая в пространство рука в ответ на вопрос насчет ночлега и перекуса.
«Теряю былую легкость!», «Люди! А-у!» и отчего-то «А там как прежде бьют фонтаны!» — две цитаты из фильмов и одна — из идиотской дембельской песенки прошлого века по очереди проносились в голове, пока я с только одной оружейной сумкой на плече пересекал хорошо освещенное и просто замечательно прогреваемое пространство в указанном направлении. На подходе был истошный вопль Брондукова из «Человека с бульвара Капуцинов»: «Скорее! Я умираю от ползучей жажды!». Или это не Брондуков орал? Я вломился, ворвался, впал в — аллилуйя! — кондиционированную прохладу местного отеля. Я даже «здрасьте!» сказать не успел.
— Вам срочно надо пива! Или, — в голосе добавились какие-то странные нотки, — воды?
Вопрошавшая женщина, скажем так, удивляла. То, что можно было увидеть из-за стойки, заставило бы рыдать от восторга Рубенса и Кустодиева. Ну и Швейка заодно: вкусы у них, похоже, были одинаковыми насчет женской красоты. Не-не-не, я уважаю чужие мнения, но здесь я слегка подзавис. Дама наливала пиво в миленькую такую глиняную кружку-литрушечку. Так вот: кулак у неё был немногим меньше кружки! Я обреченно кивнул.
— Пива.
— И пожить?
— Да. Три дня.
— Тридцать шесть экю. Пиво и еда — отдельно.
Я, уже опустошая кружку, гулко согласился. Я сейчас на всё согласился бы: так восхитительно мне было.
