Глава 4, в которой герой, вернувшись из форта, всё же попадает в лапы колдуна из контрразведки, а смех не всегда лечит, но и не всегда и признак чего-либо.
Вараззы не было. Зато, стоило Рарри на волковской «Копейке» величаво причалить на гостиничной парковке (поезд из ЗиЛа и лязгающего, трясущегося, как непохмелившийся с утра пьяньчуга, серого «Полевика» Иваныча ещё только-только подъезжал к ней), как из-за угла показались старые знакомые, и почему-то это Дарри совсем не обрадовало. Это были бравые жандармы, Фабий и Байтеряков. А за ними выплыла вторая парочка. Иваныч что-то с унылым видом бубнил четвёртому и последнему в этой группе, неизвестному колдуну, в чёрной повседневной форме с серебристыми погонами штабс-капитана. Каковой обрадовал Камня ещё меньше, чем знакомые бравые жандармы. Ему словно ледышку за шиворот запихнули. Он вдруг вспомнил, что так и не рассказал Рарри и Гимли о том, что видит Силу, и видит владеющих ей, но зато ведь и они его тоже наверняка видят. И, значит, все ухищрения при допросе, на котором ему будет противостоять настоящий колдун, бессмысленны и смешны. Почему-то это просто не пришло ему в голову тогда, когда они устроили совет в кабине. И вот что ему теперь делать? Родичи ведь этого не знают, и считают, что ему достаточно «говорить правду, но не всю правду». То, что его колдунство нужно скрывать от людей, он уже уяснил. Почему это обязательно — тоже. Но вот как можно это устроить, если его будет допрашивать Владеющий, он пока просто ума не мог приложить. А ведь очевидно же, что их всех сейчас будут именно что допрашивать, допрашивать о паршивце Карташке. Вампир — это вампир, и наверняка уж тут жандармы вцепятся в них серьёзно, а при допросе будут предельно дотошны. А ещё очевидно, что их будет допрашивать вовсе даже не Фабий, а как раз таки колдун. И тогда его, Дарри, силу и обретённые возможности ну никак уже не удастся спрятать. Мелькнула было мысль накрыться незначительностью, но это, конечно же, глупости. А вот если накрыть ей не всего себя? Если, например, укутать незначительностью только свой источник силы? Нет, и это тоже не вариант. Помимо того, что даже неясно, получится это у него или нет, и поможет ли это вообще, колдун тогда наверняка почувствует, что рядом с ним используется сила. Ну, хоть бы отошёл он на минутку… Из этих лихорадочных раздумий его вырвал Гимли. Равнодушным и спокойным речитативом он пробормотал:
— Рано жопу проводили, вот она опять пришла…
Повернувшись к Дарри, он внимательно оглядел его и уже недовольным голосом брюзгливо спросил:
— А чего это тебя так сморжопило? Почему мечешься, как эльф обкуренный?
Торопливо и сбивчиво Камень объяснил, в чём дело. Лохматые гусеницы бровей ур-барака поползли ещё ниже и устроили сходку над самыми его глазами, свирепо засверкавшими недобрым синим блеском. Помолчав, старик рыкнул:
— Мда… И как раз о самом паршивом ты промолчал. О чём думал только? Сопля безра́зумная… Это что же, значит, все колдуны друг друга мигом чуют?
— Не совсем так. Только когда кто-то колдует рядом. Ну, точнее, даже не колдует, а к Силе обращается.
— А! Это вроде как с машиной получается? К Силе не обратился — значит, мотор не заведён. Потянулся к Силе — мотор работает, но ты пока на нейтралке. А когда начал колдовать — значит, передачу воткнул. Так, что ли получается?
— Ну, примерно. Наверное… Откуда мне знать, может быть, опытный владеющий меня насквозь видит, даже если я и не касаюсь силы?
— Может… Может, твой хер собака сгложет! Значит, так! Надеемся на лучшее, готовимся к худшему. Идёшь к колдуну или первым, или последним. На всё время, пока он рядом, забудь о своих закидонах. Не просто ключ от зажигания не доставай, а вовсе его оставь в других портках! У тебя вообще нет ни машины, ни мотора, ни ключа, а только хер и лобзик! И думай о чём угодно другом, хорошем, разном, нудном, трудном! Об армирке своей, мохнатку её вспоминай и запах представь! Патроны в уме считай, цинк по одному перебирай. И каждую пачку в нём как будто маникюрными ножничками вскрываешь! Повторяй руны, которые тебе Килли задавал. Или нет, ну тя на хрен, об этом тоже забудь! Лучше вспоминай, как в лабрадоритовой плите внутреннее напряжение обнаружить и сбросить. Пока тебя опрашивать будут, ну, это, понятно, если ты первым пойдёшь в лапы магу, я всё Рарри обскажу. Правда, тут как колдун нас вызывать будет. Но не бзди! Род своих не отдаёт, понял?! А ты, бестолочь неосмысленная, даже и после допроса, о своих штучках даже и не думаешь, даже не вспоминаешь! Продолжаешь искать слабину в лабрадорите! Или диабазе! Или вспоминай приметы медной жилы. Понял?
— Понял…
— Понял он… Начинай прямо сейчас! Хотя стоп! Так ты теперь что, и скрытые руны видишь, и людские чары, и просто Силу? И можешь различить одно от другого и третьего?
— Ну… Да, могу. Не всё время, надо Силой пользоваться и смотреть… Ну, как сказать, через неё, что ли...
— А понять, что за чары человечишка-владеющий наложил, можешь?
— Наверное, да, хотя, может, и не всё пока. Надо изучать. И учиться. Надо руны как можно быстрее все известные освоить. Ну, и людскую магию — тоже не мешало бы. Мы об этом со старейшиной уже поговорили, пока тебя опрашивали в форту.
— Нашли место, где обсуждать… Ладно ты, долбень малолетний! Но Рарри-то мог подумать, где надо молчать громче! Так, ладно! Это всё потом. Диабаз! Медная жила! Лохматка! Всё, больше ни о чём не думаешь, на вопросы — только правду, но ничего лишнего! А, вот ещё что! Есть у тебя амулеты? Неважно, какие?
— Есть, медальон Глоина. Он теперь амулет вечной свежести.
— На вот пока ещё. Потом отдашь! А сейчас пусть от тебя магией несёт, как от угольщика перегаром, но вроде будет понятно, что это всё из-за амулетов. Авось запутаем магика, а? — и старый хитрец протянул ему вынутый из кармана оберег, как показалось Дарри, щита, а затем ещё один, сняв его с коричневой от загара и грязной, аж в катышках от подвальной пыли, набившихся в сетке морщин, шеи. Этот Дарри не разобрал, а смотреть «сильным» взглядом побоялся.
Камень нацепил Щит на шею. Цепочка амулета была длинной, и бляха опустилась почти до того места, откуда выходили линии силы. Дарри на это и рассчитывал, надеясь, что, чем ближе к этому пока таинственному для него средоточию Силы будут амулеты, тем труднее колдуну будет разобраться и заподозрить что-либо. Амулет, снятый ур-бараком с шеи и оставшийся им неопознанным, он тоже пристроил неподалёку, в подходящем кармане жилета, а бляху, некогда бывшую медальоном Глоина, переложил из кармана штанов тоже в жилет, симметрично неизвестному оберегу. От ворчливой решительности и быстроты придумок Гимли ему стало легче на душе, а, вспомнив опрос дознавателя в «Пограничном», он и вовсе успокоился.
Но меж тем им давно уже наступила пора выходить из машины. Что они и сделали. Рарри уже стоял у «Копейки», и к нему как раз подходила вся упомянутая четвёрка. Дарри теперь мог рассмотреть колдуна хорошенько. Магик был среднего (для человека, конечно, не гнома) роста и сложения. Видно было, что он уделял время своему телу, подтянутому, крепкому и мускулистому, да ещё и чёрный жандармский мундир, ладно сидевший на колдуне, это только подчёркивал. Правда, походку его можно было бы назвать даже забавной. Так ходят дети, изо всех сил сдерживающие себя, чтобы не понестись вприпрыжку, а ещё те, кому не посчастливилось травмировать колени. С каждым шагом обутых в непарадные и, надо сказать, изрядно запылённые сапоги ног колдун чуть-чуть больше, чем надо, сгибал их. При этом он ещё и стопу опускал не на носок или пятку, а параллельно земле, и, глядя на это, в голове всплывала фраза «ходил на полусогнутых». Козырёк мягкой чёрной полевой фуражки был низко надвинут на глаза и полностью скрывал лоб, но, в целом, можно было сказать, что лицо его было красиво. Оленьи бархатные глаза с пушистыми ресницами, чётко очерченный нос, бледноватые и немного тонковатые губы, сложенные в вежливую улыбку, тщательно выскобленные щёки и подбородок. Он должен был производить приятное и располагающее к себе впечатление. Но почему-то, по крайней мере, на Камня, не производил. Наверное, сказывалось то, что Дарри ничего доброго от него не мог ждать, и не ждал, подсознательно выискивая и находя недоброе в лице и повадках колдуна. И улыбался тот одними губами, льдистыми глазами наблюдая за гномами, словно охотник за дичью из засады, и его походка Буратино, неестественная, как и он весь… Короче, Дарри он активно не нравился. И ещё вызывал опасения. Возможно, поэтому и не нравился. Рарри же, видимо, в силу своего статуса, самомнения или толстокожести всего этого избежал, и, ничтоже сумняшеся, бесцеремонно и немедленно перебил разговор колдуна с Иванычем. Хотя, может быть, он просто сразу отвлекал огонь на себя, не давая контрразведчику времени и возможности обратить внимание на Камня, нарочно раздражая и зля его. Трубным голосом он обратился сразу к обоим, и к Иванычу, и к магику:
— Иваныч, а скажи, удалось ли заново освятить дом? Или лучше переночевать в форту? И кто это? Предупреждаю, мы уже прошли сегодня два допроса, не ели с утра и не были в бане с выезда с гор, и я не собираюсь терпеть третий допрос, ни над собой, ни над родичами. И, как старейшина рода, заявляю, что вообще не дам допрашивать родичей без меня!
Контрразведчик-колдун отточено козырнул и безукоризненно вежливо представился:
— Штабс-капитан Пантелеев, Маг по департаменту контрразведки княжества Тверского. Да помилуйте, какой же допрос! Мы с господином Деревянко беседуем запросто, и это как раз связано с вашим вопросом к нему, точнее, его причиной. То есть вампиром и некоторыми, так сказать, странностями, с оным вампиром связаными. Видите же, ни протокола, ни, тем более, строгостей никаких, всё спокойно и, можно даже сказать, по-дружески. Простите великодушно, как я могу к вам обращаться?
— Я Рарри, старейшина рода Гимри, что в Лесной гряде. А это всё — мои родовичи. Ну, кроме людей, конечно, — посопев, ответил штабс-капитану Рарри, и, продолжая дразнить его невниманием, снова обратился к хозяину гостиницы, — И что, всё же, ночной гость меня зачаруй, с освящением крова, Иваныч?
— Всё в порядке, и дом, и баню, и даже сарай, всё окропили и зачаровали, в смысле, друидка эта зачаровала, мы-то чего, стояли да ушами хлопали. А сейчас она к Николаю пошла, я за Саломи кухарку отправил… Так что и у него всё в порядке будет. И денег она не взяла, сказала, это долг её сейчас.
— Ну и хвала всем благим богам и богиням! Добрая друидка, правильная, хотя и армирка, да, — и, решив, что всему есть предел, даже его толстокожести, Рарри обратился к контрразведывательному колдуну. Он и впрямь рассчитывал своей грубостью отвлечь владеющего от Камня, прямо как утка, которая, волоча крыло, отводит лису от гнезда с утятами, — Вы бы ей хоть в сопровождение кого выделили, всё ж не ведьма она, а друидка. Столкнётся, оборони Первопредок от такой напасти, с кровососом — и не сдобровать ей. Доброе же дело для города делает. И да, какие ещё странности?
— А с чего бы это друидка денег не взяла, как вы думаете? — снисходительно поглядев на лобастого гнома, не менее снисходительно ответил ему невозмутимо-спокойный колдун Пантелеев. Очевидно, что теперь он пытался вывести гнома из себя — спокойствием и высокомерием. Но Рарри не зря был старейшиной. Внутренне улыбнувшись самому себе, уловка-то ему удалась, внешне он насупился и разозлился. Маг, похлопывая жезлом, зажатым в правой руке (кстати, не обычным, небольшим уставным, а массивным, и явно дорогим), по ладони левой, продолжил любезно-светским тоном, — Все жрецы светлых богов и приравненные к ним лица после известия о вампире оповещены, мобилизованы, распределены и повторно освящают те дома, которые в этом нуждаются. Кроме того, они также проводят ритуалы, позволяющие избежать погибшим недоброй смертью, не важно, кто они, жертвы или насильники, подъятия в виде нечисти. Каждый из жрецов поставлен на учёт, довольствие и оплату на время мобилизации, и каждому из них придана охранная группа. Так что не беспокойтесь за друидку, её как раз-таки оберегают. А странности… Странностей с этим кровососом хватает, и даже с избытком.
Тут вот какие несуразицы вылезают. Вампир тот был свежеобращённый, и пары дней не прошло. Но не напившийся ещё, а голодный. А потому — должен бы слабым быть. А он был быстр, как уже дорвавшийся до крови пару-тройку раз, и ещё силён и хитёр. Вот какая первая странность. Я бы мог усомниться, конечно, в словах патрульных (на этих словах и Фабий, и Феликс возмущённо сверкнули глазами, но промолчали). Всё же рассказы после боя бывают похлеще охотничьих баек, чего на свежем-то запале не припомнишь и не расскажешь? Но, во-первых, и раны одного из патрульных, и следы в лабазе всё это подтверждают. Во-вторых, патрульные эти отнюдь не новички, и не обозники какие-то, опыт упокоения вампиров у них имеется, причём богатый, так что я им полностью доверяю, сочинять они не будут. Ну и, в-третьих, рассказ господина Деревянко полностью их слова подтверждает, даже в самых мелких деталях. И очень было бы полезно понять, что же так взбодрило вампира. Не хотелось бы даже думать, что могло бы статься, уцелей он сейчас, и, наоборот, хотелось бы понимать, как такой резвости у новоявленных кровососов избежать в дальнейшем, понимать, случайность это или нет. А ещё более внимательно подумать над этим тянет вторая странность. По фону чувствуется, что в лабазе недавно колдовали. Совсем недавно. Вот примерно как раз в то время, когда вы там очутились, плюс-минус четверть часа. Не стану лукавить, остатки магии ничего не говорят о том, что это было какое-то запретное или тёмное колдовство, скорее, похоже на какую-то простенькую бытовую волшбу, что тоже странно. Видны также слабые следы действия амулетов патрульных, но они точно не могли подобным образом повлиять на вампира. Поэтому я намерен побеседовать… Именно побеседовать, а не допросить их, обращаю на это ваше особое внимание, досточтимый старейшина! Так вот, побеседовать с вашими родовичами. Так как кроме них и патрульных в лабазе побывал только наш добрый хозяин, а с ним я уже поговорил, и, повторюсь, сомневаться в его словах не приходится. Что скажете?
— А что тут скажешь? Беседуйте. Вампир дело такое, — Рарри неопределённо покрутил в воздухе сардельками пальцев, показывая, какое именно дело вампир, но тут же насупился ещё более сурово, хотя это и казалось невозможным, и повысил голос, — Но я буду при этом присутствовать!
— А что, вам есть что скрывать в этой истории? — бесцветным и неприятным голосом спросил Пантелеев.
— Нет, но я опасаюсь искажения их слов, сказанных в «беседе», без протокола. А я отвечаю за всех родовичей!
Колдун пожал плечами, мол, ну, что же тут поделать, развел руки и сказал, ласково улыбаясь одними губами:
— Ай-яй-яй… Неужто был печальный опыт, и именно с нашим департаментом? Прямо не верится! Но, даже если что-то подобное и случилось, что же, бывает! Однако я просто не могу поверить, что столь достойный и уважаемый гном, старейшина рода, мог затаить зло на службы, поддерживающие устои княжества и благочиние в нём! Особенно, ежели учесть, что этот почтенный гном был удостоен аудиенции у Его Высочества князя Тверского, Алексея Алексеевича, а разрешение на ношение винтовок в Пограничном ему подписывал лично сам господин действительный статский советник Петр Петрович Бердышов.
— Хватит обманкой блестеть! Кружавчиков наплетёте, да потом крови попьёте! Об этом вот и говорю… Затаил-не затаил… Не затаил! И не хочу, чтобы молодые и бестолковые после вашей беседы затаили, во избежание проблем у них в последующей жизни, ясно?
— Ясно. Ну, для этого нужно как минимум, чтобы эта жизнь была! А, с учётом вампиров во всей этой истории, она может выйти крайне недолгой. И уж из всех упомянутых кровь точно не мы пьём!
Рарри не мог не оставить за собой последнее слово, и пробрюзжал:
— Они нашу кровь не любят. Так что кровь именно вы пьёте. Но убить — да, вампиры могут запросто.
Покровительственно улыбнувшись, Пантелеев просто переждал это ворчание и обернулся опять к Гимли и Дарри:
— Ну-с, приступим? Начнем с вас, молодой… Простите, чуть не сказал человек. Гном, конечно же, гном. Как вас зовут, кто вы такой, как оказались в лабазе у купца Филоперсова и что там делали?
— У кого в лабазе? — почти хором возопили все родовичи, причём у Дарри крик был просто недоверчиво-удивлённый, Гимли был почти готов засмеяться, а голос Рарри был почти презрителен.
— У купца Филоперсова, — терпеливо повторил контрразведчик.
— Это Карташка, Гимли, — почему-то одному ур-бараку пояснил Иваныч, — Фамилие такое.
— Всё! Не могу больше, — трагическим, сдавленным голосом ответил ему старый гном. И заржал. Заразительно, как получается лишь у детей и некоторых стариков. Р-р-р-рокочуше, неудержимо и всеохватно, как сходящяя с гор лавина. Он грохотал как гром, квохтал и кудахтал несушкой, выл привидением, сгибался и махал в воздухе лопатами ладоней и молотил ими по коленкам и плечам неудачников, стоящих рядом. Наконец он просто сел обессилено на землю, продолжая сотрясаться уже почти беззвучно, лишь изредка всхлипывая и повизгивая и хлопая ладонью по земле:
— Фи… Ой, не могу… Филь… Фильдепёрсовый! Ой, всё, умру сейчас… Ах-ах-ах… Филя пёсовый! Да где ж его взяли только такого?
Скорее всего, это было нервное, от усталости последних дней, но, в какой-то степени, напряжение отступило. Смеялись все, ржал конём Рарри, фыркал Иваныч, шевеля усами и смеша всех ещё больше. Заливался Дарри. Даже колдун позволил себе посмеяться, показав при этом отменные белые зубы. Однако и закончил он первым, задумчиво и словно не обращаясь ни к кому сказав абсолютно спокойным голосом:
— Да, смешно. А взялся он, хотя сам и пришлый, из Вираца. Итак, продолжим?
