Андрей Лазарчук, Михаил Успенский «Любовь и свобода»

Глава пятая.

Наверное, Лимон выпил слишком много компота, и среди ночи его подняло. Он не сразу понял, где находится (это была всегдашняя его беда – очень долго привыкать к какому-то новому месту и даже пугаться, если просыпался не дома, да ещё в полной темноте), но в конце концов сообразил, что к чему, выбрался из спального мешка, нашарил у кровати резиновые тапочки и тихо, стараясь ни на что не наткнуться, добрался до полога. За пологом было прохладно, сыро – и совершено ничего не видно. Лимон знал, что лагерь должен освещаться хотя бы десятком фонарей – однако же не было ни одного: просто темнота вокруг слабо и почти равномерно то ли серела, то ли голубела, - в общем, пропускала сквозь себя что-то среднее между этими цветами.

Лимон обогнул палатку и остановился. Теперь перед ним был абсолютно чёрный непроницаемый занавес. Пахло разрытой землёй.

Уходить хоть на несколько шагов от палатки как-то совсем уже не хотелось.

На шее у Лимона, как и у всех остальных ребят, висел «маячок» - небольшой импульсный фонарик, предназначенный не столько для освещения своего пути, сколько для подачи сигнала, если вдруг потеряешься. Лимон на всякий случай потрогал, на месте ли он – и, тщательно считая шаги и стараясь выдерживать прямую, чуть-чуть отошёл, оглянулся, прислушался, потом встал на колени, оттянул резинку трусов и помочился настолько бесшумно, насколько это вообще было возможно. Хотя девчачьи палатки стояли напротив мальчишеских, то есть вообще по другую сторону «линейки» - аллеи, на которую открывались пологи палаток, где по утрам полагалось выстраиваться на поверку и подъём флага, и где завтра предстояло разбивать клумбы и ставить скамеечки и качели, - Лимон на всякий случай стеснялся: мало ли что. Вообще его стеснительность временами становилась почти болезненной, он сам себя понимал плохо.

Всё. Встал, застегнулся. Осторожно развернулся – как по команде «кругом». Глаза уже немного привыкли к туманной мути, так что впереди уверенно угадывались и тёмные горбы палаток, и ватный ком света вокруг довольно близкого фонаря. Лимон сделал шаг, другой… и вдруг понял, что за спиной его кто-то есть. Не очень близко… но есть. Слышалось сдерживаемое тяжёлое дыхание – и ещё какой-то непонятный звук, как будто воду переливают из чашки в чашку. Сразу вспомнились рассказы Гюд-Фарги, побывавшего на южных границах – о странных чудовищах, появившихся в радиоактивных пустынях, об уродливых и беспощадных людях, умеющих видеть в темноте и тумане – и безо всякого оружия буквально наизнанку выворачивающих уснувших часовых; а попробуй не усни, когда они то ли какой-то газ выделяют, то ли умеют неслышно нашептать на ухо… Но то на юге, за проклятой Голубой Змеёй – здесь же у нас тихий северо-восток, у нас сроду ничего похожего не появлялось…

Лимон сделал ещё несколько шагов к палаткам. Тот, кто был позади, тоже сделал несколько шагов и остановился, с трудом дыша. Надо было обернуться, посмотреть, сверкнуть фонариком, поднять тревогу… и внезапно Лимон обнаружил, что ничего такого он просто не в состоянии сделать. А в состоянии - только добраться до палатки, забраться с головой под одеяло и ничего не знать и не видеть.

А если это подкрадывается враг? Если Пандея напала этой ночью? И это парашютист, который…

Никакой это был не парашютист. Это было южное пустынное чудовище, каким-то невозможным способом попавшее сюда. И оно охотилось на Лимона. Оно выслеживало Лимона.

Он бросился бежать и через три шага напоролся на колышек.

Больно было невыносимо, но эта боль белым огнём на миг выжгла страх. Лимон перевернулся на спину, схватил «маячок» и пыхнул им в сторону преследователя.

Рядом, буквально в пяти шагах, стоял, широко расставив передние ноги, громадный горный лось. Лимон впервые видел лося. Но даже сейчас он понял, что со зверем что-то не в порядке. У него было не два ветвистых рога в форме Чаши Мира, как полагалось, а какая-то заросль из рогов, маленьких и больших, - и передние отростки, нависая над лбом, почти совсем закрывали ему глаза. Может быть, лось и видел что-нибудь, но только возле самых копыт. И ещё зубы. Они не помещались во рту и торчали в разные стороны – и некоторые, кажется, сквозь губы и щёки.

И ещё на нём совсем не было шерсти. Чёрная гладкая, местами потёртая, местами в коростах - кожа. Будто это не зверь вовсе, а огромный старый ботинок.

- Порох! – крикнул Лимон, уже не таясь; своего голоса он не узнал. – Порох, проснись!

- Что? – сказали совсем рядом. – Это ты, Лимон?

- Я! Возьми ружьё, патроны с пулями - и за палатку, быстро. Без света. Я услышу, дам свет.

- Сейчас…

Да, Порох был парень что надо – буквально через десять секунд Лимон услышал позади негромкие шаги и поклацывание металла о металл: Порох загонял патроны в магазин.

- Смотри… - тихо сказал Лимон, не оборачиваясь. И нажал кнопку «маячка».

Туман полыхнул в ответ. Совершенно пустой туман.

Порох присел рядом.

- Что там хоть было-то? – спросил он.

- Лось… или похожее на лося… не знаю. Слишком много рогов, голый, чёрный…

- Пойдём, - сказал Порох.

Лимон попробовал встать, но разбитая нога подломилась.

- Ой, ма… - протянул Лимон, холодея от предчувствий.

Он стянул тапочек, ожидая увидеть жуткое кровавое месиво, однако всё, вроде бы, было цело – просто до ступни не дотронуться, и как-то странно: с одной стороны, жутко больно, с другой – пальцы ничего не чувствовали.

- А-а… - опёрся на пятку, поднялся с помощью Пороха, дальше попрыгал на одной ноге, разбитую держа на весу.

Навстречу уже бежали с фонарями…

- Ну вот, - сказала медсестра, обрезая кончики бинта. – Дня три так походишь, потом придёшь, снимем. Кости целы, а ногти вырастут новые, лучше старых будут. Ну а пока – никаких игр, никакой строевой, никаких походов… Может, в город? Машина утром пойдёт…

- Нет, - сказал Лимон, - у меня тут хитроумный брат, за ним специальный надзор нужен, а в городе сейчас никого. Я лучше в мастерской поработаю, змеев поделаю.

- Как желаешь, моё дело предложить. Да, главное, костылём никого не бей, костыль казённый, денег стоит.

- Так точно!

Применится к неудобной подпорке не получилось, но до выхода из медицинского шатра Лимон кое-как добрался. Там его ждали.

- Вот теперь ты будешь Костыль, - сказал Костыль.

- Костыль-два. Костыль возвращается. Костыль против болотного чудовища, - подхватил Порох. – Давай сюда эту дурацкую железяку…

Он отобрал у Лимона костыль и подставил плечо. Костыль подставил другое. И они почти нормальным шагом направились к палатке.

- Следы нашли, - сказал Порох. – Непонятно чьи, но здоровенные. Так что ты был прав.

- Хорошо, - сказал Лимон. – А то я, честное слово, подумал уже, что башкой жёстко приложился.

- Лучше бы башкой, - сказал Порох. – Жёстко.

- Мне дядька рассказывал, что такие вот уродские звери водятся вокруг долины Зартак. По ней в войну кобальтовой бомбой шарахнули, чтобы их вывести, а они только сильней плодиться стали, - пояснил Костыль. – А теперь вот, видишь – сюда ломанулись.

- Литиевой, - сказал Порох. Он знал всё.

- Да, мать Сапога рассказывала тоже… вроде как горцы оттуда бегут… - вспомнил Лимон. – Парни, а ведь если это всё так… накрылся наш лагерь? Или какую-нибудь охрану пришлют, всё проволокой обнесут и нас выпускать не будут…

- Лучше б война, - сказал Шило.

- А ты здесь откуда? – оглянулся Лимон.

- А я за вами иду. Думаю, вдруг сзади кто будет подкрадываться – я вас и предупредю.

- Своим последним криком, - сказал Костыль.

- Размечтались, - сказал Шило. – Не дождётесь.

- Как раз твоя палатка, - сказал Лимон. – Иди, досыпай.

- Уже не хочу. Скоро и так подъём. Вы же не будете ложиться?

- Всё равно делать-то нечего, - вздохнул Лимон.

- Можно посидеть, поговорить.

- Ага. Среди палаток. Ты никого не видишь, но все тебя слышат. Думать надо, младший. Головой, - Лимон стукнул себя костяшками пальцев по лбу; получилось довольно громко.

- Вот почему когда ты себя по лбу стучишь, то как по ящику получается, а я себя – как по подушке? – спросил Шило.

- Значит, у тебя ещё башка мягкая, - сказал Порох.

- Не созрела, - добавил Костыль.

- Поэтому – никаких пока серьёзных разговоров, понял? – поднял палец Лимон. – Ни-ка-ких!

- Ну, ладно. Уговорили. А несерьёзные – можно?

- Ух. Давай не сейчас?

- Но вы же всё равно будете разговаривать?

- А может, просто так посидим.

- Ну да, знаю я вас…

Они дошли до конца линейки. Здесь лежали доски штабелем и под брезентом топорщилась тачка с какими-то инструментами. Дальше был только туман. Уже полупрозрачный, светлый.

- Скоро Мировой Свет появится, - почему-то тоненьким голоском сказал Шило.

- Кто-то хотел посидеть просто так, - задумчиво сказал Лимон в пространство.

- Ну да, ну да, - Шило первым плюхнулся на доски и заёрзал, устраиваясь. – Вы присаживайтесь. Змей нет, пауков нет…

- Ну, одна-то змея точно есть… - ещё более задумчиво сказал Лимон.

- Молчу, - сказал Шило и двумя руками зажал себе рот.

Лимону помогли сесть; Костыль и Порох разместились по сторонам.

- Парни, - сказал Лимон, - я, похоже, на пару дней отвалился. А группу надо набирать…

- Наберём, - сказал Порох.

- Я думаю, пусть пока Сапог будет за главного, - предложил Лимон.

- Я – за, - сказал Порох.

- Я не против, - одновременно с ним сказал Костыль.

- А почему? – спросил Шило.

Лимон занёс было руку, и Шило тут же прикрыл затылок.

- Потому что Сапог надёжный, - сказал Костыль. – Мы ему доверяем.

- А почему он тогда спит?

- Он не спит, - сказал Порох.

На самом деле Сапог уже спал. Предпринятый им поиск в тир, вернее, в оружейную кладовую тира, много времени не занял. Результат был самый что ни на есть обнадёживающий: кладовая представляла собой стоящую посреди палатки железную клетку, которая запиралась всего лишь на один висячий замок; сами же винтовки хранились хоть и в добротных, но деревянных ящиках; надо полагать, патроны тоже. Защита чисто символическая. Когда наступит время, достать всё это будет делом нескольких минут…

- …я ещё думаю о той девчонке, которую мы за шпионку приняли, - сказал Лимон. – Илли. Шило, скажи.

- Что сказать?

- Годится или нет?

- Ну… язва, конечно. Но – годится, да. Вполне. А сама она хочет, ты спрашивал?

- Нет, конечно. Договорились же – сначала обсуждаем между собой, только потом предлагаем.

- Я, кажется, знаю её, - сказал Костыль. – Тогда не вспомнил, а сейчас вспомнил. То есть знал маленькой… - он замолчал.

- И что? – спросил Порох.

- По деревьям хорошо лазила. Это второй класс, кажется, был… или даже первый…

- И что?

- Полезли мы с ней на одно дерево. Кто выше…

- Ну?

- Она выше забралась. А я ещё тогда… В общем, я там застрял. Меня дядька Рум снял.

- Помню, - сказал Лимон.

- Ещё бы…

- Да если бы ты сейчас не вспомнил, я бы тоже не вспомнил. И ничего такого. Мало ли кто где застревал. Я вон в колючках один раз застрял.

- В колючках – ерунда, - сказал Шило. – Я когда на заборе повис…

- Это когда задницей за гвоздь зацепился?

- Ага. А под забором собаки. Вот смеху было.

Порох разглядывал ствол своего ружья. Увидел какое-то пятнышко, подышал на него, потёр рукавом.

- Меня как-то дикие собаки в лесу окружили, - сказал он. – Я на дерево залез, сижу. А потом они как рванут куда-то с визгом… как от огня. И мне вдруг так страшно стало… как никогда раньше. Едва за этими собаками не побежал. Не знаю, каким чудом удержался на дереве…

- И что? – тихо спросил Лимон.

- Не знаю. До вечера просидел на суку, потом стало как-то всё равно. Слез и пошёл домой.

- Чего же они испугались?

- Понятия не имею. Теперь вот, после твоего лося, думаю: может, тоже какой-то звериный урод мимо проходил? Собаки учуяли…

- Может, - сказал Лимон. – Ладно, парни, давайте по койкам, через полчаса подъём.

Лимон уснул, несмотря на мерзкую распирающую боль в ступне, особенно в пальцах, и сквозь сон слышал, как кто-то негромко велел его не будить. Потом он почувствовал почти безболезненный укол в плечо, что-то пробормотал, вяло отмахнулся. Кто-то хихикнул. И почти сразу начало сниться тягучее и невнятное, как будто это вообще был чужой сон, полный совершенно неизвестных ему обстоятельств и подробностей, причём увиденный откуда-то с середины, так что следить за происходящим было скучно, но и отвернуться не получалось.

А дальше – навалилась глухая тоска.

…Он был один в целом мире – вернее, он был единственный живой. Голый, тощий, с узловатыми коленками и с пальцами, похожими на барабанные палочки. Кожа отливала тёмно-серым, почти чёрным, с графитовым блеском – как голенище сапога. Почему-то так и надо было, и Лимон даже знал во сне, почему, но не мог сосредоточиться и поймать это знание. Всё вокруг было каменное и ледяное; ветер гнал мелкий снег пополам с песком. Над головой Лимона вместо Мирового света громоздился совсем чёрный ледяной свод с какими-то мерцающими точками. Так тоже было надо. Города не было, ничего не было – скалы и мёртвый вымороженный лес. По лесу бродили мёртвые, что-то бессмысленное делали. Они были белокожие, в оборванной одежде, и обязательно держали что-нибудь в руках. Мёртвые были безмолвными и безопасными, - а то опасное, что пряталось или в глубине леса, или под водой, или в подземельях, пока не показывалось, но Лимон помнил о нём постоянно и был настороже. Он привык к этому вечному ощущению угрозы, которая всё время за спиной, иногда далеко, иногда совсем рядом. Но сегодня что-то случилось (он не мог вспомнить, что), и он просто устал, он окончательно устал. Он знал, что если это наконец подойдёт вплотную, то он ничего не сможет сделать. Не осталось ни сил, ни смысла. И ещё – он был один. Наверное, последний живой. Один. Последний. Ничего уже не сделать…

Он проснулся от удушья, хотел закричать, не смог. Из последних сил повернулся на бок, свесил голову с койки. Закашлялся.

Было полутемно и совершенно тихо. Нет, не тихо. Кто-то тихонько скулил, невидимый.

То отчаяние, которое Лимон испытал во сне, вдруг настигло его и здесь. Но здесь оно не было частью сна, а потому сдавило сильнее. Всё, всё было кончено, всё было напрасно, он один, больше никого нет, а скоро и его не будет, потому что… потому что… Он не знал, почему.

И тогда Лимон заплакал, громко и неумело, не сдерживаясь и не стыдясь – от тоски, от одиночества, от ужаса и от непонимания.

Потом долго-долго-долго ничего не происходило.

Глава шестая.

Он очнулся, будто от тяжёлого сна, хотя и не спал. Это было как удушье. В позапрошлом году Лимон, добывая озёрные грибы, слишком глубоко нырнул и поэтому еле вынырнул – вынырнул, уже не помня себя, с разрывающим огнём в груди, умирая от ужаса, - и долго лежал на траве, зная умом, что только что избежал смерти, но совершенно ничего при этом не чувствуя.

Вот что-то похожее было и сейчас…

Без всякой мысли Лимон сел, нашарил костыль, не с первой попытки встал. Нога болела, но это совершенно не имело значения. Хуже было то, что он начисто не помнил, где он сейчас и что вообще происходит.

Какой-то лось, вспомнил он. Какой-то поганый лось.

Лимон откинул полотняный полог – и ничего не увидел, просто стало чуть светлее. Серый густой воняющий чем-то туман скрывал всё.

- Эй! – сказал Лимон и сам не узнал своего голоса. Как девчонка пропищала. – Есть кто?

Тишина. Нет, не совсем тишина. Что-то шипит и потрескивает. Непонятно, что это и в какой стороне.

Да что же…

И тут он вспомнил про укол. Ну да, конечно. Какое-нибудь снотворное. Как в кино про шпионов. Просыпаешься – и ничего не помнишь.

Так. Я…

Лимону на миг показалось, что сейчас он не вспомнит ни имени, ни родителей, ни дому – ничего. Но нет. Я - Джедо Шанье, мне тринадцать лет, я закончил пятый «зелёный» класс… отца зовут Личи-Доллу Шанье, он майор пограничной стражи, мать – Страта Шанье… И ещё есть брат, и он же где-то здесь, его надо найти!..

- Шило! – позвал Лимон. – Хомилль! Эй! Отзовись!

- Не кричи, - с мукой в голосе произнёс кто-то сзади. – Не надо так кричать…

Лимон оглянулся. Стоял незнакомый взрослый. В светлых брюках и сером свитере с каким-то значком. В очках. Над очками лоснилась здоровенная лысина.

- Вы кто? – спросил Лимон. – Что случилось? Где все?

- Не знаю… Тут что-то сгорело, дым… Господи, как голова болит… я вижу – медпункт…

- Да, - сказал Лимон. – Медпункт. Только тут никого нет.

- Какие-нибудь лекарства… не знаешь?

- Нет. Может, там? – он кивнул на брезентовую дверь, из которой только что вышел. – Но я не…

- Пойду посмотрю…

Лысый, пошатываясь, обошёл Лимона и скрылся в палатке.

Сгорело, подумал Лимон. Наверное, всё-таки война…

Вдруг сделалось страшно.

Он прошёл двадцать шагов – и внезапно услышал множество голосов. И тут же потянуло сырым противным дымом.

Все сгрудились вокруг штабной палатки, до безликости незнакомые, молчаливые, странные, зловещие. Как те мертвецы из сна, подумал Лимон. Он ковылял вокруг этой кучки ребят, пытаясь разглядеть хоть кого-то из своих. Наконец…

- Илли!

Девочка в рыжем платке обернулась, и у Лимона на миг почему-то остановилось сердце – ему показалось, что она должна быть или действительно мёртвая, с пустыми глазницами, или должна не узнать его, или даже не увидеть… Но она увидела и узнала.

- Джедо. Что с тобой?

- Ничего, ерунда. Ушибся. Что происходит? Мне вкололи укол, чтобы я спал…

- Никто не знает. Пойдём. Тут всё равно никого… пойдём.

- Куда?

- Элу просил всех, кто тебя увидит, привести в штаб.

- Так вот же штаб.

- Нет, в наш штаб. В настоящий штаб.

- Так всё-таки, что случилось?

- Какой-то… не знаю. Обморок, сон? Кошмары. Представляешь, бригадир Ламаш застрелился.

- Кто?!

- Ну, начальник лагеря. Инженер-бригадир. Ты его видел вчера.

- Ах, да… А почему?

- Говорю же: никто ничего не знает. Какой-то морок свалился. Я плакала, плакала… как будто никого на свете не осталось, кроме меня, представляешь?

- Да, - сказал Лимон. – И я. То же самое. Мне как будто сон приснился…

- Вот. И всем остальным. А бригадир застрелился. И ещё двое просто ушли куда-то. Доктор и Мьеда. Которая была помощница начальника, толстая такая, помнишь? Нигде нет. И кухня сгорела. В общем…

Они дошли до палатки, над пологом которой висело тёмно-красное полотенце. Это было его, Лимона, полотенце. А теперь, значит, флаг…

- Я привела, - сказала Илли.

- Это хорошо, - отозвался изнутри кто-то.

Лимон вошёл.

Здесь были все свои, включая Хвоста, и ещё человек десять сверх того; некоторых Лимон не знал. Сидели почему-то все на полу, в проходе между кроватями, и только Шило примостился на втором ярусе. В центре всего, скрестив ноги, сидел Сапог с толстой тетрадью в руках. Увидев Лимона, он поднял руку в приветствии:

- Ну, наконец…

Стараясь ни на кого не наступить, Лимон пробрался к свободной койке, сел на край, опершись на костыль.

- Ребята, - сказал он. – Мне Илли тут в двух словах… но я всё равно ничего не понимаю. Этот… обморок… - он со всеми был?

- Да, - сказал Сапог. – По разному, конечно… Шило, вон, говорит – вообще ничего не почувствовал, просто как уснул. А кто-то… ну, в общем, ничего хорошего. Мы тут, ну, ещё раньше, как ты говорил – до полувзвода…

- Я вижу, - сказал Лимон. – Всё правильно. Давайте пока с этого и начнём…

Девятнадцать человек, подумал Лимон, преодолевая какую-то липкую мозговую усталость, нехорошее число, несчастливое, надо бы кого-то выгнать или кого-то ещё принять, а лучше двоих… но если честно – не было сил. Он выбрался из палатки. Туман сдуло, небесный свод на западе набряк багровым – значит, скоро вечер. Чувство времени исчезло совсем, и даже есть не хотелось – но это, наверное, из-за тошноты. Командир, подумал он. Разведгруппа, полувзвод… Это было даже не смешно, просто противно.

Впрочем, противно было всё.

- Ты какой-то серый, - сказала Илли, незаметно возникшая рядом.

- На себя посмотри, - бессильно огрызнулся Лимон.

Илли действительно выглядела своеобразно: рыжий платок весь в складках, в каких-то тёмных пятнах, вокруг глаз чёрные круги, лоб и скулы – точно, серые и дрябло-мокрые, как жабья кожа. Свалявшиеся волосы выбиваются…

- Не красавица, да, - согласилась Илли. Потрогала лицо, махнула рукой и сняла платок.

- Ой, ма… - протянул Лимон. – Извини.

- Ты-то при чём?

Щека, часть подбородка и горла были покрыты не настоящей кожей, а тоненькой прозрачной морщинистой плёночкой, готовой вот-вот лопнуть или потрескаться.

- Обожглась, - сказала Илли. – Щёлочь. Хорошо, отшатнуться успела.

- Бывает, - сказал Лимон. – Опыты?

- Домашнее хозяйство. Ну и глупость, конечно. Ладно, наплевать…

Она встряхнула платок, пересложила его и снова замотала вокруг головы:

- Лучше?

- Сойдёт. Смотри, кто там…

- Ага.

Тяжело опираясь на полосатую рейку, шёл тренер Руф. Казалось, что ему лет семьдесят.

- Вы на ногах? – спросил он, поравнявшись с Лимоном и Илли. – Надо на кухне помочь. Малыши некормленые…

- Там же сгорело всё, - сказала Илли.

- Консервы открыть, чай какой-нибудь придумать. Помогите.

- Ага, - сказал Лимон. – Что это было, тренер?

- Не знаю… даже предположить не могу. Боюсь, какое-то оружие…

- Тогда – война?

- Тоже не знаю… потом поговорим, ладно? Когда хоть что-нибудь узнаем… И вот что: надо провести разведку.

- Куда? – спросил Лимон.

- В город.

- Сейчас?

- Скоро. Покормим малышей… Потом подходите к машине.

- К той же самой?

- Конечно.

- Тренер… - сказала Илли, когда Руф уже отошёл на пару шагов.

- Да?

- Всё же обойдётся, правда? Всё же будет хорошо, да?

Тренер помолчал. Потом покачал головой:

- Нет. Не думаю. Надо… вот… - он сжал кулак. – Держаться. Крепко держаться. А пока… Идите открывать консервы.

И пошёл дальше, тяжело опираясь на рейку.

- Группа, - не оборачиваясь и не повышая голоса, скомандовал Лимон. – Выходи строиться.

Так вот оно само собой и решилось с нехорошим числом: вышли и построились пятнадцать, а двое – так и остались в палатке, парень шипел и злился, девчонка ревела, их не уговаривали и не ругали, просто велели больше не проситься. Забрали вещи и ушли. Мы вернёмся, а вас уже нет, ясно?

Лимон построил полувзвод в шеренги по три, встал сбоку, скомандовал: «Становись. Равняйсь. Смирно. Шагом – марш…»

Шагнули плохо, почти вразнобой, но Лимон сделал вид, что не заметил.

- Песню – запевай.

И сам начал:

- На рассвете туман, туман, на рассвете шаги, шаги…

Подхватил только Шило. Остальные тупо не знали слов, и это Лимон понял с запозданием, а ведь можно было догадаться. Но он упрямо вытягивал строки, стараясь угадать под ритм шагов, и в какой-то момент услышал, как ребята подтягивают – кто наугад, кто просто «та-та-там»…

Элу Мичеду, класс 5-й «синий»

«Как я провёл лето» сочинение

Сочинение № 4 из 12

Я не знаю что произошло и не знаит ни кто. Может быть потом нам скажут, а пока я напишу что помню и как помню. Но всё равно всё это как плохой сон. Сначало Джедо Шанье ночью разбил ногу. Он говорил, что видел громадного горного лося, без шерсти как голенище. Был сильный туман, и он держался всё утро и потом. Мы ходили как в молоке, видно было совсем ничего. Джедо сделали укол от боли и он спал. Поэтому мы решили отложить окончательное формирование нашего отряда. Мы решили сделать свой отряд, чтобы тренераваться. Название отряда было или «Золотое знамя», или «Неустрашимые». «Неустрашимые» назывались отборные бойцы у Императора Цаккха и у Гуса Счастливого. Но мы ещё окончательно не решили. Потому что Джедо был наш командир, и без него было нечестно. Потом протрубили к обеду, но ничего не получилось. Я помню, что просто лёг. Мне было непонятно чего страшно, но страшно очень сильно, только бежать некуда, и хотелось зарыться. И не знаю, что делали другие. Потому что закрыл глаза и зажал уши. И так лежал. Потом мне стало казаться, что меня уже похоронили, и тогда я встал, хотя ноги не слушались. Все вокруг плакали или стонали. Я не знаю, сколько так было, потому что туман всё так и стоял, и казалось, что в тумане кто-то ходит очень громадный. А потом както стало легче, только очень пусто в голове, мне даже объяснить тяжело, но это как будто есть просо без соли, только не на языке, а вообще везде. И все стали подниматься на ноги, и всем тоже было плохо, а некоторых даже рвало. Я думаю, это пандейцы пустили какой-то газ. И столовая сгорела, точнее кухня.

Никому ничего не хотелось делать, а только лежать и сильно грустить, и поэтому я стал всех заставлять что-то делать. На меня злились, но делали. Потом пришёл Джедо. Он стал делать то же, что и я, и теперь злились на него. Несколько человек вышли из отряда, и никто о них не жалел. Мы построились и пошли помогать поварам готовить еду.

Конец сочинения №4.

Глава седьмая.

Вечером никуда не поехали, потому что просто не смогли. Тренер Руф Силп, державшийся до последнего, тоже «поплыл» и сказал, что надо дождаться завтрашнего дня, и вообще утром должна прийти помощь, и нужно сначала получить инструкции из города, а уж потом что-то делать, иначе как бы не наломать дров… Лимон понимал, что это отговорки, но с самой мыслью был согласен: в таком состоянии ехать ночью просто невозможно. Вообще взрослые выглядели хуже ребят, это Лимон ещё успел уцепить, но он тоже слишком устал, чтобы обдумать замеченное, да и верно сказано: что к ночи чёрный чугун, то утром светлое пёрышко…

Лимон зашёл в медпункт, взять обезболивающих таблеток. В медпункте сидела пропавшая утром толстая Мьеда и перебирала какие-то документы – что-то на стол, что-то на пол. Она была растрёпанная и говорила невнятно, таблеток не дала, и Лимон решил, что лучше не связываться.

Он долго не мог уснуть, ворочался. Болела нога, томило беспокойство. А вдруг в городе ещё хуже? Они ведь ближе к границе – первый удар был по ним. Главное, всё непонятно…

Он изо всех сил старался не думать о родителях – и, разумеется, только о них и думал, представлял картины вражеского вторжения, и отец с пулемётом всех побеждал, спасал мать… и вдруг эта правильная картина исчезала, и он будто сверху видел: перевёрнутая горящая машина, и несколько тел разбросаны вокруг, и кто-то маленький – кажется, он сам – ковыляет рядом и, не дотрагиваясь до трупов, пытается заглянуть в лица, узнать… а ещё лучше – не узнать…

Вся палатка была плотно наполнена стонами, всхлипами и невнятным бормотанием. Это тоже было страшно.

Всё же удалось уснуть. Скверным липким сном, который, однако, отгородил Лимона и от того, что было, и от того, что ждёт – то ли впереди, то ли просто за полотняным пологом палатки…

Лимон проснулся от боли и от холода. Одеяло сползло, а больная нога как-то неудачно заползла под здоровую. Он с трудом распрямился, потом сполз с койки, нашарил костыль, дохромал до выхода и выглянул наружу.

Как ни странно, было уже светло. Светло и настолько ясно, что вся Крепость была как на открытке. Значит, время уже позднее. Но никто не трубил подъём… впрочем, и жрать не хотелось совсем – настолько не хотелось, что одна мысль об еде вызвала тошноту. А почему подумал об еде? Наверное, по привычке: личный состав должен быть накормлен…

Его передёрнуло от презрения к себе. Вся затея с отрядом была дурацкая и совсем детская. Для первоклашек. Вот произошло что-то настоящее… и что? Что дальше-то?

Надо ехать в город, твёрдо сказал он себе. Ехать в город. Хоть что-нибудь, да узнаем.

Он растолкал Сапога, Пороха, Костыля и Маркиза. Дольше всех отбивался Маркиз.

- Парни, - сказал Лимон. – Я сейчас поеду в город. Вы здесь при оружии. Охраняйте всё, а особенно кухню и тир. Оружейку. Понятно?

- Кто на неё позарится? – пробормотал Сапог.

- Не знаю, - сказал Лимон. – Но это сейчас самое ценное. Из всего, что здесь есть.

- Я с тобой, - сунулся сверху Шило.

- Нет, - сказал Лимон. – Сегодня мы с тобой будем порознь. С братом в разведку не ходят.

- Почему?

- Не дурак, должен понимать…

- Лимон прав, - сказал Порох. – Будешь при мне. Поучу тебя обращению с ружьём.

- Не хочу, - со склочными нотками в голосе сказал Шило. – Я в город. Пусть Лимон остаётся.

- Это приказ, - сказал Лимон.

- Какой ещё приказ…

И тогда Лимон врезал брату. Прямо по свисшей с верхней койки башке.

- Ты чего?..

- Это приказ. Я командир. Ты боец. Если недоволен, можешь уходить. Мне такие не нужны.

Капнула кровь. Потом ещё, ещё и ещё. Все посмотрели вниз, на кляксы.

- Я понял, командир, - сказал Шило.

- Вот и отлично, - сказал Лимон.

- Но я…

- Что?

- Ничего.

Лимон вышел. Его трясло.

Он едва не убил маленького поганца.

Дальше было не лучше. Тренера никто не видел, толстенькая Мьеда не могла подняться с койки, одна машина ночью исчезла, а с нею двое поваров и двое воспитателей, медсестра Гента спала каким-то страшным сном (с полуприкрытыми веками – потом она несколько раз являлась Лимону в кошмарах), и только в штабной палатке Лимону попался единственный что-то соображающий взрослый – тот самый, который вчера искал медпункт. Сейчас он сидел за столом и массировал пальцами виски.

- Вы кто? – замученно спросил Лимон.

- Я? – тот приоткрыл глаза. – Теперь уже сам не знаю. Ехал сюда, чтобы организовывать досуг… старшим вожатым, что ли. Забыл, как называется. Меня зовут Дачу. Дачу Трам. А вы, молодой человек?..

- Я - Джедо. Мы ещё с вечера договаривались с тренером Силпом…

- Боюсь, что ваши договорённости… того.

- То есть?

- Я его связал и вкатил успокаивающего. До вечера он вряд ли очнётся.

- Почему? То есть зачем?

- Он пытался меня задушить. Подушкой. Говорил, что это я всех отравил. Слушай, Джедо, ты понимаешь вообще, что происходит?

- Говорят, бывает такой газ…

- Вот и я так подумал. Но что теперь делать? Ждать?

- А вы сами – как?

- Если скажу, что хорошо, ты мне поверишь?

- Но вы хоть что-то…

- Спасибо. Хотя должен сказать, что более мерзко я себя чувствовал раза два в жизни. И оба раза это было следствием… Ну, в общем, были причины. А сейчас? Газ, говоришь?

- Наверное. А что ещё?

- Не знаю. А ты сам как?

- Сейчас сносно. Ночью было… совсем плохо.

- Понятно… то есть ни черта не понятно, но… как-то так. Какие у нас планы?

- А связь с городом есть?

- Нету. Ни по проводу, ни по радио.

- Надо ехать за помощью. Мы с тренером, собственно…

- Ну да, ну да… Надо ехать. Мы с тобой? Ты умеешь водить машину?

- Только аккумобиль. С бензиновым – не умею.

- Плохо. Потому что я тоже не умею.

- Ничего себе.

- Так вот сложилось.

- Ладно. Я знаю, кто умеет. А вы знаете, у кого ключи от оружейки?

- Знаю. У меня.

- Тогда выдайте мне мою винтовку. Она там, под замком.

- Хорошо… Тогда слушай, Джедо… Мне, наверное, не следует ехать. Похоже, я тут единственный взрослый, кто хоть немного соображает. Так?

- Ну… в общем, да. Мы с Порохом смотаемся за подмогой и вернёмся. А вам я в помощь оставлю своих, годится? Ребята проверенные. Кстати, и их оружие тоже под замком хранится. Идёмте?

- Да-да. Пойдём. Проклятая голова… Так хотелось застрелиться, ты не поверишь…

Оружейная палатка снаружи была цела. Но с дверцы клетки кто-то сбил замок. Все ящики стояли грубо взломанные. Винтовки почему-то валялись на полу…

Когда Лимон поднял одну, он сразу понял, в чём тут дело. Это была воздушка. Всё, что завезли для тира – были воздушки.

Ну и, конечно, тот ящик, которому Лимон, Порох и Костыль (и наверняка кто-то ещё, потому что Лимон, когда вечером ставил свою винтовку, мельком подумал, что свободного места почти нет) неосторожно (ну, что значит неосторожно? – по требованию начальника лагеря) доверили своё оружие, был разбит и пуст.

- Проклятье, - сказал Порох; он сразу взмок и побледнел так, что порошинки на лице сделались чёткими, как чернильные точки на бумаге. – Если бы не ты со своим лосем…

- Это был не мой лось, - сказал Лимон. – Всё равно извини. Кто мог знать.

- Ладно. Я думаю, раз такие дела – мне отец свою даст. Да и вообще…

Он поводил по зубам костяшками пальцев, хотел что-то добавить, но не стал.

- Думаю, накрылся лагерь, - сказал молчавший до сих пор Маркиз. – Ещё эти звери… Заберут нас обратно, и все дела.

- Скорее всего, - сказал Лимон. – Ладно, Маркиз, ты теперь у нас основная огневая мощь, прикрывай Сапога. Держитесь плотно. Мало ли что. Мы постараемся мигом. Туда и обратно.

Народ уже вылез из палаток, бродил хмуро и пока ещё растерянно. Но кто-то же забрался ночью в оружейку… Это не давало Лимону покоя, но он себя успокаивал: скорее всего, оружие забрали сбежавшие взрослые, чтобы не допустить дурацкой пальбы… а может, они и не сбежали вовсе, а поехали на охоту, ведь еды осталось всего ничего – только то, что не успели разгрузить из машины, - да и готовить не на чем, весь запас дров сгорел вместе с кухней и кладовой…

Он даже почти поверил в это.

Для экспедиции выбрали тот же грузовичок, на котором – как давно это было! – ездили по фермам. Порох проверил бензин (хватит в одну сторону, там заправимся), попинал колёса, забрался в кабину, стал подгонять сиденье по высоте. Лимон и Костыль терпеливо ждали. Потом подошёл лысый Дачу, а следом за ним – Илли, в другом платке и одетая по-горски – как бы в нескольких тонких разноцветных платьях, надетых одно поверх другого. В руках у неё была сумка.

- Я с вами, - сказала она.

- Зачем? – пожал плечами Лимон.

- Это еда и чай, - она будто не слышала вопроса.

- Хорошо, - сказал Лимон. И повернулся к Дачу:

- Вы осторожнее тут, ладно? Кто-то же спёр оружие. Вряд ли на сувениры.

- Конечно, - сказал Дачу и приподнял свитер. Из-за пояса торчала рукоять пистолета.

- Всё равно, - сказал Лимон.

- Возвращайтесь быстрее, - сказал Дачу. – И обязательно с подмогой.

Лимон кивнул.

За спиной надрывно взвыл стартёр, мотор чихнул, подёргался – и заработал ровно.

- Садитесь, - сказал Порох.

Лимон и Костыль забрались в кузов, Илли села рядом с Порохом. Брезентовый верх кабины был убран, разговаривать можно было свободно. Только пока не хотелось.

Порох плавно добавил газу и отпустил сцепление, и машина с каким-то облегчением, будто застоялась, покатилась вперёд.

Лимон оглянулся. Лагерь выглядел отсюда неопрятно и жалко. Конечно, ничего не успели сделать, но всё-таки… К Дачу подошли несколько ребят, о чём-то, наверное, спросили. Он ответил. Все сначала посмотрели вслед машине, потом повернулись и пошли к палаткам. Очень медленно и бессильно.

Да что же это всё-таки с нами со всеми было?..

Глава восьмая.

- Ты как? – спросил вдруг Костыль. Встречный ветер трепал волосы и вроде бы бодрил.

- Бывало получше, - честно сказал Лимон.

- Голова?

- И голова тоже. Не болит, а так… будто глиной набита.

Костыль согласно кивнул.

- Я тут подумал… ночью. «Собирателей брызг» ты же видел?

- Если честно, то нет. Книжку только читал.

- Старую или новую?

- А они что, разные?

- Ага. Старая ещё при Империи была написана, там принц Прау в главных героях, ну и вообще – они там искали оружие против Синего союза. Ты хоть помнишь, что такое Синий союз? Или хотя бы Кидон?

- Союз – это Кидон с какими-то другими мелкими странами… Помню только, что первая большая война против них была. И какой-то Жёлтый ещё был союз… но про тех вообще ничего не знаю. У меня где-то учебник старый был, лет двадцать назад выпущен, только я его так положил, что давно найти не могу. Там про Кидон было несколько слов. Теперь – вообще пусто. С кем воевали? – а, так, с какими-то врагами, память о них стёрлась…

Костыль потёр нос.

- Дед мой, пока ещё жив был, всё говорил, как выпьет: да ты знаешь, мол, от чего вас тогда спасли? Пусть самой страшной ценой, говорил, но вы хоть нормальными людьми остались… Но что было бы – не говорил. Только, мол – радуйтесь и живите, а о том вам лучше и не знать ничего… Ах, да, так вот я о чём: в той старой книжке многое отличается от того, что есть в новой. Сейчас… плохо я рассказываю…

- Нормально рассказываешь. Ты ж не Маркиз. Это он – как по писаному.

- В общем, там было так: экспедиция попала в заколдованную долину. Пока они были в ней, то у них всё просто… ну, весёлые были, бодрые, сильные, как быки… В общем, благодаря этому и выбрались. И тут же свалились. И вот тут у них такое началось… в общем, кто-то встать не может, кто-то плачет, не останавливается, а один совсем ушёл и со скалы спрыгнул. Понимаешь?

- Но у нас же… мы же не в экспедиции. И Область отклонений далеко отсюда.

- Это понятно, понятно… Просто… вот Крепость там была, а стала здесь. Может, и Область так же? Ведь этот твой лось…

- Знаешь, Кий, мне сегодня что-то похожее мерещилось ночью. То ли спал, то ли не спал. Будто Бал-Акрад, физик бывший, мне заново всё объясняет, а я тупой-тупой… И вот он про эти другие миры, которые наш Мир окружают, как-то по-новому рассказывал – только я то ли не понял, то ли не запомнил. У тебя так бывает? Когда во сне что-то очень нужное понимаешь, а проснулся – и уже всё, драные тряпки вместо понимания…

Костыль помолчал.

- Такого, чтобы во сне, вроде бы не было, - но я, кажется, въезжаю. У меня так наяву случается. Вот, думаешь, сейчас-сейчас-сейчас что-то выдашь – ну, совершенно гениальное, - а потом бац – и всё рассыпалось, а то ещё хуже – вдруг доходит, какая это ерунда была на самом-то деле… А ты Бал-Акрада откуда знаешь, он ведь в старших классах преподавал?

- А он вёл кружок оптики, я в него ходил. А потом его оттуда уволили, и я перестал ходить. Второй препод, этот, как его…

- Зануда.

- Зануда, да. В общем, не зря его так прозвали… Держись!

- Вижу…