Пятая серия «Как успокоить грусть»
Оказалось никак не надо — в ящике с запчастями был небольшой красный прицепной закрывающийся чемодан. Такой пластиковый, угловатых форм. Разобравшись с креплениями и пристегнув чемодан, пошёл в летницу собирать манатки. Ну его нахрен, поеду-ка я лучше сейчас. Выеду часов в девять вечера, думаю, к пол-одиннадцатого буду. Остановиться есть где, мотоцикл куда поставить найду. Позвонил в Архипку. Тёть Шура была на работе, скороговоркой сказала, что мотоцикл можно загнать в санаторский гараж, ключ есть у охранника, попросила бутылку «наливочки» (как-то передавали ей настой на розах). Той самой не было, поэтому пришлось взять ещё пару бутылок «настоянного на дубу».
До планируемого выезда ещё полчаса, поэтому пришлось поработать в самогонной, да ещё лепестков роз надербанить с кустов. С такими темпами разбазаривания самогона, я скоро по миру пойду.
В девять я выехал и потихоньку, освещаемый фарами встречных машин, потрусил к перевалу. Разгоняться по ночной трассе не хотелось. Как бы я ни мечтал о мотоцикле, мечта сбылась!
Еду на крутом «Кавасе», а свист ветра и повороты меня напрягают. Наверное, не моё. Бойтесь того, что мечты сбываются!
Так, без приключений, остановившись только раз перессать, я добрался до гаишного поворота. Ого! Что там происходит? Куча мотоциклистов, свет фар и знакомый мне капитан отчитывает какого-то «рокера» в кожаной куртке, который стоит перед ним, чуть опустив голову, но при этом засунув руки в карманы.
Ну их нахрен, ещё попутают, примут за «нефора», а потом доказывай, что на работу еду.
Да и сэм я разбавленный часа три назад хлебанул чутка. Запаха нет, но мало ли? Я остановился у самого крайнего мотоциклиста, решив уточнить, что происходит.
Парень на «Урале» с задранной передней вилкой. В кожаной безрукавке и «самодутой» каске на голове, с надписью АС/ДС с интересом вылупился на меня.
— Здаров, бродяга, — поприветствовал я его. Парень вскинул руку с зажатым кулаком вверх. Наверное, поприветствовал.
— Не скажешь, чего там тормозят?
— Да здаров, — ответил «рокер», продолжая пялиться на мой мотик, — ничо не тормозят, мы на Джубгу бандой рванули, а нашего старшего Джейсона легавые тормознули, ну мы и остановились поддержать, ежели что.
— А чего тормознули? Не в курсах?
— Да не, Спара вроде за рулем не бухает, и документы у него в поряде. Наверное опять на мозги капают: ты же комсомолец, безопасность на дорогах и всё такое. Задолбали.
— А кто такой Спара?
— Так Джейсон же, — ответил «рокер», и я нахрен запутался.
— Спара Джейсон?
— Ну да, типа кликухи. А так Колёк из станички. Да пацан ровный, без косяков, наверное, скоро отпустят. Слышь, а что у тебя за мот?
— Кавасака Ниндзя, — гордо ответил я.
— Ммм круто, почти как Ижак!— восхитился «рокер», — а скок даёшь по трассе?
Я что-то ответил невпопад. В голову закралась мысль, что за Спара Джейсон? Колёк из станички?
— Слухай, а чего он Джейсон? — перебил я мотоциклиста, закидывающего меня вопросами.
— Да он на этого, на артиста какого-то Джейсона Дувана похож, — ответил рокер, исковеркавший фамилию австралийского актёра.
— Ладно, бродяга, давай, — вскинул я руку с кулаком и, дав газу, поехал к посту. Рокер тоже вскинул руку и продолжал с интересом пялиться вслед.
Я подъехал к мотоциклу «вожака» рокеров и, поставив на подножку, подошёл к капитану, стоявшему ко мне спиной и что-то внушающему мотоциклисту.
Я осторожно постучал по плечу милиционера. Тот повернулся и уставился на меня.
— Здрасти, товарищ капитан. Как спина ваша?
— Ты кто?— удивился капитан.
Я осторожно поднял стекло так, чтобы меня видел только капитан (да и на всякий пожарный дышал в сторону). Вожака-рокера трудно было не опознать. Воробей!
Спара Джейсон, блять!
— О, хлопчик, ты что ли? Утром же виделись!
— Дядь Миш, а чего этого парня тормознули. Натворил что?
— Да нет трезвый, всё по правилам и колонну свою вёл хорошо, не сигналили, на встречку не выезжали. Так, проверка обычная. Попугать трэба. Воспитательная работа!— он поднял палец к верху.
— Да я его знаю, хороший парень, слесарь, — начал я выгораживать Воробья.
— Да отпущу я его, с него навару, как с быка молока, — хохотнул капитан дядь Миша, — Ты мне скажи, у меня под вечер поясницу ломит, массаж надо какой или что?
— Давайте я в санатории с теткой поговорю? Там массажисты хорошие, договоримся. Приедете на пару сеансов?
— Вот-вот, это дело! — обрадовался мент, — А ты, смотрю, на мотоцикл пересел? Хороший! Дед купил?
— Да. И дед, и батя скинулись.
Милиционер повернулся к Воробью и грозно рыкнул:
— Всё, давай катись и не нарушайте ничего. Иначе... ух вам будет!— он погрозил кулаком, — Вон парень наш (ого, уже наш!), за тебя просил, магарыч ему поставишь !— мент подмигнул мне и, пожав лапу, ушёл на пост.
Я опустил стекло и прошёл мимо Воробьёвского «Чижика», на который уже ловко запрыгивал сам Спара Джейсон, блять!
— Блин, парень, охрененно «рокерский» салют!— заорал мне радостный Колёк, подъезжая к моему красному «Кавасу», — ни хрена мот! Тебя как звать? С какой банды? Давай с нами!
Я поднял стекло, подождал, когда меня опознают, и челюсть Воробья поползёт вниз.
— Я из банды пОляков-парикмахеров, Колян, — ответил я и, дав газу, ушёл на поворот на Архипку. Надеюсь, догонять не будут. А то такой эффектный уход и тошниловка по трассе к посёлку смажут всё впечатление. Нет, не стали. Как же я всё-таки люблю такие эффектные появления! Меня прямо аж распирало от кайфа! Я даже газу дал до семидесяти!
А примета работает! Только кого-то из станички подстриг и сразу же встретил Воробья! Кто следующий?
***
На въезде в Архипку пришлось уходить не налево к пляжу, а направо, в сам городок и переться через него на парадный въезд санатория. Предупрежденный вахтер на КПП, с подозрением посмотрев на меня, всё-таки пропустил внутрь, и я поехал по центральной дороге, стараясь не газовать и не пугать отдыхающих. Гараж мне открыли без каких-либо проблем, и мой красный красавец встал в ряд с санаторскими машинами.
Забрав шмотьё, я тихой мышкой шмыгнул к корпусу и по слабо освещенным лестницам забрался к себе на чердак. Крохотная каморка, казалось, ждала меня и в неярком свете торшера была ну очень уютной. Кота что ли с собой взять?
Достал магнитофон и часы, пару плакатиков, прихваченных из дома. Поставил первую попавшуюся кассету с каким то итало-диско и попытался заснуть.
В коридоре раздались разговоры и я, от греха подальше, вырубил свет и на минимум прикрутил громкость. Девчонки возвращались с работы и стонали про бездарно упущенный вечер.
Как я понял по голосам, Юлька убеждала всех сходить хотя бы на санаторный дискач. Олеська с Наташкой орали, что в таком виде никуда не пойдут. Затихли, зайдя в свою комнатушку. Потом вышла Юлька и крикнула:
— Ладно, смотрите сами! Я помоюсь и минут на тридцать схожу, чего киснуть-то!
Мимо моей двери прошоркали шлепанцы, и какое-то блеянье, похожее на песню Сандры:
— Ай лав тую, Мария Магдалина, еее.
А действительно, Юлька похожа на эту самую Сандру. Отомстить бы ей за свой засос.
Идея!
Я накинул шорты и чёрную футболку, которую пришлось натянуть на голову, так как обесцвеченные волосы чуть ли не светились в темноте.
Натянул кроссовки и, прикрыв дверь, мышкой шмыгнул вниз. Этажом ниже, в отделении какой-то лечебной фигни был душ, которым пользовались «Карлсоны, живущие на крыше». В нём сейчас и плескалась Юлька, горланя Сандру вперемешку с хер пойми чем. Я почувствовал себя убийцей из фильмов ужасов и мерзко прихихикивал. Наконец-то она накупалась, чуть ли не тридцать минут плескалась.
Вышла и пошлёпала к лестнице. Блять! Да она в одном полотенце и с голым торсом. Аж не по себе стало. Ну и вот нахера одно полотенце на жопу, а второе на голову тюрбаном крутить? Я в два тихих прыжка догнал её возле лестничного пролёта.
И пока она не успела опомниться, поставив ей смачный засос на плече, тут же спрыгнул через лестничный пролёт вниз.
Что сейчас будет! Однако... Ни хуя!
— Ой, бля, что за хуйня? — сказала Юлька и хлопнула себя по плечу, — не было же насекомых. Ёбаные бабочки, задолбали!
И опять, шлёпая, попёрлась по лестнице. Жаль темно, а то снизу, наверное, были бы шикарные виды. Я остолбенел! Я ожидал криков, воплей суеты, а тут ничего! Наверное, из-за полотенца на голове не услышала нихрена, а руками я её не трогал, хотя хотелось прихватить за сисяндры. Она даже нихрена не поняла, что произошло, так шлепнула себя по плечу и всё. Обидно даже! То мой мотик сравнивают с Ижаком, то засос с укусом насекомого!
Подождав, пока Юлька ушлёпает, я потихоньку поднялся к себе и загрустил. Надо бы поспать, а неохота. На пляж, что ли сходить, в ночном море искупаться?
Да ну нафиг, завтра, чувствую наныряюсь.
Пожрать что ли? У меня осталось ещё несколько пирогов, да и сэма предостаточно. Начал разбирать привезённые вещи.
О, парикмахерский набор!
— Не тоскуйте, — проорала Юлька и бодрой кобыленцией промчалась мимо моей комнаты. Всё танцульки ей. Пойду-ка я Олеську стричь. Тем более, причёску на Воронцове отработал, мне понравилось.
Я прошёлся по коридору и постучал в дверь к соседкам.
— Кто там?!— испуганно завопили они.
— Милиция, — басом ответил я, — тут в клумбу кто-то насрал, говорят, это были вы!
— Да это не мы! — заорали девки и осторожненько открыли дверь, — увидев меня, сказали как обычно, — ах ты ж сука!
Работал я над головой Олеськи уже пол часа. Сперва заставил помыть голову и начал по мокрому. Потом высушил, и по новой. Она сперва вякнула про открытый затылок, но я её заткнул. Поначалу они даже не думали, что я буду стричь, решили, что выкаблучиваюсь.
Но мой решительный настрой и демонстрация инструментов сломали хлипкое сопротивление. Олеська даже немного успокоилась, а Наташке я пригрозил, если ещё что-то вякнет, начну бздеть не хуже, чем она прошлой ночью.
Натаха мотнула головой с заклеенной лейкопластырем опухшей бровью, которая мешала ей насупиться.
Ну вот, закончил и смахнул волосы на газету. Большая пушистая челка, открытые виски и затылок, аккуратная косичка, более длинная и не такая уёбищная, как у Воронцова. Скорее всего, у Олеськи дальние предки были каким-нибудь азиатами, но именно под высокие скулы и разрез глаз, такая прическа — самое то.
Раньше из-за этой залаченной копны лицо не так хорошо выделялось, а сейчас большие карие глаза с азиатским разрезом, открытая шея и аккуратные маленькие уши делали Олеську весьма и весьма привлекательной. Такими изображали в американских книжках-картинках «амазонок» или как их там. Только на картинках у девок были малюсенькие латы и огромные сиськи.
Помню, загнал я как-то пару таких книжек Женьке Жарикову.
Олеська долго и упорно смотрела на себя в зеркало. Повернётся то одним боком, то вторым.
— Ну?— не выдержал я, — как?
— Выходи за меня!— пизданула Олеська.
Я переглянулся с Натахой, и мы с ней заржали в голос. Олеська радостно начала щипать меня за бока:
— Данила-мастер, бля, яички продает? Колись, где учился?
— Не поверите всё равно, девчата! — я ловко изворачивался, при этом невзначай хватая Олеську то за сиськи, то за жопан.
Натаха присоединилась к общей веселой кутерьме и пыталась стащить с меня шорты. Побесились и хватит. Наташка попросилась тоже на стрижку, но тут надо было думать и подыскивать что-то в журнальчиках, смотреть на пляжах. Она, подумав, с моими выводами согласилась. Решили посидеть на крыше, покурить, поболтать.
— Эх, хорошо!— сказала довольная, как слон, Олеська.
— Ага, винца бы сейчас, — подтвердила Наташка, — да сейчас только в кабаках на пляже взять можно. У частников пойло жуткое да и продают в три дорога.
— А в киосках? Их же в санатории два и один круглосуточный, — напомнил я.
— Да там шмурдяк жуткий, из-под полы. Там только от газировки не отравишься, — протянула Наташка.
— Так, девки, достаньте льда, а я за газировкой в киоск, — скомандовал я.
— Лёд только в морозилке в столовке у Петровны, — высказались девчата, — там повариха-сезонница из наших сегодня в ночную дежурит, принесём сейчас. А ты что придумал, лёд с газировкой пить?
— Хуже, давайте по коням.
Я сгонял к киоску, отвлёк скучающего продавца-армянина от беседы с двумя отдыхающими тётками, купил шесть стеклянных бутылок «Пепси». Были ещё какие-то напитки, но я им особо не доверял. А эту «Пепси» клепают в Горячем Ключе, так что продукт проверенный. Девчата приволокли двухлитровку, наполненную наполовину колотым льдом.
— Ножиками колотили, — пожаловалась Натаха, — пальцы заморозили. Так чего делать-то будешь?
Я вылил Пепси на две трети в банку и жестом фокусника достал бутылку «выдержанного», долил тару до краев. Побултыхал.
Эти дуры стаканы даже не принесли. Я же, как хороший хозяйственник, притащил два пирога на закуску. Ну, будем хлебать с горла.
Первая решилась Олеська. Отхлебнула. Потом ещё, и радостно улыбнулась:
— Ух ты!!! Как вкусно-то!
— Дай сюда, — тут же опомнилась Наташка и забрала у неё банку. Сделала мощный глоток и довольно прижмурилась.
— Класс, вроде и с газом, и по мозгам чуть дало, — обрадовалась девчонка и откусила ломоть пирога. Вот как баб понять? Увидели пироги, отказались, типа не хотят на ночь жрать, фууу и всё такое. А сейчас в две секунды один пирог смели.
Так, потихоньку прихлебывая «газировку» и доедая пироги под музыку из моего кассетника, просидели больше часа. Потом я разогнал захмелевших девок спать и пригрозил, что если кто-то попрётся на дискотеку, поймаю и обстригу налысо.
Хотя смешанный с «Пепси» самогон дал обратный эффект. Танцевать, гулять и творить безобразия не хотелось. Хотелось пялиться на звезды под Шатунова или забраться на раскладушку под простынку и заснуть. Надо запомнить пропорции!
Я завёл будильник и благополучно заснул.
Наутро голова была свежая и ясная. Я собрал рабочие вещи в пакет. Молдаванских пирогов на перекус не осталось. Печально! Придётся поговорить с Семёном про талоны. Раз положено, пусть отдает. Взял для Валюхи видеокассету, что-то эротическое, про голых с пистолетами, сам ещё не смотрел, надо будет на досуге оценить.
Пробежался до администрации трусцой. Прибыл ровно к шести утра. Оставив пакет на скамейке, побежал к турникам, позанимался пятнадцать минут. Повиснув ногами на перекладине, сделал соскок прогибом вперёд. Это я решил повыпендриваться, увидел что Семён на своих «жигулях» подъехал.
Семён, как обычно, холодно поздоровался со мной. Валя, приехавшая вместе с ним, послала мне воздушный поцелуй и побежала в свою санчасть. Начали подходить мужики с мены. Со мной теперь уже здоровались, спрашивали, как дела, ржали с засоса, плохо замаскированного кремом. Пришёл весёлый и зевающий Карпыч:
— Как дела на Военно-Морском флоте? — спросил он, здороваясь.
— Аа, ээ.., наверное, нормально, — не понял я вопроса. Где я и где военно-морской флот?
— Надо отвечать: обстановка сложная и напряжённая, но мы прорвёмся, — научил меня Миша, — Это нас так наш каплейт приветствует, ну а мы ему типа отвечаем.
— Понял, обстановка сложная, но мы порвёмся! — отчеканил я.
Мичман заржал и махнул на меня рукой. Инструктаж прошёл как обычно. Талоны на меня получил Миша, и Семён даже слова не сказал и взглядом ничего не выразил.
Карпыч пошёл к нашему пирсу, я сказал, что прибегу минут через десять. Пошёл в кладовку, взял обрез и русалку (тазик и швабру) и под недоумённым взглядом Семёна начал тереть пол.
— А ты чего?— не понял меня начальник.
— Ну так натоптали за вчера, протереть-то некому, — ответил я, преданно вылупившись на начальника.
— Намёк понял, сегодня график уборки сделаю, — почесал голову Семён и пошёл к себе на вышку. Я быстренько домыл, забежал к Валентине и передал ей кассету.
— О, класс, — обрадовалась она, — я думала звиздишь!
— Да не, не приучен пока, но думаю потренироваться!
— Слушай, а чего ты Анджей?— вдруг спросила Валюха и почесала свою копну на голове, — я всё время думала, что ты Андрей.
— Так всё просто: маман, когда беременная была, хотела сына Андрея, отец хотел сына Женю, он и сам Женя, а дед хотел поляка!— ответил я с серьёзными щами.
— И что?— не поняла медичка.
— Ну и, чтобы никому не было обидно, скрестили всё вместе: и Андрея, и Женю, и поляка. Вот и получился Анджей!
Под хохот Вальки я покинул медпункт и побежал к своему пирсу. Карпыч мирно беседовал с нашим техником, уже переодевшись в тельняшку и обрезанные по колено трикушки. Я быстро перекинулся в шорты и тельник, нахлобучил на голову панаму.
Технарь с удивлением посмотрел на меня и одобрительно показал большой палец.
— Год в Газнях, в такой шарахался по срочке, — непонятно заявил он.
Ну молодец, что могу сказать. Газни это же в Афганистане. А я и не думал, что наш худосочный и подбухивающий техник воевал. Хотя татуировка «ОКСВА» на плече есть, но я как-то внимания не обращал.
Мы спустили «Восток-31» на воду при помощи «шишарика» и наш катер радостно закачался на мелких волнах. Карпыч начал свой утренний ритуал. Проверил масло, бензин, включил радиостанцию. Я наполнил питьевые баки, проветрил карематы, надраил медяшки специальной тряпочкой, извазюканной в чём-то зеленом.
Мы прошлись на малом ходу вдоль пирса. Карпыч рули какие-то проверил. Я чуть не слетел с бака при резких разворотах. Пока мы проверялись и готовились, появился Шишечка со своим матросом, выходившие по расчасовке после нас. Они спустили своего фанерного триста семидесятого и тоже занялись обслуживанием судна. Солнце поднялось и начало припекать. Центральная пока задач на выход не ставила, и я, восседая на шезлонге, слушал рассказы Карпыча о его морской службе.
Карпыч рассказывал интересно с подробностями, но я ни хрена не понимал.
— А он схватил, такой, напильник и давай лапы якорю хуячить, шоб не блевануть, — разорялся мичман, активно жестикулируя руками.
Кто такой Капрас Бербаза, моря не видевший, и почему он решил блевануть? Очень интересно, но нихуя непонятно!
Я спустился на катер попить водички. Бля, уже нагрелась. Не очень сильно, конечно, но уже и не такая прохладная. А если? Действительно! Наберу льда в санаторской столовке и в пакетах притащу, а потом засыплю в баки. Лёд, наверное, таять долго будет, и вода будет более-менее прохладная. Заливные горловины, вроде, широкие, куски льда пролезут. С такими мыслями я поменял мичмана на радиостанции, снова положив наушник в банку. Тут меня снова начали донимать рационализаторские мысли. А на хрена наушник? А вот если перепаять или скрутить эти проводки и присоединить их к магнитофону или к динамику от колонки? Слышно же будет? Или нет? Есть у меня знакомый, который занимается такой фигней. Но он уже школу закончил, куда-то поступать уехал. В какой-то институт культуры, по-моему. Подошёл техник-моторист, поболтали с ним о погоде и о самогоне. В разговоре я ему пожаловался на наушник и выдал свои предложения. Руслан хохотнул:
— Ой, бля, придумал, я на динамик в своей бэхе сто двадцать третью выводил, в шлемофоне-то жарко сидеть. Тут делов на пять минут. Смотри, а если на мафон вывести, то и громкость можно регулировать. Притащишь динамик, я тебе спаяю за пять минут.
Вот так! Оказывается не я один такой умный! А динамик я дома найду. Или магнитофон сеструхин попробовать подсоединить? Но тут вопрос возникает, а как Центральную слушать, если музыка играет?
Надо просто притащить динамик и магнитофон с собой брать. Музыку слушать. Руслан сказал, что магнитофон на бортовую сеть катера подсоединить вообще плёвое дело, и батареек не надо.
Тут нас вызвала Центральная, и мы пошли в акваторию пляжа. Прошлись до Ёжика, стали в межбуйковом пространстве. Я по обыкновению устроился на баке, сидя на пенопластовом круге в позе лотоса. Я уже приловчился наблюдать за морем при небольшом волнении и особого неудобства не испытывал. Отдыхающие резвятся, солнышко светит. Поступил вызов, кто-то на матрасе ушёл за буйки и, походу, его тихонько сносит в открытое море. Пляжник, наблюдаемый в бинокль, признаков жизни не подает. Лежит жопой кверху и не шевелиться. Или «солнечник», или помер. Я высмотрел одинокий одноместный надувник, качавшийся на волнах уже довольно далеко от первых буйков.
— Миш, курс зюйд эээ, бля, вот там!— и я вытянул руку в направлении матраса.
На среднем прошли акваторию, скинули до малого. На матрасе жопой кверху в пляжном халате лежала какая-то тётка и не шевелилась вообще. На окрик Карпыча в мегафон не ответила. Рука безвольно болталась в море.
— Трупак, походу, — резюмировал мичман, — На буксир не взять, придётся тебе спускаться для осмотра и найтовать матрас, потом подымем на лежак.
— Ээ... трупак?— мне как-то расхотелось нырять.
— Ну, сам не видишь, не реагирует вообще. Мотор стуканул походу. Ты не боишься мертвяков-то?
Я сделал кислую мину, типа не боюсь. Дрожащими руками стянул шорты, надел шапочку, очки, ласты. Побултыхался на трапе, якобы входя в температурный режим, и нырнул. Сука, не рассчитал и вынырнул прямо возле головы «трупака».
Волосы в воде, лицом в матрас. Я хотел заплыть сбоку, но тут краем уха среди шёпота волн услышал посторонний звук. Сопение! Так называемый трупак сопел ! А значит, он жив! Набравшись смелости, вынырнул снова у головы и, схватившись левой за край матраса, правой приподнял голову за волосы. Каким же мощным перегаром на меня выдохнуло! Аж глаза под очками заслезились. Женщина лет тридцати, с опухшим лицом и синяком под глазом. Но живая! Просто в жесточайшем отрубе!
— Пошёл нахуй, урод!— сказала голова и снова упала в матрас.
— Карпыч, да она бухая в хлам! — радостно заорал я.
— Ну отлично! А то с трупаками морока одна, то ментам показания давай, то родственники наезжают. Буксируй сюда, будем затаскивать.
Я, работая ластами, отбуксировал матрас к трапу. Карпыч кинул мне транспортную медицинскую ленту. Я с усилием пропихнул ленту под сиськами дамочки, потом под мышки, пристегнул карабин и махнул мичману. Тот быстро закрутил ручку лебедки. Тело бухущей пляжницы, в полусидячем положении зависло между матрасом и бортом. Подтянули повыше, я забрался по трапу, и вдвоём мы вытащили «пострадавшую» и уложили на лежак. Я закинул матрас на борт. Миша уже сообщил на Центральную об успешной эвакуации и попросил вызвать «трезвяковских» к нашему медпункту. Пока он докладывал, я разломил капсулу с нашатырем и сунул ватку под нос «спасённой».
Она сморщилась, открыла мутные глаза и снова послала меня нахуй.
— Обязательно пойду, мадам, — ответил я, — дорогу покажете?
Тетка размахнулась и попыталась влепить мне пощёчину. Я увернулся, и она из-за сильного замаха скатилась с лежака и уебалась между сидениями. Я начал её поднимать. Она начала меня материть. Я усадил её на сиденье и начал пристёгивать транспортной лентой. Она брыкалась, называла меня сукой и почему-то Арменом.
Карпыч обхохатывался с меня и предлагал мне охмурить барышню. Ага, «барышня»: лицо опухшее, под глазом фонарь, волосы мокрые спутанные, матерится, как мой пьяный дед. Когда подошли к пирсу, она вырубилась и была вообще нетранспортабельна.
— Миш, носилки же у нас есть?— спросил я жалобно у ржущего мичмана.
— Андж, да какие носилки? Глянь, какой бабец, — жопа упругая, сиськи стоячие, хватай в охапку и тащи. Валька вам помиловаться в медпункте разрешит, пока трезвяк не приехал.
— Сука ты!— внезапно оживилась «спасённая», — и все вы мужики суки, — продолжила она и вырубилась.
Вот тут я с ней согласен. Про всех мужиков перебор. Но мичман в данный момент определённо. Миша выскочил на берег, не боясь поцарапать алюминиевые борта. Я взвалил дамочку на плечо и побежал с ней к медпункту. Да вроде нетяжелая. Главное, чтоб блевать не начала.
— О, почём брал? — подколол меня идущий навстречу «сумасшедший» Шишечка.
— Да все закончились, такие только остались, — ответил я.
— Гандон штопаный, — высказалась в сторону Шишечки пассажирка на плече и зарыдала.
Валька была уже наготове. Вот в чём ей не откажешь, так это в профессионализме и в красивой причёске (тут шучу). Я бухнул «барышню» на кушетку. Валя тут же вкатила ей укол, заставила выпить какую-то хрень и сказала мне подержать ведро, в которое тут же начала стругать спасённая. Ну вот нахрена мне это? Я сдержал рвотные позывы и ещё пару раз бегал, выливал блевотину и полоскал ведро, в которое поласкала мадам. Ей на глазах становилась лучше, Валюха вкатила ей капельницу и жестом отправила меня обратно.
На улице на лавочке сидел Карпыч и, весело болтая ногой в драном шлёпке, лизал мороженку.
— Шишка по расчасовке пошёл, — оповестил он меня, — чего там у нашей мадам?
— Да ревёт во всю глотку, Валька её успокаивает.
— Да, хорошо, что заметили, а то бы перегрелась на солнце и кирдык. Чего они с утра пораньше бухают-то?
— Да там не с утра, а с вечера. Перегарище за километр вышибает.
Вышла Валька, вынула из пачки длинную коричневую сигаретку, пошевелила пачкой. Намекает, что мало осталось. Чего прямо-то не сказать? Ладно, придется Машку снова искать. Думаю, поможет с иностранным куревом.
— Андж, сейчас трезвяк за этой Вероникой приедет. Скажи, что её родственники забрали, хорошо?— попросила меня медичка.
— А чего так? Она же синяя на пляже была.
— Ну, это бабское, проблемы с мужиком и всё такое. Кобелина её на море развязался и во все тяжкие, так она его с подружкой своей застала, ну и сам понимаешь.
— А-а-а-а, — протянули мы одновременно с Карпычем, нихера не понимая.
— Ты сходи в зону под центральной вышкой, сто первый лежак. Там увидишь пакет, полотенце красное, шлёпки и шляпу пляжную. Если не спёрли, принесешь?
Делать всё равно нечего, схожу, чего уж там. Пошёл в указанном направлении, через десять минут поиска нашёл и лежак, и вещи. Странно, что никто ещё из «синих» не поживился. А ну да! Рядышком на двух лежаках расположилась необъёмная мадам лет за пятьдесят и взглядом старого «чекиста» сверлила всех окружающих ей пляжников. Пришлось сделать официальный вид, хорошо, что Карпыч сунул мне красную повязку.
— Сто первый? — спросил я у «необъёмной».
— Подтверждаю, — сказала тётенька и подозрительно посмотрела на меня.
— Я со спасательной, Веронику в санчасть отвезли, она вещи попросила забрать, — сказал я, как можно официальнее. Тётка спустила на нос очки, внимательно меня рассмотрев, потом достала блокнотик с карандашиком и записала все мои данные. И после этого разрешила забрать вещи.
