Оглавление
20 апреля 1942 года
ПМП[1], или же санитарная часть полка, состояла из нескольких врезанных в песчаный речной обрыв на спуске к воде блиндажей. Если точнее использовать терминологию — убежищ. Промерзший до селезенки Володин увидел изнутри два из них — «приемный покой» и жилой, под легкораненых и больных.
В освещаемом керосиновыми лампами блиндаже-перевязочной, с его покрытыми простынями стенами и длинным разделочным столом в центре «служебного» кубрика, вторая половина была чем-то типа ординаторской и кладовки. Разбуженный притащившими Володина в медпункт артиллеристами военврач Борис Михайлович Аграчев[2]снял верхнюю одежду там.
Начальником медицинской службы полка оказался очень интеллигентный темноволосый мужчина лет тридцати с довольно характерным для одного из регионов Ближнего Востока фенотипом и литературно идеальной русской речью. Военврач и дежурная медсестра — бывшая с начальником на подозрительно короткой ноге, субтильная, остроносая девушка по имени Оля, — свое дело знали. С Володина стянули мокрый тельник, измеряя давление, угостили крепким чаем, завернули в покрытое какими-то подозрительными пятнами грязное ватное одеяло и, влив в глотку полную эмалированную кружку сильно разбавленного водой гидролиза, отправили отдыхать «в пересылку».
Пожилой, плохо выбритый красноармеец — санитар из полковой медсанчасти характерного для многих военных медиков скотского отношения к людям не разделял. Размещая Володина в нетопленном блиндаже, он позаботился о нем как положено. Белоснежным бельем и кофе в постель тут, конечно, не пахло, но пару снятых с гвоздей шинелей под сотрясаемого крупной дрожью пациента санитар подстелил и еще две накинул поверх одеяла.
Пока он возился у печурки, Володин сам не заметил, как позволил себе забыться.
***
Разбудил Дениса близкий взрыв и сыпавшийся на него сверху песок. В блиндаже было тепло. На нарах у подсвеченной угольками буржуйки кто-то похрапывал.
Совсем рядом еще раз грохнуло. Еще раз осыпанный песком Володин подавил истеричный смешок — условия, чтобы обдумать случившуюся ситуацию и свои шансы на дальнейшее выживание, складывались можно сказать идеально.
Он на здоровье не жаловался, но моржевать и в лучшие годы не пробовал. В итоге, до берега даже со спасательным кругом Володин доплыл на одной воле. Как выбрался из воды, он не помнил совсем. В памяти остался только подсвеченный ракетой песок, шуга и льдины по урезу воды, а также изморозь на полосе песка под обрывом, в которую он ткнулся лицом.
Аборигены нашли его сильно потом, когда уже начало светать. За этот период в памяти отложилось, как его тащили по тропинке наверх, в блиндаж, обложенный поленницей поколотых и не поколотых дров, маленькая кургузая пушка в окопе, вкус теплой и вонючей водяры из фляжки, шапки-ушанки, ватники, слишком крупные красные звездочки, шинели без погон, стеганые ватники, треугольники и квадраты на черных и защитного цвета петлицах, ну и покрытая битым льдом река. У него тогда даже сил не нашлось, чтобы удивиться окружающей его мистике, реконструкторамили сумасшествию.
Тогда голова практически не работала. Сейчас, в тепле и под одеялами, с этим все стало гораздо лучше. Можно было сделать вывод, что с ума он сошел очень вряд ли. Верить в шприц с ЛСД в левой булке и уж тем более сумасшествие не хотелось.
Поэтому нужно было срочно вспоминать, что он успел сказать, наметить, что говорить будет и, что еще более важно, что ему говорить ни в коем случае нельзя. Обдумать свою легенду, умными словами говоря. Хотя бы для того, чтобы его не шлепнули, как шпиона, и не бросили в ту же реку, из которой он так удачно выбрался. Она была в паре десятков метров от входа в блиндаж, как никак.
Судя по обмундированию, оружию и оставшимся в памяти словам окружающих его людей, он, прыгнув с теплохода, Володин провалился либо в прошлое, либо в параллельный мир, очень похожий на его восьмидесятилетней давности. От этого и следовало исходить.
Мысль идти на прием к командиру и комиссару и во всем им признаться, требуя отправить его на прием к товарищу Сталину, Володин без каких-либо длинных патриотических размышлений отмел в сторону. Теории параллельных миров он представлял плохо, но было понятно, что события в них могут развиваться совершенно иным образом, нежели в его памяти. Другими словами, желание попасть здесь в психушку напрочь отсутствовало. Это если его в психиатрию кто-то решит отправить, а не примет за симулянта или всё того же принесенного течением после неудачной переправы на советский берег немецкого шпиона. Что вероятнее всего и произойдет, — а оставшиеся на руке тактические часы фирмы «Traser» вещдоком утопят. Как и положено дефицитному в Стране Советов настоящему швейцарскому качеству.
Где он находился, Володин не знал. То, что прыгнул с теплохода в Неву, сейчас ровно ни о чем не говорило. Это нужно было срочно выяснить. Как и номер части, если он все-таки в прошлом.
Полк, вероятнее всего, находился на плацдарме, это хорошо объясняло цепь нарытых в полосе пятидесяти-семидесяти метров от реки блиндажей. Перед обрывом берег заметно понижался, соответственно, образовавшийся гребень скрывал людей у землянок от наблюдения противника.
Тут, как рассудил Володин, ему повезло. Перспективы человека, пойманного без документов в прифронтовой полосе сложно назвать радужными. Здесь, на плацдарме, его по, крайней мере, считали своим. Если, конечно, он не находился в изоляторе полковых контрразведчиков, у входа в который стоял часовой.
Это тоже требовалось как можно быстрее проверить.
Мозговой штурм, не сболтнул ли он в сумеречном состоянии чего лишнего, ничего для него опасного Володину не принес. Он вроде бы назвал свою фамилию чернявому лейтенанту артиллеристу, когда его поили водкой. И все.
«Два красных эмалевых кубика и желтого металла петличные знаки на черных петлицах — это ведь лейтенант артиллерии?»
Нет, вспомнил он. Не только там. Володиным он назвался и в перевязочной!
Начмед, к слову, судя по одиноким шпалам в зеленых петлицах с красными кантами, был капитаном, но называли его «товарищ военврач». Так сейчас принято — не по званию, а по должности? Или военврач — это звание, типа политрука?[3] Загадка. У девушки тещи жрали мороженое на лысых красных петлицах с черными кантами — кто она: медсестра, санитарка или рядовой медслужбы?[4] Различный цвет петлиц у нее с Аграчевым — это должно что-то значить? Зеленое поле — это ведь пограничники? Или нет? Колер приборного цвета на ее петлицах — краситель всему виной, или тут есть разновидности пехотного красного?
Володин поворочался, устраиваясь поудобнее, — пустое брюхо бурчало, требуя заполнения чем-нибудь высококалорийным. Ветчиной или чебуреками, например. Перспективы не радовали. Что ему в самом скором будущем надо будет говорить командирам и особистам, предсказать было сложно. О чем они его будут спрашивать — тем более. Из чего следовал вывод — такого рода общения требовалось избегать, ну или оттянуть его как можно дальше, чтобы успеть собрать достаточное количество информации для создания правдоподобной легенды. Если, конечно, это получится.
В общем, ему срочно нужно было разговорить похрапывающего в блиндаже воина.
***
Не повезло. У начмеда на Володина были свои планы.
Накинувший поверх гимнастерки меховую телогрейку, а также взявший в руки чемодан с медициной и керосиновую лампу военврач навестил его сам. Снова играющая в Санчо Пансу девица тащила вслед за ним стопу барахла с ремнем и сапогами внизу и аккуратно сложенной тельняшкой поверх. Этим приятные новости не исчерпывались. На нарах у головы обнаружился котелок с ломтем хлеба и зеленая эмалированная кружка с чаем.
«Да ну на …й!» — обрадовался Володин.
—Просыпайтесь, везунчик! — Аграчев, отодвинув в сторону вскочившего храпуна, оказавшегося тем самым пожилым санитаром, решительно скинул с Володина тряпье. — Больной, мне надо вас осмотреть!
Пациент сделал вид, что его только что разбудили.
—Это для вас! — улыбнулась девушка, уложив барахло у него в ногах.
—Спасибо!
—Позже обмундируетесь! — погрозил пальцем врач. — Как себя чувствуете?
В ходе осмотра Аграчев снова показал себя веселым, остроумным и доброжелательным мужиком, окончательно закрепив сложившееся ранее приятное впечатление. Характерные для военных врачей профессиональные деформации не затронули не только здешних санитаров, но и эту личинку Пирогова. Пообщаться с ним было очень приятно не только потому, что он, не зная того, выдавал Володину информацию уровня жизни и смерти. Попутно «герою ночи» измерили температуру и давление, послушали сердце и легкие, напоили микстурой от кашля и, поинтересовавшись, не потерпит ли он с завтраком, поставили банки. Прямо как в далеком детстве
Володин от обуревавшей его радости был готов не только потерпеть с приемом пищи, но и вообще без него остаться. Его ни в чем не подозревали. То есть, вообще ни в чем. Для медиков он был чертовски везучим здоровяком из прибывшего в полк маршевого пополнения, в чью лодку ночью на Неве попал снаряд. И все, кто там был, сгинули в ледяной апрельской воде. Кроме Володина.
«Хотя бы где-то мне повезло!» Нева, плацдарм, апрель и беспогонное обмундирование — он начал догадываться, где и в каком году находился. Но эти догадки требовалось проверить — вдруг вокруг было не прошлое, а параллельная вселенная.
Если он сделал из слов Аграчева и Оленьки правильные выводы, а превратно их истолковать было сложно, то погибшие ночью на переправе бойцы изрядно облегчили для него легендирование. Ему даже искать документы и называться чужой фамилией не нужно было. Прибывшее в дивизию маршевое пополнение раздали по полкам, на переправе часть бойцов погибла, но погибла она до того, как людей успели внести в списки части. Именной список маршевой роты, конечно же, остался, но остался он в штабе дивизии. То есть на другом берегу.
В худшем для Володина варианте в полк должны были отправить другой — предназначенной на его пополнения команды. В лучшем — без какой-либо бюрократии звякнуть по телефону в штаб полка о числе людей и заполнить строевую записку. И в том, и другом случае он уже мог как-нибудь выкружить. Сослаться на ошибку писаря или там неизвестного ему лейтенанта, поставившего Володина не в тот строй, например. Кто будет ради простого бойца разводить бюрократию и сверять разные списки? Кому он в штабе дивизии или даже полка на х…й нужен? Если, конечно, перед «прибывшими с ним» маршевиками не спалится. Что, в принципе, обходилось на раз. Могли ведь какого-нибудь тыловичка или Кронштадского морячка списать в пехоту напрямую, а не через запасный полк и в самый последний момент включить в команду?
Как заключил Володин, свою чуждость спрятать все равно не получится, так почему бы ему не стать матросом с какого-нибудь химсклада Балтфлота №0451, выпнутым в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию чтоб не смущал начальство? Типа как слишком умный. И с чуждым происхождением — на случай, если кто-то решит копнуть чуть глубже. Хотя полноценной проверки это, конечно, не выдержит.
***
Лампу в блиндаже не оставили, вместо нее нашлась изготовленная из латунной гильзы малокалиберного снаряда коптилка — примитивный светильник с вставленным в обрезанную и сплющенную гильзу фитилем.
В стопе барахла обнаружились: ношеные, немного рваные и довольно грязные стеганые ватные штаны и такой же ватник; кожаный поясной ремень на одном шпеньке; чистая гимнастерка на размер больше, чем ему требовалось, с лысыми малиновыми петлицами без эмблем и дырой под правым нагрудным карманом, вокруг которой виднелось пятно плохо замытой крови. Их дополняли изрядно растянутая, но тоже чистая серая балаклава[5], две стиранные байковых портянки и пара кирзовых сапог, тоже на размер больше.
—Борис Михалыч, я вас обожаю! — обрадовался Володин. На месте Аграчева о простом бойце, причем даже не его подчиненном, так побеспокоились бы немногие. Врач, ну или же Оля, даже с размерами угадали. Больше, не меньше.
—Хороший человек наш товарищ военврач, — подтвердил сидевший на нарах у печи пожилой санитар, вернувшийся в блиндаж после ухода начальства. Дядька, похоже, после ночного дежурства надеялся в нем потеряться и спокойно поспать пару лишних часов.
—Старый, тебя как звать-то? — переключился на него Володин.
—Александр я! — представился санитар.
—А по отчеству?
—Минеевичем буду! — говор мужика был очень похож на лукашенковский. — Значит...
—А меня Денисом звать, — представился натянувший на себя тельник Володин, осматривая ватные штаны. Штаны как штаны, дешевка — без наколенников, хлопчатобумажный верх, внутри бязь, стеганые, с боковыми карманами. Мочой и говном вроде бы не воняли. Но это неточно. — Мыло и подменку, не знаешь, где можно добыть? Постирать теплуху хочу, пока время есть. Врач сказал, что он меня завтра утром в роту отправит. Если не слягу.
—С обеда найдем. Рванину какую-нибудь тожа подберешь. Крови ведь не побрезгуешь? У нас ее много. Щетку я тебе дам.
—Отлично.
—Откуда родом будешь, Денис? — заинтересовался санитар, устраиваясь на нарах.
—С Сибири. Красноярский край, слышал о таком?
—Слыхал, как не слыхать. А я смоленский. Тебя самого как по батюшке? Не мальчик чай.
—Александрович.
—Вот и познакомились.
—Давно в полку? — закинул удочку Володин, отложив штаны в сторону и взяв в руки ватник. Судя по отсутствию петлиц на стоячем воротнике, он был «вшивником». Предназначался к носке под имеющим знаки различия военнослужащих обмундированием или же в качестве зимней спецодежды.
—Вторая неделя пошла.
«Жаль!»
—Раненых много поступает?
—Не. В обычные дни тишина, потерь почти нет. С дюжину — самое большее.
—А в необычные?
—Иной раз бывает скверно. Разведчиков у Арбузово…
«Ага!»
—…третьего дня побили. Одних убитых грят, фашист под два десятка накрошил. Раненых еще больше. В полковой разведке с десяток душ осталось.
—Разведвзвод — это хорошо… — подумал вслух Володин.
В отличие от многих и многих, особого пиетета перед опасной службой разведывательных подразделений Красной Армии он не испытывал. Не верить всему тому, что в книжках пишут, помог дед, провоевавший с августа 1941 по февраль 1945, и разведчиком в том числе. Да, в неудачном выходе риск разведчика погибнуть был всегда выше, чем у пехотинца в неудачной атаке. Это и его личный опыт подтверждал. Но в целом, что было видно даже по мемуарам, костяк личного состава разведывательных подразделений держался в них годами. В то время как в стрелковых ротах протянуть три месяца было серьезным для бойца достижением. Мнение, что пехотинец живет три атаки, в советской литературе цензура не резала — умному этого было достаточно.
—Что, Денис, в разведку решил проситься? — заинтересовался санитар. — Петров как родного тебя возьмет. Реку в ледоход переплыл — уже себя зарекомендовал.
—Необязательно. — отмахнулся Володин, приглядываясь к воротнику и спине фуфайки. Та сзади была измазана чем-то черным, вероятнее всего тоже запекшейся кровью. — На службу не напрашивайся, от службы не отказывайся.
Озвучивать, что столь много раненых и убитых разведчиков, вероятнее всего, были результатом безграмотного планирования разведвыхода, не стоило. Долгая и комфортная жизнь фронтовых разведчиков остро зависела от профессиональных качеств их командования — начальника разведки дивизии, полка и командиров подразделений. Если здесь с этим беда, в разведке ему делать было нечего. Погибнуть в бою он особенно не боялся, а вот погибнуть напрасно — весьма.
«И кому же еще у нас на передовой жить хорошо?»
«Теплые места» в тылах батальонов и полка на все триста процентов были заняты, так что шансы пристроиться туда Володин оценивал как нулевые. Да и не такая в хозбандах свобода, комфорт и моральная обстановка, чтобы уважающий себя человек шел по головам, чтобы туда попасть.
— А с снайперами в полку как?
— Немцы пошаливают. Днем из окопа и носу не высунешь. Коль не подстрелят, минами закидают.
— Извини, Минеич, но я про наших.
— Так ты и снайпер еще?
— Могу в него, — подтвердил Володин. — Снайперская рота, или там взвод есть в полку? Или по ротам все?
Собеседник задумался.
— У стрелкачей есть снайпера. Товарищ политрук доводит про них на политинформациях. Рассказывает, стреляют немчуру.
«Понятно!»
— А ты, Денис Александрыч, откуда к нам?
—С флота, Александр Минеич, с него списали, родимого. В пехоте больше пользы принесу.
— А-а-а!!!
Словоохотливый пожилой колхозник, кроме переправы и утыканного складами да укрытиями личного состава берега в полку мало что видел, но касательно общей и бытовой информации оказался просто кладезем.
Володин угадал, его прибило течением на Невский Пятачок, где в его истории в одном квадратном метре песка можно было найти триста пуль, одиннадцать килограммов осколков и, по крайне мере, одного покойника.
Но не факт, что тот же самый Пятачок. Про щели, перекрытые замерзшими телами, Минеич, например, ничего не рассказать не смог. Напротив, дядька был абсолютно уверен, что на плацдарме суточные потери невелики. В не самые плохие сутки через ПМП проходило около десятка раненых. А так как занимал его один только 330-й стрелковый полк 86-й стрелковой дивизии, сказанному стоило бы поверить. Хотя бы потому, что в блиндаже «пересылке» до Володина никого не было.
После мысли об этом Володин чуть было не перекрестился. Упомянутые собеседником номера ни о чем ему не говорили, тишина на плацдарме вступала в полное противоречие слышанному и прочитанному. В общем, вероятность нахождения в параллельном мире была очень высока.
Хорош бы он был, требуя отправки в Москву для встречи с хозяином кабинета, где лампа с зеленым абажуром!
Предварительное решение прикинуться ветошью получило наглядное подтверждение. Дело осталось только за полной легализацией. В этом плане Володинская копилка всяческих мелочей в ходе неспешной беседы пополнялась ударными темпами.
На данном этапе собеседникам помешали.
Вошедшая в блиндаж личность возрастом подходила к тридцатнику, была чисто выбрита и носила на малиновых петлицах шинели по два набора из трех треугольников по поперечным просветам, дополненных пехотными эмблемами из скрещенных винтовок и непонятно что означающими латунными угольниками в верхних углах. Образ фронтового модника удачно дополнялся офицерским ремнем с двузубой пряжкой и одинарным плечевым ремнем.
—Петров! Вот ты где спрятался, старый пёс!
— Товарищ военврач по ночи приказал истопить блиндаж, товарищ старший сержант! — поторопился оправдаться подскочивший хитрозадый колхозник.
—Я знаю! — обрезал его пижон. — Пошли, филон!
Володин постарался сохранить незаметность. Не сработало.
— Так ты этот герой-пловец краснофлотец Володин?
—Я.
—Что у тебя?
—Начмед говорит про бронхит и опасается воспаления легких! — не моргнув глазом соврал больной.
—Да? — удивился старший сержант.
—Спросите.
—Ну ладно. Я ведь спрошу!
Володин промолчал, пожелать данной цепной собаке в этом деле успехов было бы тактически неграмотно.
Оба вышли.
«Пронесло!» Таскать по берегу какое-нибудь говно Володин не рвался. Старенький он уже был для этого. «Нормальный ребенок любит не маму с папой, а трубочки с кремом. Нормальный солдат хочет не служить, а спать. Поэтому его надо принуждать к службе» — или что-то типа того, также высеченного в граните. Не сумел этот матерый кусок его принудить, так что пусть винит самого себя.
Ответственности за обман он не боялся. Что ему в полковом медпункте могли бы сделать? Незаконно лишить пайки? Отправить в роту? Так гаситься по тылам он и не планировал.
В котелке оказалась жменя пшенной каши. Сахара в кружке тоже могло бы быть и побольше. Володин успокоил урчащее брюхо, оделся и рискнул выйти отлить. Ну и, конечно же, осмотреться.
***
Снег, он рассудил, сошел совсем недавно. Над водой стоял легкий туман. Свинцовые воды Невы по-прежнему несли лед, причем крупных льдин, как ему показалось, сейчас было больше, чем ночью. Те снова собирались в затор у моста. Его, как можно было видеть, восстановили, но явно ненадолго. Мостик держался если не последние часы, то дни точно. Строители при постройке сооружения облажались. Пока у них была такая возможность, ответственные лица не протянули должным образом тросы на «мертвяках», так что теперь «подвесной» мост купался в воде, и, когда его сорвет ледоходом, было вопросом времени.
«А повезло мне, однако!»
Внизу покрытый наледью, шугой и инеем берег был почти безлюден. В целом, там и на обрыве Володин наблюдал вокруг себя человек сорок.
У бревенчатого причала где-то рядом с ненаблюдаемыми Денисом «мертвяками» моста лежали лодки. Одну из них смолили двое бойцов. Левее Володина была видна часть штабеля бревен и увязанный из них же плот, еще не вытащенный на берег. Помимо едва живого мостика здесь работала и обычная переправа. Может быть, даже несколько.
На противоположном берегу туман открывал несколько полуразбитых домов и торчащие ввысь пальцы печных труб и голых стволов деревьев.
Сейчас, при свете, как была изрыта прибрежная полоса, по-настоящему потрясало. Ладно щели и ходы сообщения. Торчащие из песчаных горбов печные трубы и бревна перекрытий виднелись не то чтобы на каждом шагу — большинство блиндажей находилось метрах в двадцати-сорока друг от друга — но их в обозримой зоне было много. Пускай даже по меньшей мере половина из них была если не разбитой, то не используемой. Жилые укрытия легко определялись по дыму из труб.
Приметивший Петрова Володин подошел к группе работающих красноармейцев. Двое из них пилили на дрова перекрытие разбитого блиндажа, еще четверо выворачивали из земли переломанные бревна, с помощью лопат, ломов и такой-то матери обеспечивая пильщиков материалами.
—Где тут сортир, Минеич? — спросил Денис, для понта надсадно закашлявшись. Бронхит ведь, хватанул холодного воздуха.
Мужик выпрямился и отставил в сторону лом.
— У воды ты даже поссать не вздумай, товарищ старший сержант тебя с говном сожрет. — Санитар развернулся и указал на переходящую в траншею тропинку наверх. — Дуй вон туда. За гребнем увидишь, где направо свернуть.
Вопреки Володинским опасениям, походно-полевой туалет был полноценным отхожим местом с помостом на два очка над выгребной ямой, а не загаженным траншейным отводком, как это обычно бывает. Осмотреться по сторонам, не привлекая к себе внимания, Володин теперь мог без проблем. Ну и поразмышлять тоже, пока задница не замерзнет. Жопа предсказывала беду, надо было ее отвлечь.
Первое, что покоробило Володина из увиденного, — это защитные толщи фортификационных сооружений. У пары землянок, мимо которых он шел к сортиру, можно было видеть только один накат с полуметровой песчаной подушкой поверх. Против артиллерийского снаряда даже с дополнительной обшивкой доской все это никак не играло. В умной терминологии такие блиндажи представляли собой легкие противоосколочные укрытия, могущие спасти спасающихся в нем людей только от осколков снарядов и, если повезет, не завалиться от попадания 82 мм мины.
В покрытии разбираемого четверкой бойцов разбитого блиндажа было два увязанных скобами и проволокой бревенчатых наката, а также доски нащельников и внутренней обшивки. При метровой песчаной подушке такой блиндаж уверенно держал 82 мм мину и, возможно, 76 мм снаряд на осколочном действии. От 105 мм снарядов стран НАТО, если он правильно помнил таблицы, берегли полметра бревен, не меньшая каменная подушка и метровый маскировочный слой земли поверх. Камней им вокруг не наблюдалось, горбов пяти-шести накатов тоже. Соответственно, если не все, то почти все наблюдаемые им сооружения от снарядов 105 мм немецких гаубиц людей защищали как-то никак. От 155 мм — тем более.
Притворяющаяся траншеей канава в земле мнение Володина о безобразной организации, как минимум, строительства инженерных сооружений, как максимум — всей службы в полку, закрепила окончательно. Тот, типа ход сообщения, по которому он добрался до военно-полевого сортира, несмотря на наличие в зоне прямой видимости огромного количества стройматериалов, траншейной одеждой укреплен не был. Соответственно, вместе со сходом снега песчаный грунт осел, и ныне траншея представляла собой широкую канаву по пояс с остатками размытого водой бруствера поверх. В соседнем ходу дела если и обстояли лучше, то ненамного. Людей он укрывал также по пояс и только местами по грудь. Это не то что подсказывало — орало, что в ходе боя для безопасного и скрытного сообщения по ним бойцам нужно будет двигаться на карачках.
Противника Володин не видел. Все, что он со своего наблюдательного пункта мог рассмотреть, — это полосу леса впереди и справа, три танковые башни явных КВ на правом фланге и донельзя изрытую воронками и людьми неровную песчаную равнину с темными пятнами остатков фундаментов домов, торчащих вверх бревен разбитых блиндажей и остовов разорванной и выгоревшей советской боевой техники.
Непонятность, где прячется проклятый супостат, его не опечалила. Этого слона можно было есть по кусочкам. Рассыпающиеся над головой веером желтые трассеры очередей дежурного немецкого пулемета тухли в тумане над невской водой — знания, что до него вряд ли более километра, пока было достаточно.
РАПОРТ ПОЛКОВОГО ИНЖЕНЕРА 330 СП
Дивизионному инженеру 86 СД
военинженеру 2 р. т. Хотянову
от полкового инженера 330 СП
ст. лейтенанта Горбунова
РАПОРТ
о состоянии инженерных сооружений 330 СП
Вырытые в песчаном грунте до полного профиля окопы и траншеи из-за начавшегося схода снега засыпаются песком. Местами осели на 30-50%. Все окопы восстанавливаются в первоначальном виде. Восстановление осложняет, что вырытые в песчаном грунте окопы, траншеи и ходы сообщения легко засыпаются при близком взрыве снарядов и мин, что требует больших трудовых затрат на восстановление и очень ограничено в дневное время.
Передний край обороны по наиболее опасным участкам усилен проволочными заграждениями и минированием противотанковыми и противопехотными минами.
Проволочные заграждения — рогатки установлены вдоль переднего края обороны от северной окраины АРБУЗОВО до дороги в 38869/. Рогатки установлены в 1 ряд. МЗП установлены на участке от ПИЛЬНЫ на юг, на протяжении 350 м.
Мины установлены: к северу от АРБУЗОВО в районе двух овражков —мины противопехотные ПМД-6; впереди трех танков, к югу от песков южных — мины противопехотные ПМД-6; вдоль дороги от перекрестка дорог до ПИЛЬНЫ — мины противотанковые ТМ-35.
На участке обороны полка боеготовых ДЗОТ имеется 10, из которых 6 могут выдержать попадание 75 мм снаряда. Все ДЗОТ-ы пулеметные. Производятся работы по постройке и восстановлению разбитых на еще 8 пулеметных ДЗОТ и 3 ДЗОТ с противоосколочными покрытиями для пушек противотанковой батареи. 3 находящихся на позициях полка подбитых танка подготовлены как бронированные огневые точки.
Действующих наблюдательных пунктов на участке полка имеется 2, из которых участок обороны просматривается на 60%. Перекрытия НП могут выдержать попадание 75-105 мм снаряда. Круглосуточное наблюдение на остальных участках ведется из окопов.
По причине постоянного стрелково-пулеметного и артминометного огня противника, работы по восстановлению и постройке разбитых огнем противника НП и ДЗОТ производятся в основном в ночное время.
Блиндажи в основном расположены в береговом скате левого берега р. НЕВА. Перекрытия блиндажей могут выдержать попадания 75 мм и 105 мм снарядов. В блиндажах можно разместить до 1500 человек.
Инженерными сооружениями огневая система полка обеспечивается, т.к. с открытых окопов можно вести огонь в любом направлении.
Наиболее слабым в инженерном отношении участком обороны полка является бывший участок 10 СД от ПИЛЬНЫ до перекрестка дорог.
5.04.1942
Полковой инженер 330 СП ст. л-т подпись Горбунов
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА ВОЕННОПЛЕННОГО
Перевод автора.
NARA-T315-R5-000495-000495
1-я Дивизия Командный пункт дивизии, 17 апреля 1942 г.
Отдел 1c [6]
Тема: информация от перебежчика[7], взятого в плен на участке I./I.R.1[8]
Генералу — командующему XXVIIII.А.К. Отделу Ic
Тимофеев Никандр Тимофеевич, родился в 1918 году в районе Порхова, что восточнее Пскова. Железнодорожник. Действительную военную службу проходил в 1938-40 гг. в составе 42-й СД и на Ханко. Призван в марте 42 года.
Разведывательную роту 86 Стрелковой дивизии можно осветить следующим образом:
Полностью укомплектована 150 военнослужащими, однако многие из них больные и истощенные. За последние 3 недели выздоровели 35 бойцов пополнения.
3 примерно одинаковых по силе взвода вооружены: 3 легкими пулеметами, 3-4 полуавтоматическими винтовками модели 38, 2 снайперскими винтовками, несколькими винтовочными гранатометами Д. 30, винтовками и ручными гранатами. Разведрота раскваритирована к западу от Дубровки.
Задача, поставленная 16 апреля двум разведгруппам в ходе действий в южной части плацдарма, заключалась в выяснении сил и организации подразделений противника.
Поиски в ночь с 29 на 30 марта и 1, 2, 3 и 4 апреля производились неполным взводом разведроты. Командир роты лейтенант Оленников был убит.
На 8-й переправе русские проложили балочный мост через Неву. Он частично залит водой.
Сохраняются намерения по организации локальных атак. Технические трудности реализации очень велики, особенно из-за транспортных возможностей и отсутствия [9] поддержки.
О химическом оружии ничего неизвестно. Противогазы обычно не носят.
От командования дивизии
Первый офицер Генштаба[10]
I.V.
Подпись