Для выполнения особо важных задач из состава наиболее подготовленных офицеров формируются особые группы специального назначения.
Как сорвать звезду с неба, наверное, знает каждый военнослужащий, прослуживший некоторое время на офицерских должностях. Я тоже знал, но в тот день почему-то был предельно неосторожен. Сдав все отработанные документы в секретную часть и в предвкушении того, что моя пятка ровно в девятнадцать часов пересечет бригадное КПП, попался на глаза комбригу на стоянке личного транспорта.
— Ооо, а вы куда это направляетесь, товарищ майор? — запричитал комбриг, — я еще на месте, работаю в поте лица, а вы уже домой собираетесь, — разглагольствовал полковник, нажимая на пульт сигнализации от своего джипа.
Хотелось было сказать, что пусть работают после окончания рабочего дня те, кто днём ни хрена не делал, и работа по открыванию собственной машины для Вооружённых Сил никакой смысловой нагрузки не несёт, но я почему-то промолчал.
— У нас учения на носу, да причём фронтовые, — продолжал командир, — я проверял всё — планы, графики, карты, предварительные боевые распоряжения, — и подумал, что с поставленным объёмом задач мы, имеющимися у нас в наличии разведывательными группами, не справимся, отряд в Чечне на себя много забирает, вы там у себя в отделении подумайте, что мы еще можем выставить…
Я обещал подумать, и все-таки благополучно смылся — прыгнул в свою «тойоту» и помчался домой. Конечно же, я ни хрена не обдумывал, а с утра брякнул, что уж в случае чего выставим офицерскую группу. Командира моя идея привела в бешеный восторг.
— Выставим группу — из офицеров управления! Причём из таких, которые абсолютно "бесполезные животные", и на учениях от них — только головная боль, диарея и неконтролируемое сквернословие. А командиром… назначим кого-нибудь! — развеселился полковник.
— Ага, а ещё давайте у них паспорта заберём, — поддержал я командира.
Комбриг ответил, что все документы перед выходом и так положено сдавать, а я должен сейчас, немедленно — к исходу вчерашнего дня! — подготовить необходимую документацию, а списки героев-разведчиков из офицеров штаба он составит сам.
* * *
В отряде специальной радиосвязи командир заболел маразмом в преддверии предстоящих учений и поэтому объявил казарменное положение. Однако, если офицеры собираются в компании больше трёх и на время более двадцати минут, могут возникнуть эксцессы.
У связистов осложнения начались на вторые сутки сидения. Пьянка была организована такая хиленькая, по штормовой шкале — балла на три, не более. При появлении заместителя по воспитательной работе, прячущего за пазухой литровую бутылку осетинского «Истока», принятие спиртных напитков превратилось в мероприятие по спаиванию коллектива в условиях надвигающихся масштабных учений. При появлении двух братьев-близнецов, служащих помощниками начальника связи, мероприятие переросло в сабантуй с плясками на столе, разрыванием баянов и распеванием песен неприличного содержания. Два брата-капитана, служившие когда-то на флоте, внесли свежую струю в мероприятие в виде двух литров алкоголя и трех банок шпрот. При появлении начальника связи бригады, компания офицеров-связистов уже собиралась вызвать цыган или устроить соревнование по стрельбе из табельного оружия. Причём, в виде мишени, поступило предложение использовать кого-нибудь из офицеров из штаба тыла, ну, или на крайний случай, любимого комбриговского пса по кличке "Комендант".
— Эта собака на меня гавкает постоянно, — жаловался офицер-воспитатель отряда.
Его успокаивали и объясняли, что «Комендант», из-за маленького роста офицера, наверняка принимает его за крупного пса и чувствует в нём конкурента, тем более, данный офицер такой сексуальный и харизматичный. Начальник связи, поняв, что возглавить распитие спиртных напитков ему не удастся, а разогнать личный состав тем более, немного загрустив, удалился, намечая в уме кого и насколько лишить. Два близнеца решив, что надо разнообразить программу, наплевали на казарменное положение и выдвинулись через плац в сторону КПП. В планах намечалось посещение какого-нибудь увеселительного заведения и весёлая ночка. Братья чеканили строевым по асфальту плаца и во всё горло распевали очень известную строевую песню со словами собственного сочинения:
Не зря в стакан налита водка, Не зря на нас забила вся страна, Священные слова — Да нахуй надо! - Мы помним со времен Бородина. Священные слова — Да нахуй надо! - Мы помним со времен Бородина…
Увидев комбрига, стоявшего на краю плаца и стряхивающего с усов слезу умиления, братья затопали еще сильнее один из них гаркнул:
— Смирнааа… раа…правааа…
Полковник вскинул руку к папахе и опомнился после того, как капитаны, миновав его, подходили к КПП.
— Стояяяяять!! — заорал командир. Так в особой группе появилось два радиста — два капитана близнеца.
* * *
В технической части бригады, в штабе тыла сидели два офицера и вяло переругивались. Смысл ругани был в том, что один из офицеров, а именно старый заслуженный майор Пачишин, ездил в командировку в Москву по каким-то служебным делам. В ходе поездки ему отзвонился на сотовый его сослуживец, капитан Пиотровский, и попросил купить в столице костюм Бэтмена для ребенка, нужный для какого-то детсадовского утренника.
Пачишин был майором еще советской закалки и Бэтмена видел всего лишь мельком два раза. Один раз на экране телевизора, и второй раз, когда в командировке на Ханкале опился разбавленного спирта. Костюм был куплен в каком-то красочном магазине, витрины которого были уставлены непонятными приборами и увешаны различными масками. Пачишин торопился и поэтому просто брякнул молоденькой продавщице, одетой в весьма вызывающий наряд:
— Девушка, мне костюм Бэтмена!
Продавщица, абсолютно не удивившись, притащила что-то чёрное и блестящее. Майор примерять что-либо отказался, попросил упаковать и очень быстро скрылся, так как ему начали предлагать к костюму какие-то хитрые приспособления. Сумма, отданная за шмотку, поразила майора в самое сердце, и он, негодуя, пообещал сам себе содрать с Пиотровского еще больше. Теперь этот костюм лежал на столе и капитан, вытаращив глаза, рассматривал короткие кожаные шорты, короткую кожаную майку с кучей блестящей металлической фурнитуры и маску с замком-молнией на месте рта и нелепо торчащими ушками.
— Ты что, старый пень, не понял, что ты купил? — возмущался капитан.
— А что — нормальный костюм: хороший, кожаный… только, наверно, великоват твоему пацану будет… да жена твоя — она же шьёт, тут делов-то на пять минут, — отбрехивался Пачишин.
— Да ты, по-моему, издеваешься, — закипал Пиотровский, — ты что — реально не понимаешь, что это такое?? Фига себе, великоват! Да он на меня налезет! Это же надо — купить такую хрень, а потом ломить за неё бабки!!
— Да неее, на тебя не налезет, — спорил майор.
— Не налезет?! Еще как налезет! Вот, смотри! — Пиотровский мигом разоблачился и натянул на себя шорты и майку.
— Ну и что — на кого я, по-твоему, похож?
— А фиг его знает, никак не соображу.
Пиотровский плюнул, напялил на себя маску с ушками и расстегнул молнию в районе рта.
— А сейчас?
— На Бэтмена? — вопросительно спросил майор.
Тут дверь распахнулась, и в кабинет технической части ввалился бригадный зампотех, имеющий подпольную кличку «Баклан» из-за своей привычки разводить руками и говорить "Ну, а что я могу сделать, ну что я могу сделать".
— Товарищи офицеры, нельзя ли потише чуть, мне вас в соседнем кабинете слышно.
Пиотровский повернулся к нему и уставился сквозь прорези в маске.
— Аааа! Бля!! Кто это? — испугался зампотех и, прыгнув за дверь, стал оттуда осторожно выглядывать.
— Это я, капитан Пиотровский, — глухо раздалось из-под маски.
— А что это на вас одето? — поинтересовался любопытный зампотех.
— Товарищ подполковник, это новая летняя форма для сварщиков. Вот получили на роту материального обеспечения комплект, испытываем, — брякнул испугавшийся Пачишин.
— Ааа… ясно, — ответил подполковник, — надо с зампотылом разобраться и себе комплектик получить, а то я почти-что такую же из самой Москвы для супруги вёз, да еще за бешеные деньги покупал, а тут на тебе — оказывается её выдают!
Надо ли говорить, что недалёкий подполковник-зампотех поднял этот вопрос на совещании у командира бригады. Ну а заместитель по тылу сперва ничего не понял, потом осторожно свалил всё на начальника вещевой службы, а потом, подробнее узнав о каком костюме идёт речь, разочаровал подполковника. Узнав, что его наиболее «любимого» зама так жестоко разыграли, командир бригады злобно потёр ручки. В особой офицерской группе появилось еще два смелых разведчика, причём один из них уже имел костюм супергероя.
* * *
Капитан медицинской службы Аллилуев был интеллигентом чуть ли не в десятом поколении. Матом не ругался, ко всем бойцам обращался строго на «вы». Разбавленный спирт не пил и витаминками не закусывал, в отличие от бригадного начальника медицинской службы. Всегда был задумчив, обстоятелен и исполнителен. Присутствуя на совещаниях, не кричал, ничем не возмущался, всё спокойно записывал в блокнотик и очень быстро исполнял или еще быстрее заваливал порученное задание. Был лишь один недостаток у капитана — иногда в глубокой задумчивости, совершенно не осознавая того, мог брякнуть свои мысли вслух. На том же совещании, когда зампотех ругался по поводу летнего сварщицкого костюма, Аллилуев ушёл в глубокую задумчивость и меланхолично рисовал в блокноте рецепты на латинице. В момент жарких прений образовалась небольшая пауза, и тут в абсолютной тишине раздался голос капитана-медика:
— Эхххх, сейчас бы как взбзднуть — да с огоньком!
Тишина стала гнетущей и офицер понял, что свою мысль он высказал вслух. Капитан резко покраснел, но сделал вид, что его это не касается.
— Я вам предоставлю такую возможность, да еще на свежем воздухе, — прервал тишину командир бригады, — в разведывательной группе должен быть внештатный фельдшер…
* * *
Помощника начальника финансовой службы, в миру просто «начфинёнок», в этот день склоняли все кому ни лень. Начфинов вообще все любят просклонять. Молодой же финансист страдал, по всей видимости, синдромом "рассеянного внимания" и забыл насчитать какие-то выплаты жене комбрига, служившей в строевой части прапорщиком.
Вот так в офицерской группе появился свой начфин — потерянное и всего боящееся офицерское существо в звании лейтенанта.
* * *
Лёню Ромашкина в бригаде знали все, ибо это был единственный человек, который на прыжках умудрился приземлиться на личный автомобиль заместителя командира бригады по воспитательной работе. Все претензии Лёня отмёл в сторону и в результате его кандидатура была выдвинута тем самым бригадным воспитателем на всё том же совещании у командира бригады. Полковник сказал, что Ромашкин весьма полезная личность на предстоящих учениях, ибо он занимается… Чем занимается майор Ромашкин, никто так вспомнить и не мог. Начали допрашивать начальника отделения кадров. Выяснилось, что Лёня стоит по штату в моём отделении, но его там никто не видел. Воздушно-десантная служба попыталась взять майора под свою опеку, ибо Ромашкина на прыжках бросали на пристрелку (прыжок для определения силы и скорости ветра). Хотя для этих целей бросать положено было ПДММ (парашютный десантный мешок мягкий), бросали всегда Лёню. Мешок, в случае утраты и порчи, списать было очень муторно, а майоров у нас в бригаде полно, поэтому воздушно-десантную технику берегли. Комбриг, однако, призадумался, от напряжения его голова закачалась, он немножко всхрапнул, встрепенулся и объявил всем, что Ромашкин тоже включен в состав группы, а в случае, если эту особую РГ придётся действительно выводить, то вывод в тыл противника будет осуществлён воздушным путём парашютным способом.
* * *
Чувство того, что приближается какая-то неприятность, надвигалось неотвратимо. А когда я выглянул в окно и увидел бегущего по плацу зампотыла, то стало ясно, что скоро будет Армагеддон. Ну, не мирового масштаба, а так — небольшого бригадного. Толстый зампотыл на самом деле не бежал, а катился по обледеневшей дорожке и не мог остановиться. Врезавшись в трибуну на плацу и разогнав по дороге роту, занимавшуюся строевой подготовкой, начальник тыла остановился, перевёл дух и вальяжно двинулся дальше. А я в это время, находясь в состоянии панического страха, намеревался выдвинуться в кафе и слопать парочку пирожных, дабы заглушить неясную тревогу. Однако так и не успел, зазвонил телефон. Звонок я проигнорировал и кинулся к двери, но было поздно — на входе меня встретил посыльный по штабу и объявил, что меня желает видеть комбриг.
Предчувствия не обманули. Меня назначили командиром той самой особой группы, которую я сам же и придумал. Радость моя была беспредельна, поэтому я всё-таки выдвинулся в кафе и съел два пирожных. После принятия пищи настроение некоторым образом улучшилось. Может всё-таки и не потребуется эта нелепая группа, и на учениях обойдутся без неё, и зря я так переживаю. Покурив, я пошёл рисовать "решение на применение" и набирать всякие пояснительные записки. В пункте о противнике я, от скудоумия и мелкого желания кому-нибудь напакостить, упомянул своего товарища Вову Черепанова: "Воспользовавшись критической ситуацией в приграничном регионе, государственную границу перешла группа под руководством майора запаса Черепанова. В течение нескольких суток незаконное вооружённое формирование насиловало скот, угоняло женщин и агитировало местное мужское население идти на службу по контракту в ряды ВС РФ, чтобы таким образом снизить их боеспособность". В том, что мне не достанется за написанный бред, я был уверен на девяносто процентов — начальник штаба, если и проверял, то только поверхностно, не вникая в суть. Комбриг, когда проверял, то в первый раз говорил — переделать все и немедленно. Некоторые офицеры впадали в ступор и в течение бессонной ночи пытались всё исправить, изводили кучу бумаги и портили карты. Когда-то я тоже так мучался. Теперь я просто громко кричу "Есть!", запираю документы в сейф и на следующее утро подаю их командиру в том же виде, что и вчера.
— Вот, совсем другое дело! — восклицает полковник и подписывает всё, не глядя.
Когда всё было сделано и подписано, я решил всё-таки собрать весь личный состав назначенной группы и как-то обозначить приоритеты. Обзвонив всех, я назначил встречу возле штабной курилки, пригрозив за неявку сдать всех комбригу и посодействовать в лишении «тринадцатой» на сто процентов. Собрались все, чем несказанно смутили бригадного заместителя по воспитательной работе. Воспитатель чувствовал подвох и поэтому решил на всякий случай доложить командиру. Полковник, выслушав доклад, решил сам посмотреть — что за сборище и, обойдя штаб по периметру, начал выглядывать из-за угла. Однако заместитель начальника штаба по службе войск увидев в окошко фигуру, прячущуюся за углом, высунулся в форточку и заорал во всё горло:
— Ээээ! Какой там мудила ссыт под окнами штаба?!! Аааа, товарищ полковник, это вы! Ничего, ничего страшного — сам маюсь, всё не дождусь, пока ремонт в штабном туалете сделают! Кстати, товарищ полковник, надо бы строителям люлей накатить, а то они совсем…
Комбриг замахал руками и, уже не таясь, как будто так и надо, вышел из-за угла.
Пачишин, увидев комбрига, первым подал команду:
— Товарищи офицеры!! — и после этого двинулся к полковнику строевым шагом, потом опомнился и, не убирая руки от головного убора, развернулся и затопал обратно в курилку.
— Товарищи офицеры! — ответил полковник и стал всех с подозрением осматривать, — а что это вы здесь делаете? — задал он киношный вопрос и уставился на меня.
— Товарищ полковник, провожу совещание особой группы, намечаем план работы, — отбрехался я.
— Действительно, — удивился комбриг, все люди, назначенные, здесь, — однако, молодцы! Разрешаю вам проводить свои совещание в классе оперативной подготовки.
— Есть, товарищ полковник! У нас еще одна проблема — нет оперативного офицера, а на такие группы оперативный положен кто-то из заместителей…
— Действительно. Назначу я вам оперативным офицером, наверно, своего заместителя по воспитательной. А то он так переживает, так переживает…
Воспитатель, узнав, что теперь он непосредственно отвечает за нашу группу, высказался кратко и ёмко:
— Вот суки!
* * *
Учения шли полным ходом уже третьи сутки и все офицеры штаба метались как угорелые, засыпая на ходу. Я перемещался только от компьютера к карте по несколько раз, перепечатывая различные распоряжения и перерисовывая обстановку. Процент маразма и долбоебизма на этих учениях давно превысил все нормы, установленные ранее опытным путём. «Комиссия» из «верхних» штабов уже запутывала сама себя нелепыми вводными. Начали выводить разведывательные группы. Командиры, сидевшие на «доподготовке», радостно взвизгнули. Намного проще и легче залечь где-нибудь в лесах на базе и ждать противника, который якобы перейдёт линию фронта, чем торчать в бригаде и завывать от бестолковой суетни. Если группу уже в ходе выполнения учебно-боевой задачи — перенацелят на другой объект, то абсолютно ничего страшного в этом нет. Командир группы выслушает радиста, крякнет, со счастливой улыбкой на мужественном лице разведчика специального назначения обматерит всё начальство, не спеша поужинает или пообедает и даст команду выдвигаться дальше. Красота! Нам об этом в штабе — только мечтать. Наши начальники в штабе, получив очередную вводную, тут же выпадут в осадок, устроят истерику, обвинят всех своих подчинённых в ничегонеделанье, а потом начнут носиться, мешая всем и брызгая слюнями. Не знаю, как в других штабах, но у нас дело обстояло именно так.
Нормально работала только воздушно-десантная служба и заместитель командира по воздушно-десантной подготовке. На этих учениях свершилось небывалое: выделили никогда раньше не виданный лимит горючки на лётно-подъёмные средства и часть групп выводилась воздушным путём — как посадочным, так и парашютным способом. И все «главковерхи» предпочли не лезть в работу «парашютистов». Парни работали слаженно, вывод был организован на удивление чётко — без каких-либо происшествий и предпосылок. Был один случай, который, слава богу, никаких последствий не имел. Бросали уже в ночь, впервые за несколько лет…
* * *
Группа любителей-туристов расположилась на небольшой, очень красивой и уютной полянке, слегка припорошенной снегом. Очень дружно и быстро разбили лагерь. Вечерело. Где-то неподалеку прошла колонна военной техники, сопровождаемая матерными криками и рычанием машин. Высокие сосны загадочно смотрели в небо, на котором зарождались звёзды. Чуть-чуть, совсем не сильно, морозило. Опытный руководитель группы давал дельные советы по обустройству на ночь и по предотвращению обморожения. Вскоре палатки стояли под деревьями, сверху их накрыли лапником для сбережения тепла. Посреди широченной поляны соорудили огромный костёр из сушняка, рядышком из камней соорудили мангал, в который потихоньку накидывали алеющие жаркие угли. Обустроились, расселись на брёвнышках, сервировали походный столик, достали пару бутылок водки, гитару. Девушки-туристки похихикивали, мужчины делали вид "матёрых таежников", почёсывали куцые бородёнки и занимались приготовлением шашлыка. Вскоре появилась гитара. Над тайгой повисла тишина, нарушаемая лишь стрекотанием вертолёта, рассекавшего где-то неподалеку ночное небо.
Очень хорош был вечер на живописной лесной поляне: лёгкий морозец, запах шашлыка, темнеющее небо и жаркий костёр. Заговорила гитара и туристы запели свой гимн:
Качнётся купол неба, большой и ярко…
И, когда любители здорового отдыха и непроторенных троп в едином порыве хотели подхватить, что "Как здорово, что все они здесь сегодня и т. д.", над головами в морозной темнеющей тишине раздался истошный вопль и куча непонятных слов:
— Какого хуя!! Бойцы, мать вашу! Придурки!! Вы где маяк поставили?! Где "колдун"?? я вам сейчас разведу костёр! Я вам глаз на жопу!..
И на середину полянки с ночного неба опустился непонятный человек на парашюте в синем комбинезоне, лётном шлеме и унтах. Ошалевшие туристы открыли рот. Человек, прибывший с неба, ловко упаковывал купол в сумку и продолжал нецензурно выражаться.
— Кто старший, мать вашу?! Где прапорщик Семёнов!! — грозно вопросил он, закинув сумку за спину и подходя к костру.
Туристы ответили дружным: "Эээээ… мы не знаееем". В роли старшего выпихнули обомлевшего руководителя тургруппы.
— Йа старший, — собравшись с духом, молвил он и зажмурился от крика незнакомца.
— Ты когда в последний раз брился, обезьяна? Звание - должность?! С какого подразделения?! Почему я тебя на инструктаже не видел, олень?! Ну-ка, быстро отвечай кто-такой!! Шалав где-то посреди тайги подцепили! Я вам!..
Руководитель что-то промычал и решил броситься наутёк, но не успел. Человек в унтах вытащил из-за пазухи небольшую радиостанцию, начал с кем-то вести переговоры, потом смачно плюнул, выудил откуда-то из-за пазухи осветительную ракету, выпустил её в воздух, переспросил в станцию — видят ли ракету? — и задрал голову. В небо откуда-то неподалеку взвилась еще одна ракета.
— Ага, вижу, — сказал незнакомец в станцию, — извините, ошибочка вышла, — бросил он ошеломлённым туристам и с достоинством удалился, забрав с мангала аппетитно пахнущий шампур с мясом.
Туристы с удивлением начали переглядываться.
— Ох, ни хуя себе! — сказал руководитель, — сколько ни ходили, но на этом маршруте мы впервые и сразу же такие приключения.
Все туристы радостно загомонили, с жаром обсуждая происшествие. Да, будет что рассказать родным и близким после завершения похода. Пришлось снова налить по пятьдесят грамм для успокоения и заесть готовым горячим ароматным мясом.
Чудный зимний вечер на красивой снежной полянке продолжался без происшествий, снова заговорила гитара. Где-то в километре от туристов, командир РГ СпН на пункте сбора, после приземления, ставил задачу головному дозору.
— Так, идём по азимуту! Где-то через километр должны будете выйти на вот эту поляну, — и он ткнул пальцем в карту…
* * *
Мои доводы о том, что офицерскую группу вывести лучше просто по «бумагам», никто не послушал. И в тот момент, когда я уже благостно дремал на клавиатуре, пытаясь что-то переделать, меня выдернули из цепких лап сна и, не разбудив, послали получать задачу.
Что мне рассказывали, я помню с трудом. Очнулся я только в спортивном зале, который нам определили как место доподготовки. В первые несколько минут мной овладело отчаянье, а потом, немного поразмыслив, я пришёл к выводу: всё, что ни делается — к лучшему. Пусть все бегают по штабу, выезжают в штабных прицепах с вечно ломающимися в холода отопителями на запасные командные пункты, правой рукой набирают на компьютерах сводки и планы, а левой трассируют дорожки. А я пойду со своим героическим личным составом искать мифического Вову Черепанова — отставника, содомирующего местный скот и бродящего с кучей таких же мифических негодяев среди местных лесов. Вышеназванный майор Черепанов появился незамедлительно — с кипой бумажек под мышкой и банкой пива в кармане. Вова, услышав мои рассуждения, дьявольски расхохотался и объявил, что его уже давно уничтожили бомбо-штурмовым ударом, а теперь он в качестве привидения отомстит мне за поругание его честного имени и будет курсировать между штабом и нашим оперативным офицером, принося нам нехорошие вести, собирая списки и просто глумясь над нами. Майор Черепанов еще секунд пять изображал из себя Мефистофеля, потрясая банкой пива и мерзопакостно прихихикивая.
— Мне скучно бес, — ответил я ему и сделал вид, что звоню по телефону, — Алло, товарищ полковник! Это я… нахрена мне в группе майор Черепанов? Он припёрся радостный, кричит, что с нами идёт. Он же всю жизнь по строевым отделениям просидел, что???? Всё равно идёт? Ну ладно, чёрт с ним, еще одна обуза… да-да, на месте, здесь, до связи…
Вова побледнел, икнул и, забыв про банку пива, кинулся в штаб. На входе он столкнулся с хнычущими Пачишиным и Пиотровским, которых вёл великолепнейший зампотех.
— Ну что я могу сделать, ну что я могу сделать, товарищи офицеры, — жалобно восклицал он и разводил руками.
— Разойдись, парковые ханыги, офицер штаба идёт, — завопил Вова, — здравия желаю, — бросил он зампотеху, и снова получил в лоб дверью от входящего Аллилуева.
— Доктор, сука, чуть не убил, — заклокотал от злости Черепанов, — вы мне отсюда выйти дадите или нет? Оккупировали спортзал, честному майору ни в баскетбол сыграть, ни на матах поваляться.
— На хера нам зампотех? — спросил в пустоту Аллилуев и густо покраснел. Он опять высказал что-то потаённое вслух.
— Я тут не нужен, а что я могу сделать? — развёл руками зампотех, и они уже вдвоём с Черепановым стартовали к двери.
Соответственно, как и положено, выход им преградил Лёня Ромашкин, который тащил за спиной огромный рюкзачище.
— Окружили, — взвыли разом зампотех и Черепанов.
— О, Вован! — обрадовался Лёня, — дай на выход сгонять перчатки велосипедные, у тебя такие классные были, я на стрельбе видел — из кожи натуральной, такие чёрные.
— Верчатки пелосипедные? — передразнил Ромашкина Вова, — когда ты меня в крайний раз на стрельбе видел??
— С натуральной кожи? — переспросил враз возбудившийся зампотех.
— А то, — заважничал Вова, — «найковские», здесь таких не найдешь.
— Так что с перчатками? — настаивал Ромашкин.
— Жалко, однако, ты же их порвёшь, — начал искать отговорки Черепанов.
— Я за тебя на прыжках отработаю, — предложил компромисс Ромашкин.
— Добрячок! Порешили — с тебя две укладки! С вэдээсниками сам договоришься, чтобы всё красиво было, — сразу же сломался Вова, ужасно не любивший укладку парашюта на свежем морозном воздухе.
Несчастная дверь спортзала затряслась и в неё начали протискиваться близнецы-моряки Артемьевы, толкающие перед собой лейтенанта-финансиста.
— Глядите, кого мы поймали, — вопили братья, — эта зверушка в кассе спрятаться хотела, бригадного начфина на помощь звала…
— Товарищ лейтенант, до вас по-моему ясно довели, что вы в составе группы! С выпиской по личному составу, убывающему в составе реально действующих групп ознакомили. Что за дела, почему вы прячетесь?! — сразу же атаковал я лейтенанта.
— У меня отчёт, — заныл лейтенант.
— Нет, товарищ лейтенант, у вас — учебно-боевая задача!! И поэтому — шаг вправо или влево приравнивается к попытке перехода на сторону врага!
Лейтенант скорбно замолчал. Черепанов, воспользовавшись возникшей тишиной, отпихнул зампотеха и выбежал на улицу, оглашая плац возмущёнными криками.
Подполковник юркнул за майором. Наверняка он решил, что его тоже могут включить в состав героической группы.
Как ни странно, со всеми мероприятиями, расписанными в плане подготовки, мы справились довольно быстро. Близнецы убежали получать аппаратуру связи, я получал карты и блокноты, доктор ушёл за медицинской сумкой и пилюлями, Ромашкин убежал в воздушно-десантную службу решать вопросы по поводу укладки и получения всего полагающегося нам имущества. После обеда довольно быстро уложили парашюты, проверились. Прибыли на воздушно-десантный комплекс, покачались в стапелях на подвесных системах. Точных данных — выведут парашютным или посадочным способом — не было, но всё равно решили готовиться по полной. Во время обеда удалось съездить домой и снарядиться на предстоящий выход как положено. Я взял свой старый удобный рюкзак, отпахавший со мной несколько командировок, лёгкий зимний комплект полевой формы фирмы «Гортекс». Ну и, соответственно, проехался по магазинам, закупившись всякими бульонными кубиками, китайской лапшой, растворимым кофеем, колбасой, водкой и минералкой. Из багажника достал свою миниатюрную газовую горелку и два баллончика со сжиженным газом. Короче, собирался так, будто уходил на задачу куда-нибудь в район Малых Варандов под населённым пунктом Шатой Чеченской Республики. Укомплектованный рюкзак пришлось запихивать в грузовой контейнер и оборачивать полиуретановым ковриком и плащ-палаткой.
Остальные члены группы от меня не отставали и снаряжались по полной. Только лейтенант-начфин бегал вокруг и всех спрашивал:
— А это надо? А это куда?
Общими усилиями собрали и лейтенанта. Упаковали парашютный мешок, радиостанции и батареи переложили пустыми картонными коробками, замотали в коврики. Близнецы Артемьевы, несмотря на то, что в отношении личной дисциплинированности были сущими разгильдяями, связистами были отменными - дело знали туго и искренне переживали за свою работу. Под вечер получили вооружение и боеприпасы. Лёне надо было и здесь отличиться. Рюкзак у него был больше всех, в грузовом контейнере понапихано немеренное количество холостых боеприпасов и средств имитации. Так он еще умудрился получить себе ПКМ и теперь любовно упаковывал его в чехол и советовался с «десантниками», как его крепить и закантровывать.
Лейтенанту-финансисту на запаску, вместе со стропорезом, прикрепили еще и калькулятор. Так, на всякий случай! Вдруг решит во время совершения прыжка насчитать кому-нибудь денежное довольствие. Прибежал невменяемый заместитель по воспитательной работе и попытался провести у нас строевой смотр, а заодно выслушать жалобы и предложения. Потом плюнул на нас, а в особенности на жалобы технарей, вечно стремящихся что-то съесть, покричал и ушёл.
Вот, в принципе, мы и готовы. Осталось только ждать выписки из боевого приказа, в которой будет указана задача. Хотя задачу мы должны знать уже давно и готовиться, отрабатывая все возможные варианты действий, передвижений, боевого порядка и всего остального. Вдруг нам предстоит провести диверсию на каком-нибудь важном объекте. Тогда надо дополучать инженерное имущество, мины, другие взрывчатые вещества и средства взрывания. Или, к примеру, нам предстоит работать агентурными методами. Соответственно — где карты с местами закладок предназначенных нам схронов, тайников, где гражданская одежда и прочее, и тому подобное. Короче, вопросов и нюансов множество. Оставалось только ждать и гадать, какую задачу нам подкинут. А так как почти-что все из нас последние трое суток спали урывками, то ожидание естественным образом превратилось в здоровый сон, который охранялся выставленным возле дверей спортзала парным патрулём, состоящим из бойцов, которые по своим физическим и умственным данным не способны были вместе со всеми рыскать по лесам в поисках учебного супостата. В этих учениях участвовал почти-что весь округ. Наши разведчики выходили в условный тыл, мотострелки занимали условную линию обороны, танкисты условно выехали из боксов в парке и тут же поломались. Рассказывали, что в каком-то танковом полку условно расстреляли начальника службы горюче-смазочных материалов и неусловно отдали на растерзание в прокуратуру начальника склада.
В размышлениях о величии нашей армии я начал отработку упражнения "сон в условиях, приближенных к боевым". Только рядышком, развалясь на спортивных матах и укрывшись бушлатами, канючили технари:
— Командииир, командииир! Может мы в «чипок» (кафе при части) сгоняем? Закинемся по-быстренькому десятком пирожков аппетитных, да парой булок румяных? Да кофием "три в одном" запьём — уж жрать больно охота! А, командир?
— Отвалите, проглоты! Я патрульным сказал никого не выпускать. В случае попытки несанкционированного покидания места доподготовки — лупить всех в башню дубинками! Спите лучше или вон с лейтенанта пример берите, как он под бушлатом похрюкивает…
— Он колбасу втихую жрёт, — сказал вслух доктор, — у него завтра расстройство желудка будет.
— Вот она, натура начфиновская! — заорали техники, — достойную смену готовит себе бригадный "денежный мешок"!
— Я ничего ни ел, — начал отбрёхиваться летёха из-под бушлата.
— Ничего не знаю, — позевывая, ответил я, — завтра доктор тебя накажет, если расстройство желудка схватишь…
Дремавшие неподалеку близнецы, сразу же проснулись и слаженно в один голос запели-заорали:
Алли-луев, Алли-луев! Ты отрежь ему полхуя…
— Артемьевы, заткнитесь! — закричал на всех Ромашкин, прилаживающий в наколенные ножны какой-то огромный тесак.
— Лёня! Мы тебя боимся!! — закричали братья-радисты, — ты еще физиономию ваксой намажь, чтобы быть совсем как Шварценеггер или Миша Пореченков! Возле казармы второго батальона, кстати, классная банка стоит. Свистни — тебе матросы враз притащут.
— Идиоты, — обозвал братьев Ромашкин, — у меня грим есть специальный. «Туман» называется. Все цвета как надо. А то я, если ваксой намажусь, буду как бурятский спецназовец на показухе у президента — маскхалат зеленый, а рожа чёрная…
— Ага, и берет голубой одень, — вставили своё веское слово технари.
Все еще немного посудачили и потихоньку начали засыпать, лишь лейтенант ворочался под бушлатом и чем-то тихонько хрумкал.
А в два часа ночи меня вызвали на предварительную постановку задачи. Нашу группу на особый контроль взяла комиссия с самого, что ни на есть, верху. Задачи нарезал сам председатель комиссии. Начальник оперативного отделения, присутствовавший при постановке задачи, схватился за голову и попытался потерять сознание. Командир бригады, осознав, что же нам всё-таки предстоит, дал понять начоперу, что сознание надо терять по старшинству — сперва старшие начальники, а потом уже и подчинённые. Заместитель по воспитательной работе, он же оперативный офицер моей группы, не понял ничего и поэтому выглядел лучше всех. Я понял всё, но ничего не осмыслил и пошёл обратно в спортзал. К утру нам должны были принести выписку из приказа, а к обеду нас уже должны были десантировать парашютным способом.
* * *
Простой пешей туристической прогулки с выходом на бригадное стрельбище и отработкой упражнения "группа в налёте", на которую надеялся весь личный состав офицерской группы, не получалось. Нам предстояло обнаружить командный пункт армии, участвующей в учениях, определить его точное местоположение и по возможности вывести его из строя, хотя бы на небольшой срок. Задачу придётся выполнять в условиях активного противодействия. Проще говоря, нас будут отлавливать и условно уничтожать. Посредники при объединениях и соединениях уже получили задачи от руководителя учений. Тучи над нашей группой сгустились. Лейтенант-финансист, узнав о том, что нас могут поймать и отмудохать, начал писать завещание. Ромашкин заявил, что живым не сдастся и распихал по карманам дополнительные пачки холостых патронов. Братья Артемьевы попросили лейтенанта включить в завещание пункт о том, что все подружки лейтенанта должны отойти в собственность близнецов в случаях:
а) если лейтенант умрёт от страха еще на прыжках, б) если его поймают и забьют до смерти или до потери жизненно важных функций отвязные мотострелки, в) чёрненькую, с длинным носом, завещать никому не надо.
Часть вторая
Вся группа стояла на площадке стартового осмотра, уже облаченная в парашюты и сурово осуждала действия лейтенанта начфина. Начфиненок корчился и просился отойти ибо, по его выражению, "клапана скоро не выдержат и днище вышибет".
— Чмырение колбасы под бушлатом — дело недостойное российского офицера-разведчика, — добивали лейтенанта братья-капитаны Артемьевы.
— Я не ел колбасу, у меня просто от волнения перед прыжками расстройство, — ныл лейтенант.
