Оглавление
— Сейчас будут новости, — негромко сказал Векслер, так, чтобы его услышал только капитан.
От здания городского управления им навстречу быстро шагал Петр Петрович, по привычке придерживая левой рукой отсутствующую на боку шашку.
— Еще одна пропажа, встречаемся позже, — сообщил офицерам подполковник.
— Девушка?
— Нет, женщина. Пятьдесят восемь.
— Ух ты...
— Вот и я о том же... — Он махнул рукой старлею: — Садись в машину, Плакида, сейчас едем! — И, вновь повернувшись к операм, продолжил: — Сейчас солдатики прочесывают посадку между городом и Металлистом. Ушла на огороды и не вернулась.
— Затопчут...
— Давай ты это прокурору расскажешь, хорошо?! Меня есть кому... — он выразительно замолчал. — Ладно, перекурим. Ты со мной?
— Нет, Петр Петрович. Заберу своих, и поедем потрошить вокзал.
— Вот за что я тебя люблю, Женя, так это за умение слышать. Наизнанку и не стесняясь, вцепись в дело, как ты умеешь, — всей пастью.
Майор внимательно посмотрел на Туманова.
— Если вы не против, Петр Петрович, капитан от вашего имени даст команду собрать все дела о пропажах людей, начиная с момента освобождения города, и заодно попросит Сретенского, чтобы подобные дела свезли сюда со всех пяти городских районов, а также из Александровского и Славяносербского РОВД.
— Не против... — подполковник поднял лицо вверх, выпустив в небо столб дыма.
— На пару с Эдиком сравнишь, включая сегодняшнюю ориентировку по пропавшей. Работа для мыслителей. Накопайте хоть какую-то взаимосвязь, кроме Камброда. Как ты там говорил — нюансы и детали? Ну вот, как раз, — обратился майор к напарнику.
— Есть, — спокойно ответил Туманов. — Разрешите идти?
— Давай, капитан. Очень на тебя надеюсь, — ответил начальник ГОВД и, повернувшись к Векслеру, хлопнул того по предплечью. — Как вернешься, сразу ко мне. Удачи!
*
На платформу Ворошиловградского железнодорожного вокзала можно было попасть с двух сторон: между пустырем и брусчаткой подъезда, где, собственно, и было обнаружено тело Трофимова, или со стороны основной дороги с упиравшимся в саму платформу поворотом тупика.
Пока Векслер разглядывал разношерстную группу нищих, стоявших аккурат между подъездом и самым началом платформы, Дробот зацепился с торговками, оккупировавшими дальний выход на остановку.
— Сколько раз говорить: со своими оклунками на платформу не вылазить?! Схватили рухлядь и сдрыснули на фиг, как мухи с собачьей какашки!
Он развернулся к старшему сержанту с красной повязкой на рукаве:
— Тебе, сержант, сколько напоминать?! Они у тебя скоро самогоном в разлив торговать начнут.
— От домахався. Шоб у нього в горли пирья поросло, — негромко сказала своей товарке молодая, немного потасканная торговка.
— Что ты там сипишь, пердлявочка?! — развернулся к ней капитан. — Уля! Язык не с того места выдернула? Да, глистоноша?! Сейчас заведу такую умную в дежурку, задеру твое жизнерадостное платьице венерической расцветки и отхожу ремнем — до кровавых волдырей на плоской жопе! Поговори мне еще тут, овца базарная...
Он повернулся к сержанту:
— Всех за территорию вокзала. Быстро!
— Капитан, — окликнул его Векслер, в упор рассматривая нищих, — всех знаешь?
— А как же...
Немногочисленная группа вокзальных попрошаек выглядела достаточно живописно. Двое калек-ветеранов. Один, опираясь на костыль, стоял на ступе деревянного протеза согнутой в коленном суставе левой ногой. Короткая культя поверх поношенного галифе была затянута носком.
На груди тихо позвякивали две медали — «За оборону Ленинграда» и «За победу над Германией». У второго не хватало кисти правой руки, а красное, как вареный рак, предплечье, словно клешня, от запястья почти до самого локтя было разделено хирургом на два длинных пальца лучевой и локтевой костей, которыми он нервно тер теперь штанину никогда не глаженных брюк. На его рубахе вразнобой висели четыре наградные планки: две в сцепке и еще две порознь. Рядом топтались три испитые тетки, та, что помладше, — с синдромом Дауна, и несколько алкоголиков разной степени опущенности.
— Как жизнь, босота?!
— Сидим, пердим — небо коптим, начальник, — лениво ответил за всех инвалид с клешней и протяжно зевнул.
— Он ряженый, — вдруг сказал майор, не сводящий сверлящего взгляда с калеки.
— Конечно, дядь Жень! — заржал участковый. — Старый знакомый, в смысле состариться можно, его похождения пересказывая.
— А чего старый-то? Чего?! — взъерепенился вдруг мужик. — Я у тя шо-то крал?! Шо ты с меня жизню цедишь? — заорал он благим матом на весь вокзал.
Дробот чуть набычился, опустил голову и сделал ровно один шаг.
— Ща приморю, падаль... Захлопни поддувало!
Мужик тут же заткнулся и, как-то разом выдохнув и сгорбившись, полез в нагрудный карман рубахи за папиросами.
— Старшина! — повернув голову, позвал Векслер. И когда тот подошел, скомандовал: — Этого — в дежурку!
*
В полуподвальном помещении дежурной части линейного отдела железнодорожной милиции, ютившейся с противоположного от платформы глухого торца вокзала, осталось пятеро: два офицера, кинолог с собакой и истеричный инвалид.
— Ну, колись: из-за чего в этот раз кальсоны в жопу забились, а? Чё пасть разнуздал при людях? Просохнуть не успел или на кочергу сел, синяя рожа? — терзал капитан заметно трясущегося мужика.
— Валентиныч! Хлебом клянусь! Штырит меня... Траванулся вчера чемером*,2паскудно мне... Прости, родной, бес попутал!
— Мне такую родню, как ты...
— Валек... — перебил его вдруг Векслер. — Тут спиртное продают где-нибудь?
Участковый удивленно посмотрел на майора.
— Конечно, дядь Жень, в буфете за кассами...
— Узлов, не в службу, а в дружбу... — отсчитывая деньги, обратился оперативник к старшине. — Метнись, пожалуйста, с Фросей на вокзал и купи один мерзавчик водочки. Прямо сейчас! — Векслер отдал ему деньги и добавил вслед уходящему кинологу: — И пирожок какой у бабок. Сейчас мы тебя полечим, — обратился майор к мужику.
Буквально через пару минут перед попрошайкой появился стограммовый пузырек и пирожок с капустой.
Отказавшись от стакана, тот буквально высосал водку из горлышка и лишь понюхал разломанный пополам пирожок.
— Харчами брезгуешь? — недовольно пробурчал Дробот.
— Закусь градус убивает, — пояснил нищий.
— Отпустило? — участливо поинтересовался Векслер.
— Ну, не так, шоб сразу, но дыхание в нашем организме теперь присутствует, — ощерился гнилым ртом собеседник.
Сидящий на кромке стола майор накренился к самому его лицу.
— Рассказывай. Почему ты так испугался, когда нас увидел?
Нищий заерзал на кресле.
— Твой испуг как-то связан с убийством замначальника вокзала?
Тот замер.
— Да я тут ваще не при делах, начальник! — чуть согнувшись, просипел он.
— Чего шепотом, кого боишься? — поднял брови Векслер.
— Не томи, гунявый! — вмешался участковый. — Ты не партизан в гестапо. С твоей-то красной рожей и глазами срущего лесника выглядишь совсем жидко. Будешь косить на вольтанутого — закрою в пердильник, посмотрим, сколько ты протянешь без своего стенолаза, — кивнул он на пузырек.
Мужика заметно трясло.
— Еще соточку? — участливо спросил майор.
Тот, икнув, лихорадочно качнул головой.
— Командир, расслабься, — остановил полезшего вновь в карман майора Дробот.
Офицер вышел на перрон и буквально через минуту вернулся с дежурным старшиной. Тот, густо покраснев, полез рукой за настенную панель и выволок оттуда запечатанную сургучом чекушку.
— Соточка сейчас, остаток с собой, премия... Но ты нам рассказываешь все и не пытаешься соврать. Договорились? — приготовился налить в чистый стакан Векслер. — Или, клянусь, мы тебе жизнь капитально испортим.
Мужик опять судорожно кивнул и впился глазами в пузырик.
*
Опергруппа, умостившись в легковушке областного отдела УГРО, легко катила по весеннему Ворошиловграду.
— Шила?
— Ага, Юрок Шилин, босяк с Горской. Все никак не закрою утырка. — Дробот недобро улыбнулся. — Чую ж ведь, крутится мелкий выпердыш в какой-то гнилой теме, а прихватить повода не было. Да... И за вокзал я не подумал, а его оттуда калачом не выманишь. Ну, теперь не спрыгнет. Душу с этого сучонка я сегодня-таки выну... И пусть молится, чтоб взад поставил, — заржал участковый.
— Валек!.. — начал было Векслер.
— Да помню я, помню, командир!
— Смотри мне... — Оперативник вдруг повернул голову к Узлову: — Старшина, почему у тебя собака все время с правой стороны?
— Левша я, товарищ майор.
— Это я заметил. Как же ты наган вытаскиваешь?
— Да вот мой наган, — кивнул он на Фросю. — Сорок два патрона в обойме.
Собака, понимая, что речь о ней, чуть наклонила голову и впилась в хозяина преданным взглядом.
— Лады, уверен, что найдешь?
— Да что его искать-то? — хмыкнул капитан. — Раз не на вокзале, значит, или в Горького, либо у стадиона пиво дует. Ты не волнуйся, все сделаем, дядь Жень.
Высадив Векслера у Каменнобродского РОВД, участковый не вытерпел и высунулся в окно.
— Палыч! А как ты понял, что Клешня — ряженый?
— У него одновременно за Берлин и Прагу, — бросил на ходу майор.
— Вот же ж, — засмеялся капитан, и группа укатила в сторону городского парка.
*
Скромно приютившаяся с угла стоянки парка имени Максима Горького, прямо напротив декоративной колоннады, машина оперативников не была видна целиком со стороны немногочисленных гуляющих, зато вход и центральная аллея парка из автомобильных окон просматривались милиционерами просто насквозь.
— Вон он, наш герой, — участковый кивнул головой на шумную группу молодежи возле пивной палатки. — Восемь, девять, десять... Нет, этот не с ними... Девять... Девять рыл, — подытожил он.
— Не похожи на уголовников, — подумал вслух Узлов.
— Та то мы, дружбанчик, прямо сейчас выясним. Ты со стволом, Владушка?
— Да, товарищ капитан... У вас за сидушкой.
Участковый перегнулся через заднее сиденье, выволок ППШ и, отдав его сержанту, напомнил:
— Еще раз, бойцы! Владлен кладет толпу харей вниз, если кто возбухнет — очередь над головой и команда «лежать-бояться». Я нежно беру Шилу за жопу. Он в сером пиджачке и картузике — всем видно? Да, да — вот это жидкое, кручено-верченое, чернявое. Если пойдем в нештатную, то Фрося работает только по подозреваемому.
Капитан осмотрел группу:
— Да, надо было нам в цивильном выходить... Ну да ладно, пошли...
Выйдя из машины и неспешно переговариваясь, они двинулись по центральной аллее.
Дробот занял позицию слева — со стороны группы с Шилой. Влад чуть приотстал справа, чтобы раньше времени не светить автомат, висевший на правом плече по-охотничьи, стволом вниз. В центре возвышался Узлов с собакой.
Метров за пятьдесят до пивной их заметили, компания притихла, а шагов за двадцать Фрося вдруг выступила чуть вперед и, подняв нос, шумно потянула воздух. И тут у Шилина не выдержали нервы.
— Шухер! — взвизгнул он и рванул наискось по парку.
— Стоять! — дико заорал капитан и кинулся за ним, придерживая на ходу фуражку и вырывая из кобуры наган.
В ту же секунду, стелясь около его ног, мелькнула черно-бурая тень Фроси.
За спиной участкового остались крики милиционеров и лязг передернутого затвора ППШ.
Овчарка и правда умела многое. На невероятном, пружинистом галопе быстро догнав мчавшегося сломя голову парня, она без единого звука, буквально выстрелив, пролетела пару метров и, словно городошной битой, снесла его с ног, успев на лету основательно вцепиться в ляжку — взяла всей пастью чуть выше колена.
Парень истошно взвыл, но, не растерявшись, тут же попытался со всего замаха засадить ей меж лопаток выдернутую из-за пазухи заточку. Фрося все видела. В неуловимое мгновение она отпрянула чуть назад и в сторону и тут же с хрустом ухватила парня за вооруженную руку. И рванула на себя с такой звериной мощью, что тот вначале захлебнулся собственным криком, а потом, словно борец на ковре, начал, вереща, плашмя молотить левой ладошкой по траве.
Дробот и старшина подлетели практически одновременно.
— Сторожи его, пока я со шпаной разберусь, — на ходу убирая револьвер, скомандовал участковый Узлову, бравшему на привязь собаку.
Шила, скрутившись калачиком, тихо поскуливал на травке.
Восемь парней с руками на затылках молча лежали в кружок на залитом пивом асфальте под прицелом Владлена, и ни о каком неповиновении или попытках разбежаться речи больше не шло.
*
Перевязанный бинтами Шилин со спущенными штанами и окровавленной, скомканной рубашкой совершенно не походил на преступника. Двадцатилетний худощавый, среднего роста мальчишка производил впечатление типичного обитателя послевоенного Камброда — такой себе молодой работяга паровозостроительного или патронного завода.
Войдя в коридор камер предварительного заключения, майор остановился, разглядывая задержанного. Тот, ссутулившись, сидел боком на табурете, баюкая порванную руку.
— Нарядно! — оценил старший группы внешний вид парня и его багрово-лиловую половину лица с отекшим до узкой щелочки правым глазом. — Валек, мы ж договорились вроде...
— Кхм... Дядь Жень, вооруженное сопротивление, попытка к бегству, покушение на убийство... — неуверенно начал участковый.
Тут кашлянул вытянувшийся по стойке «смирно» кинолог.
— Виноват, товарищ майор. Моя вина. Осерчал, — пробубнил Узлов.
Векслер вопросительно повернул голову к Дроботу.
— Да эта шелупонь чуть Фросю не пришила, ну, наш старшина ему свет и потушил... — И, повернувшись к кинологу, участковый взвился с пол-оборота: — Колян, ты лопатой в следующий раз по роже лупи, а не своей грабаркой, хорошо?! Со всех меньше спроса будет!
— Тихо, — негромко остановил их оперативник и, подойдя к столу, поднял за острие и торец рукоятки заточку.
— Видал, с какими свиноколами шпана ныне ходит? — повернулся он к участковому.
В руках опасно темнел штык от трехлинейки, переделанный в подобие стилета. Роль рукояти выполнял пропитанный мебельным лаком шнур, намотанный сразу за спиленным креплением, а вместо гарды была насаженная по горячему шайба с загнутыми к лезвию боковыми дужками. Вторая сплюснутая шайба выполняла роль импровизированного навершия.
— Практически мизерикордия, или как оно там, в ляд, называется, — оценил поделку капитан.
— Угу... Вызови сюда Эдуарда Константиновича, — кинул старший группы дежурному и подошел к заметно сжавшемуся Шилину.
— У тебя ровно пять минут, чтобы подумать, а потом быстро ответить на несколько моих вопросов. Или продолжить знакомство с нашей собачкой и ее хозяином. Понял меня?
Задержанный затравленно смотрел на оперативника.
— Эдик на выезде, что нужно сделать? — раздался сзади женский голос.
— Возьми заточку на столе и пиджак. За пазухой, под левым рукавом, по шву вшиты брезентовые ножны. Сними с клинка пальчики и исследуй брезент на предмет следов крови. Только все это надо сделать очень быстро, — кинул Векслер вошедшей Зое.
— Все прям сейчас отработаю, Евгений Павлович.
Подождав, пока она выйдет, майор повернулся к дежурному:
— Перекур пять минут, сержант.
Взяв второй табурет, сел напротив Шилы. Опершись обеими руками на тросточку и немного наклонившись вперед, спросил:
— Почему ты зарезал Трофимова?
Шилин диковато оглядел офицеров, комнату, кинолога с собакой и с широко раскрытыми глазами прошептал:
— Я его не резал...
— Хорошо подумал?
— Клянусь мамой, не я. Мы с ним собачились пару раз, но это не мой грех. Не я его колол.
— Так кто? Скажи.
Парень вдруг сжался и опустил глаза.
— Я понял, — вставая, отрезал опер. И, повернувшись к участковому, отрывисто бросил: — Не бить. В рапорте укажете три атакованные конечности.
Он мотнул головой Дроботу: мол, идем.
Перед самой дверью их остановил истошный вой. Шила, корчась от боли, на коленях полз к ним и, мешая сопли с юшкой, голосил:
— Все, все расскажу, начальник, все!!!
Фрося, подобравшись, замерла в своем углу, вопросительно пожирая глазами Узлова.
*
Отдышавшись и выпив подряд три стакана сырой воды, Шилин с ходу заявил:
— Убил не я, кто — не знаю... Но это Криндычихина работа, больше некому.
Векслер посмотрел на участкового.
— Криндычева, тварина жирная. Самогонная герцогиня Камброда. Все уворачивалась, теперь не отпетляет...
— Я ее знаю?
— Может, и знаешь, — неопределенно пожал плечами Дробот, — такая гренадер-баба типа «ходячий сортир». Старая лярва...
— Дальше?! — повернулся майор к задержанному.
— Он, как пришел на вокзал, сразу стал порядки наводить, ну и нам всю работу ломать...
— Какую работу, Шила?!
— Ну, торговлю... Самогон, снедь всякую, нэп наш ломать...
— Ух ты, нэпманы! Слыхал, Валек? Твою ж дивизию... Сколько самогона вы продавали за сутки?
Парень затравленно посмотрел на опера и замолчал. Затянувшуюся паузу прервала знатная затрещина, чуть не швырнувшая Шилина на пол.
— Задрал цедить по чайной ложке! Отвечай по-хорошему, или я тебя вначале сам измордую, недоносок, а потом в СИЗО посажу к пиковым. Даже если ты оттуда выйдешь, то ходить будешь ссутулившись и застенчиво потупив зенки. Говори, падаль!
— Да шо я?! Я там ваще никто, только присматривал за копеечку... И теток лупили иногда, — захныкал уголовник.
— Еще раз: сколько самогона проходит в сутки? — вернул разговор в нужное русло Векслер.
— Два-три ящика, может, больше, да я не знаю точно!
— Каких теток ты там избивал?
— Пришлых, что торговать пытались мимо смотрящих.
— Кто смотрящие?
— Нюрка главная.
Майор поднял глаза на капитана.
— Дочка Криндычихина, — ответил участковый. — Ты гляди, в люди выбилась. А я думал, эта шлендра только мохнаткой своей барыжить умеет...
Старший группы встал, подошел к столу дежурного и поднял трубу.
— Дежурного по ЛОВД, — бросил он диспетчеру. — Старшина, ты?! Отлично! Слушай сюда. Дуй на перрон, задержишь Нюрку Криндычеву — и к себе ее, мы сейчас приедем. Только так — без шуму! Мол, погутарить надо, подруга. Дескать, по делу. Деловой вопрос, все такое... Не вспугни товарок! Ага, вот-вот, молодец!
Положив трубку, он повернулся к задержанному:
— Ты там кто?
— Так, охраняю чуток, ну или там погонять кого надо, побазарить, терки там потереть...
Раздался телефонный звонок. Векслер вновь встал и подошел к аппарату.
— А когда будет? М-м-м... Ладно, старшина, не отходи от телефона.
Майор обернулся к Шиле:
— Чего не сказал, что ее днем не бывает?
— Ну так это... Вы не спросили...
Оперативник жестом остановил шагнувшего было вперед участкового.
— Кто рулит нэпом в отсутствие Нюрки?
— Лысая, — презрительно скривился парень, придерживая израненную руку.
Старший вновь встал и пошел к телефону.
— Ульяна Лыско... Мелкая шмакодявка, что пасть свою сегодня открыла. Такая же шмара, как и Нюрка, только без жопы, — прокомментировал капитан.
— Старшина, Лыско тогда бери. Тоже по схеме Нюрки. Вежливо, но настойчиво веди поговорить. И не отпускай, пока мы не приедем!
— Где Нюрка живет?! — развернувшись, бросил он Шиле.
— Не знаю, я у нее не ночевал...
— Та кто ж тебе даст, задрот?! Говори точнее! — встряхнул его за ворот Дробот.
— Где-то на МЮДа... — заскулил Шила.
— Жень Палыч! Где живет Криндычиха — знаю, а та сучка либо у нее обретается, либо где-то рядом, они там все кучкуются, всей своей самогонной слободой.
Уже на выходе Векслер спросил:
— А где остальные?
— Так мы, кроме крысеныша, никого не брали, — ответил участковый.
— Почему?
— Та то ж центряковские пацаны! Он их блатовал в какой-то мутный движняк вписаться, а те — просто пацанва, не при делах...
— В камеру! Никого к нему не подсаживать. И врачей не звать... Мы еще не закончили, — кинул майор напоследок дежурному.
*
— Еще стучим? — спросил участковый, прислушиваясь у высоких ворот усадьбы.
— Входим, — скомандовал Векслер и расстегнул кобуру.
Участковый осмотрел ворота и, не найдя тайной щеколды, пошел вдоль забора. Выбрав место, он с разбега взлетел на самый верх и, оглядевши двор, спрыгнул вниз.
Старший группы удивленно посмотрел на бесцеремонно отодвинувшего его в сторону Узлова, зашедшего в открытые ворота первым. Собака на мгновение потянула носом и уверенно увлекла кинолога во двор усадьбы.
— Держишь улицу и ворота, — отдал на ходу приказ Владлену майор, и, вытащив оружие, офицеры двинулись к дому.
— Хм, двор без собаки, а будка на двух... — Оперативник огляделся и кивнул капитану.
Милиционеры по очереди скользнули в оказавшиеся незапертыми двери большого дома. Пройдя веранду, вошли в центральную прихожую, куда со всех сторон смотрели дверные проемы из кухни и комнат.
Первым привлек внимание слоноподобный шкаф, занимавший весь правый угол. Векслер показал глазами: «Давай» — и участковый аккуратно приоткрыл створку. Весь шкаф — от пола до антресолей — был забит рядами поллитровок с сургучными головками. Офицеры переглянулись. Во дворе мощно рявкнула Фрося.
— Вот веришь, чуял! — зло сплюнул старший группы и, раздраженно сунув свой трофейный «штайер» в кобуру, развернулся на выход.
Грузное тело Криндычихи лежало у дальнего дровяного сарая, откуда, несмотря на легкий ветерок, отчетливо тянуло брагой. Под ней натекла лужа почерневшей крови, неестественно выгнутая в суставе нога указывала куда-то вправо.
— Ищите Нюрку, — кинул майор Узлову и повернулся к капитану. — Не отпетляла твоя хабалка. — Оглядевшись по сторонам, он указал подбородком на тело: — Узнаешь почерк?
Участковый лишь кивнул в ответ.
— Валек, ты Плакиде давал адрес?
— Да.
— Когда собирался выезжать?
— Та следом...
— Нюрка где-то здесь. Найдете, оформите, а я погнал на жэдэ.
— Сам?!
— С Вадиком и ППШ...
Из дома гулко гавкнула Фрося.
— Вот и Нюра. Еще одно легкоранимое сердце...
Узлов стоял над люком закрытого погреба и осматривал розетку с подвешенным рядом на гвоздь витьем двух проводов со штепселем на конце. Векслер кивнул и, включив свет, милиционеры подняли ляду погреба.
В самом низу лестницы головой вниз, скособочившись, лежало переломленное тело дочери Криндычихи. Задравшийся халат оголил толстые ляжки и испачканные в предсмертной агонии трусы. Под головой убитой образовалась целая лужа крови.
— Найдешь ее сожителя с детьми и родней. Всех под охраной — в управу, — кинул на ходу майор.
*
Уже смеркалось, когда к торцу вокзала подъехал мотоцикл с коляской. Нищих не было, лишь с десяток торговок, гомоня, ждали московского поезда.
Один из приехавших, тридцатилетний парень в армейской гимнастерке, вышел на платформу и о чем-то переговорил с торговками. Те сразу стали расходиться. После молодой человек вернулся к товарищу.
Перекурив и взглянув на часы, мужчина в пиджаке и расшитой рубахе навыпуск подхватил из коляски корзину. Пара двинулась в дежурное отделение.
— Вы к кому, товарищи?! — попытался остановить их на входе сержант, но парень в гимнастерке молча ткнул ему армейским «вальтером» в подбородок и, ухватив свободной рукой за ворот, спиной вперед втолкнул в кабинет.
Старшина, увидев гостей, успел вскочить, но, упершись взглядом в направленный на него ствол в перфорированном кожухе, лишь молча поднял руки.
Ульяна, сидевшая на стуле напротив старшины, мраморно побелела и, откинувшись на спинку, вцепилась посиневшими костяшками в юбку на бедрах.
Подталкивая пистолетом, сержанта поставили под стеночку в угол рядом со старшиной. Засунув «вальтер» за поясницу, парень поднял корзину, в которой его товарищ пронес автомат. И пока тот держал милиционеров под прицелом, показал Лыско глазами: мол, доставай.
Загипнотизированная Ульяна, словно сомнамбула, двумя руками медленно вытащила и по очереди поставила на стол три поллитровые бутылки самогона.
Отставив принесенную корзину, парень подошел к дальнему столику и забрал оттуда объемную кошелку женщины.
Вновь вытащив пистолет, он посмотрел на часы. Раздались звуки подходящего состава. Оба бандита бесцветными, прозрачными глазами равнодушно, но уверенно смотрели на милиционеров.
Паровоз выполз на платформу и, закутавшись в облако пара, дал гудок. Первая же пистолетная пуля на выходе вынесла женщине затылок, а жирная очередь буквально перерубила по груди обоих милиционеров.