Серия четвертая «Это не тот садик»

А народа в бассейне всё же хватает, несмотря на то, что не сезон для плавания в закрытых помещениях. Моря им, что ли, не хватает. И опять очередная засада! Одноразовых абонементов нет! Бери абонемент на месяц, только приноси ещё справку со школы за подписью завуча и учителя физкультуры. Потом ещё справку от медиков, какой-то там специально установленной формы. Ага, сейчас! Знаем мы эти ваши осмотры на наличие «остриц». Да здоров я, блин! Вот моя медкнижка! Пустите меня поплавать, добрые тётеньки! Чего, ещё и паспорт с пропиской? Хотел психануть и уехать куда-нибудь на набережную и занырнуть в Неву. Стараясь не психовать, прошёлся по фойе. Надо было всё же созвониться с тренером здесь в Ленинграде и заранее договориться, ведь мои краснодарские наставники так и советовали. Вот почему я считаю себя самым умным и никого не слушаю? Стараясь успокоиться, начал рассматривать стенды. Фото тренеров, соревнования, лучшие спортсмены. Молодцы, ребята. Но у нас стенды покрасивее будут и фотографии цветные. Помню, сам через трафарет поролоном и краской набивал на такой стенд буковки. Кстати, вот на этих фотках рожи знакомые. Встречались на соревнованиях, взяли они тогда первое место, я ушёл на второе. Хотя результат был спорный, и судьи первое место отдали Ивану Насадчему, наверное потому, что Иван звучало более по-советски, чем Анджей. Ещё пара знакомых физиономий. Вот, кстати, тренер идёт с плаката. Как там его? Валентин Геннадьевич! Точно, помню его, правда мельком. Пробуем включить «второе счастье».

— Валентин Геннадьевич, здрасти, я пришел, как вы говорили,— шагнул я навстречу мужику, брякнув первое, что пришло в голову.

Он непонимающе уставился на меня. Лицо он моё вспомнил, но с чем-либо связать не смог. Как тренер, профессиональным взглядом окинул мою фигуру и вопросительно поднял брови.

— Ну мы давно договаривались через Соколова, что мне сделают абонемент,— продолжать я нести чушь, назвав фамилию, которую тренер должен знать.

—Ааа,— понимающе произнёс Валентин Геннадьевич,— подзабыл, давно было, пойдём в тренерскую, через бухгалтерию оплату проведём потом. Инвентарь взял?

Знаю я ваши оплаты через бухгалтерию! Как будто наш тренерский состав для знакомых так же не делает. Есть у них уже бланки абонементов с печатями, денежки делят потом с директором. Справки даже проверять не стал, заполнил бланк, ещё свою личную печать шлёпнул. Я ему на пятёрку больше прейскуранта заплатил, так что печать тренера позволяла мне приходить и заниматься вне расписания тренировок и сеансов.

— На первую дорожку запрыгивай, вместе с платниками, там сегодня народа немного. Душевую сам найдёшь, шкафчик свободный бери,— посоветовал мне тренер, припрятывая полученные денежки.

— А третья занята?— поинтересовался я. Ну неохота мне среди тётенек и ребятни лавировать.

— Третья — спортивная, там сейчас из СКА ЛенВо спортсмен тренируется, мешать будешь! Всё иди, давай.

Раздевалка, шкафчик, душевая. Чашка бассейна на двадцать пять, шесть дорожек. Всё стандартно. Первая и шестые дорожки забиты просто плавающими гражданами. Вторая, четвертая — физкультурники всяческие. На пятой, смотрю, кролят четвёркой какие-то пацаны, эстафету тренируют. На моей любимой третьей, у бортика возле тумбы довольно здоровый и поджарый мужик тренирует толчок от бортика. Физрук какой-нибудь или замполит. Попытаться напроситься в напарники? Почему бы наглости не помочь второй раз?

— Разрешите?— спросил я у мужика, аккуратно, без всяких толчков и прыжков, сползая в воду. Он с интересом уставился на меня:

— Дорожка для спортсменов!

— Я в курсе,— постарался как можно флегматичнее ответить незнакомцу, облизал стёкла очков, надвинул их на лоб и толчком ушёл на дистанцию. Интересно, пойдет жаловаться? Не пошёл. Я правила соблюдал, держался правой стороны, за ноги мужика не дёргал и утопить не пытался. Порезвившись на километре кролем, уже хотел перейти на брасс, но меня постучал по плечу сосед по дорожке.

— Парень, тебя как звать?

— Анджей Загребельный, Северный флот не подведёт!— непонятно к чему я вспомнил присказку мичмана Миши.

— Так ты наш что ли?— удивился мужик,— Больно молодо выглядишь. Курсант с Поповки?

— Да нет, я атеист,— ответил я, не поняв, что мужик имел в виду,— работал в июне на катере спасателем, начальник у меня мичман был северофлотец.

Мужик оказался каким-то майором и абсолютно не физруком. Плавал здесь недавно, так как его включили в команду от штаба Ленинградского округа по троеборью, а он сугубо сухопутная личность. Бегать — завсегда пожалуйста, стрелять из пистолета — да за ради бога, а вот с плаванием туговато. Местным тренерам до него дела нет, показали дорожку и занимаются своими пацанами. Майор вычислил во мне спортсмена и решил проконсультироваться по технике. Плавал неплохо, но вывозил только за счёт силовых, техники никакой, дыхание сбивает, скольжения нет. Мне позаниматься с ним абсолютно не трудно. Тем более, опыт тренерский с малышнёй имею. Поставил ему толчок и выход на загребную руку, посоветовал выдыхать носом в воду и убрать эту дурацкую прищепку для синхронистов. Дело пошло, майор уже перестал выскакивать из воды по грудь, вдыхал на левую сторону, выдыхал носом на вторую руку. Очень способный ученик! Тут нарисовался возле нашей дорожки седовласый Валентин Геннадьевич и постучал по бортику, подзывая меня к себе. Ну, сейчас вздует меня за то, что на дорожку залез.

— Слышь, парень, ты чего прикидывался?— насупившись, спросил он.

— Чего я прикидывался?— не понял я сути наезда.

— Так ты же тренер! Я что, слепой по-твоему?

— Так вы и не спрашивали,— пожал я плечами в воде,— а самому рассказывать смысла не вижу. Я же просто потренироваться пришёл.

— Давай, потом в тренерскую зайди, разговор есть.

Ну ладно! Выгонит наверное, хотя я заплатил как положено и даже больше. Оказалось всё проще. Тренер полистал мои бумаги, вспомнил, что я уступил Ваньке Насадчему на «стартовых» и предложил иногда вечером поработать с ним инструктором-безопасником на вечерних сеансах. Его напарник сейчас на сборах, а в две руки управляться намного проще. Ну а мне, естественно, неограниченное посещение. Про оплату речи, конечно, и не шло. Да ладно, меня вполне устраивает. Новый знакомец майор подбросил меня на своей «пятёрке» до метро и договорился о следующих занятных часах.

В Ленинграде ещё полдня не провёл, а уже обрастаю знакомствами. Это хорошо, но пожрать бы не мешало! Где у них тут шашлыки или чебуреки?

А вот нет нихрена! Нашёл какую-то «Бистро», взял четыре штуки с дыркой посередине, гордо именуемые «пышками» и стакан яблочного сока из колбы.

И как назвать это едой? С другой стороны — лучше, чем Светкины макароны. Утолив голод, нашёл хозяйственный магазин и посмотрел, какие есть обои в продаже. Ремонт Светкиной комнатушки, по заданию родителей, никто не отменял. Обоев было всего два вида. Бледно-розовые со стрёмными розочками и ядовито-жёлтые в крапинку. И как такую хрень клеить на стены? Проблеваться можно ещё в процессе поклейки. Тут в голове появился воображаемый Холмс, который где то проебывался. Видать, по музеям бродил. Раскурил трубочку и обозвал меня долбоёбом!

— Квартира на Суворовском, сэр! Нахрена вам там эти куски бумаги Липецкой обойной фабрики?

Точно! Совсем забыл про письмо деда Володи. Сгоняю завтра по адресу, всё равно делать нечего. Вдруг реально не придётся ремонты делать? Пофиг, какая квартира, главное — побольше этой квартиры малосемейного типа.

Светки ещё не было. Но в холодильнике появились какие-то сосиски и вялые огурцы, да несколько бутылок «Пепси». Денег уже не было. Значит сеструха заскакивала с тренировки. Во, её сумка, воняющая потными кимоно и поясами, валяется. Девочка, блин! Надо же всё сразу стирать, сушить. Гостей она встречать собралась. Носки раскидывает, прямо как дед Казик. Пришлось навести порядок, закинув сумку к Светке под кровать и собрав носки и футболки. Самогон мой был на месте, запрятанный в бауле на самом дне. Тишка печально вылез из-под дивана и пронзительно с печалью в голосе вякнул. Развесив в крошечной ванной на просушку плавки, шапочку и полотенце, воняющие хлоркой, вымыл голову, расчесался, подмигнул в зеркало, прихватив из загашника двести рублей, схватил Тихона под мышку и свалил нахрен, повесив спортивную сумку на пузо. Одно светлое пятно — бассейн! Как мы с котом дождёмся предков и не сгинем от скуки, одному Горбачёву известно. Кот, выпущенный на волю, рвался с поводка, что-то вынюхивал и недовольно мяукал. Подождав, когда кот перессыт, закинул его в сумку и снова двинулся к метро. Поеду на Невский, побакланю, время убью. В кино и музеи меня с котом не пустят, да и не особо охота.

А в вагоне метро Тихон высунул голову наружу и с интересом пялился на пассажиров. И тут я открыл рот не хуже, чем мой котей. Такого в Краснодаре я не видел! В вагон зашли три самых натуральных панка! Два пацана в обрезанных кожаных куртках, обвешанные цепочками, и со здоровенными гребнями на голове, залаченными и выкрашенными в тёмно-синий цвет. И девчонка в кожаной мини-юбочке, драных колготках под юбку, в майке по пупок и хреновым боб-каре ярко-розового цвета. Мне аж стало интересно, мелками она красила или блондоранила с лёгкой примесью калия перманганата. Розовой краски в Краснодаре хрен найдёшь. В беседах и просмотрах журналов с причёсками Машка говорила, что такая есть, но надо искать где-то или в Москве, или Ростове. А тут вот она, вживую. Надо заметить, что на панков, кроме меня и Тишки, никто не пялился. Тихон попытался даже вылезти и вступить в перепалку с неформалами, пришлось сдёрнуть с головы бейсболку и напялить её на кота.

— Ррр (ты охуел)?— переспросил меня кот и поправил лапой длинный козырек. Хиппует, плесень!

Панки и панкушка с независимым видом пялились по сторонам, но на удивление никто не обращал на них внимания. Ребята потихоньку болтали между, собой тихо прихихикивая. Как-то не похожи они на панков из западных стран, про которых я читал в журнале «Юность». Не рыгают, не матерятся. Заметили, что я с интересом рассматриваю их компанию. Присмотрелись и начали ржать, кивая на кота, злобно пырившегося на них из-под козырька кепки. Девчонка смело подгребла и плюхнулась рядышком.

— Здарова, ты с котом панк что ли?— весело спросила она, перемалывая жвачку.

— Неее, я колхозный рокер без мотика, а кот — тот чисто дискоман. Всё по «Модерну « и «Джою» колбасится. Лупишь его да всё бес толку,— пожаловался я девчонке.

Та, сперва не поняв, захлопала ресницами. Потом до неё дошло, что я стебаюсь, она закатилась в хохоте.

— Угарно, блин, можно кота погладить?

— Да ради бога, хочешь — кота гладь, хочешь — меня,— подпустил я немного «блядского взгляда».

Панкушка снова закатилась в хохоте. Пацаны, прислушивавшиеся к нашему разговору, в недоумении подошли поближе.

— Я Синти, а так Дина,— представилась девчонка, тиская кота за щёки,— а ты?

— Я, Анджей, а так Поляк,— представился я в свою очередь.

— Прикольная погремуха! А зовут-то как?

— Блин, меня так и зовут — Анджей, имя такое!— начал пояснять девчонке.

— Так ты реально поляк? Иностранец?— восхитилась девчонка,— Прям из Берлина?

— С Архипки я, на море это,— удивился я географической безграмотности ленинградки-панка.

— Класс! Пацаны, идите к нам,— позвала она ребят,— это Энджи, он иностранец!

Пацаны, качая своими гребнями, подошли и присели рядышком со своей Синти-Диной. Со мной рядышком сесть видно опасались. Один представился Пауком, второй — Черепом. Нормальные имена так и не назвали. Чего это за мода такая, давать себе дурацкие клички? Вы же ленинградцы, жители культурной столицы! Нахрена это вам? Меня начали расспрашивать за всякую хрень. Интересовались, какую музыку слушаю, есть ли у нас в польской Архипке панки и прочую мудотень. Включил пиздабола и наплёл про металлистов и рокерский фестиваль, приплел «Полишерс», как одну из крутейших музыкальных групп современности. Оказывается, Синти даже слышала поломоек, якобы ей кто-то подогнал записи из Литвы. Да тут только не я пиздеть горазд! Каким образом кассеты из Краснодара попали в Литву, а потом в Ленинград?

Ребята ехали в какой-то садик имени Екатерины. Наверное, детский сад имени, как там её — Фурцевой, что ли? Говорят, решили постебаться над «мальчиками». О, блин, я ведь от Ирки-Ирмы слышал уже про этот детский сад! Интересно! Зачем им прикалываться над пацанами-детсадовцами? Вот даже интересно стало! Тут они, уловив мой интерес, предложили погонять с ними, ибо я угарный тип, а кот вообще «трешак». Тем более я, как подкованный в парикмахерстве, их гребни называл «хайерами», чем заслужил какой-то «проспект». Хрен поймёшь этих панков с их словечками. С пересадкой доехали до станции «Гостиный двор», по пути к нам присоединилась ещё пара девчонок и пацанов. Меня приняли за своего, а Тихона назначили главарём шайки. Заруливала всей панковской тусовкой Синти, ради хохмы забрала у Черепа безрукавку, надела на себя и водрузила Тихона на шею. Удивительно, но этот усатый поц когти вообще не выпускал. Вот тогда какого хрена он надо мной так измывается?! Блин, а я ведь был когда-то на этой станции. Где-то же неподалеку рынок «Апрашка», а там у меня есть знакомые продавцы армяне! Вот к кому ещё можно заглянуть! Посмотреть на местную джинсу, работу местных цеховиков-модельеров. Как там шашлычники Ованес и Вачик, продвигают свою кооперацию? Тоже мне армяне, ни разу в Армении не были, студенты Политехнического института.

Панки дали мне кличку Энди-Захер, не став даже слушать правильное произношение клички Загреб. Думают, типа мне иностранцу пофиг. Это всё наверное потому, что Польша — соцстрана! Один из вновь появившихся панков, обзывавшийся Плесень, приметил мои штанцы и начал закидывать меня просьбами продать. Якобы таких в Союзе хрен укупишь, на так любимой мной Апрашке одна варёная хрень из плохой джинсы. Ну да, в Союзе таких нет. А вот в Афгане полно было! Дружной толпой мы выдвинулись на Невский. Ох ты, господи! Возле выхода из метро стояли с гитарами два патлатых паренька и во всё горло орали, что они требуют перемен. Витя Цой, если выйдет на этой станции метро, бошки им поразбивает! Куда смотрит ленинградская милиция? Панки, радостно загоготав, принялись скакать возле уличных музыкантов и кидать «металлическую козу». Кто-то бросил им в футляр от гитары несколько монеток.

— Слышь, Цой,— дёрнул я одного патлатенького певца за рукав,— а по заказу поёте что-нибудь?

Тут с удивлением уставился на меня и, почесав нос, согласился, что за деньгу сбацает хоть «Ласковый Май»!

— Держи пятёру и давай «Белые розы»!— протянул я купюру музыканту.

— В рок-н-ролле? Или панк?

— Да пофиг! Мочи давай.

Надо заметить, что на «Белые розы» народу собралось побольше, да и монеток прибавилось. Панкам, тем было по барабану, подо что колбаситься, они и под Шатунова неплохо побесились. Дебилы, чуть Тихона не потеряли! Кот снова залез в сумку и, свернувшись клубочком, закрыл уши лапами и захрапел. Дальше по Невскому прошли вполне культурненько. Один раз Плесень остановили патрульные, проверили документы и пожурили за внешний вид. Парень при общении с милиционерами вёл себя вполне прилично, а когда патрульный сержант посоветовал панку сходить в армию, поднабраться ума-разума, Плесень вытащил военный билет и с гордостью развернул его.

— Был уже! Командир танка ГэСэВэ Гэ!

Милиционеры козырнули, меня даже проверять не стали, пошли дальше.

— Плесень, ты чего, сапоги топтал?— удивился я.

— Ну а что, я больной или тупой? Я, со своими узбеками, лучшим экипажем был! Ротный на сверхсрок предлагал.

— А панкуешь чего?

— Так прикольно же! Я-то сам из Воронежа, на ТЭЦ слесарю, сюда приехал с братвой погулять, у нас парень один, ГАИшник бывший, неплохой такой ВИА сбацал, в ДК играют, нравится. Если хошь кассету запишу, качество, правда, хрень. Но вообще кайф. И Плесень, напевая под нос про какие-то плуги-вуги, потащил меня дальше.

Интересный он панк: в армии служил, слесарем работает. А панки в Европе, как пишут в «Юности», вообще не работают. Так это, блин, не детский садик! Это просто сад с деревьями. Скульптура такая здоровая. Наверху тётка, а внизу ещё какие-то шаболды в ночнушках. Панки рассосались по группкам, я присел на скамейку и, одев на Тихона шлейку, выпустил его на волю. Кот размялся на траве, погонялся за каким-то муравьём и заполз под лавочку в тенек, зыркая жёлтыми глазюками. Панки носились туда-сюда, подошли ещё какие-то пацаны и девчата, начали угощать всех пивом из пакета. Над какими пацанами они тут решили поиздеваться? Детей, вроде, нет. Дедулька с бабулей мирно прогуливаются, курсантики-морячки пробежали. Интересно, они Ваньку-Иманта Жемайкина знают? В основном молодёжь, то ли панки, то ли металлисты. Ко мне на лавочку подсел какой-то парень в цветной рубахе и каких-то стрёмных джинсах-варенках. Походу сам ушивал, вон как в обтяжку, того гляди и лопнут. А за волосами, смотрю, ухаживает. Грива, прямо как у Томаса Андерса. Шампунью несёт — капец. Но видно, что расчёсан, даже, походу, лаком укладывался.

— Привет!— радостно оскалился он,— Скучаем?

— Да, нет кота выгуливаю,— пожал я плечами. Чего он такой дружелюбный-то? Лыбится, как дурачок.

— Это ты кого так называешь? Котом!— улыбнулся белозубо незнакомец.

Тихон вылез из-под лавочки.

— Мрявв (меня, кого же ещё),— ответил он незнакомцу.

— Ой, котик!— восхитился парень,— Можно потискать? Котика,— уточнил почему-то.

— Да ради бога. Он любит, когда его гладят,— пожал я плечами. Тихону было действительно пофиг.

— Какой у нас кот, как мурчит!— восхищался незнакомец,— Любишь, когда тебя гладят!— начёсывал он Тихона, бросая на меня взгляды.

— Я, кстати, Альберт,— представился он,— недавно из Твери переехал, тут в парикмахерской работаю на Невском.

А, вот почему у него такие волосы ухоженные!

— Анджей,— проявил я культуру общения. Надо же столице соответствовать,— Я, кстати, тоже парикмахер!

— А я по причёске сразу угадал, что ты из наших!— обрадовался Альберт.

Начали обсуждать варианты стрижек, парикмахерские причиндалы, способы окрашивания и прочую цирюльную хрень. Вспомнил Алика-Альберта из Машкиной мастерской, все они, Альберты, походу того! Помешанные на работе! Парень, несмотря на все свои непонятные ужимки, собеседником был интересным. Посоветовал, где можно прикупить хорошей заграничной краски. Как делать розовый цвет, типа того, как у Синти на голове, объяснял достаточно подробно. Тут, оказывается, надо хну мешать, а не марганцовку. Плюс ещё добавки по рецептуре. Подбежали Череп и Синти и, увидев меня, мирно беседующим с Альбертом, заржали во весь голос!

— Энди-Захуй, давай пиваса и подружке своей предложи,— начала тормошить меня Дина-Синтия,— давай, с пакета сосни!

— Гыы, подружка Энди, походу, не прочь соснуть!— заржал, как придурок Череп, вихляясь во все стороны.

— Ой, не с тобой пиво пить, болезный,— язвительно отшил Черепа Альберт,— твоя подружка мне глазюки выцарапает!

— Аха-хаа!— залилась Синти ржачем,— Череп, ты теперь болезный!

— Гыы, класс!— Череп даже не стал быковать, просто угорал, как дурачок.

Ребята снова куда-то умчались. Мимо нас на садовой тележке панки прокатили Плесеня, орущего во всё горло свои плуги-вуги.

— Я бы выпил чего-нибудь сладенького, не люблю пиво,— пожаловался Альберт–парикмахер.

Ну так у меня в спортивке лежит холодная бутылочка сэма. Зачем взял, не знаю. Но, думаю, что пригодится. Знакомство с нормальным парикмахером, который будет тебя стричь, как ты хочешь, а не как ему нравится, того стоит.

— Алик, если найдёшь стакан и бутылку газировки, будет тебе что-нибудь сладенькое!— пообещал я.

— Ооо!— всплеснул он руками, словно девчонка,— Ну точно, из наших! Погоди, дружок, сейчас к киоску отойду, там Севочка наш на смене сегодня.

Всё-таки есть лёгкая припезднь у этого Алика, даже Тихон это почувствовал и тихо по-кошачьи ржал. Опять мимо пронеслись панки и поржали с меня, спросив за подружку. Тут ещё нарисовались три кренделя, видно тоже парикмахеры, причёсаны, прилизаны, в хороших импортных джинсах и все, как один, в майках моей «гипнотизирующей расцветки» и надписями про то, что лук сажают в мае.

— Привет!— радостно заголосили они,— Ты новенький? Штанишки — отпад! Нифига у тебя плечи! Ой, котик!

— Ээ... здрасти,— я уже нихрена не понимал происходящего. Чего они ко мне привязались?

— Подите прочь, шалашовки!— внезапно подал голос появившийся сзади Альберт,— Анджи, они до тебя приставали?

Бля, да что за херня происходит? Тем временем, Алик довольно мило расцеловал новых персонажей в щёчки и захохотал. Армяне поди, те тоже любят расцеловываться.

Алик подал мне картонный стаканчик и пару бутылок «Пепси». Намешал пропорцию под удивленными взглядами парикмахеров-армян. Подал Альберту.

— Ммм!— восхитился тот, отхлебнув из стаканчика,— Прямо интересно так: и крепко, и сладко!— и мелкими глотками выцедил «пепсигон».

— А нам?!— потребовали его друзья,— Чего юноша только Алика угощает? Мы тоже хотим!

Через десять минут весь сэм и газировку выхлебали с причмокиваниями и облизыванием губ.

А я, засунув Тишку в сумку, готовился вломить первому попавшемуся в табло и дать дёру или позвать на помощь панков. До меня дошло что тут происходит. Болгары-Атанасы, мать вашу! Лучше бы армяне были! Эти чудики принялись рассуждать о своём, иногда вовлекая меня в разговор и спрашивая, почему я такой бука?

Но положение спасла панкушка Синти: притащила симпатичную девчонку с клубничного цвета «хаером» на голове.

— Разойдись, примадонны! Захер, гля, это Амаля-Сопля! Она тоже из Берлина!

— Анджи — немец!— восхитились «примадонны-Атанасы».

Я передвинул сумку с Тихоном в сторону, и включив максимально «блядский», вперился взглядом в новую панкушку. Она протянула ладошку для знакомства, но я её дернул за руку так, что она упала ко мне на колени, и смачно засосал в губищщи. Девчонка даже и не дёрнулась, потом даже схватила меня за шею.

— Аа эээ...— забормотала Синтия,— а я чо?

— А я?— печально вздохнул Алик.

— Я же говорил! Он не из наших,— добавил какой-то атанасовец.

Ну охуеть! Как я скажу, к примеру, в классе, что сосался с Соплей из Берлина!

Еле её от себя оторвал. Девка глупо улыбнулась и осталась сидеть у меня на коленях. Интересно получается, месяц назад доказывал Вальке-медичке, что я не из «этих». Теперь «этим», доказываю, что я не из них.

Из-за статуи выскочило несколько панков, размахивающих руками и ногами. У Плесени фингал под глазом, но довольно больно бодро боксирует с каким-то типом в клетчатых штанах и белой футболке. Паук и Череп отмахивались обрывком цепи от трёх наседающих на них чувачков, которые тоже были в клетчатых штанах и футболках. Всё бы ничего, панков в скверике было предостаточно. Но с другой стороны появилось чуть ли не с десяток «клетчатых» и, горланя про то, что надо мочить патлатых, ринулись в нашу сторону. Сдурели что ли? Это, что драка станичников и городских или район на район месится?