Оглавление
Калинка сбежала. Так же исчезли оружие, одежда и остаток денег. На деревянном полу сиротливо желтело послание ушкурников императору – хватило мозгов не брать. Броситься на поиски? Ну-ну, в чужом городе, без одежды и оружия, с беременной спутницей на руках…
Лошадь с повозкой наверняка тоже уведены. Весело.
А это что? Из-под третьей подушки торчал мешок с лекарством. Вспомнилось: «Веди в войско пахана. – Зачем? – Ненавижу их». Калинка решила мстить? Скорее, просто наплевала на все, чтобы пожить всласть. По ее же словам, одно другому не мешает. Учитывая темперамент девицы, лепила в скором будущем озолотится. Или через поколение империя вымрет без воспроизводства.
– Ой! – Любослава грузно села, а руки схватились за живот.
Вот. Именно этого мне не хватало для комплекта. Теперь комплект полон. Или еще не полон?
– Начинается?!
Сквозь зубы запрокинутого лица просочилось:
– Давно началось. Я не из-за Калинки разбудила.
– Уверена? – Может, пронесет? Может, не сейчас? Может, еще сплю?
– Выделения и боли уже с неделю, я просто не говорила. – Любослава перевела дух. – Схватки идут несколько часов.
– Что делать?
Мне всегда казалось, что я умный и находчивый. Надо же так ошибаться. Изображать столб почему-то не помогало, а на другое не хватало фантазии.
– Нужен обеззараживатель.
– Обез… как он выглядит?
– Скажи содержателю, поймет.
Подхваченное покрывало взлетело на плечи, коридор промелькнул, лестница едва не проломилась. Бешеный взгляд шарахнулся по сторонам: тускло озаренный холл казался пустым. Нет, за стойкой что-то шевелилось.
Нужное слово вылетело из головы. Я поступил проще:
– Хозяин! У моей жены роды!
Лоб сонного содержателя гостиницы сошелся гармошкой, брови скакнули вверх:
– У вас все есть?
– У нас ничего нет! Потому я здесь!
– Одну минуту.
Ровно через минуту лестница вновь вздрогнула под моим топотом, я ворвался в комнату со свертком в руках. Молодцы гостиничники, ко всему готовы. Набор для родов в качестве НЗ лежал у них в подсобке: ткань чистая, ткань промасленная, тряпичные тампоны, полотенце, закрытый графинчик…
В мое отсутствие излились околоплодные воды. Зрелище не для слабонервных: над лужей корчилось растопыренное тело, глаза закатились, открытый рот напоминал издыхавшую на воздухе рыбу.
– Командуй. – Руки опустились, и дальше мой организм действовал в режиме робота.
Жесткая промасленная ткань оказалась аналогом клеенки. Любослава легла на нее спиной, колени согнулись и раздвинулись. Мои ноги машинально отшагнули в сторону.
– Чапа. – Из двух бездонных голубых колодцев, в глубине которых в муках рождался новый мир, меня обдало холодом. – Сейчас единственный в жизни случай, когда стесняться не надо.
Согласен. Я шагнул обратно.
Из графинчика мерзко шибануло. Судя по всему, там настойка неких трав на алкоголе. По указаниям роженицы смоченной в этой гадости тряпочкой я стал протирать внутреннюю часть бедер и готовившийся к открытию тоннель. Воображение рисовало, как изнутри проходческая машина стремится к выходу, раздвигает горизонты, ломает стены…
Ужас. Мрак. Жуть. Как огромный ребенок может выйти из такой маленькой щелочки?! По телевизору говорили, что бывают разрывы, которые затем надо зашивать…
– Чапа!
– Да? – Расплывшееся сознание вновь собралось воедино, хотя не факт, что в правильном порядке.
– Не вздумай грохнуться в обморок, одной мне не справиться.
– Все нормально, я здесь.
Почти правда: я действительно был где-то здесь. Ну, большей частью.
Все, что до сих пор знал о деторождении, касалось зачатия либо ограничивалось счастливой картинкой встречи у роддома: светит солнышко, ждет подогнанное к подъезду такси, довольная мамаша вручает закутанное нечто улыбающемуся отцу. Жизнь отличалась от представления о ней, как алюминиевый радиатор от кочегара.
Память подкинула факт из телевизора: перед родами женщину бреют во избежание чего-то. Нож и все острое по вине беглянки отсутствовали. Впрочем, Любослава не требовала, и я не заикнулся об этом. Вонючий тампончик промакивал кожу вместе с мягкими завитками, и подумалось, что в таком деле хорошо помогла бы Калинка, вот уж специалист по интимной гигиене. За посильную помощь я простил бы все. Не судьба. Придется простить без помощи. Не носить же обиду на человека, который выбором пути уже сам себе отомстил. Есть хорошая притча: монаха оскорбляли, а он в ответ улыбался. «Почему?!» – спрашивали неравнодушные. Ответ прост: «Каждый дает то, что имеет».
У нас пошло время ожидания главного события. Ощущение, что проще убить человека, чем присутствовать при рождении нового. Любославу скрючивало, во время потуг руки схватывались под коленями и тянули ноги на себя, и из пролома реальности, словно крот из ямки, показывалась лысенькая головка. И исчезала. Роженица бурно дышала ртом, глаза смотрели, но что они видели, не сказал бы ни один ясновидящий.
– Протри руки!
Она еще успевала командовать.
В какой-то момент наружу протискались затылок с темечком. Затем вся головка, которую я принял на руки. И дело сдвинулось: вышли плечи…
Туловище…
Ножки…
Случился первый вдох…
И первый крик! Есть! Человек родился!
Не так. ЧЕЛОВЕК РОДИЛСЯ!!! Боль и ужас, муки и некоторое первоначальное отвращение – все сгинуло, расплылось перед невероятным фактом: человек уподобился Всевышнему и создал нового человека. Не убил, не обокрал, не оболгал. Я чувствовал себя ангелом, причастным к сотворению мира. Лоб стал холодный, по нему тек пот. Я осторожно положил еще не очень похожее на венец эволюции существо на живот матери и по указаниям Любославы туго перевязал чистым лоскутом в пяти и пятнадцати сантиметрах от будущего детского пупка. И застыл в недоумении: чем резать пуповину?
У роженицы ответа не было. Собрав силы в кулак, я нагнулся, и зубы вонзились в живую ткань. Пока перегрызал, по щеке елозил канатик в слизи, губы чувствовали кровь и плоть.
Последнее звено цепи, которая связывала миры внешний и внутренний, распалась. Не самое лучшее ощущение в жизни, но – даю пару десятков зубов – вспомнится и на смертном одре. Вспомнится в положительном ключе, это главное.
Через несколько минут обтертый и завернутый в чистую ткань малышонок в первый раз взял беззубым ротиком грудь матери. Вместе с началом сосания из роженицы вышла его «рубашка», и крови при этом вылилось не меньше, чем целый стакан. После предыдущих «подарков» судьбы это воспринялось нормально, как продолжение странного квеста.
– Мальчик, – сказал я.
Лицо Любославы с любовью глядело на синюшное монстроподобное создание.
Новая жизнь. Из тьмы, через кровь, страх и боль – к свету. Как все мы. Как при рождении, так и после.
– Назову его Чапой.
– Ни в коем случае. – Мои глаза сверкнули с возмущением, брови вдрызг разодрались с переносицей за место посередине. – Чапа – уменьшительное от Чапай, а оно в свою очередь – сокращение от некоего Василия Ивановича, к которому не имею никакого отношения. Назови в честь мужа, так будет правильнее.
Мы оба вскинулись на звук открываемой двери. Первым в помещение проник меч, выставленный на уровне груди. Клинок поискал цель, за ним проявилось опухшее от слез лицо Марианны, голос истерически плюнул:
– Где эта тварь, где вторая, которая подслушивала?!
Ее взор, наконец, сфокусировался, и мокрые глаза царевны узрели меня, завернутого в полуупавшее покрывало. Весь в крови – нос, губы, щеки и руки по локоть, волосы всклокочены, мечется осатанелый взгляд, а вокруг – тако-о-ое…
Марианну шатнуло, лицо стало белым.