Псков. Год 1398 от Рождества Христова.
Над башнями обители брезжил стылый рассвет. На подворье
было пусто и сумрачно, дул промозглый ветер. Иногда, с поры-
вами ветра, со стороны собора приглушенно долетали обрывки
пения на клиросе.
У ворот, под высокой каменной аркой, стоял молодой ке-
ларь. Он притопывал от холода и поглядывал на ворота. Ему
предстояло впустить в монастырь людей, что явятся исполнить
приговор, вынесенный задолго до его рождения, и покарают зло,
свившее гнездо в стенах святой обители.
Послышался условный стук… Монах вынул из складок рясы
связку ключей, отпер узкую дверь в обитых железом створах,
отодвинул засов.
В снежной замети на пороге появился высокий человек в
плаще из волчьего меха.
— Допровово страфия типпе, монах, — холодно процедил он.
Отсвет факела упал на его лицо, и келарь узнал гостя — видел
мельком, в свите князя Вингольта Ольгердовича.
— Братия спят, — оробев, пробормотал келарь. — Как было
наказано вами, сделал. Но, прощения просим, брат Антиох тра-
пезы сегодня не вкушал: уже третий день на воде и хлебе...
...Тот, кого насельники монастыря Святого Николы знали
как брата Антиоха, несмотря на поздний час бдел в своей келье,
проводя, однако, время не в молитве и не в сокрушении о грехах
своих и мира, а вспоминая иные времена — когда жил в миру
и грешил вместе с этим миром. Простит ли Господь, когда уже
чрез недолгое время предстанет он пред ликом Его, все, что было
свершено его разумом и руками?
Он посмотрел на свои ладони — иссохшие костлявые пальцы
старика, в сухих морщинах и темных бурых пятнах… На левой
руке поблескивал серебряный браслет, который единственно
связывал с прежней, оставленной им давно жизнью.
Почему-то сейчас вспомнилась первая схватка — его, еще
юного рыцаря Теобальда, из бургундского Дижона.
Противник был сильнее и намного опытнее, а он, оруженосец
сеньора Конша, славного Жана де Ре, еще не оправился после
ран, полученных в трактирной драке с ландскнехтами.
Старец сидел на кровати, вытянув ноги, и неотрывно смотрел
на окошко. Рядом на полу стояли кувшин и пустая чара с остат-
ками кваса. Из окна, затянутого слюдой и покрытого инеем, в
дом сочился ледяной воздух.
Брат Антиох тихо повернулся в кресле, взглянул на очаг.
Угли переливались последним красновато-лиловым пламенем.
Он поднялся, по скользким каменным плитам беззвучно про-
шел к очагу.
Мыслями старик унесся туда — к северу, к бледным во-
дам Белого моря, к пермской и Югорской тайге, куда ходил
он вместе с новгородскими ватагами. К мрачным руинам го-
родков забытых племен у седого Камня - как называли русичи
Рифейские горы, где лишь ветер свистит над пустыми капищами
богов неведомо когда сгинувших племен.
И дальше во времени и пространстве — к буйной и
кровавой молодости, схваткам на палубах левантийских га-
лер, замкам Родосского Братства и пыли скрипториев*, где
постигал мудрость.
Если бы знал, куда эта тропа его приведет...
Старец прикрыл глаза и увидел мир так, как, наверное, видят
его самые сильные птицы, поднимающиеся в заоблачную высь.
Земля виделась огромной чашей, со дна которой вздымались за-
снеженные горные хребты. Стекая к краям этой чаши, небо ме-
няло цвет от мутно-серого до грязно-розового. Над горизонтом
простерлись сизые облака.
Антиох открыл глаза, долго стоял, глядя в гаснущее пламя
очага. А потом вдруг повернул голову к двери. Она выходила на
монастырскую ограду, за неохватной каменной толщей которой
обычно чувствовалось безмолвное безграничное пространство.
Оттуда сейчас доносились тихие шаги, и даже его старческое ухо
различило в них позвякивание металла…
И он понял, почувствовал — произошло то, чего он боялся
уже многие годы, десятки лет. А вместе с осознанием случивше-
гося наступило и облегчение, как бы то ни было, он успел надеж-
но спрятать тайну, и может с чистой совестью предстать перед
Небесами.
Враги не торопились, они крались, старясь не издавать лиш-
него шума. Это наполнило его некоей горькой гордостью — они
боялись его даже беспомощным стариком, давно уже расстав-
шимся с мечом.
Старый воин приподнялся, повел головой, разминая шею.
А затем решительно встал и распахнул дверь...
По коридору, увеличиваясь, двигалось пятно света.
Антиох разглядел сначала подвесной фонарь, затянутый
слюдой, затем человека в капюшоне, надвинутом на глаза. При
каждом шаге полы его плаща разлетались в стороны, открывая
подол серой рясы. В складках одежды и на разбитых сапогах до-
таивал снег.
В темноте за его спиной угадывались еще фигуры, высокие и
плечистые. Двое ступили в полукруг света, который отбрасыва-
ли в коридор горящие на стенах обители лучины.
Брат Антиох повел головой из стороны в сторону.
— Приветствую вас… святые отцы! — сказал он, усмехаясь, и,
указав пальцем на крайнего из воинов — рыжебородого громилу,
осведомился: — Ряса не жмет, сыне?
Невольно замершие гости зашевелились, угрюмо молча.
— И теппя приветствуем! — бросил с тягучим акцентом рыжий.
Несколько секунд он вглядывался в брата Антиоха и доба-
вил:
— Прости, отче, что заставили шдать смерти так долко, —
губы его раздвинулись в улыбке.
— Мы действительно долго ждали встречи с тобой, Теобальд
Дижонский, — произнес на почти чистом русском невысокий се-
дой человек, выходя из-за спины главаря. — Ты поступил умно,
спрятавшись у схизматиков — мы тебя долго искали… Но даже
это тебе не помогло!
— А, преподобный Уркварт, — старчески каркнув, рассмеялся Теобальд-
Антиох, — ты еще жив? Не помер еще от страха?
— Мне малодушие неведомо, — ответил Уркварт.
— Да ну, — рассмеялся Теобальд, — помнится, после послед-
ней попытки с помощью одного старого папируса вызвать Детей
Тьмы, ты вовсе не выглядел храбрецом, а твои штаны нуждались
в хорошей стирке...
— Это не суть важно, — раздраженно бросил отец Уркварт. —
Не важно... для тебя...
Многоопытный взор старца различил тень застарелой яро-
сти, мельком отразившуюся на костистом сухопаром лице.
— А что же тогда важно? — едко осведомился монах. — По-
чему тогда ты явился сюда? О чем еще говорить двум старикам,
как не о прошлом?
— Ты знаешь за чем мы пришли! Отдай то, что украл у под-
линных Хозяев и их верных слуг, и можешь гнить здесь и даль-
ше, — сурово бросил Уркварт..
— А вдруг я сжег ваше сокровище или выбросил в отхожее
место еще тогда, на любом из постоялых дворов отсюда и до Ро-
доса? — продолжал смеяться старик.
Один из воинов, зло заурчав, двинулся было к Теобальду, но
его остановил резкий жест Уркварта.
— Ты врешь, негодяй! — бледнея, процедил он. — Я знаю тебя
слишком хорошо, чтобы попасться на такой лжи! Ты — книжник
милостью Бога. Или Дьявола, что вернее. Такой скорее сам пой-
дет на костер но книгу сжечь не осмелится!
— Да, верно, — согласился монах, — это вам только бы спа-
лить чужую мудрость — лучше, если заодно с мудрецами... Или
украсть ее у тех, кому она принадлежит по праву, и употребить
для своих грязных дел.
— Хватит! — рявкнул дребезжащим басом Уркварт. — Где кни-
га «Семи звезд»?? Имей в виду — со мной два лучших мастера-
пытошника, каких только можно сыскать во всех окрестных
землях на месяц конной скачки. И ты умрешь в их руках не
раньше, чем расскажешь всю правду!
— И ты собираешься пытать меня прямо тут? Не боишься,
что на шум сбегутся братья сей обители, среди которы, между
прочим, немало бывших в прежние годы доблестными воями?
Я догадываюсь: ты подкупил отца-келаря или самого настояте-
ля. Но что вы думаете сказать всем остальным?
— Ничего... Мы препроводим тебя туда, где все подготовле-
но, — торжествующе рассмеялся Уркварт. — И не думай — братия
крепко спит, ибо в котел на поварне подсыпали некоей приправы.
Бодрствуют лишь немногие, кто верен нам и будет молчать.
— И что ты им сказал, интересно? Что я — опасный еретик и
поклонник Люцифера, резавший младенцев на черных алтарях
и почитающий козла?
— Вовсе нет. Я всего лишь обещал отцу-келарю сделать его
преемником преподобного епископа Диомида, замолвив
перед князем словечко — буркнул Уркварт.
— Ну хватит! Вилкас, прикажи своим людям делать то,
за что им плачено...
Воины вышли вперед, растягивая сеть.
Распахнув рясу, брат Антиох выхватил острый кривой клинок, сверкнувший синью булатных разводов. И столь совершенно было движение старой, но крепкой руки, что вояки невольно
замерли.
Рыжий Вилкас, однако, не устрашился — острие его меча начертило
в воздухе сверкающий контур крыльев бабочки и замерло, нацеленное в грудь старику.
— Уркварт, уйми своих псов, — бросил монах. — Ты забыл, —
произнес он, — что даже для чернокнижников и слуг Древних сил, какими вы себя числите, есть правила, которые нельзя преступать
и — того, кто их нарушит, ждет кара и на земле, и в ином мире.
Но последнее наказание будет неизмеримо страшнее. Так что
книгу у меня сможет взять лишь имеющий на это право. Ты ведь
помнишь Закон? Или тот, кто добудет ее в поединке или тот,
кому я ее сам передам…
— Вилкас, — хмуро бросил Уркварт, — отбери у него меч и
свяжи. А потом с ним побеседуют мои умельцы — взгляд непрошеного гостя упал на двух здоровяков с побрякивающими железом
мешками, сиротливо жмущихся позади.
Мечник со злобной ухмылкой рыкнул и шагнул вперед. Клинок его был намного длиннее, а то, как легко двигал им литвин,
говорило об изрядной силе — что может ему противопоставить
старец, стоящий одной ногой в могиле?
Вилкас ударил, метя выбить оружие у противника. Он, сражавшийся уже второй десяток лет и скрещивавший сталь с отборными рубаками-рыцарями — не сомневался в победе.
Но не тут-то было! Старик ловко выдернул свой меч из-под
удара и сделал выпад, целясь по руке Вилкаса.
Вновь взмах — и вновь уход…
Антиох опять сократил дистанцию. Острие восточного оружия в его руке рассекло рясу врага и даже слегка достало до тела,судя по злобному рычанию. Еще, еще…
А потом старик вдруг пошатнулся с занесенным клинком, открывшись врагу. Вилкас среагировал именно так, как положено воину, как
было вбито в плоть и кровь сотнями схваток: ударил в незащищенный бок. Хлынула кровь — и бренное тело брата Антиоха,
звавшегося когда-то Теобальдом, родственника королей Франции и потомка Хлодвига Великого в двадцать втором поколении, тяжелым мешком упало на камни пола.
Завопил как мартовский кот старый инквизитор и старый
чернокнижник Уркварт, увидев, как ускользнул от него его давний враг, унося с собой вожделенную тайну. Вторя ему, вдруг
завыла собака во дворе обители. Взревел ветер в холодных пере-
ходах... И еще показалось — зарычали какие-то голоса за гранью
обычного слуха.
