Глава 5

5. Побег

Долго сидели в полусумраке и, казалось, все уснули. Хотя навряд ли Маша и Кирилл заснули бы рядом с трупом. А Васе однажды приходилось спать рядом с телом убитого товарища, но об этом он старался не вспоминать.

Вася выжидал, когда, по его мнению, можно будет обезопасить Ивана и вернуться домой. Понимал, что чем быстрее это сделают, тем лучше. Как говорится, пропущенный час годом не нагонишь. И в то же время поспешишь — людей насмешишь. А смешить местных он не намеревался, лучше уж себя повеселить, — ведь смеется тот, кто смеется последним.

Осторожно и бесшумно, как он умел это делать, Вася поднялся и подкрался к Ивану. Нужно всего лишь аккуратно забрать у спящего оружие и нейтрализовать его. А уж это бывший спецназовец делать умел, этому их обучали и в теории, и на практике, а затем закрепили знания в боевой обстановке.

Но тут случилось непредвиденное. Видимо, Иван тоже прошел неплохую подготовку. Неожиданно ствол револьвера уткнулся в живот, а он открыл глаза. Грудь под френчем поднялась, он шумно выдохнул воздух. Щелкнул курок. Вася застыл, подняв руки и стоял так, опасаясь получить пулю. Он недооценил Ивана.

— А ведь я предупреждал, что сплю очень чутко. Я так и знал, что ты, морда буржуйская, чего-то затеваешь, видел глаза твои хитрые. Ждал, что ты ко мне полезешь. Что мне теперь, убить тебя? Имею полное право! Скажу, что ты на меня напал, а я защищался. А заодно и твоих дружков перестреляю, в барабане патронов на всех хватит, и еще останется. Стрелять? Очень уж хочется мне это сделать. Дай мне повод, и я им воспользуюсь.

— Н-нет, — ответил Вася. — Не надо.

— А ну отойди к стене! — приказал Иван.

Вася послушно сделал несколько шагов и уперся спиной к бревенчатой стене.

— А ты поди сюда! — Иван поманил стволом Кира. — Возьми веревку под кроватью и свяжи ему руки за спиной. И ноги. Да хорошо вяжи, я проверю!

Вася развернулся лицом к стене и позволил связать руки. Сел, вытянув ноги, прислонился спиной к стене. Кирилл беспрекословно выполнил приказ Ивана, обездвижил товарища.

— А теперь ты, девонька, свяжи второго.

— Я не уме… — начала было Маша.

— Я научу! — оборвал ее Иван. — А не сможешь, мне придется прострелить парню ногу, это свяжет получше веревки.

Маша подошла и неумело стала связывать руки Кира, а когда он присел рядом с Васей, то и ноги. Иван убрал револьвер, приблизился к пленным и подтянул узлы.

— Так-то лучше. Ну, теперь, коли я знаю, что никакие вы не студенты из Москвы, а контрреволюционеры и враги рабочего класса, а тем более, когда я вас обездвижил, можно немножко и поспать. А ты, девонька, дай-ка мне свои белые рученьки, я на всякий случай тоже свяжу. Веревочек здесь много, на всю буржуазию хватит. На всю проклятущую мировую буржуазию.

Он связал Машины руки, но ног спутывать не стал.

— А теперь — спать! Утро вечера мудренее, как моя бабушка говорила! И помните — сплю я чутко. А стреляю метко. Меня Сергей Сергеич…

— Ворошиловским стрелком называет, — перебил его Вася.

— Сметливый ты мужик, хоть и буржуй.

Проверять, метко он стреляет или нет, желания у Васи не было. Наверное, не врал, а сказал чистую правду, — Ворошиловский стрелок, в глаз белку бьет.

Нужно поделикатнее, чтобы этот чертов стрелок ничего не заподозрил. Но для начала требовалось хотя бы освободить руки. Маша была относительно свободна, но нельзя же надеяться на помощь девушки, да еще и со связанными руками? Нет, надо все делать самому. Маша — девушка, а Кирилл, хоть и мужик и лучший друг, но всего лишь электронщик. Был бы в его руках горячий паяльник, нашел бы, куда вставить, но драться Кир не умел, а выпутываться из подобных ситуаций тем более.

Никаких идей в голову не приходило, а попыток развязать руки Вася пока не предпринимал — если Иван заметит, то пристрелит без разговоров, он был уже на взводе.

Вася сидел, вытянув ноги, и прокручивал в голове последние события. Случилось нечто странное — они перенеслись то ли в другой мир, то ли в другое время и оказались здесь в щекотливой ситуации. Такого не может быть, но вот он сидит в крестьянской избе, связан по рукам и ногам и не в состоянии отсюда выбраться.

Мозг кипел, в голове мелькали разные варианты спасения, но все упирались в ствол револьвера в руке Ивана. Теперь в случае чего тот валандаться не будет, перестреляет, как врагов народа. И его наградят за проявленную пролетарскую чуткость какой-нибудь медалью. Награждали в прошлом за убийство задержанных или нет, Вася вспомнить не мог, не изучал он историю настолько глубоко. Впрочем, прошлое это или нет, он тоже не знал.

Ни один силовой вариант здесь не годился. А как можно обмануть Ивана, Вася пока не придумал. Разве что снова дождаться, когда тот уснет… А коли не уснет? И тогда один выстрел — и спасать товарищей уже будет некому. Так что нужно себя поберечь для будущих свершений и ждать удобного случая, да желательно, чтобы тот подоспел побыстрее.

Но руки! Для начала надо придумать, как освободиться! В кино это делалось легко — волею режиссера и сценариста в нужном месте всегда оказывался нож, осколок стекла, или на худой конец горящая головня. И герой, превозмогая боль, сдирая кожу или обжигаясь, героически терпел и продолжал путь к спасению, перепиливая или пережигая путы. В реальности все было не так — нож лежал где-то в столе, стекло было целехонько и стояло в оконной раме, а головня мирно тлела в большой русской печке.

Руки стали затекать и онемели, и Вася, стараясь не нарушать тишины, сел удобнее, но облегчения это не принесло. Закрыл глаза и постарался забыться, но и этого сделать не удалось. В голове кадр за кадром мелькали события сегодняшнего дня — мальчишка-сосед, грубивший своей матери, джазовое радио, Кирилл с Машей, накрытый праздничный стол, заснеженная крыша, небо без звезд, странная тишина и тьма за окном. Дом словно провалился в черную бездну, превратился в островок спокойствия в мире безумия. Но и в этом спокойствии было нечто ненормальное. Что-то с этим миром стряслось, но вот что именно, оставалось загадкой. Этот мир съехал с рельсов, слетел с катушек. А как вернуть все на место, Вася и понятия не имел.

Незаметно для себя он уснул, и приснилось, будто снова ушли с ребятами на задание. На то самое, свое последнее задание, после которого вернулся на гражданку. Опять Вася увидел сон, который не раз уже грезился — как его подстреливает террорист, и он падает, заливая пол кровью, как разлетается стекло противогаза, он задыхается, и сознание медленно угасает. На этот раз у бандита было лицо Ивана, а вместо автомата — револьвер. Затем появился человек с пышными сталинскими усами.

— Вращайте барабан, — Якубович крутанул барабан револьвера и добавил с сильным кавказским акцентом. — Сэктор приз на барабанэ! Всэх расстрэлять!

И выстрелил Васе в голову.

Вася дернулся, ударился затылком о бревно и проснулся. В избе стояла тишина. Якубовича рядом не было, и барабана никто не вращал. Керосинка больше коптила, чем светила. Тихо похрапывал в углу убийца.

Иван, похоже, тоже уснул, револьвер вот-вот вывалится из расслабленной кисти. Это был шанс. Если выхватить наган, то они спасутся.

Но руки-то связаны! Где сценарист и режиссер? Необходимо добавить в кадр острый нож, осколок стекла или хотя бы горящий уголек. Необходимо выкрутиться из положения!

Вася подобрался, оттолкнулся локтями от стены и, бесшумно извиваясь, как уж, стал подползать к Ивану. Не знал, что делать связанному, как воспользуется своим преимуществом, чем будет держать револьвер, если удастся дотянуться. Не жопой же стрелять из нагана! Он ничего не знал, сейчас главной была задача завладеть оружием.

И едва начал ползти, в голове родилось решение. Так обычно и бывает — ты можешь думать целую ночь и целый день и ничего не придумать, но стоит начать действовать — и все решается само. Теперь знал, что важнее всего отпихнуть подальше наган и вырубить пленителя. А это он мог бы сделать и со связанными руками и ногами — выбить револьвер и двинуть обеими каблуками в жбан — уж это он сумеет.

Но едва Вася начал путь к спасению, Маша, сломав весь сценарий, громко сказала:

— Извините! Я хочу выйти.

Вася мысленно выматерился и замер. Вот глупая девчонка! Потерпеть не могла!

Иван шевельнулся и открыл глаза. Пальцы крепче обхватили рукоять револьвера. Другой рукой подкрутил фитиль в керосинке, и в избе стало светлее, блики заиграли на плакате с крестьянкой. Он приподнял голову и осмотрелся.

— Чего тебе! — голос него был сонным.

— Выйти мне.

— Ну иди, — лениво ответил Иван. – Отвыкла, поди, от деревни после Москвы.

— А руки? Как же я со связанными руками?

— Может, тебе еще… — Иван встретился с Машей взглядом. — Ладно, давай развяжу.

Оставил на столе револьвер, приблизился к Маше. Казалось бы, вот шанс — одним рывком добраться до оружия. Вася почти ринулся туда, но расстояние до стола было большим — не успел бы.

Иван развернул Машу лицом к стене, развязал руки и вернулся к столу. Револьвер снова оказался у него.

— Иди!

Маша прошла к выходу и перед сенями остановилась и посмотрел на Ивана жалостливым взглядом.

— Мне это… страшно одной. Я темноты боюсь. Проводите меня… пожалуйста.

Вася знал, что Маша никогда темноты не боялась. Как бы беды не случилось, глупая Машка! Чего же она завеяла?

— Ох, барышня городская, кисейная! — беззлобно произнес Иван. — Привыкли в своих городах под фонарями ходить. Ну пошли, провожу, коли боишься. — Сунул револьвер в кобуру и поплелся за Машей. — А вы тут смирно лежите. Особенно ты, — он зло посмотрел на Васю.

Когда оба вышли в сени, подал голос Кирилл.

— Ты можешь освободиться?

— Если бы. У меня уже руки затекли.

— Такая же фигня. И что делать?

— Бежать надо отсюда, если возможность есть, — послышалось из дальнего угла. Повезло, что сразу не шлепнули, но утром нас точно в расход пустят. А все из-за вас! И меня подвели, и сами вляпались.

— Тебя не спрашивали! — отрезал Вася.

Убийца завозился в своем углу и промолчал.

Внезапно в сенях послышался грохот.

— Ах ты ж, сука! — заорал Иван.

Маша несколько раз вскрикнула, будто Иван пинал ее ногами. Наступила тишина и спустя полминуты дверь со скрипом отворилась. В избу, тяжело дыша, вошла Маша. Не говоря ни слова, присела рядом с Васей и развязала руки. Он, помассировав, затекшие кисти, освободил ноги и поспешил к Киру.

— Маша, ты мой герой! — воскликнул Кирилл. — Ты… Ты… Ты настоящий мужик!

— Он там… в сенях, — проговорила Маша. — Я его столкнула с лестницы.

Ее начало трясти, зубы отбивали бешеную чечетку.

Вася освободил Кира.

— Живой? Или убила его?

— Не знаю я.

Вася взял керосинку, вышел в сени и осмотрел Ивана, лежавшего на крутой лестнице вверх ногами. Тот был жив, но лицо залито кровью, как в каком-нибудь хорроре. Машины сапоги были с мощной подошвой с рельефным протектором и красивым рисунком. Рисунок отпечатался на лбу Ивана, как клеймо. Усы квело обвисли, словно из каркаса выдернули стальную проволоку, и теперь он не был похож на бравого командарма Семена Буденного.

Вася склонился над ним, подобрал выскользнувший из кобуры и лежавший на нижней ступеньке револьвер и сунул за пояс. Позвал Кира, и вдвоем они внесли Ивана в дом и положили на пол рядом с убитым.

— Как ты его одолела? — удивился Вася. — Тяжеленный же мужик!

— Подножку поставила, толкнула, и он свалился вниз головой. И стала бить. Ногой.

— Молодец!

—Дай мне выпить.

Вася вспомнил, что во внутреннем кармане куртки оставался коньяк. Вынул бутылку, открутил пробку и протянул Маше. Она сделала большой глоток, собралась было приложиться еще, но Вася забрал бутылку.

— Нам надо уходить, пока никто не прибежал на шум.

— Если бы услышали, уже давно набежали бы, — предположил Кирилл. — Но оставаться здесь, конечно, нельзя.

Когда уже собрались покинуть этот негостеприимный дом, убийца приподнялся и сказал:

— Освободите меня!

— Хорошая шутка! Зачем?

Не успел Кузьма ответить, где-то вдалеке послышались голоса.

— Слышите? — спросил убийца. — Сюда идут. Пристрелят на месте, как поймут, что здесь произошло. Далеко вы без меня не уйдете. А если развяжете меня, я помогу вам. Я знаю, где можно переждать до следующей ночи, когда уляжется шум.

Вася долго не колебался. Понимал, что сейчас нет времени спорить и препираться с эти человеком. Голоса за забором стали громче, и Вася смекнул, что они действительно никуда не смогут уйти без чужой помощи, не зная дороги. Вернулся и освободил Кузьму. Тот схватил оружие, лежавшее рядом с убитым, достал из-под кровати свою меховую шапку. Обрез Вася отобрал.

Вася нащупал в кармане шапку и натянул на голову.

— Веди! Но смотри. Я не Маша, ногами пинать не стану. Убью сразу. Не ты один убивать умеешь.

Убивать Вася не собирался, но Кузьме этого знать было не обязательно.

Кузьма вышел первым и зашагал по натоптанной тропинке к калитке. Голоса слышались с другой стороны, и Вася надеялся, что удастся проскочить. Не сразу сообразил, почему через калитку, а не огородами, но вовремя спохватился — там же снега по колено — даже следопытом быть не надо, чтобы понять, куда они направились.

Вышли на дорогу, и Кузьма повел их не туда, откуда они пришли, а хитрыми тропками между домами. Вася шел, держа в одной руке наган, а другой обрез.

— Нам не туда! Куда ты нас повел?

— Я лучше знаю. Ночью уходить надо, а не утром. Сейчас лучше переждать. А когда все успокоится, то и уйдем.

За спиной послышались крики, кто-то пару пар пальнул из нагана.

— Вот и ушли бы сейчас, ежели б не я, — заметил Кузьма. — На небушко.

Кузьма вошел во двор, посередине которого стояла перекошенная избушка, и три раза стукнул по окну с дребезжащим в раме стеклом. Спустя минуту внутри затеплился свет и за занавесками появилось бородатое лицо, освещенное свечой. Увидев Кузьму, мужик кивнул, и занавеска закрылась. Еще через минуту, чуть скрипнув, отворилась дверь.

Впустив Кузьму, хозяин озадаченно оглядел остальных.

— Это со мной, позже объясню! Поди пока посмотри, чтобы следов не оставалось. Наследили мы мальца по снежку. Сделай так, чтобы никто нас не заметил.

Все вошли внутрь, а хозяин, накинув на плечи полушубок, вышел во двор.

— Раздевайтесь, — Кузьма снял шапку и стянул с себя тулуп. — Не бойтесь, Прохор нас не выдаст. Мы с ним не в контрах, как сейчас любят говорить. Никто и не подумает нас тут искать. — Кузьма бросил тулуп на лавку. — До ночи можно отдохнуть, а там и уйдем. Здесь, кроме нас, никого нет, старик один живет. Жена померла давно, а детей не осталось. Старший жив, но недавно в город уехал. Такой же бобыль.

Скинули куртки и по примеру Кузьмы положили на лавку. Вася вернул кулаку оружие, и все расселись за столом.

Вскоре вернулся Прохор.

— Не много вы и наследили. А какие следы к дому вели, я притоптал, сходил к Матрене за самогоном.

— Никого не встретил? — Кузьма посмотрел на Прохора.

— Нет. — Прохор вынул из рукава бутылку мутного самогона и поставил на стол, затем стянул с себя шубу. — Но у комиссарова дома сходка, люди собрались.

— Вот их нам и нужно переждать. Тебя не видели?

— Нет. Не до меня было, шумели, спорили. — Прохор прищурил и без того узкие глаза. — Не ты ли виновник шумихи? Ночью я слышал выстрелы.

— А хоть и я. Тебе-то что?

— А коли ко мне придут? — заволновался Прохор. — А тут вы.

— К тебе? — Кузьма криво усмехнулся. — А на кой ты нужен?

— Ты прав, — согласился Прохор.

Он принес стаканы, хлеб и квашеной капусты из погреба.

— Выпейте, раз уж в гости зашли.

— Эх, сейчас пару стаканов и отдохнуть, — мечтательно сказал Кузьма.

— Два стакана самогона? — Кирилл уважительно посмотрел на кулака. — Не многовато?

— Что ж вы такие хилые? — удивился Кузьма.

Прохор разлил всем по полстакана. Выпили все, даже Маша, ребята похрустели капустой. Кузьма довольно крякнул и занюхал самогон хлебной горбушкой и стал не спеша ломать ее и есть.

Вася вспомнил про початую бутылку во внутреннем кармане куртки и выставил пузатую на стол. Прохор и Кузьма долго разглядывали ее, открывали да принюхивались. Попробовали на вкус.

— «Старый Кенигсберг», — прочитал Кузьма. — Ишь ты! Однако шибко уж сладко. Это не для нас, это для городских господ, конфетки да шоколадки, шампанское и коньяки. А мы люди простые, крестьянские. Мы такое не пьем. Нам нужно чтобы ух!

— Не пьем! — подтвердил его слова Прохор. — Чтобы ух!

— Но не пропадать же добру! — заметил Кузьма и разлил оставшееся по стаканам.

Опустошили бутылку коньяка, и Кузьма стал задавать вопросы.

— А теперь скажи мне, мил человек, почему ты так на меня похож? Сходства не сразу заметишь, коли себя не каждый день видишь и в зеркало не пыришься постоянно. Но все равно узнал. Ежели мне бороду сбрить — одно лицо. Родственник мой, али кто? Откуда вы? Не было у меня в деревне такой родни.

— Я бы то же самое спросил, — ответил Кирилл. — Кто ты и откуда?

— Не я к вам пришел, а вы ко мне. И не вам спрашивать, а мне. — Кузьма повернулся к Васе. — А ты вылитый Семен. Но не было у него братьев. Не было! — Он перевел взгляд на Машу. — А ты, девка, на дочку агронома похожа. Но, сдается мне, ты не она. И чтобы сестра была, точь-в-точь похожая, я тоже не припомню. Откуда вы? — обвел троих слегка осоловевшим взглядом. — Не врите, что из Москвы. Был я там в нонешнем году. Не одеваются там так. Нет там такого манера. Хотя… мне без разницы, кто вы и откуда. Их вы враги, — он указал бородой на окно, — или мои, или наши общие. Вы, хоть меня и отдали на растерзание этой сволоте, но сами же и помогли бежать. Я тоже вам помогу в ответ, и на том распрощаемся. А за Прохора не бойтесь. Мы хоть и не друзья, но тоже не враги. Я буржуй, кулак, несознательный элемент, контра недобитая, так это по-нынешнему называется, а он босяк и батрак. Разные мы люди. Но я ему помогал в свое время, а он помогает мне. Красной сволоте нас не выдаст, будьте уверены!

— Не выдам! Вот те крест! — Прохор размашисто перекрестился, едва не приложившись лбом о стол, старик уже тоже слегка окосел.

Выпили еще по полстакана самогона, Маша пить не стала. В Васиной голове шумело, а в глазах начинало двоиться — самогон был убойным, да еще и коньяк подмешали.

Васе не нравился Кузьма. Вызывал жуткое чувство омерзения. Насколько он был терпим ко всякого рода уродам, но даже у него появилось желание забить этого мужика сапогами. Но, конечно, понимал, что Кузьма прав — одни они тут пропадут. И поэтому приходилось терпеть убийцу. Вся надежда была на то, что ночью доберутся до оставленного маяка, войдут в подъезд дома и больше никогда не встретят этого человека. Они вернутся домой, а этот буржуй и убийца останется здесь, в своем мире.

Пока сидели, на улице рассвело и начался новый день.

«Наверное, это мой самый оригинальный Новый год, — подумал Вася. — Новый год, проведенный в чужом мире. Когда мы вернемся, больше никогда не стану лезть в странные дверные проходы, за которыми находится невесть что. И Киру не позволю».

А что если придется остаться здесь навсегда? Что будут делать здесь, чем заниматься? Посадят их в дурку или отправят на исправительные работы? Дадут спокойно жить? А если расстреляют? После совершенного побега с избиением Ивана им спокойно жить точно не дадут. И поэтому нужно обязательно постараться вернуться.

Это был новый день нового года непонятно в каком мире. Может статься, последний Новый год трех товарищей, нашедших приключение на свою задницу.

Вася выдернул из-за пояса наган. В барабане из семи патронов осталось пять. Очень надеялся, что стрелять не придется, но был готов ко всему. Убивать людей приходилось, но то были террористы, а стрелять в честных и порядочных, каким показался Иван, Вася даже спасая свою жизнь, не собирался. Нужно уйти тихо, без пальбы и смертоубийства. Грех на душу не возьмет и Кузьме не даст этого сделать.

Кузьма взял у Прохора гильзы и стал готовить патроны, набивая жаканами и рассовывая по карманам.

Кирилл чувствовал себя не в своей тарелке. Еще бы, он был простой радио-теле-и прочая мастер, а не солдат. Никогда не держал в руках оружия, разве что на присяге автомат с просверленным стволом — в королевских войсках, как называли стройбат, воинам не доверяли ничего опаснее лома и лопаты. Как в анекдоте — «А в стройбате вообще одни звери, им даже оружие боятся выдавать». Да, Кирилл служил в стройбате, куда определили вместо инженерно-технических войск, в которые он мечтал попасть.

А Маша была спокойна, она полностью полагалась на Васю и верила, что он вытащит их из любой ситуации. А где сможет — и сама подсобит, как было с Иваном. Маша была настоящей боевой подругой.

Когда осмотрели и приготовили оружие, Кузьма предложил до ночи отдохнуть. Он был уверен, что к бирюку Прохору никто не придет, и можно спокойно поспать. И первым расстелил тулуп у печи да растянулся там. Вася и Кирилл последовали его примеру, а Маше хозяин предоставил единственную кровать со скрипучей стальной сеткой — небывалая щедрость, это даже Кузьма оценил.

Кирилл, похоже, быстро уснул, а Васе не спалось. Он лежал, чувствуя жар натопленной печи, и в который раз вспоминал весь сегодняшний день. И корил себя за то, что не остановил товарища, как того требовала благоразумная Маша. Сидели бы сейчас на уютной кухоньке, пили бы коньяк или водочку и слушали бы джаз. В картишки перекинулись бы, анекдоты травили бы, делились бы воспоминаниями. Но нет, потянуло на поиски приключений. И нашли на свою задницу. Вот теперь и расхлебывай.

Несколько раз слышались на улице голоса, и, казалось, сейчас откроется дверь, в избу войдут вооруженные мосинками люди. Но каждый раз голоса удалялись и снова становилось тихо.

— Не бойтесь, никто к Прохору не заходит, — сонно пробурчал Кузьма, заметив, как напрягся Вася. — Один он живет, никому тут не нужен.

Наконец Вася уснул, а когда открыл глаза, за окном снова была непроглядная темень. Стекло было покрыто узорчатой наледью, и сквозь него ничего невозможно было разглядеть. Кузьма уже был на ногах.

— Вставайте. Уже ночь. Нам пора идти.

Вася зевнул и с хрустом в суставах потянулся. Маша сидела на кровати, подобрав ноги, а Кирилл лежал рядом на полу, укрывшись хозяйской шубой. Кузьма сел за стол и взял в руки железную кружку с каким-то ароматным горячим напитком. Кажется, это был травяной чай.

— Поднимайтесь, — негромко повторил он. – Выпейте чайку на дорожку — и в путь.

Кирилл откинул шубу и встал, оглядывая всех осоловевшими глазами.

— Я пришел к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало, — обратился к товарищу Вася.

— Все мы тут немного с приветом.

— На улице тихо, — заметил Кузьма и поставил чашку на столешницу. — Можно выходить. Быстро пейте чай и пойдем.

Пить никто не стал.