Оглавление
Проснулся он от тревожного зуммера, радар засек надводные цели, движущиеся в направлении границ заповедника. За окном только-только начало сереть. Вставать категорически не хотелось. Все тело ломило, голова была как чугунная и гудела как соборный колокол, а во рту будто стадо мамонтов переночевало.
Не хотелось, но пришлось. Кое-как приняв вертикальное положение, Сашка глянул в окно и с трудом удержался, чтобы не упасть обратно: за окном стояла стена густого тумана, ручейками стекавшего по оконному стеклу.
— И кого нечистый в такую погоду в море выгнал! — в голос взвыл Сашка и вышел в рубку.
На радаре отображались три довольно крупноразмерные цели, идущие на скорости 18 узлов со стороны мыса Гамова курсом 230. Если не сменят курс, то через 26 минут пересекут границу заповедника юго-восточнее острова Фуругельма. Банальная и довольно часто повторяющаяся ситуация, всего-то делов — вызвать по рации потенциальных нарушителей и порекомендовать сменить курс, подавляющее большинство капитанов, пойманные, так сказать с поличным, незамедлительно выполняют рекомендацию инспектора. Но только не в условиях сплошного тумана, когда видеокамеры слепы, а тепловизор способен лишь подтвердить показания радара о наличии и количестве целей. Туман делает визит незваных гостей анонимным, а следовательно, безнаказанным. Единственный способ пресечь нарушение — самому выходить на перехват и пытаться сблизиться с нарушителем на расстояние, когда туман не помешает различить бортовой номер или название судна. С учетом видимости за окном, для этого придется пришвартоваться к борту судна нарушителя! А он, можно не сомневаться, добровольно не подставится. Наоборот, будет всячески избегать визуального контакта с инспектором.
Сашка еще раз чертыхнулся и вызвал Рахмона.
— «Пемза», «Фуре»! «Пемза», «Фуре»!
— «Пемза» слушаэт!
Сашка кратко обрисовал обстановку и доложил о намерении выйти на перехват. В такую погоду подстраховка коллег не была лишней. Позевывая и морщась от болей во всем теле, он стал поспешно одеваться. Он уже выходил на улицу, когда пришел вызов.
— «Фура», ответьте «Грому»! «Фура», «Грому»! Прием!
— «Фура» на связи!
Сашка встревожился, позывной «Гром» принадлежал патрульному катеру проекта «Раптор», стоявшему на вооружении пограничного спецназа. Такие ребята по пустякам беспокоить не станут.
— Сопровождаю два корабля ВМФ, пройдем вдоль вашей восточной границы. Как поняли? Прием!
— «Гром», понял вас! Пройдете вдоль восточной границы заповедника! Прием!
— Отбой связи!
Сашка облегченно вздохнул, не нужно спускать катер, выходить в море и играть в жмурки с нарушителями, но тут же забеспокоился еще больше. Это что же за дела творятся на корейской границе, если пограничники помощи у военно-морского флота России запросили? Не то чтобы ведомства враждовали, нет, просто ревностно реагировали на явное или мнимое нарушение границ своей вотчины. А может флотские просто транзитом на юг следуют? Вряд ли. Зачем им «Раптор» в сопровождающие? Это все равно что полицейского на сигвее отправить сопровождать бронетанковую колонну.
— Ладно, с их проблемами пусть они сами разбираются! А нам своих выше крыши!
Сашка доложился Рахмону, глянул на напульсник и в очередной раз чертыхнулся. Тот горел оранжевым — сигнализировал о проблемах со здоровьем. Накаркал! Пришлось топать за уникомом и запускать диагноста.
Давление по нижней границе нормы. Пульс — 90. Высоковат, но можно списать на экстренное пробуждение, а вот температура 37,5 однозначно свидетельствовала о борьбе организма с какой-то инфекцией. Диагност предсказуемо рекомендовал обратиться к терапевту для уточнения диагноза и назначения лечения, вот только ближайший медицинский работник был отделён от гражданина Стриженко полутора десятком миль укутанного густым туманом моря. И пусть сейчас штиль, но часам к 11 раздует так, что мама не горюй! Прогноз обещает шквалы до 25–30 метров в секунду!
Так что либо срочно спускать катер и рискуя в тумане наскочить на камни или стоящее на рейде судно гнать в Посьет, бросив кордон на произвол стихии, так как шансов успеть вернуться назад ноль. Либо заняться самолечением и не поднимать шумиху, дабы не перекладывать проблему со своей больной головы на чью-то здоровую.
Сашка колебался недолго. Пару раз глубоко вздохнул и кашлянул на пробу, но убедившись, что с легкими все в порядке, махнул на проблему рукой. Подумаешь, простыл немного, оно и не удивительно: позавчера весь день в море болтался, а вчера распаренный весь день на улице провел.
— Сейчас чаек с липовым медом заварим, а вечером баньку истопим и к утру забудем о простуде! — озвучил он вслух свое решение. — Тут главное не лениться и хорошо питаться!
Этим он и занялся. Умылся, несмотря на погоду, выполнил полный комплекс упражнений на турнике, позавтракал яичницей с беконом и помидорами, а на обед поставил варить зеленый витаминный борщ из крапивы, благо прямо возле бани свеженькая наросла.
Во время утреннего доклада о своем недомогании он тактично умолчал, посетовав только, что после вчерашнего трудового подвига у него с отвычки все мышцы болят!
Пока Сашка занимался своими делами, туман перешел вначале в мелкий моросящий дождь, а потом и в почти тропический ливень. Ветер усилился, но поскольку дул он с юго-востока, то во дворе и в бухте было относительно спокойно. Сашка не поленился, сходил еще раз проверил надежность креплений катера и пирса. Полюбовался на крутобокие валы, катящие мимо острова и с рокотом разбивающиеся о камни Михельсона. Завораживающая мощь стихии!
Вернувшись на кордон, попробовал связаться с Кузнецовым, но его телефон был вне сети. Позвонил Андрею Петровичу, но тот трубку не взял. Чтобы не скучать и отвлечься от беспокойных дум, Сашка занялся наведением порядка в инспекторском доме. Перебрал полевую аптечку, выкинул просроченные препараты и тут же написал служебку на приобретение новых. Потом принялся за продуктовую кладовку. Снял и постирал шторы. Перемыл полы и вытер везде пыль. Конечно, особой нужды в генеральной уборке не было, порядок поддерживался постоянно, но надо же себя хоть чем-то занять, если на улице водяной Армагеддон, а старшие товарищи упорно не отвечают на вызовы?
Ближе к обеду на связь снова вышел капитан «Грома» и предупредил, что пройдет через акваторию заповедника к Посьету. Сашка уточнил номер разрешения и, не откладывая, занес данные в вахтенный журнал. На проход катера он предпочел полюбоваться из окна рубки, искренне сочувствуя экипажу.
Часов в пять Стриж растопил баню и занялся ужином, решив побаловать себя печеночными оладьями и компотом из сухофруктов. На улице по-прежнему лило, так что даже короткая перебежка до бани и обратно требовала надевать резиновые сапоги и плащ. Утренние простудные синдромы пропали, и браслет вновь светился спокойным бирюзовым цветом. Стриж наслаждался теплотой и сухостью инспекторского жилья, с сочувствием представляя каково сейчас приходится морякам, несущим боевую вахту на ушедших к корейской границе кораблях.
Однако вечером, незадолго до сеанса радиосвязи пришлось-таки и самому Сашке выйти на улицу, да не просто выйти, а топать на самую южную оконечность острова — на мыс Бочкова, к той самой злополучной видеокамере, установленной на старой прожекторной позиции. А потом под проливным дождем и шквальным ветром, норовящим сбросить тебя со скалистого мыска на прибрежные скалы, искать и устранять причину потери сигнала. Благо проблема была в окиси и плохом контакте на аккумуляторных клеммах. Так что устранить получилось быстро, дольше времени занял поиск неполадки.
Вернулся на кордон Стриж уже в полной темноте, мокрый до последней нитки и тихо матерящий себя за повышенную ответственность. Ну и за каким нереисом[20] было нужно на ночь глядя идти разбираться с камерой? Почему было до утра не подождать? В такой шторм от нее все равно толку ноль! Во-первых, за струями дождя и волнами авианосец не разглядишь, не то что какую-нибудь рыбацкую шаланду, а во-вторых, если что и разглядишь каким-то чудом, то толку все одно ноль, ибо в море никак не выйти! Мало того, есть еще и в-третьих: утром в ту сторону два боевых корабля прошло, вряд ли они кого мимо себя пропустят.
На кордоне его ждал уником с десятком пропущенных вызовов от Рахмона и от Петровича. А едва он успел разуться, как ожила рация:
— «Фура», ответь «Пемзе»! «Фура», ответь «Пемзе»! Прием!
— «Фура» на связи! Прием!
— Стриженко, в рот компот! Ты почему сеанс радиосвязи пропустил и на звонки не отвечаешь?! Перезвони мне немедленно!
Пришлось звонить. Переключив уником на громкую связь, Сашка принялся стягивать с себя промокшую одежду.
— Андрей Петрович, добрый вечер. У меня южную камеру отрубило, ходил разбирался. Провозился, только вернулся. А там за ревом ветра и волн звонка не слышно было.
— Далась тебе эта камера! — проворчал участковый. — Завтра бы посветлу сходил. Сейчас от нее проку все одно никакого. Ты как себя чувствуешь?
— В целом нормально, только промок до нитки и озяб малость. Собираюсь в баньке погреться.
— Лады. Тогда топай в баню, отогревайся. Жив, здоров, а остальное и до утра подождет.
— Андрей Петрович, да я как огурчик!
— Ага, зеленый и пупырчатый! Все, отставить разговоры. Все утром. Отбой связи.
Перезванивать Сашка не стал. Хотя и очень хотелось. Нельзя же так, озадачил какими-то новостями, но так и не озвучил! Любопытно же! Но Петрович прав, впрочем, как всегда. Надо отогреваться, ужинать и баиньки, а то завтра будет не до новостей, если простуду подхватишь.
* * *
Он стоял перед электромагнитной завесой, отделявший уютный мирок базы от холодной негостеприимной панорамы. Вечно заснеженный распадок, испачканный черными пятнами базальтовых глыб, с которых шаловливым ветерком сорван белый саван, метров через триста тонул в густом белом облаке. Даже простой взгляд на него заставлял Сааля, еще не до конца отошедшего от гибернации, поеживаться от холода. Но старый хшет продолжал пристально вглядываться в снежную круговерть. Если глаза его не подводят, то там, в безмолвной пустыне, практически сливаясь с фоном, перемещается что-то живое.
Вот опять какое-то движение за каменным гребнем в трех-четырех дюжинах ярдов ниже по склону. Сааль непроизвольно высунул язык, пытаясь уловить запах пришельца. Абсурдное действие. Завеса хоть и свободно проходима с обеих сторон для объектов крупнее хшудра, но совершенно непроницаема для воздуха и, соответственно, переносимых им запахов. Зрение не подвело. Из-за крупного обветренного валуна показалась голова снежной козы, увенчанная короткими изогнутыми рожками. Желанная добыча! Кончик хвоста драега азартно задергался, но Сааль сдержался. Он сейчас не в том состоянии, чтобы носиться за верткой добычей по заснеженному горному склону.
Пусть этим лучше займутся Стражи. Генетические конструкты, отдаленные родственники доминирующего на планете вида животных, но только идеально приспособленные для жизни в условиях высокогорья, созданные гением пра Шасты. Крайне неприхотливые, заросшие густой белой шерстью гиганты, обладающие огромной физической мощью. Не слишком интеллектуальные, но зато безусловно послушные и вдобавок эмпаты, чутко ловящие желания хозяев. Жаль только стерильные они, как и все клоны. Вполне оправданная предосторожность, зашитая конструкторами репликационных камер в главную управляющую программу, но только не в этот конкретный раз.
К приходу драегов на эту планету тут остался только один вид разумных, пригодных для воплощения Великой Цели. Крайне привередливый и своевольный, практически не поддающийся прямому управлению, но выбирать не приходилось. Столько проблем с тем, чтобы направить их исподволь в нужное русло, подтолкнуть к нужному решению. Даже их клоны с откорректированным геномом, ускоренно выращенные в стазис-поле для замены ключевых фигур, умудряются бунтовать! Да что там бунтовать, три из шести хшетов стали их жертвами! Позорная смерть, недостойная воина — быть убитым собственным обедом! Хотя… сами виноваты, расслабились, поверили в свои же сказки про бессмертных богов со звезд, что их и погубило. Этих слабаков не жалко, но из-за них для оставшихся периоды бодрствования увеличились вдвое, а жизнь хшетрия, как ее не продлевай в криокапсуле, все же не бесконечна. Из двух полных кулаков — шести хшетрий и шести прахм — осталось только четверо. Всего четверо старых усталых драегов, не имеющих право на ошибку. Ибо до следующего прихода Апофиса они могут и не дожить. Нет! Нельзя даже думать о поражении! У них нет на это права, в их руках судьба Гнезда, и никакие мерзкие бесхвостые падальщики им не помешают. Вонючие, своенравные, тупые животные. То ли дело Стражи. Приказ будет немедленно исполнен, даже если приказать ему самоубиться головой о стену.
— Шашквош! — позвал Стража Сааль осипшим голосом.
Стражам почему-то нравилось это прозвище, данное им местными дикарями. Сами они крайне редко произносили звуки в слышимом диапазоне, между собой предпочитая обмениваться эмоциями и жестами, а врагов отпугивая и дезориентируя инфразвуковым ревом, от которого даже у самого хшета топорщился гребень и вставали дыбом чешуйке в основании хвоста. Но вот поди ж ты, наиболее охотно и быстро откликались Стражи именно на этот набор бессмысленных звуков.
Белоснежный гигант бесшумно вошел в помещение и, уловив волны азарта и голода, исходящие от Хозяина, не издав ни звука, шагнул за завесу. Вот он был, и вот его уже нет. Растаял в снежной поземке, слился с окружающим фоном, чтобы через дюжину минут вновь появиться перед завесой с заветной добычей на массивных плечах.
Сааль жестом приказал перевернуть добычу спиной вниз, что Страж незамедлительно исполнил, легко удерживая животное за ноги на вытянутых руках. Хшет вгляделся в обезумевшие от ужаса глаза жертвы и затрепетал языком, впитывая сладкий запах чужого страха. Плотно зажав одной рукой морду животного, чтобы своими воплями не вздумало нарушать блаженную тишину сакрального действия, второй, выдвинув бритвенно острый коготь на среднем пальце, вскрыл брюшину на всю длину. Не обращая никакого внимание ни на судорожные дерганья козы, ни на пятнающие его чешуйки и шерсть Стража брызги алой крови, Сааль по самый локоть запустил руку в чрево животного и привычным, отработанным на многочисленных жертвах, движением вырвал ей сердце.
Получив желаемое, Сааль потерял всякий интерес и к жертвенному животному, и к добывшему его Стражу. Он неторопливо пересек помещение и вошел в нишу с огромной ванной, наполненной горячей проточной водой, поступающей от подземного гейзера. Опустившись в приятно ласкающую горячую, насыщенную сероводородом воду на свой любимый подводный лежак, он наконец почувствовал, как остатки ледяного холода покидают его тело, и позволил себе впиться в сочное, еще пульсирующее сердце жертвенной козы. Ну и что, что эту жертву он принес себе сам? Разве от этого насыщенная предсмертными мучениями и ужасом кровь жертвы станет менее восхитительна? Нет!
Как ни противны и омерзительны эти выверты местной эволюции, поставившей на вершину пищевой цепи монстров, во младенчестве питающихся жировыми выделениями самок, как не иррационален их метаболизм, требующий огромных затрат энергии для поддержания неоправданно высокой температуры тела, как не бессмысленны их попытки сохранить свою жалкую, смехотворно короткую жизнь, но следует признать, их горячая, приправленная адреналином, эндорфином и кортизолом кровь безумно вкусна. И уже одно это позволяет примириться с этой негостеприимной планетой!