AlexPro «Сиреневая книга или Хроники переходного периода»

Несколько цитат из разных мест:

***

Из-за горы под углом, медленно, словно в кино, вынырнул огромный самолёт и, зацепившись нижним крылом за деревья, гулко кувыркнулся на землю где-то недалеко между хребтами.

Лосинский рефлекторно присел около машины, ожидая взрыва, но наоборот стало тихо. Только было видно, как взлетели в небо сотни растревоженных птиц, и потянулась, нарастая, тонкая струйка дыма.

Бросив «Самурая» почти на самом верху, запыхавшийся Лосинский перевалил на западную сторону и увидел сразу всё.

Оторвавшийся хвост с триколором почти целиком лежал на смятом от удара листвянике. Судя по здоровенной глиняной отметине на косогоре, он пролетел по инерции еще несколько сот метров. А вот основной корпус практически просыпался через сито покореженных деревьев, напоминая голубя, истерзанного злобной кошкой. Часть крыла, один из двигателей и еще что-то непонятное валялось далеко впереди.

Чертыхаясь, Лосинский понесся вниз и… вдруг увидел, как сразу с трех сторон к дымящимся останкам бегут люди в такой же странной пустынной форме, а по противоположному склону медленно спускаются одинаковые черные…

***

После того как Союз перешел на локальный интернет, а страны Добра в добавку к санкциям присовокупили информблокаду (хотя здесь говорят, что всё наоборот - это, мол, мы сами опустили занавеску, впрочем, промелькнула версия и о взаимных договоренностях), узнать о Родине что-либо достоверно стало возможным только в досужем переложении.

Среди работяг и среднеклассников Запада ходили самые изощренные слухи и домыслы. О том же, что знали и обсуждали те, кто летал высоко, Бонда не имел ни малейшего понятия. Сам он по известным причинам не мог себе позволить роскошь фронды. Но информацию впитывал с превеликим интересом.

Масс-медиа не верил никто. Исторгаемые ими небылицы порою не выдерживали элементарного логического осмысления. Абсурд зашкаливал. Бонда подозревал, что все это делалось специально. Сочувствующими сотрудниками, среди которых, как правило, были распространены сиреневые убеждения. Имеющий уши, да услышит, имеющий мозг – догадается. Умение читать между строк и слышать между слов перестало быть прерогативой дипломатов и взяточников. Намеками и тончайшими аллюзиями обнаруживали единомышленников. Сиреневый стилус, вовремя вынутый из кармана, аннигилировал все ранее сказанное собеседником для проформы, или, по крайней мере, подвергал сомнению. И соответственно привносил другое значение в уровни взаимного доверия. Бюрократы (власти, корпоративное начальство и так далее, нужное подставить) хотят так, а мы сделаем по-умному. Не так ли, господа?

За распространение сведений, отличных от медиаверсий, можно было запросто загреметь в кутузку. Обрезанный на трети пространства Интернет жестко контролировался. Всеми способами выявлялись сочувствующие, но, особенно, желающие залезть в программу переселения в Союз. На их работодателей оказывалось определенное давление, что впрочем, не мешало порою эмигрировать сразу трудовыми коллективами.

Те же, кто успешно прошел все тесты в многофункциональных центрах при посольствах Союза, через непродолжительное время исчезали навсегда. Через год, как правило, выдергивали родственников первой группы родства. Время от времени из медиапространства исчезали и известные лица, богатые и знаменитые. А поскольку они не всплывали далее ни за океаном, ни в Австралии, ни где-либо еще, то аккуратно запускалась версия о каком-нибудь дауншифтинге в далекий буддийский монастырь или просто о смерти. Где-то в океане, на собственной яхте.

Вот только с немногочисленными туристами и приглашенными гостями, прошедшими через горнило въездных и выездных виз, плотно работали соответствующие службы. И внештатные провокаторы. Дабы не вспоминали потом о том, кого видели в социальной (и не только) рекламе, да в гостиничных информкубах. Случалось, что въездная виза Союза ставила клеймо на карьере.

***

А та, кого ждал Бонда, так и не приехала. Не при-е-ха-ла…

Они виделись после школы всего один раз, на пятилетии выпуска. Бонда ходил на февральские вечера встречи только по круглым датам, да и то не всегда. Тогда он был уже довольно пьян, не ожидал ее увидеть. Иначе… непонятно, чем бы это все могло закончиться. Глаза, он увидел её глаза, узнал по глазам. Бонда как-то сразу понял, что… у неё всё непросто. Они кружились в медленном танце, было очень шумно, она рассказывала ему на ухо. Муж - прапор. Выбили инвалидность. Жизнь в гарнизоне за Полярным кругом, со свекровью, мужем-алкоголиком и двумя детьми в двухкомнатной квартире со смежными комнатами – чего тут добавишь. Танец давно закончился, они отошли в уголок и проговорили еще час, отмахиваясь от пьяных одноклассников. Бонда слушал. В словах ее сквозило: это мой крест, я выдержу. Она не спрашивала, как он сам. Хвалиться было особенно нечем. У всех тогда было «не очень» - крах страны, ломка убеждений, работа не по специальности, мутные перспективы дикого капитализма. Потом она незаметно ушла. Просто растворилась. Была ли? Больше он не видел её никогда.

На десятилетний юбилей он приехал на стареньком, но крепком джипе и с мобильным, правда, тогда еще не сотовым, телефоном. В кожаном «со с мехом» плаще до пят, с выбритыми висками и затылком. Он был почти уверен, что ёё не будет, и даже не знал, что сможет ей предложить, если б она появилась, но… чего-то все равно ждал, поглядывая на входную дверь, как кот на запертый холодильник. Посидел почти на сухую, раздал все свои визитки, поклевал кисловатый салат и через час уехал.

Возможно, она стала такой же стервой, как и все остальные, обабилась и поглупела от той…жизни, но Бонда считал иначе. Он предпочитал видеть только ее глаза, глубокие, умные, этот упертый русский характер - я все смогу, я вынесу, это моя судьба, я должна!

- Вот возьму, да и приеду, - думал он тогда, - и испорчу тебе всю твою хреновую личную жизнь!

И понимал, что делать это бессмысленно. Не нужен он ей – у нее своя… миссия. И вообще, примет еще… за идиота, что совсем уж… ни в какие ворота. Ничего ж у них не было ни в школе, ни потом. Только гляделки и какая-то связывающая нитка, которая саднит и режет внутри.

А она ему нужна? Вот так прямо, с детьми, с неминуемыми последствиями? А ведь у него уже была своя семья, которую он любил и не собирался оставлять.

Когда появились «Одноклассники», Бонда нашел ее, посмотрел пару фотографий с выросшими детьми в том же далеком населенном пункте со странным названием. Она практически не изменилась, только, кажется начала краситься. Он что-то написал. Она не ответила. Через пару лет он зашел снова, увидел, что на страничке все по-старому, и она туда вообще не заходит. Больше он ее не искал.

Потом, через много лет, он понял, чего так пронзительно хотел на самом деле: кружиться под Джо Дассена и смотреть в голубые глаза. – Что? Не слышу? - и, прижавшись вплотную, ощущать ухом тёплые обветренные губы…

---