В харчевне было очень шумно, настолько шумно и жарко, что парочка чуть не развернулась и не ушла назад. Голые лысые поварихи метались на кухне, как черти – не хватало только рогов, копыт и хвоста. Трезубцы у них уже были. Они мешали ими в громадных котлах, наводящих на мысль о муках пекельных. Но есть хотелось и Лера со Славой стали искать, куда присесть – не внизу, конечно, а наверху, под матерчатым навесом.
Увы – если внизу, в жаре, сидело столько много посетительниц, то наверху просто яблоку некуда было упасть. Все столики были заняты, и ни за одним из них не было ни одного места.
Лера и Слава уже развернулись назад, когда их заметила одна из подавальщиц, в короткой кожаной набедренной повязке, едва закрывающей зад и громко крикнула:
- Эй, Одуванчик, забери отсюда это чудо! Тут твоя подруга с ночи зависает – она уже надоела здесь! Тащи её домой, а то мы сейчас её под крыльцо бросим – она всю посуду перебила, и стул сломала! Оплачивай за неё и забирай, а то мы сейчас к Главе пойдём с жалобой – пусть её подержат в каталажке, чтобы научилась себя вести!
Лера посмотрела туда, куда показывала подавальщица и увидела лежащую возле ограждения Хагру. Та лежала навзничь, с задранным на пояс, свитым жгутом килтом, грязная, пыльная, как дохлая кошка, и такая же вонючая. Глаза её были закрыты и она сопела во сне, пустив из рта струйку слюны. От неё пахло блевотиной, перегаром и потом.
Лера поморщилась и обречённо полезла за кошельком:
- Сколько она должна?
- Два золотых, плюс пять серебряников за разбитый стул и посуду.
- Получи! – Лера отсчитала ей нужную сумму, потом попросила – собери мне с собой чего повкуснее – пирогов, там ещё чего-нибудь на двоих.
- Сладостей? – понимающе кивнула подавальщица, рассматривая Славу, задумчиво рассматривающего посетительниц и обстановку харчевни – мужчины любят сладости! А ещё – есть чай с травками, усиливающими возбуждение! Налить тебе в сухую тыкву?
- Не надо тыкву - усмехнулась Лера – насчёт возбуждения у нас всё в порядке!
- Ещё бы! – завистливо протянула подавальщица, съедая Славу взглядом – ладно, положу чего получше, на троих – эта же тоже когда-то проснётся! Будет жрать требовать! Для неё налью бутыль с острым кислым соусом – хорошо с похмелья – выпьешь полбутылки, похмелье как рукой снимает! Ждите здесь, я сейчас прибегу! Как я могу Одуванчика оставить голодной! А тут – видите, чего делается – это из-за ярмарки. Мест – вообще нет. Кстати, должна предупредить – цены выше в два раза, в связи с той же ярмаркой, так что не обижайтесь!
- Опять расходы! – вздохнула Лера и махнула подавальщице рукой – неси, неси давай – в сумку только положи какую-нибудь. И чтобы там рагу в горшочках было – я отдам залог за горшочки, потом принесу их назад.
- Бегу, бегу! – подавальщица рысью побежала к спуску вниз, а её немалые груди колыхались прыгали при движении, как мячики.
Слава и Лера отошли к ограждению и встали над лежащей Хагрой.
Лера с грустью смотрела на всегда такую чистую и аккуратную подругу, думая о том, как много значат для человека близкие люди. Ведь фактически Хагра была одинока – ни друзей, ни родни – за исключением жёсткой и не очень склонной к проявлению родственных чувств тётки. И тут появляется Лера – заботливая, добрая, любящая, такая не похожая на заносчивых и кичливых воительниц. Вот оно – счастье! И подруга, и любовница, и мать-сестра в одном лице. Чем не счастье? И вдруг – появляется Слава. Девушку отлучают от тела Леры, выселяют в отдельную комнату, выбрасывают из своей жизни – так ей кажется. И она не выдерживает – срывается, пытаясь залить горе вином. Не она первая, не одна последняя…
Лера вздохнула и посмотрела на Славу, серьёзно наблюдающего за ней, попыталась что-то сказать, но он тут же прервал жену:
- Не надо ничего говорить. Подруга, жалко, хорошая, одинокая, любит, сорвалась – куда деваться, мы в ответе за тех, кого приручили, так?
- Ты чего – в мозги ко мне лазил? – оскорбилась Лера
- К тебе и лазить не надо – у тебя всё это на лбу написано, как огненными буквами на дисплее!
- Дааа? – я такая предсказуемая? – недоумённо спросила Лера, автоматически, пинком, отбрасывая какую-то здоровенную бабу, пытающуюся уцепиться за зад Славы с радостным пьяным мычанием «Мммммууущщщина!»
- В общем-то, да! – сказал Слава, с интересом проследив за полётом бабы, снёсшей два столика позади.
- И не ври! – возмущённо ответила Лера, отправляющая в полёт двух возмущённых тёток, у которых на столике, сбитом поверженной бабищей, стояли два непочатых кувшина с пивом и горячее свиное рагу с пипроексом. Тётки с грохотом ударились о пол, перевернувшись в воздухе и сбили ещё столик, совершая цепную реакцию.
Завязалась такая великолепная драка, круче которой Слава не видел даже в китайских боевиках а-ля кунг-фу. Бабы вертелись, визжали, рычали, дрались, как тигрицы. В воздухе мелькали руки, ноги – это был сущий цирк, и Слава с удовольствием наблюдал, как толпа тёлок в одних юбках мочалит друг друга. Что может быть интереснее для мужчины, чем хорошая женская драка! Особенно, если знаешь, что началась она из-за тебя! Слава скрестил руки на груди и наслаждался побоищем, время от времени уворачиваясь от пролетающих кружек и мисок с рагу.
Лера яростно избивала всех, кто приближался к ней на расстояние вытянутой руки, и заметив довольную улыбку мужа, разбила ногой летящую в неё тарелку и уделавшись с головы до пят острым соусом, философски заметила:
- Гады вы всё-таки, мужики! Вот жена страдает, отбивает руки и ноги об этих мерзких баб, а ты стоишь и лыбишься! Нет бы помочь жене! А соус-то хорош! – добавила она, облизывая губу – надо будет спросить рецепт! Впрочем – система обеспечения такой сделает, надо вкус запомнить – она наклонила голову налево и розовым язычком слизала соус с левого плеча, чуть не пропустив летящую в неё кружку.
Слава успел перехватить снаряд в воздухе, хотел выбросить, но обнаружил, что та имеет сверху крышечку на пружинке, уберегающую от разливания, и то, что кружка полна. Он нажал на край крышечки, приподнял её, попробовал – в кружке было вполне приличное холодное пиво, так что наблюдать за побоищем стало гораздо комфортнее и приятнее.
Всё когда-то кончается – пиво подошло к концу, оставшиеся на ногах воительницы устали, и решили завершить своё развлечение, так что сражение затихло и перешло в стадию подсчитывания убытков и сбора трофеев.
Трофеями являлись вырубленные ловкими ударами посетительницы, которых выволакивали на улицу, где клали возле крыльца и обливали ледяной водой из колодца, а убытки несли они же – их финансы переходили в руки жесткосердных трактирщиц, желающих возместить траты по уборке, покупке новой посуды и мебели, а также моральный ущерб. Тут же принесли новые столики и стулья вместо поломанных, которые заняли те, кто остался стоять на ногах, и набежавшие новые желающие выпить кружечку холодного пивка.
Произошла ротация, выгодная всем – и харчевне, посетительницам – кроме тех, что остались лежать возле крыльца с разбитыми в кровь физиономиями. Впрочем – они тоже были не в претензии – будет чего вспомнить в сонной скуке городка долгими застойными месяцами, когда до следующей ярмарки месяцы, а то и годы.
Появилась подавальщица, с подозрением осмотрев Леру и сказала:
- И как это вы уцелели! Такое месилово было! Пятнадцать воительниц лежат, как брёвна! Давно такого результата драчки не было! (Слава наклонился к уху Леры и прошептал – Девять – твои! Я считал!) Вот ваш заказ – с тебя золотой! – подавальщица передала Лере увесистую сумку, и Лера сразу перекинул её в руки Славе:
- На, держи!
Потом достала из под юбки кошелёк – Слава хмыкнул – ему этот процесс чем-то напоминал стриптиз, расплатилась, и взглянув на Славу сказала:
- Давай мне сумку, а ты хватай Хагру!
- Нет уж! – радостно засмеялся Слава – твоя подружка, ты и хватай! Не прикидывайся нежной и хрупкой – видал я, как ты баб этих метала – что твой роторный экскаватор! Я существо нежное, хрупкое – одно слово – мужчина! Тем более, что я относительно чист, а ты покрыта соусом так же равномерно, как и твоя любовница. Вот и тащи её. А я уж буду по-мужски семенить рядом. Ты меня должна холить и лелеять, а не надрывать тяжким грузом!
- Славка! Ну, зараза! Ну, негодяй! Ладно, сама отнесу! – Лера наклонилась к бесчувственной Хагре, и взявши её за талию, легко оторвала от пола. Потом перехватилась поудобнее, вздёрнула вверх и взгромоздила себе на плечо. Руки девушки болтались, голова моталась, как у тряпичной куклы, а пыльный зад вызывающе смотрел на окружающих, как большой смуглый глаз.
Слава поморщился, и целомудренно одёрнул ей юбку. Так-то он был не против женских задов, даже очень не против, но только не тогда, когда они были в пыльных разводьях, а между ягодицами висит прилипший кусочек то ли морковки, то ли какого-то фрукта, схожего с ней по цвету.
Лера с грузом на плече легко зашагала по лестнице, а Слава за ней, всей спиной ощущая жадные взгляды воительниц, мечтающих о комиссарском теле.
- Ну помоги, что ли! Подержи её, я сейчас меч хоть сниму, а то заржавеет!
- Ты видишь, я шорты снимаю – ну чего я в шортах под душ полезу? Впрочем – давай – всё равно забрызганы. Глянь, как мёртвая! Это же надо ТАК напороться! И это всё, наверное, от тонкой, мятущейся души, да?
- Тебе никогда не понял женскую душу, потому что вы, мужики, все бесчувственные мужланы! – парировала Лера, стаскивая с себя портупею, юбку и оставшись в чём мать родила – придерживай, я сейчас её скрести буду! Мыло подай! Ага, вот так поверни её…попочка, бедная…кто на тебе синяков наставил? Вот так, так… Вот и помоем нашу Машу…помоем…только не блевать! Аааа! Зараза! Тьфу, твою мать….мать… Дай мне ковшик! Вот чёртова девка! Всё, иди отсюда, нечего ржать! Я сама справлюсь, толку от тебя!
- Сейчас вымоюсь – и уйду. Я в вас вляпался, мне нужно отмыть своё нежное тело!
- У тебя-то нежное, медведь? Мойся, да проваливай…нечего смотреть на девушек в …в общем шагай отсюда!"
Они пошли, омыли друг друга в горячем душе, а потом улеглись на подстилку и снова занялись тем, о чём Слава мечтал все эти долгие дни - меняя позы и стараясь не сильно шуметь, дабы не тревожить свою сердитую подругу, которая вся изворочалась в пятидесяти метрах от них.
Как ни сдерживайся, а когда женщина входит в раж, ей уже пофигу на всякие договорённости об отсутствии криков и стонов. И широченная ладонь, зажимающая рот, не помогает избавиться от излишней шумности, а скорее даже разжигает страсть твоей извивающейся, и дёргающейся в судорогах партнёрши.
Когда они как следует насладились друг другом, а Слава застыл на Лере, прижав её стокилограммовым телом, она, неожиданно, предложила:
- Я кое-что придумала…лежи так, и не двигайся…и не удивляйся!
Леера раздвинула ноги пошире, как гимнастка, сняла свои руки с плеч Славы…и вдруг он почувствовал, как приподнимается над ней, совершенно незаметно, неощущаемо для тела. Потом он опустился вниз…верх…вниз…верх…вниз…скорость усиливалась, амплитуда возрастала, и скоро он метался под воздействием телекинеза, как поршень в автомобильном двигателе. Это была настолько забавно, настолько странно, что у Славы захватило дух…
Так они развлекались почти до самого утра, пока не уснули в объятиях друг друга, измочаленные и выдохнувшие, как будто весь день бурлаками тащили баржу с песком.
- А тебе не кажется, что ты рано треплешь языком – послышался высокий голос из-за спин стражниц, и толпа раздвинулась, как будто её рассекли гигантским ножом. Перед Славой Лерой оказалась группа людей – позади стояла мудрая в обычном наряде, а впереди пять фигур в знакомых нарядах – бронескафандры! Шлемы архаичной формы были надвинуты на головы, за тёмными бронестёклами не видать лиц.
Они одновременно подняли руки с игловиками и в воздухе засверкали белые лучи лазеров, разгонявших свежесть утра озоновым резким запахом. Времени, чтобы надеть шлем и поднять боевой скутер у Славы не было. Всё, что успел сделать, это за секунду до нанесённого удара столкнуть Леру за скутер и залечь туда самому. Удары пришлись на несчастную машину и оставили на бронепластике белые полосы от попаданий лучей.
Торжествующие агрессоры бросились в стороны, надеясь зацепить землян с разных сторон, поставив их под перекрёстный огонь, когда группа слева получила мощный отпор – Лера, под прикрытием скутера, открыла ураганный огонь из армейского лучемёта, благо, что такого оружия в Шаргионе было завались – остались ещё с того момента, когда Славу пытались захватить зелёные и были уничтожены биороботами корабля. Лучемёт был закреплён сбоку, на специальных захватах, сделанных конструкторами аппарата именно для этого.
Скафандр, предназначенный для отражения ударов игловика или пуль лёгкого стрелкового оружия, не выдержал, и голова одного из нападавших взорвалась, как арбуз, в который попал заряд из дробовика с расстояния пяти метров. Красные брызги залили стену дома напротив и лица ошеломленных стражниц, прижавшихся в этой стене. Второй нападавший лишился руки и с дымящейся дырой в груди был отброшен в сторону куском недожаренного мяса.
Перенеся огонь на третьего в бронежилете и на Мудрую, командовавшую этим нападением, девушка за секунду разметала их в стороны, уничтожив так же наверняка, как если бы по ним проехал бульдозер. Посмотрев туда, куда метнулся Слава, Лера увидела, что двое оставшихся в живых танкочеловека лежат рядом с поилкой лошадей, а на стене рядом отпечатались следы, как будто кого-то унесло ураганом и со всей силы впечатало в стену дома. Лера поняла – Слава добежал до врага и как мячи, метнул их в стену, выдав всю силу, которая у него была. Похоже, что сила у него была очень даже немеряная, потому что фигуры лежали не шевелясь и не подавая признаков жизни. Какой бы защитой не обладали скафандры от внешних ударов, но если хорошенько врезать ими о твёрдый предмет, то содержимое бронекостюмов неизбежно сотрясётся так, что получит серьёзные повреждения.
Слава уже расстёгивал скафандры врагов, когда Лера заскочила на сидение скутера, и выставив переде собой ствол лучемёта дала очередь в землю перед разбежавшимися в стороны и залёгшими на землю воительницами:
- Получите, сволочи! Если в чьём-то Клане ещё на нас нападут, будет вот так! – она в ярости одним движеием напялила на голову шлем управления, в мгновение ока подняла в воздух скутер, развернула его и длинными очередями полевых бластеров буквально разнесла стену крепости в ста метрах от неё, выбив из стены здоровенный кусок. Со стены начали спрыгивать стражницы, в ужасе спасаясь от гибели, а Лера долбала и долбала, пока не учничтожила здоровенный кусок метров пятидесяти длиной. Потом опустила скутер, соскочила с него, и захватив ошеломлённую Главу ментальной рукой, перевернула в воздухе, и приблизивши лицо к её глазам, завопила:
- Ну что, будешь ещё слушать Мудрых? Будешь ещё болтать то, что не надо? Демоны, говоришь? Я вам дам демонов, идиотки! Мы пришли вам помочь, а ты, дура, устраиваешь тут представления? Почему не предупредила, что нас тут ждут? Почему не сказала, что эти суки вооружились? Сейчас я тебя охлажу! – Глава, с выпученными от ужаса глазами, переместилась в сторону, к злополучной колоде с водой, и Лера стала макать её туда, радостно смеясь. В этот момент она была похожа не на Снегурочку, а на Медузу Горгону, с её прекрасным, одновременно страшным лицом.
Слава смотрел на это со стороны – вылущив из бронекостюмов Мудрых, он убедился, что одна из них мертва – удар в стену свернул ей шею, а вторая была в глубоком нокауте, но жива. Он не спешил остановить свою озверевшую супругу – вправду, без участия Главы тут ничего бы не получилось, и похоже – враги ждали их прилёта. Возможно даже, что такие группы захвата были организованы почти в каждом Клане, в расчёте на то, что путешественники прилетят за каким-нибудь делом. Что ещё его обеспокоило – то, что у Мудрых оказались бронекостюмы, игловики – значит, где-то была база, на которой те находились. Значит не всё оборудование осталось на транспортнике, и придётся искать, и выжигать эту заразу калёным железом. Иначе жди нападения исподтишка, а игловики и бронескафандры – это уже серьёзно. Это вам не мечиками махать. Кроме того – где гарантия того, что на базах Мудрых не остались супермудрые, с их умением применять знания псионика?
Наконец, Лера всё-таки успокоилась, Глава была отправлена на лестницу, ведущую в дом, где и воцарилась, утирая с лица воду.
Все вокруг молчали, потрясенные происшедшим, а потом начали потихоньку вставать из дорожной пыли, где пребывали в полной прострации и непонимании происходящего. Славе было слегка жаль воительниц – они не могли понять – кто прав, кто виноват, и оказались меж двух огней. Но и без применения силы тоже было нельзя – никакие реформы и никогда не делались без того, чтобы не применять принуждение. Видимо, такова природа человека, и амазонки на заброшенной во вселенной планете, не исключение.