Оглавление
До института я каждое школьное лето проводил на природе. Но, начиная с десятого класса, деревенские каникулы остались в прошлом. В еще не столь отдаленном, а уже изрядно позабытом детстве, — теплом и беззаботном. В том прекрасном времени, когда любые невзгоды воспринимаются как нечто, не имеющее к тебе самому никакого отношения, и исчезающие с приходом следующего утра. Мир добр, уютен и приветлив, — а тебе в нем отведена невероятная, уникальная роль — зрителя, актера и постановщика в одном лице. Смотри, играй и наслаждайся…
Понятно, ничего подобного в те годы, мне даже в голову не приходило, это я теперь такой умный. А чего? Четыре курса физмата сделают философом кого хочешь. Как пресловутая плохая жена. Не-е, лавры Сократа я на себя не примеряю, но, тем ни менее, некоторую привычку к рассуждению и осмыслению приобрести успел.
О чем это я? Ах, да. О деревенских каникулах… Вернее — о лете. До восьмого класса, я предпочитал проводить свободное время на диване с книжкой в руках, — когда родители дома. Прочий досуг, естественно, протекал за компьютером. Стрелялки, рубалки, наши и их сериалы, а так же — прочие занятные и полезные сайты отнимали практически все время.
Отец что-то ворчал о жизни овощей, но поскольку мама была довольна, — кроме принудительных пробежек по утрам и таскания гирь по выходным, его репрессии дальше не продвигались. Пока, однажды, я крепко не получил по шее. Прямо у школы.
Телосложением я в папу. И всегда выглядел лет на пять старше реального возраста. Поэтому драться со сверстниками, обычно не достающими макушками до моего подбородка, почти не приходилось. Они понимали, что не одолеют меня даже вдвоем, а мне не было нужды ни убеждать их в этом, ни — разубеждать. Но в любом случае, драка подразумевала наличие причины. А эти шакалы избили меня просто так. Причем, парни дрались зло, получая удовольствие от возможности причинить боль другому существу.
Природные данные меня все же не подкачали, и я кое-как отмахался от хулиганов. Но, самокритично подсчитав дома, у зеркала разницу нанесенных и пропущенных ударов, умылся и пошел записываться в секцию бокса.
Глянув на меня, Фома заинтересованно спросил:
— Сколько?
— Пятеро…
— Убежал?
— Ушел.
— Добро.
Потом тренер помолчал и прибавил.
— Разрешение от родителей. По окончании четверти покажешь табель. Тренировки в понедельник, среду и пятницу с семнадцати до девятнадцати. Суббота — бассейн в восемь утра. Один пропуск без уважительной причины — три круга вокруг парка. Два пропуска — не поедешь на летние сборы. Три… Больше не приходи. Все понятно?
— Да.
— Сколько раз подтягиваешься?
Этого вопроса я боялся больше всего. Ну, не хватает моим мышцам силы побороть вес тела, удерживаемый гравитацией Земли. Пудовые гири таскаю, а себя — никак не получается.
— Ни разу.
— А отжимаешься?
— Восемнадцать.
— Хорошо… — кивнул тренер каким-то своим мыслям. — В том смысле, что перекачанный бицепс боксеру только мешает, а так, конечно, форменное безобразие. До конца года надо выйти на семь потягиваний и тридцать отжиманий. Ну, все, Степан. Топай за разрешением и приходи. Иван! — крикнул вглубь зала, второму — невысокому, поджарому мужчине в спортивном костюме. — Брось мячик!
— Лови…
Мячик для большого тенниса выпорхнул у него из руки сам, без какого-либо замаха, словно шел на реактивной тяге, и с соответствующей скоростью. Мне в лоб. Не ожидая ничего подобного, я потерял время, поэтому только успел, что дернуть головой в сторону. А следом летел второй снаряд. Но, адреналин уже был в крови, и этот мяч я поймал.
— Угу, — опять кивнул Фома. — В общем и целом… Не передумаешь, приходи.
Разрешение на занятие боксом отец не только написал, но и лично занес тренерам буквально на следующий день. И в мой распорядок дня прибавилась еще одна позиция. Правда, в спортивный лагерь тем, первым летом я все-таки не поехал.
Ох, как непросто, оказывается, жить по режиму и делать не только то, что хочется, а и то — что должен…
Давно заметил, ничто так не способствует погружению в себя, как перестук колес. И любая, самая оживленная беседа, подчиняясь ритму железной дороги, потихоньку стихает, — и вот уже все либо дремлют, либо погружаются в приятные мечты или — воспоминания.
Казалось бы, мы с Ирой только вчера познакомились, значит, интересных тем для общения — за сутки не переговорить. А уже минут через сорок девушка пристроила голову у меня на плече и притихла. Может, уснула?.. Время-то, по городским меркам, не просто раннее утро, а — сумасшедшая рань. Только-только, на второй бочок переворачиваться.
Ну, пусть поспит. А мне, есть о чем подумать и что вспомнить. Тем более, когда от золотистых волос исходит такой дивный аромат. Не набивший оскомину садово-огородный парфюм, имеющий массовое хождение в этом сезоне, а какой-то легкий флер ромашек, калужниц и нежной утренней росы. Так пахли в предрассветной мгле луга, когда мы с дедушкой шли косить сено. Вернее, он — косить, а я ворошить покосы, чтобы трава быстрее высыхала.
Электричка заполнена разночинным людом, но по совокупности примет, большинство путешествует с аналогичной целью — на пикник. Дремлющие или все еще оживленно шушукающиеся парни и девушки, примерно, двадцатилетнего возраста, одетые ммм, по-походному, с пухлыми рюкзаками и… только не надо смеяться — оружием. Да, да — именно оружием. Не с автоматами и винтовками, но все же.
Наверное, так могло выглядеть ополчение Минина и Пожарского, готовящееся начистить табло обнаглевшим ляхам, если бы ратников и дружинников приодеть в современные спортивные костюмы и джинсу, а всю остальную амуницию и снаряжение оставить. Разве что шеломы, шишаки* да мисюрки* в рюкзаки уложить, временно сменив на бейсболки и армейские панамы.
Хотя, нет, ошибочка. Именно такой вид, как сейчас и здесь, рекомое ополчение могло иметь только после славной победы. Когда ряды суровых воинов на пиру изрядно разбавили освобожденные пленницы, веселые девицы из ближайших поселений и, а так же, проезжающий мимо, цыганский табор в полном составе. Ибо всевозможной пестротой и стилем одеяния пассажирки утренней электрички с легкостью могли затмить восточный базар. Впрочем, справедливости ради, стоит отметить, что при всем разнообразии и смешении палитры, преимущество имел зеленый цвет и его различные оттенки.
* * *
Наверно, я тоже задремал, поддавшись общему гипнозу дороги и убаюкивающему перестуку колес. Причем, даже не заметил когда! Но, тем не менее, открыв глаза в следующий раз, понял, что электричка остановилась, а странствующий народ — зевая и потягиваясь, начал продвигаться к выходу.
Дав основной массе схлынуть, а Иришке проморгаться ото сна и даже что-то подправить на лице, используя вместо зеркальца отражение в окне, я забросил на плечо рюкзак, подхватил с пола мешок из полипропиленовой соломки со своим инвентарем, небольшую, удивительно легкую, сумку девушки и тоже поднялся.
— Пойдем, что ли, спящая царевна?
— Почему спящая? — нахмурила бровки Ира.
По правилам игры мне следовало пошутить в такт, примерно так: «Ага, что спящая, тебя задело, а что царевна — это нормально?». Но в этот момент мы уже добрели до тамбура, где перемещение возможно только колонной по одному, и моя ехидная реплика пришлась бы в макушку незнакомого парня, стоящего впереди нас. А это значит, что Ира ее попросту не расслышала бы, да и парень вряд ли смог бы оценить по достоинству, — так зачем же попусту содрогать эфир и метать бисер?
Потом я оказался на перроне и, подав руку, помог сойти своей спутнице.
— Темные силы налево, светлые — направо! Светлые — направо! Темные силы — налево! Темные силы налево, светлые — направо!..
В центре довольно просторного полустанка, шагах в десяти от полотна, так чтоб его хорошо было видно со всех вагонов, стоял невысокий, коренастый мужчина в камуфляже типа «флора» и, как закольцованный файл, непрерывно выкрикивал в допотопный жестяной рупор системы «воронка», она же «матюгальник» одну и ту же фразу.
А чтобы вышеназванные силы таки не перепутали: кому в которую сторону следовать, — чуть поодаль, разойдясь шагов на двадцать, на приезжий народ с добрыми улыбками а ля «Welcome to Miami!» взирали два паренька, навесив себе на грудь большие таблички. У того, что стоял слева — надпись на ней гласила «Темные», а у парня справа — соответственно: «Светлые».
Наверно, помогало. Потому что позади парней уже образовались две толпы, человек по сто с гаком, и шмыгающих между ними туда-сюда, заблудившихся «перебежчиков» не наблюдалось. Зато, с высоты моего роста, среди людей были замечены кони!
Интересно, а лошадкам тоже был предложен выбор фракции, или их судьбу определил жребий и его величество Случай? Потому как масти они все были самой демократичной и распространенной — гнедые.
— Ну, все, — потащила у меня из рук свою дамскую поклажу Ира. — Тут мы расстанемся. Тебе — налево, а мне — к светлым силам.
— Не понял? — от неожиданности я даже не возмутился. — Как же я тебя потом найду в этом бедламе?
— Тому, кто любит, — промурлыкала рыженькая бестия, явно цитируя какого-то классика, — сердце укажет направление, а разум отыщет путь. Тем более, что из темноты на свет выйти проще простого.
Потом быстро чмокнула меня в губы и упорхнула, оставив решать самый интересный вопрос на данный момент: «Как она смогла это проделать, если разница в росте составляет больше тридцати сантиметров, а я к ней не наклонялся?»
— Чего завис парень? — мужчина с рупором, наверное, устав вещать в «матюгальник», доверил сортировку народных масс наглядной агитации и, покинув пост, подошел ко мне. Впрочем, ничего удивительного, — к этому времени праздношатающихся особей на перроне почти не оставалось, ибо все прибывшие присоединились к своим командам. — Что-то я тебя не припоминаю. Первый раз на выезде, что ли? Не знаешь, чью сторону принять?
— Да вот, сомневаюсь, однако, — улыбнулся я приветливо, игнорируя оценивающий взгляд. Привык, что незнакомые люди смотрят на меня, как на… В общем, по разному смотрят. Но, в основном со снисхождением, — будучи свято уверенными, что поговорка: «Сила есть — ума не надо», сложена именно о моей персоне.
— А что так?
— Понимаете, мой дедушка всегда говорил, что в Раю благостно, зато в Аду компания веселее и знакомых больше. Вот я и размышляю.
— Видимо, знающий человек… — кивнул мужчина, протягивая ладонь. — Михалыч. А тебя как звать?
— Степан. Студент и… людоед.
— В смысле? — опешил чуток Михалыч, от чего даже затянул крепкое рукопожатие. Но быстро сообразил. — Тьфу, ты, блин… Хочешь сказать огр? Или — пещерный тролль?
— Не знаю, но вряд ли, — мотнул я головой. — Если честно, то не хотелось бы национальность менять. Обычный русский великан.
— Ага, — ухмыльнулся Михалыч. — Былинный витязь. А людоед, как я понимаю, хобби. Или для разнообразия трапезы?
— Не-е, из-за лени, — поддержал я немудреную шутку. — Злаками и овощами сыт не будешь. За зверьем еще побегать надо, а этих, мечтающих во чью-нибудь славу подвиг совершить — вон сколько. И потом, только, чур, никому... — я доверительно понизил голос. — Мозги люблю. Правда, иной раз, такие дурни попадаются, что их пустые головы только на пепельницу и годятся. Жаль, не курю… Приходиться выбрасывать. В общем, никакого толку, одно расстройство… желудка.
— Это точно, от дурня нигде толку нет, — согласился Михалыч, как-то чересчур серьезно. — Ни в голове, ни в заднице. Только в русских сказках. Ну, ладно, поглядим потом на твой костюм и определимся, к какому сословию приписать. А пока, Степан, коль людоедом обозвался, двигай к темным. Среди воинства света, порою, тоже далеко не ангелы попадаются, но в поедании человеков еще никто замечен не был. Даже сердцем побежденного врага брезгуют…
— Как скажете, — согласился я. — Налево, так налево. Оно, даже, звучит как-то более обнадеживающе, что ли. В плане дальнейшей перспективы.
— Вот и договорились. Пошли, представлю тебя твоему Мастеру. Да и выдвигаться уже пора. Кто хотел, прибыл, а кто не успел — тот опоздал. Захочет, найдет… Лес, он конечно большой, — но, ни второго Светлого озера, ни еще одних Чертовых скал, в округе не водится. И дорога туда натоптана так, что на ощупь найдут.
— Говорят, что заблудиться и в трех соснах можно… — я по-прежнему пребывал в шутейном настроении.
— Можно и в ложке воды утонуть, — кивнул Михалыч. — Ежели очень постараться. Только дурни среди нашей братии не водятся. — Помолчал и добавил задумчиво. — Разве, из новичков кто подсуетится?.. Тьфу три раза, чтобы не накликать.
* * *
Наверно, нигде так точно не работает поговорка: «Встречаем по одежке, а провожаем по уму», как среди ролевиков. Что ты за человек еще надо поглядеть, проверить, оценить и взвесить, а костюм с первого взгляда кричит о твоем характере, увлеченности и… финансовых возможностях. Всерьез увлекаешься играми, или досуг убиваешь. И хоть я сам принадлежал не к фанатам, а всего лишь с красивой девушкой свежим воздухом погулять пришел, на первом же смотре мордой в грязь ударять не собирался. Тем более что у меня имелась превосходная возможность приодеться, не потратив при этом ни копейки личных сбережений…
Семья наша не нищенствовала, но и из горла не лезло. Поэтому, дабы не нахлебничать, на собственные нужды я уже пару лет старался зарабатывать сам. И чего там греха таить, по-разному зарабатывал. От написания курсовых и расчеток, до способствования своевременному возвращению долгов от забывчивых знакомых моих приятелей. Но, с явным криминалом никогда не связывался, хотя именно туда спортсменов чаще всего и зовут.
А еще с самого первого курса было у меня одно место, практически, постоянной работы, позволяющее проводить ночи под крышей, в закрытом помещении и — не дома. Что чрезвычайно важно для нормализации физиологических процессов молодого, растущего, жаждущего избавиться от юношеских прыщиков, организма… и спокойствия материнского сердца.
Короче, ночь через три, я подрабатывал ночным сторожем в городском краеведческом музее. Фома кроме нас тренировал парней из одной охранной структуры, вот и поспособствовал с трудоустройством. Деньги там платили мизерные, меньше стипендии, но этот недостаток с лихвой компенсировался уже перечисленным пакетом удобств.
Не-е, с одноименной американской фантастической комедией мои дежурства не имели ничего общего. Экспонаты по комнатам и запасникам не бегали, к сторожу не приставали и даже списанные в утиль никаких переворотов не устраивали. Впрочем, у нас не там. И какой смысл бунтовать, когда и списанные, и действующие наглядные пособия продолжали стоять на своих местах, — а каков их статус, точно знал только главбух. Ну, кроме тех экспонатов, что уже окончательно потеряли товарный вид или имели более новый дубликат. В этом случае ветеранов музейного труда сносили в подвал, а место выбывшего из строя, занимала новая копия.
Поэтому, вчера, проводив Ирину, я шел на дежурство, довольно усмехаясь, — поскольку явно усматривал в этом указующий перст судьбы. Еще бы, много вы найдете обычных парней, которые, получив вечером от понравившейся девушки приглашение, отправиться с ней на ролевку, успеют к утру обзавестись приличным реквизитом? Да не новоделом, а самыми настоящими, можно сказать, раритетами. То-то же!..
Тетя Вера, дневной сторож и по совместительству билетер, передав ключи от здания и получив тянущий за килограмм кулек зефира, согласилась сменить меня утром не в семь тридцать, как положено, а в пять.
Зефир был не взяткой, а знаком уважения. Шестидесятисемилетняя тетя Вера жила одна, заняться ей было совершенно нечем, и она могла бы вообще никуда не уходить из музея. Кстати, ближе к окончанию института, надо будет подкинуть идею Василичу, как можно сэкономить и перераспределить три оклада, внутри коллектива. А чего? Подменять по очереди тетю Веру днем, на пару часиков домой, в целях гигиены и прочих житейских мелочей, и все, — получите дополнительные десять тысяч для шести сотрудников музея. Вернее, чем от Сороса.
Оставшись один, за запертыми на все замки дверями, я сразу же поспешил в запасник. Мелькнувшую мимолетную мысль о временной экспроприации нужных вещей из экспозиции отмел сразу — решительно и безапелляционно. Я не вор, не вандал и не большевик. Что надо возьму, но без нанесения ущерба доверившемуся мне музею. Да и смысла не было разорять выставочные залы, чтобы обзавестись необходимым имуществом.
Если я людоед, и не просто крезанутый Ганнибал, который не из Карфагена, — а великан, то и снаряжение у меня должно быть соответствующее. Великанское.
Что значит: мечи, сабли, шпаги, копья и прочие человеческие игрушки мне не подходят. Слишком легкие, не по руке. Да и не эффективные. Эволюция оружия всегда идет по двум параллельным путям: нанесение максимального ущерба врагу при минимальном усилии и, общее условие для всякого товара — соблюдение разумного соотношения цены и качества.
Способы ковки, заточки, баланса и формы лезвия любого холодного оружия подстраивались под типы доспехов. Нельзя прорубить, значит, надо смять или проколоть. Враг так бронирован, что вообще неуязвим? Будем изматывать, пока сам не упадет, а для этого себе изберем более легкий клинок, а еще вооружимся крюками и цепями. Тут дернули, за руку, сбивая равновесие, там — ноги обмотали. А потом мизекордией* (*Мизерикордия, кинжал милосердия (фр. misericorde — «милосердие, пощада»), — кинжал с узким трёхгранным либо ромбовидным сечением клинка для проникновения между сочленениями рыцарских доспехов.) в щель забрала или шилом в печень.
Но это человеческая история и эволюция, а зачем великану таки изыски?
Как гласит народная мудрость: «Против лома нет приема». Нафига мне все эти зубочистки и вертела, если я, по определению, кулаком сминаю доспех, как пивную жестянку? Логично? Логично. А что надо? Да что угодно, лишь бы кожу на кулаках не царапать о шишаки и прочие металлические выступы на латах. И, при этом, не было жаль сломать оружие об чрезмерно твердую рыцарскую голову. Вывод? Самый идеальный вариант — обыкновенная дубина!..
«Эх, дубинушка, ухнем!..»
Для парада-алле возьмем готовое изделие, не кустарного производства, чтобы солиднее, да красивее смотрелось, ну а рабочую, ежели что, можно будет и из подручных средств изготовить.
Гы!.. Так и получится у меня два типа вооружения. Дубина парадная, рекомендуемая для повседневного ношения в общественных и присутственных местах, и — дубина повседневная, она же — боевая и охотничья. Для использования по вышеперечисленным нуждам.
Но, самое главное, я заранее знал, где смогу найти именно то, что мне нужно.
Некий прототип гигантопитека* (Гигантопитеки, лат., — Gigantopithecus, род человекообразных обезьян. По оценкам специалистов гигантопитеки имели рост до 3 метров и весили от 300 до 550 кг, то есть были самыми крупными обезьянами всех времён. Однако эти оценки не могут считаться окончательными, потому что базируются на очень небольшом количестве окаменелых находок и были вычислены на основе пропорций, присущих строению скелета современных приматов) вид по прозвищу «Ваня», пару месяцев тому был изъят из вестибюля, как окончательно проигравший битву времени и моли. А вместе с ним в подвал музея отправилось и его немудреное снаряжение, к вящей радости Марины Викторовны, нашего старшего научного сотрудника и кандидата.
Впрочем, как мне кажется, несчастный предок пострадал гораздо больше именно из-за нее. Ибо при всяком удобном и не очень случае Марина Викторовна непременно затевала спор с директором, с жаром доказывая начальству, что подобная профанация не имеет права встречать посетителей музея. Поскольку гигантопитеки были ближе к приматам, чем к сапиенсам, а потому никак не могли изготовлять и пользоваться дубинами. И уж, тем более, щеголять в выделанных звериных шкурах. Даже если не упоминать о том, что ursus maritimus* (*белый медведь) никак не мог стать его добычей, в силу обитания в ином времени и ином ареале. Но директор, порой склоняясь к тому, чтобы разоружить «Ваню», категорически не соглашался снять с него еще и вицмундир. Мотивируя свое решение тем, что в музей не только взрослые ходят, а у гигантопитека, стараниями скульптора, все тело в реальных пропорциях воссоздано. Поэтому, аut cum scuto, aut in scuto*. (*Со щитом, или на щите. Благословение спартанских жен и матерей, уходящим в бой, воинам. В смысле: «Поражения не примем, возвращайся или с победой, или мертвый»)
А поскольку женщина, вбившая себе что-то в голову, еще тот дятел, — то в конце концов канул в небытие и этот лучик зари человечества вместе со всем инвентарем.
Но, это все уже история, упомянутая исключительно потому, что благодаря таким превратностям судьбы я стал наследником, пусть и самозваным, увесистой дубины и огромной шкуры белого медведя. А если кто-то захочет оспорить аутентичность моего наряда, милости прошу. Заодно будет повод испытать ударные характеристики первобытного девайса*.
Я не «Ваня», молчать не стану…