Алексей Пехов «Ловцы удачи»

Мой стреколет выскочил из облаков, точно демон из плохо запечатанной шкатулки, стремясь на юг, где за далеким лесом, ничуть не напоминающим вековые чащи, среди которых я вырос, меня ждал океан и, быть может, новая жизнь и дом.

Возможно, я несколько торопился с мыслями о будущем, особенно учитывая обстоятельства. Сейчас моей главной задачей стало убежать как можно дальше, а также поглядывать по сторонам и надеяться, что удача мне улыбнется.

Не улыбнулась, забери ее Небо! Сегодняшний день оказался не более удачным, чем вчерашний, — преследователи все еще крутились неподалеку. Они шли в трех милях впереди и в двух ниже меня. Их присутствие выдала сверкнувшая на фоне леса серебряная искорка — блик солнца на полированном борту стреколета.

— Ну почему вы не можете оставить меня в покое?.. — пробормотал я, бросив быстрый взгляд на магический шар, горящий на приборной панели и говоривший мне, что количество сапфировых клиньев в оружейном отсеке подходит к нулю. В предыдущем бою я растратил почти весь их запас, слишком жарко там было, чтобы я думал об экономии.

Прошло уже больше двух суток с тех пор, как я бежал из родного дома, в котором меня сочли чересчур опасным для того, чтобы я продолжал жить. За все время бегства я так и не успел сомкнуть глаз, уже пятьдесят часов находясь в кабине стреколета в тщетной попытке оторваться от погони, которую отправил за мной шеллэн,{[1]} верный слуга кираллэты.{[2]}

Мне трижды пришлось драться в небе, но те, кто уцелел, продолжали гнаться за мной, точно охотничьи леопарды, рвущиеся добыть редкий трофей для своего хозяина.

— Ну что же, — прошептал я, оценивая расстояние. — Пора заканчивать нашу историю.

Особого выбора у меня не было. Еще несколько часов погони — и я не смогу управлять стреколетом. Засну прямо в полете, и тогда они сделают из меня решето.

Так что сейчас в небе должен остаться или я, или они.

Я отжал жезл управления от себя, заставив мой «Серебряный источник» пойти вниз. Усталый демон в днище надсадно взревел, увеличивая скорость, и стреколет стал падать, словно сложивший крылья грифон. В перекрестье моего прицела попал прекрасный серебристый силуэт ведомого — остроносый, изящный, со стреловидными крыльями, под которыми висели пушки, хрустальной кабиной и золотистыми выемками воздухозаборников, — и я нажал на гашетку в тот самый момент, когда он проходил над широкой лентой безымянной реки.

Темно-синие трассеры взорвали спокойную водную гладь высокими белыми фонтанами и разорвали стреколет, созданный лучшими мастерами моего народа. Горящие обломки рухнули в воду и камыши, перепугав окрестных водяных.

Я вышел из пикирования у самой земли, заложив резкий вираж с набором высоты, пролетел над верхушками деревьев. Уцелевший противник, который еще несколько секунд назад был ведущим в теперь разбитой паре, успел среагировать и атаковал меня. Справа от крыла пронеслась пристрелочная очередь, и вокруг моего стреколета вспыхнули магические чары отражающего щита, поглощая попадание.

На следующем вираже — резком и с сильным креном — я смог сбросить преследователя с хвоста. Мы разлетелись, а затем, развернувшись над безучастным лесом, стали стремительно сближаться. Я открыл огонь на секунду раньше, расстреливая последние клинья. Мой стреколет сильно тряхнуло, когда я увернулся от смерти, но противнику повезло гораздо меньше.

Над его «Серебряным источником» всколыхнулось белое пламя, защитный купол лопнул от прямого попадания, и нос стреколета вспыхнул. Накренившись и оставляя за собой дымный черный хвост, «Источник» по пологой дуге начал снижаться к земле, рыская из стороны в сторону.

Было видно, что летун еще жив и пытается справиться с теряющей управление машиной. Я несколько секунд держал его в перекрестье прицела и убрал палец с гашетки.

Не хочу добивать того, с кем когда-то дружил.

Стреколет скрылся за стеной деревьев, и теперь его местоположение указывал лишь густой дым. Я снизился, прошел над этим местом, увидел большую поляну, завалившийся на бок серебристый корпус, широкую межу вспаханной им земли.

Мне не следовало задерживаться, но иначе я просто не мог. Совершив посадку неподалеку, отстегнул ремни, взял прикрепленный к спинке кресла клинок, схватился за поручень, легко спрыгнул в высокую траву.

Маленькая бабочка-лимонница с полупрозрачными крылышками аккуратно присела на край сломанного хвостового оперения поверженного «Источника», перепутав его с одним из цветков, на которых собирали ароматный нектар ее подружки. Однако стоило мне подойти поближе, и она, встревоженная, вспорхнула. Я проводил ее немного завистливым взглядом — хорошо, когда можешь беззаботно летать от цветка к цветку и радоваться жизни.

Судя по повреждениям стреколета, в кабине меня не ждало ничего хорошего. Ее стеклянный колпак был разбит, в тонкой золотистой раме осталось всего лишь несколько острых осколков. На них алели брызги крови. Когда я заглянул внутрь, то увидел, что ею заляпаны все стенки и пол. Летный комбинезон прижатого ремнями к креслу эльфа превратился в окровавленную тряпку, в груди зияла дыра, но мой бывший боевой товарищ, вопреки всему, до сих пор был жив. Когда я склонился над ним, он открыл глаза и попытался улыбнуться:

— Я так и не смог превзойти тебя, Лас.

— Держись, — сказал я ему. — Сейчас я тебя вытащу, Нелан.

— Ни к чему, — сказал он. — Оставь все как есть.

Я знал, что он прав, и, видит Небо, испытывал сожаление оттого, что жизнь распорядилась таким образом. Рядом со мной умирал хороший эльф и отличный летун. Происходило это из-за меня — который не согласился с приказом, хотя основная вина в его смерти лежала на той, кто отдала этот приказ.

Я хотел остановить бессмысленную бойню. Хотел, чтобы эльфы, мои друзья по эскадрилье, больше не погибали в небе. Я отказался вести на убой своих подчиненных. Выступил с обращением к совету. Но в итоге лишь стал предателем и мятежником. И ничего не смог изменить.

Люди считают, что эльфы не убивают друг друга, однако они глубоко заблуждаются. Мы только этим и занимаемся в бесконечных стычках и конфликтах между семьями высоких родов. По сути дела, в своей глупой кровожадности некоторые из нас ничуть не лучше орков.

— Я ни о чем не жалею, — внезапно сказал летун. — Мне приказали остановить тебя. Я не мог не подчиниться. Как видно, у меня нет твоей смелости. Значит, уйду под сень Великого леса чуть раньше тебя… Квезаллэ{[3]} скоро будут здесь.

— Не скоро, — возразил я ему. — У меня фора в несколько часов, убийцы значительно отстают.

— Ты не скроешься от них, и шеллэн не оставит тебя в покое. Ты — первый, кто осмелился открыто перечить ему и кираллэте. Такое не прощается. Беги, Ласэрэлонд. На самый край земли, иначе все это было бесполезно.

Он увидел, что я хочу возразить, и с нажимом произнес:

— Мне бы очень не хотелось, чтобы моя смерть оказалась напрасной. Так что выживи.

— Я постараюсь исчезнуть.

— Хорошо. — Его благородное лицо было серым от боли и потери крови.

Он шумно вдохнул.

— Я что-нибудь могу для тебя сделать? — спросил я.

Нелан лишь качнул головой и посмотрел на безмятежный лес, губы его тронула горькая улыбка.

— Об одном жалею — больше не увижу дом, — сказал летун.

Еще через минуту он перестал дышать. Клинком я перерезал травяные ремни и с некоторым трудом вытащил его тело из кабины. Затем отнес в клевер, над которым умиротворенно гудели собирающие нектар шмели. У меня не было лопаты, да это и не требовалось. Тело эльфа должно покоиться под дубами, а если их нет поблизости, то следует предоставить его прах ветру и цветам.

Я закрыл ему глаза, отстегнул с его пояса желтую пластинку, которая есть у каждого летуна моего народа. Бросил на тело и произнес формулу освобождения.

Кокон теплого света окутал Нелана, а когда погас — в небо взлетел целый рой семян, похожих на солнечные искорки. Тепло-желтые и воздушные, они поднялись над лугом и, подхваченные внезапным порывом ветра, отправились в свой последний полет, чтобы спустя несколько десятков лет превратиться в прекрасные, могучие деревья.

Там, где совсем недавно лежал мой бывший друг, остался лишь примятый клевер.

Я мог бы сказать напоследок, что сожалею. И что не стоило ему влезать в эту историю. Но лишь с тяжелым сердцем направился обратно к стреколету.

Бесконечный лес сменился ухоженными полями, песочно-охряными извилистыми дорогами и уютными деревушками с белыми домиками, а впереди, над горизонтом, показалась бледная дымка — первый предвестник океана.

Семерка убийц из моего народа была еще далеко, я все еще опережал их, спеша к самому южному форпосту на Западном материке.

Земля, длинным языком протянувшаяся между гномьим Вестхаймом и дикими лесами Грачиного края, в этом регионе выглядела гораздо менее оживленной, чем другие человеческие территории. Я не помнил название, которое дали городу люди, — на наших картах он именовался Аллэ-ат-курос — Прибрежный.

Я сделал круг, изучая местность. На лесистом холме, в северной оконечности города, высился мощный замок с железными шпилями. Возле гавани, где садились воздушные корабли, стояло несколько укрепленных фортов. Крупная стационарная огневая батарея, судя по профилю и пушечным портам переделанная из старого линейного корабля, висела над западной частью Прибрежного, там, где находились респектабельные жилые кварталы.

Вот уж не знаю, кого они здесь опасаются. Залетные эскадрильи разбойников в этих краях более редкие гости, чем даже хасамские людоеды. А последних истребили еще десять лет назад.

Сверху город больше всего напоминал тележное колесо. Центр — дворцы и парки, от которых в стороны расходились широкие проспекты, тянущиеся к океану, лесу, холмам и каменистым пустошам на окраинах. Чем ближе к берегу, тем более тесная застройка, ветхие крыши и узкие улицы. Здесь, в отличие от западных частей, почти не было зелени, и огромной серой площадкой выделялся порт, разбитый на множество пирсов — для приема летающих судов, садящихся в доки, построенные прямо в океане.

Воздушное движение оказалось достаточно напряженным, но я легко разобрался с коридорами следования. Чем мне нравятся люди, так это их попытками систематизировать хаос. Если кто-нибудь из вас оказывался над городами кобольдов, тот поймет, о чем я говорю. Большинство воздушных катастроф там происходит из-за сумасшедшего трафика в небе, где каждый летит как хочет и куда хочет, невзирая на последствия и не считаясь с соседями.

Над Прибрежным крутились в основном гражданские стреколеты — машины без пушек, брони и щитов, кажущиеся удивительно хрупкими. Но, делая второй круг, я заметил звено «Месяцев», ведущих патрулирование примерно в шести сотнях ярдов надо мной. Тупоносые, с четырьмя акульими крыльями и торчащими из днища стволами, они казались нелепыми, хотя в воздушном бою были очень эффективны.

В городе имелось три посадочных полосы. Первую, самую крупную, далеко выдающуюся в океан и расположенную возле портовых доков, где приземлялись тяжелые корабли, я проигнорировал. На ней меня будут искать в первую очередь — потому что спрятать стреколет там очень разумно: активное движение, много ангаров, много машин и сотни летунов. Пара квезаллэ обязательно отправится туда для проверки.

Вторая полоса, принадлежащая замку, судя по сигнальным огням фэйри, предназначалась исключительно для военных, и садиться туда себе дороже. Лучшего способа привлечь внимание просто не существует, а внимание в данных обстоятельствах мне совершенно не нужно.

Была и третья — короткая, запыленная, неухоженная, на самой окраине восточных трущоб, окруженная со всех сторон ангарами, сараями и складскими помещениями, у большинства которых провалились крыши.

Посадочные сигналы не горели, фэйри отсутствовали, я прошел над ней на бреющем, но в последний момент решил отказаться от посадки. Здесь я буду точно бельмо на глазу, слишком заметен. Следовало разбить отряд охотников, смутить их и запутать как можно сильнее, для того чтобы они разделились. Это даст мне шанс протянуть время, подготовиться и пережить встречу.

Океанский берег сейчас был самым лучшим вариантом. Когда последние городские кварталы остались позади, я посадил стреколет за большим пустырем, совсем недалеко от бушующих волн. С помощью кольца Развоплощения усыпил демона. Поднял вверх стеклянный колпак и несколько секунд сидел в кабине, слушая, как гремит прибой.

Потом снял шлем, положил его на сиденье. Выбросил вниз, на песок, сумку с немногочисленными вещами, затем спрыгнул сам. Снял летный комбинезон, в последний раз посмотрел на «Золотую стрелу», эмблему моей эскадрильи. Скомкав его, закинул в кабину.

В сумке была обычная одежда. Человеческая. Она оказалась мешковатой, как и любая одежда людей, но впору мне, спасибо тем, кто подготовил ее для меня во время побега. Капюшон на тонкой замшевой куртке тоже был очень кстати, не люблю, когда таращатся на мои уши, словно это рога минотавра.

Следующий десяток драгоценных минут я копался под днищем стреколета, с помощью кольца Развоплощения взламывая магические замки. Наконец тяжеленная панель, закрывающая мне доступ к внутренностям «Серебряного источника», поддалась, и я заглянул в отделение, находящееся под бронепластиной корпуса.

Там, в солнечном свете, медленно поворачиваясь гранями, плавал кубик, сплетенный из тонкой золотой проволоки. В его центре бесновалась фиолетово-синяя туча — скованный и усыпленный демон, сущность из мира Изнанки, благодаря которым летают стреколеты и корабли. Я не собирался оставлять подобную ценность.

Убрав едва теплый кубик в сумку, я закрыл бронепластину и замки. Внешне все должно быть как прежде, чтобы никто не видел, что стреколет больше не может летать. Квезаллэ найдут его, в этом я не сомневался, и кому-то из них придется остаться здесь, на случай если я вернусь. Чем меньше убийц станет разыскивать меня по городу, тем лучше.

Однако нельзя исключать вероятности, что я не смогу найти подходящий корабль. Тогда действительно придется возвращаться, чтобы продолжить свой путь. Мой демон не вытянет перелет над океаном к другому материку, слишком он устал, но у меня нет выбора. Я буду лететь сколько смогу, а потом, если понадобится, поплыву, но не доставлю удовольствия шеллэну и не вернусь на плаху.

Я провел рукой по гладкому прохладному боку «Серебряного источника». Мы вместе прошли не одну военную кампанию. Жгли орочьих «Носорогов» в Болотистой стране, сопровождали шхуну кираллэты, сбивали разбойников и пиратов, вместе падали с небес, но всегда поднимались вновь. Расстаться с ним, последней частичкой прошлого, последним связующим звеном с моим народом, оказалось очень непросто.

Я надеялся еще его увидеть, но чувствовал, что скорее всего этого не случится, поэтому шепнул:

— Прощай.

И быстро пошел в сторону города по песку, влажному от морских брызг.

На душе скребли кошки.

Глава вторая

В которой в том числе речь идет и о нежно-персиковом цвете.

Заброшенная посадочная полоса была у меня на пути, и я вышел к ней возле ангаров, за которыми начинались неровные прямоугольники кварталов Прибрежного. Здесь оказалось уже не так пусто, как раньше, — на рулежной дорожке стоял стреколет, старенькая «Мушка». Рядом с ним возились двое — лохматый седовласый гном с пожелтевшей от табака бородой, в потертой кожаной куртке, и худенькая человеческая девчонка со смешливыми карими глазами и короткими волосами пшеничного цвета.

— Надо торопиться, — услышал я хриплый голос гнома. — Если это корыто не поднимется в небо, к ночи у нас будут проблемы.

— Успеем, — ответила девушка.

— Как они нас выследили? Уже столько времени прошло. Где же мы ошиблись?

Как видно, не один я хочу сегодня спрятаться. Вот и еще беглецы.

Заметив меня, гном нахмурился, вытер руки грязной тряпкой (отчего чище они не стали) и взялся за мушкет, прислоненный к ящику с инструментами.

— Это частная территория, парень! — грозно сказал он мне, приняв за человека, так как на моей голове был капюшон.

— А я думал, полоса заброшена, — миролюбиво ответил я ему.

Он тут же прищурился, уловив мой мягкий и певучий акцент. Существует шутка, что эльфа можно узнать даже в темной комнате исключительно по тому, как он произносит слова.

— Не цепляйся к нему, Флихал, — сказала девчонка, перестав крутить гайку, и махнула тяжелым ключом. — Тебе делать, что ли, нечего?

— Это эльф, Ромашка. Терпеть не могу скотских эльфов. Везде суют свой нос!

Я мог бы то же самое сказать о гномах, добавив лишь, что это сварливое и склочное племя недомерков, которые в любом споре обожают хвататься за все, что стреляет, колет или рубит.

— Лучше помоги мне здесь. Поставь, пожалуйста, калибратор, я не могу проверить, все ли цепи замкнуты правильно, — продолжала настаивать его спутница.

Гном заворчал, сплюнул и грозно буркнул мне:

— Проваливай отсюда, остроухий.

Он поднял с земли грязную запчасть, лег под днище стреколета, начав раскрывать один из отсеков.

— Не обращай внимания, он немного нервничает. — Летунья, в отличие от своего напарника, была гораздо более дружелюбной. — Заблудился?

Я прекрасно помнил «карту» города, которую увидел из кабины стреколета, поэтому лишь молча покачал головой.

— Не каждый день встретишь звезднорожденного в этих краях, — заметила она и добавила: — Не ходи через трущобы, там уже несколько дней неспокойно. Гоблины борются за свои права. Сразу за ангаром возьми влево, избежишь массы неприятностей.

— Спасибо.

Она сверкнула улыбкой, вытерла рукавом летного комбинезона чумазую щеку и вновь занялась работой. Гном же бросил на меня еще один недовольный взгляд. После того как его родственники из Вестхайма попытались перекрыть торговые фарватеры в наши леса и увеличить пошлины на демонов, а мы в ответ не продали им обладающую особыми свойствами воду из источников вековых эльфийских дубрав для остужения их горнов, вражда между северными кланами гномов и светлыми эльфами вышла на новый уровень.

В сотый раз за последние десять лет.

Я последовал совету девушки не лезть в трущобы. Обошел их стороной и, оказавшись на широком перекрестке, свернул направо, зная, что через шесть кварталов улица должна вывести меня к широкому проспекту, по которому я без труда доберусь до порта.

Прибрежный — крупный торговый и транспортный центр этого королевства людей, но также здесь живут и другие расы: орки, тролли, гномы, кобольды и хаффлинги. Все эти народы вполне уживаются, и конфликты между ними происходят гораздо реже, чем можно было бы ожидать. Люди, для которых здесь главное стабильная торговля, ввели жесткие законы, и если ты их нарушаешь, то въезд в город тебе заказан. А нет города — нет и возможности торговать, а значит, в карманах не звенят луидоры. Поэтому хотя некоторые прохожие и косились друг на друга, но вели себя мирно.

Я вышел к большому тенистому клену, растущему прямо на перекрестке — очень заметному ориентиру, и свернул направо. По этой стороне улицы тянулась высокая кованая ограда, вдоль которой стояли пирамидальные тополя. За ними начинался большой сад с огромными круглыми и квадратными клумбами, где преобладали алые и желтые цветы. Дорожки, выложенные голубым камнем, вели к белым беседкам и павильонам, а целая череда каскадных прудов была соединена друг с другом рукотворными водопадами. Отсюда ничего этого видно не было — деревья закрывали обзор, но я пролетал прямо над парком, так что прекрасно рассмотрел то, что скрыто от глаз обычных пешеходов.

Когда я добрался до широкого проспекта, то увидел серый, больше похожий на крепость храм с шестью куполами. С земли он выглядел огромным и величественным, а сверху больше походил на паука с ножками-лестницами, раскиданными во всех направлениях. Перед ним находился еще один перекресток. Дорога влево вела к центру города, дворцам знати и просторным кварталам с бордовыми крышами, зелеными лужайками и закованной в гранит набережной реки. А если идти прямо — сразу за храмом улица сужалась и начинался прибрежный район.

Мне было надо как раз туда.

Прохожих здесь оказалось гораздо больше, чем в других районах, и в некоторых переулках возникала настоящая давка. Приходилось протискиваться через эту толчею, вокруг меня звучала незнакомая речь разнообразных народов, и я вспомнил, как в первый раз попал в человеческий город.

Я был еще ребенком, и меня взял с собой мой дядя. Он возглавлял посольство эльфов, которое отправилось заключить союз с Лигой — южным королевством Грачиного края. Столица той страны была чем-то похожа на Прибрежный, и тогда она мне очень не понравилась.

Бесконечное нагромождение белого камня, уходящего в небо, сжимающего все, чего он касался, для меня, проведшего всю жизнь в лесах, выглядело дико. Дома, мостовые, колонны, дороги, набережные и взлетные полосы — куда ни кинь взгляд, везде один и тот же бездушный грубый материал, который могут любить только гномы. Место, где почти не росли деревья, не было ни травы, ни водопадов, ни игры солнечных лучей в ветвях, казалось мне мертвым, а запахи, которые разносил вялый ветер, ничем не напоминали аромат цветов и свежей зелени.

Сутолока, десятки рас, непонятные правила и языки. Я очень хотел вернуться назад, в Эллатейру, в просторные леса, которые полны ветра и солнца, но мой дядя лишь улыбнулся и сказал, что среди людей гораздо просторнее, чем у нас на родине.

— Здесь все неживое! — возразил я ему.

— Поверь, мой мальчик, в наших городах гораздо меньше свободы и жизни, чем тебе кажется. Я бы хотел жить здесь, а не в своем дворце.

Мне пришлось вырасти, чтобы оценить то, что он говорил. Моего дяди давно уже нет, и он умер в Эллатейре, но мне это не грозит. Похоже, я осуществил его мечту, и теперь моя жизнь будет связана с подобными городами. Надеюсь, находясь среди звездных дубов, он радуется этому.

По пути я внимательно читал вывески магазинов, пока не нашел ту, что заинтересовала меня.

Внутри помещение оказалось совсем маленьким — стойка, несколько шкафчиков, винтовая лестница, ведущая наверх, на узкий балкончик. Оттуда спустился рыжеволосый волшебник в пропыленном сюртуке.

— Доброго дня. Я ищу эликсир от сна. Мне нужно несколько штук.

Человек поправил сползшие с переносицы очки в тонкой оправе, снял с полки бутылочку с прозрачной жидкостью и, откашлявшись, сказал:

— Это все, что у меня есть. Один луидор.

— Дорого.

— Подобные составы всегда в цене. Особенно у летунов на дальних рейсах.

— Мы оба прекрасно знаем, что цена завышена. — Я не прижимист, но сейчас с деньгами у меня очень плохо. — Заплачу половину суммы. Серебром. Или мне придется поискать другой магазин.

Понимая, что я не уступлю, человек вздохнул:

— По рукам.

На улице я зубами выдернул пробку и выпил безвкусную жидкость. Эффект не заставил себя долго ждать — резь в глазах исчезла, краски стали яркими и четкими, а звуки обострились, словно я вытащил вату из ушей.

Следующим по плану у меня был визит в порт. Я вышел к нему по улице, где каждый дом был покрашен в цвет на тон темнее, чем предыдущий, и вся дорога напоминала путешествие по нити хасамского шелка.

Прямо передо мной оказалось здание адмиралтейства — старое, приземистое, с часовой башней и каменными химерами на крыше. Справа располагались квадратные склады, тянувшиеся вдоль берега на несколько миль. Слева начинались пирсы, доки, корабельные стоянки, здесь же мерцали на высоких полосатых столбах сигнальные маяки и стоял таможенный корпус.

Ветер, больше не сдерживаемый жилыми кварталами, гулял по пустому пространству между адмиралтейством и станцией контроля полетов. Он донес до меня запах океана, дегтя, которым были пропитаны доски пирсов, экзотических фруктов, лежавших в ящиках из красноватой древесины, и пряностей, продаваемых на маленьком рынке, ютившемся возле билетной станции.

Я прошел мимо артели серокожих троллей — больших, мускулистых, сердито сопящих и с виду очень неуклюжих. Они споро разгружали пузатый галеон, складывая товары на подъезжающие подводы, в которые были запряжены похожие на коров лохматые звери.

За порядок в порту отвечали минотавры — здоровенные парни со свирепыми бычьими мордами. Они неспешно ходили вдоль пирсов, зорко следя за тем, чтобы никто не затевал драк.

Большая тень накрыла пирс, на котором я стоял, — гномья шхуна, выпустив из люков блуждающие огни, сигналящие всем о том, чтобы убрались с дороги, величаво заходила на посадку. У нее был квадратный корпус, со всех сторон обшитый толстым металлом, острый киль, длинный нос с хищным бушпритом и два больших, горящих рубиновым светом колеса с лопастями. Они медленно вращались, загребая воздух, и демоны, находящиеся в них, тихо гудели.

Навстречу шхуне шел баркас. Старый, с одним обтрепанным воздушным колесом и поврежденным баком. Он пытался выбраться с причала, но целая стая фэйри перекрыла ему дорогу, показывая, что он должен пропустить броненосец гномов.

Выли латимеры, то и дело извещавшие о садящихся стреколетах. Матросы, торговцы, чиновники, солдаты и летуны спешили по своим делам, и никто не обращал на меня внимания.

Я шел вдоль ближайшего причала, изучая суда. Они стояли друг за другом, безмачтовые, с обтекаемыми обводами, металлическими корпусами, с пушечными башнями, капитанскими надстройками, остановленными воздушными колесами и поднятыми вверх, прижатыми к пузатым бокам штурмовыми крыльями.

Сейчас моя цель — покинуть Западный континент. Улететь на Восточный, затеряться в человеческих городах, а через несколько лет, если повезет, попасть к моим темным сородичам.

Пассажирских кораблей было всего три, я зашел в билетную кассу, глянул расписание, висящее на стене, у окошка. Ни одно из судов не шло в нужном мне направлении. Но я все равно купил билет на самое дальнее расстояние, сделав все, чтобы кассир смог меня запомнить, а затем описать квезаллэ, если те спросят про меня.

Разумеется, я не собираюсь лететь к Пурпурным горам, но охотников шеллэна стоило запутать еще сильнее.

После этого я вернулся к пирсам и расспросил нескольких матросов, каждый раз узнавая про разные направления. Когда речь зашла о Восточном континенте, один из них указал мне в сторону пузатого каботажного судна.

Капитан посудины — человек, с лохматыми бакенбардами и слезящимися глазами, выслушав меня, равнодушно пожал плечами:

— Свободное место есть, но в Гардальде мы идем не прямым курсом. Пересекаем весь Западный континент, и стоянки у нас в семнадцати портах. Это больше двух месяцев пути. Если не смущает — найду тебе койку.

— Сколько?

— С питанием, как у матросов, четыре луидора, и проживание в трюме. Если нужна каюта, готов уступить свою не менее чем за двадцать, но столоваться все равно с командой, отдельно у нас не готовят.

— Мне достаточно гамака в трюме.

— Воля твоя, эльф. Поднимайся на борт.

— У меня еще есть дела в городе.

— Отчаливаем в полночь. Не опоздай, если не хочешь остаться на берегу.

Человек показал, что разговор закончен, и скрылся в надстройке, из которой как раз вышел упитанный старикан, несущий визжащий деревянный ящик. Не знаю, кто там сидел, но вопил он похлеще, чем какой-нибудь кровожадный призрак. Драившие палубу матросы, услышав эти крики, рассмеялись:

— Ты все-таки его поймал, боцман!

— Занимайтесь своим делом! — огрызнулся старик. — Цирк уехал, сейчас я утоплю эту гадину, и дело с концом.

Вопли превратились в один истошный крик о помощи, а ящик затрясся, так как сидевший в нем пытался вырваться на свободу.

— Эй, приятель! — окликнул я человека. — Кто там у тебя?

— Безбилетник. Сожрал мои сапоги, весь табак и трубку в придачу. И чуть не сгрыз одну из демонических Печатей, едва не отправив нас прямиком в Изнанку. Надеюсь, ты понравишься русалкам, мелкий гаденыш!

Он мстительно встряхнул деревянную тюрьму, и вой стал выше еще на одну жалобную ноту. Мне не понравилось то, что должно было случиться, — никто не заслуживает смерти в ящике, даже если он съел двадцать пар сапог и целый бочонок лучшего табака.

— Продай его мне, — попросил я. — Дам серебряную монету.

Боцман удивленно крякнул и подозрительно посмотрел на меня:

— А тебе эта гнусь для чего?

— У меня есть приятель-сапожник. Хочу над ним подшутить. — Врал я не то чтобы складно, но это сработало.

Он задумался и почесал в затылке:

— Я между двух демонов, эльф. Один уговаривает меня проучить паршивца, другой говорит, что продать его тебе — это значит компенсировать потери. Так и быть. Гони деньгу.

Не прошло и минуты, как притихший ящик поменял владельца. Тот, кто сидел в нем, был не слишком-то тяжелым и теперь напряженно молчал, раскачиваясь внутри в такт моим шагам.

Вечерело, и облака над портом окрасились в розовые тона. Чайки кричали как оглашенные, мельтешили в воздухе, сходили с ума из-за того, что с океана возвращалась целая флотилия рыбацких баркасов — единственных морских судов, которые я увидел в этом воздушном порту.

Когда-то, давным-давно, все путешествовали на кораблях, бороздя океаны, а не небеса. Но с тех пор, как гномы научились добывать демонов из Изнанки, мир сильно изменился. Теперь морскими судами мало кто пользуется.

Во-первых, зачем, когда есть демоны? Это гораздо быстрее и удобнее. Конечно, сперва находились умники, которые внедряли существ из иного мира в парусники, но ничего хорошего из этого не получилось. Демон блокируется Печатями, и когда его пробуждали, ослабляя магические замки, он несся вперед с такой скоростью, что у шхун и бригантин рвались паруса и ломались мачты, они отрывались от воды и чаще всего разбивались. Во-вторых, теперь тихоходные морские корабли использовать себе дороже — в отличие от бронированных летающих крепостей они все еще делаются из дерева и любое звено стреколетов разнесет их в щепки.

Но, как видно, в этих землях кто-то еще использует парусники, перевозя грузы на близкие расстояния.

Стреколеты продолжали прибывать, демоны в их брюхах злобно ревели, так что я мог посочувствовать тем, кто обосновался рядом с посадочной полосой.

Внутри ящика мрачно молчали, лишь несколько раз, пока я шел портовыми улицами, оттуда раздавалась тихая возня. В маленьком дворе, где женщина снимала с веревок высохшее белье, я достал из ножен клинок и выломал две верхние доски:

— Выбирайся, приятель. Дай я хоть посмотрю на того, кто стоит целую серебряную монету.

Внутри что-то зашевелилось, помедлило, а затем выползло на свет.

Подобных этому существ я не видел — чуть крупнее большого апельсина, все покрытое нежно-персиковой шерстью. Три толстые, словно сосиски, лапы заканчивались зловещими, изогнутыми черными когтями. Под пушистой шерстью угадывались глаза, пасть, розоватый кошачий нос и, кажется, уши, хотя я не мог бы за это поручиться.

Его бока (хотя на таком круглом теле было сложно определить, где заканчивается голова и начинаются эти самые «бока») тяжело вздымались, и почти минуту мы смотрели друг на друга не отрываясь.

Я решился сделать первый шаг и сказал существу:

— Привет.

Протянул к нему руку, и пальцы мои уцелели лишь потому, что мое проворство не уступало его скорости. Оно подскочило, клацнуло пастью со щучьими зубами, промахнулось, рыча, отпрыгнуло в сторону, персиковой молнией пронеслось к дому, в мгновение ока забралось на крышу, завопило, заухало и исчезло с глаз.

— Вот и вся благодарность, — проворчал я, вставая с колен. — Надеюсь, что тебя больше никто не вздумает топить, приятель. А с таким недружелюбным характером, как твой, это вполне возможно.

Бежал я из Эллатейры налегке. О нормальных сборах не могло быть и речи, особенно если несколько предыдущих дней ты провел в тюрьме. При себе у меня имелось лишь то, что дали мои друзья, вытащившие меня из-за решетки. И денег среди вещей оказалось удручающе мало.

А между тем мне еще следовало завершить несколько дел, и, чтобы осуществить их, требовалась звонкая монета, так что я решил продать кое-что из личных вещей. Самый дорогой предмет в моей сумке — это демон, но расставаться с ним я не планировал. Это мое вложение в будущее, мой шанс вернуться в небо, без которого я, как и любой нормальный летун, не могу жить.

Одежда моя никому не нужна, кольцо рода забрал шеллэн перед трибуналом, артефакт «Ледяное безмолвие», разряженный наполовину, еще пригодится. Оставалась лишь одна вещь, которую совсем не жалко.

Подходящую оружейную лавку я нашел достаточно быстро. Меня не смутило даже то обстоятельство, что второе название было написано гномьими кружочками, треугольничками и ромбиками. Гномов можно не любить до бесконечности, но они понимают толк в оружии, это я готов признать.

В огромном мрачноватом зале уже зажгли фонари, и их яркий свет обволакивал висящие на стенах абордажные сабли, секиры, находящиеся в стеклянных шкафах, мушкеты с хитрыми прицелами, пистолеты с заводными шестеренками и арбалеты, тетива которых натягивалась паровыми цилиндрами. Были здесь и доспехи — судя по мягко фосфоресцирующим рунам, все как один заговоренные, да еще и усиленные ребрами жесткости. Возле дальней стены, аккуратно расставленное, красовалось оружие для стреколетов — бронзовые «молнии», формирующие на своих катушках мощные электрические разряды, ульи для огнепчел, которыми предпочитали пользоваться другие расы. Имелась даже сорокафунтовая пушка. Большой плакат напротив входа кричал на всех известных языках, что только здесь можно заказать партию тяжелых Грызей по оптовым ценам.

За прилавком стоял кобольд. Как и все представители этого народа, он носил длинные усы, перевитые цветными ленточками, говорящими о принадлежности к определенному клану. Высокий, тощий, красноглазый, с баклажановой кожей и собачьими ушами, он был облачен в кожаный фартук, перепачканный ружейным маслом.

Когда я вошел, продавец отвлекся от разбора колесцового замка мушкета и поднял на меня пронзительные глаза с огромными кружками зрачков.

— Что желаете приобрести?

— Желаю продать.

— Сожалею, — сухо сказал он, разом потеряв ко мне всякий интерес и вновь уткнувшись длинным носом в мушкетный замок. — Мы занимаемся только продажей, без скупки. Покупают через три квартала от нас, прямо по улице.

Я лишь пожал плечами. Нет так нет.

— Погоди, Ухо, — раздался густой баритон, и из подсобки появился степенный гном с ухоженной бородой, тащивший в руках ящик с капсулами огнепчел для пистолетов. — Давай посмотрим, что хочет предложить… почтенный.

С его стороны это была большая любезность — назвать меня едва ли не другом. Возможно, все гномы мерзкие хорьки, готовые избавить мир от эльфов, но, когда они занимаются торговлей, личные чувства идут побоку.

Я положил на прилавок оружие.

Гном основательно вытер руки, ничем не показывая своего изумления. Кобольд умел скрывать эмоции гораздо хуже компаньона и, продолжая для виду работать, то и дело косился на меч.

Недомерок вытащил клинок из ножен, быстро оценил баланс, остроту, взмахнул им в воздухе, так что раздался свист. Затем взял монокль, вставил в глаз и начал придирчиво изучать узоры ковки.

Я не торопил, наблюдая, как едва заметно шевелятся его губы — гномье спокойствие дало трещину. Наконец он поднял на меня глаза и сказал:

— Не буду юлить. Торгашество оскорбит и клинок, и мастера, который его создал. Мы оба знаем, что такое оружие ваше племя называет эльвегарэ… меч гвардии вашей королевы. Ковка гномья, семьи, которой уже не существует триста лет, сталь ваша, лесная, но с небольшой примесью руды из Вестхайма. Впрочем, самое ценное — это пища для пламени, на котором плавили руду, — великие дубы, наделившие металл удивительными свойствами. Положение у тебя, эльф, явно безвыходное, раз ты решил расстаться с таким сокровищем.

Кобольд скривился, не одобряя поведение партнера, нахваливающего еще не купленную вещь.

— Сокровище для гномов и коллекционеров. В моих лесах такие мечи не редкость, — сухо ответил я. — Покупаешь?

— Не куплю. Извини. Нет подходящей суммы. — Он с сожалением убрал клинок в ножны.

— Назови свою цену. — Я не мог себе позволить такую роскошь, как бегать по оружейным лавкам до темноты в поисках выгоды.

Компаньоны удивленно переглянулись, и гном осторожно сказал:

— Четыреста луидоров драгоценными камнями. Еще сорок монетами.

Они уставились на меня, ожидая, когда я рассмеюсь им в лицо и назову сумасшедшими или мошенниками.

— Добавьте пистолет, заряды к нему, гальгеррэ. А также мне нужно несколько артефактов.