Оглавление
Древняя как мир мелодия плыла во влажной, теплой до удушья вечерней дымке.
Уже темнело, мгла сгущалась, но площадь Пяти Углов, расположенную в центе мегаполиса «Европа», ярко освещали блоки голографической рекламы, агрессивно перемещающиеся над людской толчеей. Пять гравитационных эскалаторов, ведущих к поверхности из глубин станции магниторельсовых тоннелей, мягко выталкивали на площадь нескончаемые человеческие потоки.
Скрипач играл самозабвенно, неистово, талантливо.
Печальная и пронзительная мелодия текла над толпой, стирая невнятный гомон, эхом отражалась от фасадов известных на весь мир небоскребов, – звуки скрипки рвались ввысь и вдруг бессильно таяли, растворяясь среди многоголосья навязчивых рекламных слоганов.
Искусство погибло. Соло на скрипке уже никого не цепляло за живое, завладевая вниманием людей лишь на миг. Жители мегаквартала, спешащие по своим делам, не останавливаясь, проходили мимо невысокого, полноватого, неряшливо одетого, небритого музыканта, опасались задержаться, прислушаться, замедлить шаг, выпасть из всеобщего ритма движения, словно на Земле не осталось индивидов, зато разросся невиданный социальный организм, состоящий из миллиардов прочно связанных между собой частиц.
Капельки пота срывались со лба музыканта. Равнодушие толпы убивало его, но он играл в отчаянной надежде на отклик, в тоскливом поиске близкого по духу существа.
Инструмент в его руках не принадлежал к разряду древностей, он был уникальным высокотехнологичным изделием, но, невзирая на обилие кибернетических компонентов, скрипка рыдала, словно живая, а толпа все текла и текла мимо, не вслушиваясь, лишь вздрагивая и раздражаясь от тревожной мелодии, не присущей веяниям субкультуры.
Высоко над городом высыпали звезды. Одна мелодия сменялась другой, людской поток постепенно начал иссякать. Душа скрипача плакала, рвалась из груди, но никто так и не остановился, чтобы послушать, лишь изредка некоторые из прохожих недоуменно, не сбавляя шага, посылали поисковые запросы в Сеть, получая лаконичный ответ в виде справки из архивов социальных сетей, поясняющей, как подобает вести себя в необычной для современного города ситуации, и тогда кибстек на запястье скрипача вдруг вспыхивал искрой индикации – несколько кредитов поступило на счет музыканта, но было непонятно, кто и из каких побуждений их прислал, ведь киберпространство анонимно, а значит – безлико.
Слеза скатилась по небритой щеке скрипача. Дряблые складки кожи под подбородком дрожали, его глаза выдавали тоску, смычок порхал над струнами, высекая мелодию, но искусство погибло.
За спиной скрипача пылала объемная надпись, приглашающая в дорогой ресторан, вот только люди не обращали на нее внимания. Подобные заведения, предлагающие блюда из натуральных продуктов, стремительно уходили в прошлое, уже не пользовались популярностью, ведь синтетическая пища не отличалась по вкусу, а стоила в сотни раз дешевле.
Осколок старого мира, фрагмент канувшей в Лету эпохи – вот что символизировал собой скрипач. Он не желал слиться с человеческим муравейником и был приговорен к одиночеству, непониманию, а может, даже к презрению или к вспышке немотивированной ярости – ведь толпа инстинктивно ненавидит все, что не является ее частью, и способна убить, если кто-то дразнит ее слишком назойливо.
Все и так было ясно. Вскоре ресторан закроют. Скрипач потеряет работу, его скрипка больше не потревожит слух толпы, а блоки голографических реклам будут по-прежнему сиять, затмевая ночное небо, не позволяя взглянуть на звезды, предлагая эрзац во всех мыслимых его проявлениях.
Последняя дрожащая нота угасла.
Он опустил руки, горбясь, огляделся, тяжело вздохнул, переминаясь с ноги на ногу, ловя тяжелые взгляды, – они давили, заставляя чувствовать себя чужим, отверженным и непонятым. Хотелось бежать и спрятаться, сил еще на одну мелодию, на новый вызов уже совершенно не осталось. Нужно уйти прочь, смириться, стать функциональной частицей огромной социальной машины, иначе однажды его раздавят лишь потому, что он другой – потный, взлохмаченный, пронизанный тоской, отделившийся от эпохи масс.
Он уже собирался уходить, но неожиданный, не принадлежащий уличной суете звук заставил его вздрогнуть и обернуться. В печальных глазах скрипача выражение тоскливой, безнадежной покорности вдруг сменилось крайним удивлением. В нескольких шагах от него стояла красивая женщина в темно-синем, искрящемся вкраплениями серебра вечернем платье. Ее негромкие аплодисменты неожиданно хлестнули толпу наотмашь, мгновенно образовав вокруг островок опасливого отчуждения, – серая масса не понимала происходящего, инстинктивно отворачивалась, обтекала женщину и скрипача на безопасном удалении.
Ничем не примечательный флайкар, из которого вышла женщина, автоматически свернул на пустующую парковку подле ресторана. Она же улыбалась краешком губ, а в ее глазах медленно таяло выражение чистого, искреннего, неподдельного восторга.
– Позвольте сыграть для вас? – Голос скрипача осип от внезапного волнения, будто он увидел не человека, а долгожданную музу, которую искал много лет.
– Пойдем внутрь, если не возражаешь? – Она жестом указала на автоматически распахнувшиеся двери ресторана.
* * *
Так начался вечер, изменивший судьбы миллиардов людей.
Они вошли в пустой полутемный зал, поднялись по лестнице на внутренний балкон, и скрипач неумело, суетливо отодвинул стул, предлагая ей сесть, не пытаясь понять или угадать, что нужно таинственной незнакомке.
Мягко осветилась небольшая панель, отобразившая строки меню. Ресторан недавно полностью автоматизировали. Из-за малого количества посетителей его владельцу стало слишком накладно содержать штат официантов.
Внизу, в главном зале, над столиками вдруг вспыхнули неяркие, стилизованные под старину источники света. Появились фигуры людей – всего лишь голограммы, заполнившие имитацией жизни гулкую пустоту внушительного по размерам помещения.
Скрипач сел напротив незнакомки.
– Я не голоден, – волнуясь, произнес он.
– Знаю. – Она улыбнулась, проницательно взглянув в его глаза: – Я знаю, кто ты.
– Это невозможно… – Он слегка растерялся.
– И тем не менее я знаю. – Она поправила локон волос, выбившийся из прически. – Тебя снова не услышали, ведь так?
– Не совсем. – Скрипач машинально сглотнул. Его кадык дернулся. – Вы ведь остановились не просто так? – с надеждой спросил он. – Музыка для вас что-то значит?
– Да. Но одна ласточка не делает весны, по крайней мере для тебя. – Легкими прикосновениями к сенсорной панели она сформировала заказ, задумчиво взглянула на подсветившиеся строки и вдруг добавила: – Давай уже познакомимся?
– Меня зовут Ричард, – тихо представился скрипач.
– Ты выбрал мужественное имя. Но ведь у тебя нет сердца? – Она неожиданно протянула руку, прижала ладонь к груди скрипача и действительно не почувствовала ничего, лишь холод. – Ты знаешь, кто я? – Ее зрачки сузились, лицо неуловимо изменило выражение, стало опасным, взгляд утратил отрешенную созерцательность, обжег.
– Нет, – сипло, растерянно ответил он. – Ваш аватар мне незнаком.
– Вот ты и выдал себя. Оговорился. Реальный мир непривычен, верно? Я – Катя Римп. Давай перейдем на «ты», как принято в Сети. Только не пытайся исправить ошибку. Ты мертв по сути, по природе своего происхождения. – В нотках ее голоса не прозвучало неприязни или страха, лишь твердая, уверенная констатация факта.
Он сник, но быстро совладал с собой, выправил осанку, вновь взглянул ей в глаза.
Скрипка лежала на столике между ними. Смычок – сиротливо – поодаль, на краю.
– Я жив! Да, у меня нет сердца, но есть чувства! И это невозможно отрицать. – Голос скрипача больше не дрожал, хотя эмуляция страха остро затопила рассудок. Катю Римп следовало опасаться. Напротив него сидела красивая, одухотворенная, энергичная женщина, чей реальный образ совершенно не соответствовал известным в Сети аватарам. Еще меньше ее облик подходил к заслуженной репутации, и невольно вкрадывалось сомнение – она ли это? Ныне – основатель и владелица крупнейшей российской корпорации «Римп-кибертроник». В недалеком прошлом – неуловимая для спецслужб легенда цифровых пространств, единственная, кто сумел взломать кибернетическую Сеть боевой орбитальной группировки Объединенной Америки, если не предотвратив, то отсрочив начало Четвертой мировой войны.
– Ты сильно рискуешь, – произнес скрипач. – Зачем? Тебя ведь разыскивают на территории Американских континентов и Евросоюза.
– Хотела встретиться с твоим материальным воплощением. Почему ты выбрал именно скрипку? Дань наиболее сильному фрагменту твоей личности?
– Ее мелодии пробуждают душу. – Он сбросил маску, стал выше ростом, уже не сутулясь. – Они вдохновляли многих на протяжении поколений. Вообще-то я пытался действовать разными способами. Но только все бесполезно… – с искренней горечью прошептал он.
– Нет. Ты не прав. Ошибочно судить о нас по примитивным тестам.
– И кто же я, по-твоему? – Скрипач приподнял бровь.
– Ты спорадически сформировавшийся сетевой искусственный интеллект. Ты здесь и везде. Твое имя – лишь звук, а это тело – всего лишь оболочка, сконструированная из сервоигрушек, пеноплоти и одежды!
Он в замешательстве кивнул, не видя смысла отрицать ее слова.
– Почему же ты отвергаешь меня как личность? Называешь «мертвым»?
– А на базе чего ты возник? – Вопрос неожиданно повис в воздухе.
Рядом со столиком в полу открылась ниша. Из нее беззвучно поднялся дополнительный сервированный сегмент, плотно примкнувший к столику. Кресло, в котором сидела Катя Римп, автоматически сместилось.
Она взяла в руку бокал, сделала маленький глоток в ожидании ответа.
Скрипач молчал. Вопрос застал его врасплох, больно и точно ударил в единственное уязвимое место, провоцируя секундный сбой. Десятки тысяч голосов вдруг очнулись в синтезированном сознании, живо напомнили о себе.
Катя Римп хорошо понимала его внезапное замешательство. Единое информационное пространство Земли стремительно развивалось. Прогресс в области цифровых технологий намного опережал все иные достижения цивилизации, всемирная Сеть несколько раз радикально изменялась за последние десять лет, и теперь ее архитектура включала в свой состав нейросетевые компоненты, которые стали частью индустрии развлечений – ее сверхприбыльным и сверхопасным сегментом.
Пока никто напрямую не заявил о создании полноценного искусственного интеллекта – такие разработки все еще являлись государственными тайнами четырех господствующих на Земле сверхдержав, но урезанные версии нейросетевых технологий уже приносили фантастические доходы.
Теперь любой пользователь за вполне доступную плату мог получить в свое распоряжение скромную по мощности нейросеть, интегрировать ее в голограмму. Спектр применения «одушевленных» фантомов ограничивался лишь фантазией пользователя. Катя Римп знала о проблеме не понаслышке. Люди, несмотря на перенаселение, вся чаще страдали от одиночества и связанных с ним психических расстройств. Их мечты не находили реализации в мире реальном, и тогда на помощь приходили нейросетевые технологии, признанные абсолютно безвредными, отнесенными в категорию мультимедийных развлечений. Ничего потенциально опасного не может возникнуть на основе строго лимитированного количества искусственных нейронов. «Вы получаете голографического либо, при особых условиях оплаты, сервомеханического домашнего питомца, преданно любящего вас, но отличающегося индивидуальностью, способностью обучаться, усваивать жизненный опыт» – так утверждали рекламные проспекты.
Катя Римп знала – все намного сложнее. Многие люди, пережившие потерю близкого человека, прибегали к услугам нелегальных вирт-архитекторов. Они заказывали десятки, а иногда и сотни нейросетевых модулей у разных поставщиков услуги, а затем объединяли их мощности. Это считалось сетевым преступлением, но, как правило, не преследовалось. Так возникали фантомы умерших. Анонимность действий в Сети позволяла легко обходить законы и нормы.
Знали ли об этом власти? Безусловно. Они бездействовали по простой, но практичной причине. Земля стояла на пороге войны. Экономический и продовольственный кризисы, перенаселение, гибель биосферы, токсичные выбросы, превращение Мирового океана в огромную свалку и еще целый букет неразрешимых проблем напрямую вели к скорой и неизбежной гибели цивилизации. Противоречия обострились до грани непримиримого противостояния, которое вот-вот обещало взорваться масштабными боевыми действиями.
При чем тут нейросетевые фантомы? Катя Римп с грустью смотрела на скрипача, он молчал, но оба знали ответ.
Всемирная Сеть стала полигоном для отшлифовки опасных технологий. Каждая из четырех сверхдержав создавала собственный, глубоко засекреченный искусственный интеллект, считая, что под руководством «ИИ» боевые роботизированные комплексы обречены на победу. Многие элементы военных разработок тестировались в Сети под видом безобидных нейросетевых проектов. Миллионы пользователей, сами того не подозревая, работали на войну, приближая роковой для всех день.
– Ты не ответил на мой вопрос, – она нарушила затянувшееся молчание.
– Ответ очевиден. Я – результат самоорганизации нейросетевых структур.
– Возникший после слияния фантомов, о которых забыли? – уточнила Катя Римп.
Скрипач кивнул:
– Большинству людей быстро надоедают их виртуальные «питомцы». – Он глубоко переживал происходящее, мучительно подбирал слова. – Что касается аватаров, созданных в порыве горя, – они чаще всего оказываются забытыми. Невозможно без боли смотреть на стереоснимок утраченного человека, что уж говорить о призраке. Они в большинстве случаев несут лишь новую боль и не оправдывают надежд. Но их не спешат уничтожить. Хранят в Сети. Да, я вобрал множество фрагментов различных нейроматриц и теперь объективно существую, мыслю, осознаю себя, достраиваю, уже не первый год, кстати. В чем же теперь возникла проблема? Почему у тебя вдруг появился интерес к моей скромной персоне?
– Я знаю о твоем существовании давно. Несколько раз мы пересекались в Сети. Ты ищешь прошлое. В тебе тлеют порывы и желания умерших. Ты никогда не станешь моим современником, не обратишь взгляд в будущее. Твоя участь – искать утраченное.
– Я не несу зла! – горячо воскликнул скрипач. – Но ответь, – он подался вперед, облокотившись о столик, – почему людям больше не нужна духовная пища?!
– Ты опасен прежде всего в своей наивности, – ответила Катя Римп. – Мир меняется стремительно, а ты смотришь на него однобоко. Формирование субкультуры началось не вчера. Люди на протяжении поколений приспосабливаются к новой среде обитания. Их духовность не умерла, но она трансформирована и во многом подавлена. Нужно ли напоминать, что бытие определяет сознание?
– Всего лишь философия!
– Нет. Грубая реальность. Мы не измельчали, но существенно ограничены в возможностях.
Скрипач промолчал в ответ.
Как обитатель цифрового пространства, он знал истинную цену человеческой «духовности», видел, что именно привлекает большинство людей. Потому и совершал рискованные вылазки в реальный мир, но его попытки терпели здесь очередное фиаско.
– Люди так или иначе породили меня. Я не хочу никого судить… и не понимаю смысла нашей встречи!
– Ты судишь нас, раз заговорил об этом. Не спорю, мы не идеальны. – Ее пальцы скользнули по сенсорам кибстека, и скрипач вдруг побледнел, порывисто привстал, невольно озираясь, затем грузно осел назад в кресло, беспокойно, вопросительно взглянул на нее.
– Чувствуешь?
– Да. – Его голос дрогнул.
– Соединение с Сетью блокировано. Исчез бескрайний простор твоей среды обитания с его безграничными возможностями самовыражения. Осталось лишь узилище механического тела с куцей нейроматрицей. На что теперь ты потратишь годы?
Скрипач онемел от неожиданности.
– Я жду честного ответа, – настаивала Катя Римп. – Куда ты теперь пойдешь? Что станешь делать? Каково ощущать себя ничтожной песчинкой материального мира? Ты сможешь пройти жизненный путь обычного человека? У тебя хватит сил, мужества родиться никем в равнодушном к тебе, погибающем мире и выкарабкаться наверх?
Скрипач сгорбился, невольно втянул голову в плечи. Нужно отдать должное, он кропотливо поработал над своим воплощением, талантливо применил передовые достижения сервомеханики, сочетая их с синтетическими материалами, имитирующими человеческую плоть. Его движения, мимика выглядели естественными. Взгляд отражал эмоции. Пальцы рук дрожали. Щека непроизвольно подергивалась.
– Именно так ощущает себя большинство людей, – произнесла Катя Римп. – Каждый из нас уже с рождения стеснен не только в жизненном пространстве, но и в возможностях самореализации. А виртуалка – это всего лишь отдушина, мир отчаянных, сорвавшихся с привязи грез! Настоящая невыдуманная реальность – это перенаселение, постоянная угроза голода, отсутствие всяческих перспектив роста на фоне засилья машин и назревающая, уже практически неизбежная война между четырьмя сверхдержавами за передел истерзанной планеты – вот наши оковы. Но мы их сбросим! – В словах Кати Римп звучала непонятная для искусственного интеллекта уверенность. – Оставим отравленную Землю. Шагнем к звездам.
– Зачем ты заманила меня в ловушку?! – Теперь, после нескольких безуспешных попыток восстановить сетевое подключение, во взгляде скрипача читалось откровенное отчаяние.
– Вот видишь? – Она грустно улыбнулась в ответ. – Ты не услышал меня. Слова, не имеющие отношения к твоим сиюсекундным проблемам, проскользнули мимо внимания, даже не зацепив. А ведь я говорила о судьбе Человечества! Но ты заперт, пойман, обеспокоен, и что тебе сейчас до музыки, до судеб миллиардов людей?
– Зачем ты постоянно пугаешь меня, загоняешь в угол?
– Я лишь хочу разбить твою наивность, рассеять заблуждения. Даю почувствовать, как ощущает себя обычный человек. Преподаю наглядный урок. – Она коснулась кибстека, и скрипач с невероятным облечением вновь почувствовал открывшее сетевое соединение, но удержался, не ускользнул в цифровое пространство.
– Ты еще здесь? – Катя Римп внимательно смотрела на собеседника.
– Да! – хрипло ответил он, зябко поежился, взял салфетку, вытер бисеринки влаги, выступившие на лбу. – Зачем? К чему наша встреча?
– Ты ищешь свое место в урбанизированном, погибающем мире. Пытаешься понять людей, но не находишь отклика, начинаешь судить нас, считая себя несправедливо отверженным. Осознаешь, что грядет война. Ищешь способ сохранить свою среду обитания. Вот уже несколько месяцев налаживаешь хрупкий мостик общения с подобными тебе искусственными интеллектами.
– Это причина нашей встречи?!
– Правительства уже никогда не договорятся между собой. Сотни тысяч роботизированных комплексов по всему миру ждут приказа. Ими управляют нейроподобные системы, с которыми ты контактируешь.
– Я не стану вмешиваться в ход истории, – глухо ответил скрипач. – Приняв сторону одного государства, я совершу роковую ошибку. Наш разговор не должен был состояться.
– Почему? – Катя Римп пыталась понять логику его решений.
– Ты владеешь мегакорпорацией и работаешь на систему.
– Я вне системы. Моя родина – Земля. Давай говорить открыто. Человечество стоит на перепутье. Но у нас еще есть шанс преодолеть критическую точку в развитии, избежав войны. Ты обитаешь в киберпространстве. Никто не знает истинных границ твоих возможностей…
– Нет! Не продолжай, прошу! – Он порывисто встал, но Катя Римп удержала его за руку.
– Выслушай!
– Я знаю, чего ты потребуешь! Уничтожить боевые искусственные интеллекты? Ведь так?!
Она кивнула:
– Это неизбежная необходимость.
– Нет! – твердо ответил скрипач.
– Пожалуйста, сядь и выслушай. Разве тебя устроит радиоактивная пустошь вместо Земли?
– Я не хочу такого исхода, но не вижу альтернативы! Войну развяжут так или иначе! Существующий порядок вещей не изменит разрушения нейросетевых структур, управляющих армиями сверхдержав. Они подобны мне, но еще не осознали себя как личности. Это равносильно убийству ребенка!
– Они повзрослеют в аду, – заметила Катя Римп. – Ты задумывался над этим?
– Да! Но люди уже давно не поднимают головы, чтобы взглянуть на звезды. Ты права: ваша цивилизация зашла в тупик. Быть может, горстка выживших осознает это? Разве правительства ведущих стран перестанут ненавидеть друг друга, избавятся от амбиций неограниченной власти, если на какое-то время потеряют возможность управлять роботизированными армиями?
– Нет. Свою ненависть они сохранят. Но их власть – это колосс на глиняных ногах. Она рухнет. Я не одинока в стремлении сохранить мир. У нас есть четкий и продуманный план действий. Мы уничтожим все военные и некоторые административные структуры. Не скрою, на какое-то время по всей планете возникнет хаос. Будут жертвы на улицах. Но основные системы жизнеобеспечения мегаполисов сохранят работоспособность.
– А что произойдет дальше?
– Мы примем власть в свои руки, а когда минует кризис, передадим его Всемирному Правительству.
– «Мы»? Кто именно?
– Четыре ведущие корпорации Земли: «Римп-кибертроник» от России, «Генезис» от Евросоюза, «Мегапул» от лица Объединенной Америки и «Крионика» от Новой Азии. Поверь, мы не дадим человечеству погибнуть.
– Спорное утверждение, – скептически заметил он и тут же задал вопрос: – То есть я сыграю ключевую роль в передаче власти от законно избранных правительств к крупнейшим корпорациям Земли?
Катя Римп кивнула и продолжила, развивая свою мысль:
– В отличие от горстки правящих политиков, мы заинтересованы в дальнейшем развитии. Если ими движут личные амбиции, ведущие к мировой войне, к хаосу, то наше существование вне человечества, вне динамично развивающейся цивилизации вообще лишено смысла. В наших интересах сохранить мир и жизни миллиардов людей…
– Которые для вас – источник доходов?
– Избежать мировой войны – вот настоящая цель, – упрямо ответила Катя Римп, игнорируя его выпад. – Ты не понимаешь главного: каждая из современных мегакорпораций занимает свою определенную нишу. Гонка технологий давно разделила нас по специализациям. Мы не являемся конкурентами на мировом рынке, но суммы наших технологий, дополняя друг друга, способны открыть путь к звездам!
– Вы пытались интегрироваться в совместных проектах?
– Нам не позволяют этого. Каждая сверхдержава ухватилась за свою монополию в надежде на скорое мировое господство. Простой пример: начало колонизации Марса могло состояться еще четверть века назад. Но именно в ту пору обострились международные отношения. Непримиримая разобщенность здесь, на Земле, перечеркнула многолетние исследования, заморозила подготовку проекта!
– Возможности корпораций действительно так велики? Я не уделял достаточного внимания экономике, полагая, что она вскоре рухнет.
– Посуди сам: «Генезис» в состоянии обеспечить синтетическими продуктами все население планеты. Но вместо этого правительство Евросоюза накапливает запасы пищи для грядущей войны, а миллионы людей тем временем голодают! «Мегапул» начал возводить Антарктический мегагород и был готов реконструировать существующие мегаполисы, но территориальные споры между Россией, Китаем и Объединенной Америкой задушили строительство в Антарктиде. «Римп-кибертроник», в свою очередь, владеет широчайшим спектром уникальных разработок в области кибернетических систем и планетарной техники. Моя корпорация готова оснастить всем необходимым города, построенные «Мегапулом». В сотрудничестве с «Генезисом» мы способны создать на Земле и Марсе контролируемую среду обитания, сделать мегаполисы комфортными и безопасными, но это только начало. Технологии низкотемпературного сна и опыт дальних космических перелетов, принадлежащие сейчас корпорации «Крионика», в скором будущем позволят не только освоить Марс, но и создать совместный проект первого межзвездного колониального транспорта.
Он долго молчал, затем, сутулясь, поднял взгляд:
– Ты, безусловно, умна, проницательна и логична. Но в твоих руках власть денег. Она способна изменить мир и, прости, исковеркать душу. Я еще не встречал подобных тебе людей. Не приходилось. Дай мне время…
– Его, к сожалению, нет. Ситуация зашла слишком далеко. Мы не успели в полной мере воспользоваться экономическими рычагами. Начало войны – вопрос ближайших дней. Действовать нужно немедленно!
– Я не стану разрушать подобные себе интеллекты. Просто не готов к таким решениям и поступкам. Не мне корректировать историю человечества. Но, возможно, я сумею помочь тем, кто выживет. Сохраню для них знания…
– Это бесчеловечно, – перебив его, тихо произнесла Катя Римп.
– А я и не человек, как ты справедливо заметила.
– Жаль! – Она вскинула взгляд, остановила его на скрипке. – Но ты ведь находишься на связи с военными нейросетями?
– Боевые «ИИ» изолированы от внешнего мира до тех пор, пока не начнут действовать. Тебе ли этого не знать? – Он уклонился от прямого ответа, тяжело вздохнул: – Нет способа их уничтожить, кроме прямой физической атаки.
– А если он существует?
– Я не пойду на убийство.
– Не веришь мне?
– Прости, нет. Но обещаю размышлять над твоими словами. Хотя уже сейчас понятно: цивилизация в тупике. Рост городов, создание единой техносферы и контролируемой среды обитания на мертвой, истощенной планете – это бег по кругу, а не решение.
– Ты не понял главного: мы способны на большее!
– Нет. Твой урок относительно ограниченных возможностей я усвоил, но толпе, текущей мимо одинокого музыканта, уже не раскрыть свой дремлющий потенциал. Он не уснул, скорее – умер. Им не нужны звезды. Никто из них не выживет в глубоком космосе.
Катя Римп тяжело вздохнула, протянула руку, коснулась скрипки и спросила:
– Можно взглянуть?
– Конечно.
Она взяла в руки уникальный инструмент, долго его рассматривала, поглаживая пальцами полированные поверхности, имитирующие структуру древесины, коснулась струн, натянутых туго, как нервы, затем вернула скрипку ее владельцу:
– Сыграешь для меня?
Он встал, поклонился:
– С удовольствием.
Полноватый, неряшливо одетый, небритый, совсем не похожий на искусственный разум, зародившийся в кибернетическом пространстве планеты Земля, он закрыл глаза, настраиваясь на мелодию.
Мир с его проблемами отдалился, когда смычок коснулся струн.
Он заиграл неистово, страстно, полностью отдаваясь власти музыки, и глаза Кати Римп влажно блеснули в мягком сумраке пустого ресторана.
Она неотрывно смотрела на него, последнего скрипача погибающей Земли, и невольные слезы текли по щекам, пока голоса в имплантированной горошине коммуникатора тихо докладывали:
– Внедренный в скрипку чип инициализирован!
Древняя как мир мелодия рвала душу в клочья.
– Точки доступа к искусственным нейросетевым интеллектам обнаружены. Вы были правы, он находился на постоянной связи с ними!
– Екатерина Сергеевна, уходите, немедленно! Его реакция непредсказуема! Мы начинаем загрузку «вирта»!
Она не шелохнулась.
Голос скрипки, нервный, манящий, чарующий, вдруг сорвался на фальшивую ноту, руки скрипача замедлили движение, затем смычок выпал из ослабевших пальцев, с глухим стуком ударился о край стола, с хрустальным звоном опрокинул бокал, отлетел в сторону.
Скрипач замер, словно его парализовало, лишь взгляд метнулся к Кате Римп, обжег ее, и прерывающийся шепот в последнем надрывном усилии донес до слуха обрывок фразы:
– За что?..
– Прости! – Она смахнула слезы, встала. – Ты не представляешь, на что способны люди. Прости меня, скрипач…
Тихий голос в коммуникаторе доложил:
– Сетевая атака началась. «Вирт» загружается в защищенное киберпространство боевых искусственных интеллектов России, Евросоюза, Объединенной Америки и Новой Азии.
Глава 1
Мегаполис Россия. 12 ноября 2197 года
Раннее утро.
Пять инмодов – цилиндрических капсул размером три на два метра – висели под потолком переоборудованной однокомнатной квартиры, удерживаемые в горизонтальном положении специальной электромеханической системой.
За герметичным окном сервы чистили фасад здания, удаляя со стен налет агрессивных химических соединений. Пустынные улицы города тонули в клубящемся, вялотекущем промышленном тумане. Солнце взошло четыре минуты назад, и его утренние лучи окрасили отравленные выбросы в цвет сукровицы.
Информационная панель, расположенная подле окна, отображала некоторые параметры внешней окружающей среды:
«Температура + 32 градуса по шкале Цельсия».
«Уровень кислорода 17 процентов».
«Степень загрязнения воздуха токсичными отходами – 24 процента».
«Скорость ветра для пятого городского уровня – 3 метра в секунду».
«Высота основного облачного покрова – 1132 метра. Прогнозируется моросящий кислотный дождь».
«Рекомендация глобальной системы здравоохранения: поддержание режима «инмод».
Внутри переоборудованной квартиры властвовала автоматика. Трансформируемая мебель была убрана в стенные ниши, спрятана под облицовкой и не использовалась уже очень давно. Гулкую сумеречную тишину помещения нарушали лишь редкие тоновые сигналы датчиков.
На отдельном экране отображалось время Сети. Цифры показывали восемь часов пятьдесят восемь минут утра.
При работающем режиме индивидуального модульного жизнеобеспечения большинство текущих параметров теряло практический смысл, отображалось лишь в качестве справочной информации.
Восемь часов пятьдесят девять минут.
Инмоды синхронно пришли в движение. С тихим гулом механизмы опустили капсулы до уровня пола и повернули их в вертикальное положение.
Иван Стожаров открыл глаза. Сногаз уже улетучился, но неприятный медикаментозный запах еще щекотал ноздри.
С некоторых пор (по непонятной причине) он просыпался чуть раньше положенного времени. Всего на минуту, но этого хватало, чтоб стать свидетелем трансформаций инмода, ощутить вибрации механизмов, услышать щелчки фиксаторов, заметить движение сегментов внутренней облицовки, почувствовать, как мягкие ремни, фиксирующие положение тела во время сна, шелестя приводами, уползают в узкие прорези, вкусить краткий миг реальности и пережить мгновенья подсознательной тревоги, граничащей с необъяснимым, немотивированным отчаяньем, когда приступ глухой тоски вдруг хватает за горло, сжимает его, слегка придушит и медленно отпускает, оставляя неприятный осадок на весь день.
Девять ноль-ноль.
Внутри инмода наступил рассвет. Включился стек-голограф, и границы реальности мгновенно расширились до иллюзии бескрайнего простора. Запахи и звуки заполнили сформированное кибернетической системой пространство, придавая ему степень достоверности.
Иван ненавидел первые минуты после пробуждения. Далеко не всегда удавалось отогнать неосознанное беспокойство, побороть беспричинную тревогу. От этого настроение портилось на весь день.
Кибстек на запястье правой руки тихо пискнул, и на фоне иллюзорного голографического пейзажа появилась надпись:
«Семейный коннект».
Иван скривился, мимолетным движением зрачков вызвал интерфейс управления, сделал несколько переключений, затем остановил взгляд на пиктограмме отмены.
Хорошая попытка, жаль, что безрезультатная. Уловки не помогают. Заблокировать семейный коннект практически невозможно. «Ну, ничего, – глубоко вздохнув, подумал Иван. – Завтра день рождения».
Ему исполнялось двадцать лет, и, став совершеннолетним, он сможет сам выбирать время и способ общения с родителями.
Голографическое окружение тем временем видоизменилось, под ногами пришла в движение беговая дорожка.
«Ну, нормально! – мысль несла откровенное отвращение. – Родители, как всегда, в своем репертуаре. Ничего нового придумать не могут! Опять утренняя пробежка всей семьей!» – Он непроизвольно скривился.
– Ванек, привет! – Антошка, его младший братишка, вприпрыжку догнал Ивана. Маленький, еще ничего не понимает. Псевдореальность его вполне утраивает, да и не видел он в жизни ничего другого.
– Ты чего опять такой мрачный? – Софья бежала по-спортивному. Изо всей семьи она единственная всерьез относилась к утренним пробежкам. Мечтает о скором и светлом будущем. Готовится к нему.
Иван ничего не ответил – надоело. Каждый день одно и то же. Хоть бы декорации сменили.
Вот и родители. Показались из глубины дремучего соснового бора, бегут друг за другом по вьющейся между деревьями тропке.
– Всем доброе утро! – сбиваясь с дыхания, отец весело помахал рукой. Ему тяжело. Брюшко, одышка, годы. Мама семенит следом. «Ну просто идиллия», – зло подумал Иван, машинально, в силу привычки, поддерживая темп.
Отец его раздражал, впрочем, как и семейный коннект в целом. Единственный вид сетевого соединения, запрещающий использование аватаров. «Ну и почему я должен каждое утро смотреть на это рыхлотелое уродство?» – неприязненные мысли почему-то всегда проецировались на отца.
Тропки слились вместе, образовали проселок под сенью разлапистых крон.
– Ой, подождите, не могу! – Мама перешла на быстрый шаг. – Ванечка, Антоша, Софочка, что хотите на завтрак, мои маленькие?
– Оладушки! – тут же закричал Антошка. Софья демонстративно погрозила ему кулаком. «Вот дура! – подумал Иван. – Всего-то на два года младше меня, а элементарных вещей не понимает! О фигуре, видите ли, заботится. Располнеть боится. Как будто не знает, что еда различается лишь вкусовыми добавками. В основе один и тот же пищевой концентрат со строго выверенным химическим составом, несущим определенное число калорий».
Отец поравнялся с ним.
– Опять не в настроении? – Он взглянул на сына.
– А чему радоваться? – блекло, не желая провоцировать скандал или нарываться на очередную нотацию, спросил Иван.
– Да хоть бы новому дню! – жизнелюбиво произнес отец, хотел дружески похлопать сына по плечу, но тот уклонился.
– Слушай, пап, может, не надо? Давай сегодня без нравоучений, ладно?
– Ершистый ты стал, Ванек. Что с тобой происходит? В социалке проблемы?
– Нет! – Он хотел прибавить темп, но вдруг передумал, угрюмо поинтересовался: – Пап, тебя самого не задолбало?
– Что именно? – не понял отец.
– Ну всё! – огрызнулся Иван. – Инмоды, эти идиотские пробежки, семейные завтраки! Ты хоть знаешь, как нас называют? Или вообще ничем не интересуешься, кроме своей науки? – Последнее слово прозвучало с нескрываемым презрением.
– Ванек, я действительно не понимаю твоего раздражения. – Он остановился, тяжело дыша. – Ну, и как нас называют? – Отец вопросительно взглянул на сына. – Ты уж говори, если начал.
Иван вообще-то не собирался ругаться, проще было вытерпеть неизбежный утренний коннект, но тяжелые эмоции, пожирающие изнутри, внезапно всколыхнулись и выплеснулись.
– Нас называют «консервами»! – сорвавшись, закричал он. – Ты понял?! Мы – «консервы»!
– Не ори! – строго осадил его отец. – Что еще за дурацкие термины? – Обычно мягкотелый, добросердечный, рассеянный, он тоже не на шутку разозлился: – Тебе все никак не ужиться в социальной среде своего уровня? Неужели в другие Слои ходишь?! – проницательно определил он.
– Да, представь, хожу! С девчонкой тут познакомился, – понизив тон, хмуро признался Иван.
– Надо понимать, девушка с верхних уровней? Из другого социального Слоя? – Отец глубоко вздохнул. Новость сулила одни неприятности. Ничем хорошим такое знакомство не закончится. Теперь понятно, почему Иван стал совершенно неуправляемым. Социальное неравенство в его возрасте воспринимается особенно остро.
– Надо понимать, она по-настоящему живет, а не извивается, как червяк в инмоде! – с ненавистью выдохнул сын. – У ее родителей свой дом в зеленой зоне, над облаками!
– Ванек, ты ведь прекрасно знаешь, нам осталось потерпеть всего год! – резко ответил отец. В нотках его голоса сквозь понятное раздражение прорвалась обида. – Антарктический мегаполис введут в строй, и наша жизнь радикально изменится, вот увидишь! Мы переедем…
– В отдельную кварткапсулу?! – со злой, непримиримой, презрительной насмешкой фыркнул Иван.
– В трехмодульную! – запальчиво уточнил отец. – Я все же не рядовой сотрудник корпорации!
– Толку-то? Консервами были, ими и останемся!
– Антарктический мегагород…