Дмитрий Королевский «Постфактум»

Годогост решительно и совершенно беззвучно двинулся в сторону ветхого деревянного строения. А уже через минуту появился на скрипучем крылечке, поманил молодых людей рукой. Илья и Ясмина никогда не видели подобных домов, полностью сделанных из дерева, и с интересом принялись разглядывать нехитрое убранство избы, как называл дом гмур. Входных дверей не было, они лежали на дощатом полу узкой и тёмной прихожей с лавочкой в дальнем углу. Далее шёл проём, за которым оказалась одна-единственная комната. Одну четверть светлой опочивальни занимала печь, растрескавшаяся и почерневшая от копоти. Массивный стол на толстых ножках стоял напротив выбитых окон, грустно свесивших резные ставни на едва держащихся петлях. Пара скамеек посолиднее, чем в прихожей, по двум сторонам от стола и перевёрнутый табурет у противоположной стены довершали интерьер заброшенки. В воздухе витал слабый запах гари и полевых цветов.

Немного осмотревшись, гмур стянул с себя промокший балахон и повесил на поднятый табурет. Расстегнул ремень с прицепленными к нему ножнами, положил всё на стол, предварительно освободив рукоять меча Монислава от опоясывающего ремешка. Следом снял кожаные сапожки, из которых Годогост вылил воду и заботливо поставил на лавку. Теперь гмур оказался в одних серых мешковатых штанах, кольчуге и кафтане под ней. Лёгкая одежда молодых людей и так моментально просыхала, поэтому они ограничились снятием обуви.

— Вроде никого нет. Сгинула нечисть, ушла дальше, в самое сердце Сыроземского княжества, — вполголоса произнёс Годогост присаживаясь к столу и добавил горестно: — Что же теперь будет с этими плодородными землями, с людьми, населяющими их? Смерть и разрушение пришли вместе с мёртвой армией некроманта Кощея, а от неё спасения нет. Нет, покуда сильные мира сего не сплотятся!

Молодые люди слушали причитания гмура, и им абсолютно не верилось в то, что он говорил. Слишком спокойно, уютно и красиво выглядела эта часть мира вокруг, с которой они успели познакомиться.

Открытое пространство поражало Илью до глубины души. Почти всю жизнь он провёл взаперти, ограниченный постылыми стенами, привязанный к ним, зависимый от интернатовской пищи. И вот он на свободе, а вокруг совершенно иной мир, такой приветливый и манящий, обжитый район Интерната не шёл ни в какое сравнение с ним. Впрочем, и он поначалу показался Илье чем-то невероятным. Происходящее опять начало казаться сном, прекрасным сновидением. Страх проснуться и увидеть серые обшарпанные стены казармы заставил до боли ущипнуть себя за руку.