Оглавление
Яичница яростно шипела и шкварчала жиром, требуя немедленного вмешательства. Оголодавший организм — тоже. Но я не торопился. За последние годы в моей жизни редко выдавались моменты, когда можно понежиться в кровати, вспоминая сладкие сновидения, а не вскакивать по команде «Подъем!». Сон, кстати приснился очень необычный, вполне соответствующий данному историческому моменту.
Будто бы я поселился где-то на Адриатике. И на мой персонально личный остров, прямо по морю приезжает старенький, бортовой ЗИЛ-157, груженый песком. А сопровождают этот спецгруз погибшие товарищи. И когда я спросил у ребят с удивлением: «Зачем мне здесь еще одна машина песка, когда вокруг и так один сплошной песок?», они вполне серьезно объяснили: «Чтобы ностальгия не замучила». Потом парни споро разгрузили машину и аккуратно засыпали весь мой островок, поверх местного, «родным» песочком. После чего развели большой костер, попрощались, пожелав удачи, и друг за дружкой, словно в двери, ушли в огонь, — оставив меня наедине с жарко полыхающим пламенем бездымного костра.
Я долго смотрел на игру его языков и искр и никак не мог понять: чего мне хочется больше — подойти ближе и погреться, или развернуться и уйти. В ту сторону, откуда явственно доносилось журчание небольшого водопада…
Куда делся раритетный автотранспорт, я вообще не заметил.
— С добрым утром вас, Владислав Твердилыч, проснулись уже? Ну, так подымайтесь. Пока умоетесь, я и стол накрою… Сегодня, извиняйте, завтрак скромный. А как мужики припасы подвезут, я вам борщ сварю и пирогов напеку…
Звонко цокотавший голосок был мне незнаком, но вполне милый. С эдакой, приятной слуху, легкой картавинкой. Повернувшись на бок, я увидел, хлопочущую у печи, женскую особь. Если только местные мужики, не носят платья и не повязывают головы платками. Брр… От одной только мысли об этом, меня передернуло.
А незнакомка ухватила с плиты большущую сковороду и развернулась, давая возможность разглядеть разрумянившееся личико. В общем-то, как и большинство мужчин, я плохо разбираюсь в приметах, позволяющих безошибочно определять женский возраст, но так, навскидку, ей было слегка за двадцать. А если судить по задорному блеску зеленых глазищ, то, возможно, и меньше.
Девушка мило улыбнулась и еще раз поздоровалась.
— С добрым утром, Владислав Твердилыч. Как почивали? Не холодно одному спать? Еще и без одеяла… Я — так даже летом мерзну… Хоть под перину залазь. Наверно, оттого, что речка рядом… сыростью тянет. А печь топить, люди засмеют. Ярополк Титович сказывал, вы к нам насовсем воротились? Верно, али ошибся староста?
При этом она продолжала заниматься своими делами, всецело направленными на приготовление завтрака, и только изредка постреливала любопытным взглядом в мою сторону.
Гм, исходя из диапазона вопросов и прозрачных намеков, кажется, я существенно занизил ее возраст. Хотя, деревенские в отношении между полами всегда были проще, бесхитростнее горожан. Да и как иначе, когда весь процесс от зачатия, рождения и… заклания, на твоих глазах происходит. А животина это или человек, разница небольшая и несущественная. Зато и всякое баловство, выходящее за нормы морали, тут испокон веков сурово осуждалось и наказывалось. Причем, самым жестоким и беспощадным способом.
Развратника, преступившего обычай, сначала обстоятельно учили всем миром, а после — изгоняли из общества. Грязному извращенцу или подлецу не было места среди нормальных людей. А все, что природой назначено, не возбранялось. Лишь бы талия до сроку не располнела.
— Зовут-то тебя как, милая хозяюшка? Что-то не припоминаю такой красавицы? — проявил законное любопытство, заодно и подлизываясь немного.
— Как родители нарекли Листицой при рождении, так люди второй десяток и кличут. А вы-то, Владислав Твердилыч, меня, небось, еще с голыми коленками да короткими косичками видели. Как тут упомнить?
Вот это да! Я даже восхитился. В одну фразу, произнесенную непринужденной скороговоркой, Листица ухитрилась вложить всю, самую важную для первого знакомства, информацию. Значит, молодая вдовушка не только собой пригожа, но и умна. И чтоб окончательно расставить все точки над «ё», я спросил со всей грацией, присущей асфальтовому катку и... большинству мужчин.
— Поди, тяжело одной?
— Знамо, не мед… — замерла на мгновение та, видимо, не ожидала такой прямоты. — Даже в ярмо и то пару волов запрягают.
— Что ж никто к такой красавице не посватался второй раз? Аль вконец ослепли мужики да парни? — попытался я хоть немного сгладить неловкость с все тем же деликатностью. По принципу — пожар тушат пожаром.
Но Листица не обиделась. Вздохнула только с укоризной…
— А где им взяться-то, парням этим, Владислав Твердилыч? Будто не знаете, что в каждом селении на дюжину юбок одни штаны. Да и те шнуром подпоясаны. Это правда, в последние годы бабы больше ребят нежели девок рожать стали, но пока те женихи подрастут, я ужо на печеное яблоко похожа стану. Никто и не глянет... Многие девушки не выдерживают одиночества и уходят в лес к эльфам да гоблинам, или в горы к гномам, а некоторые, слышала, — и вовсе в пещеры к троллям. Но по мне — лучше бобылкой век скоротать, чем ложиться с нелюдью, наших же мужиков истребившей, и полукровок с ними плодить. Сказывают, будто Император своей властью разрешил многоженство? Верно? — и не дожидаясь ответа, продолжила. — Ну, это токмо для городских вертихвосток приемлемо. А мы не приучены дедовские обычаи менять, и под каждую напасть их заново перекраивать.
Воистину, женщину допрашивать нет надобности, — дай ей выговориться, и она сама все расскажет. И то, что знает доподлинно, и то — о чем другие кумушки судачат доложит. Ты только слушай, да на ус мотай.
В общем, судя из полученной информации: дело ясное, что дело темное!.. А посему — берем в чистые руки холодную голову и начинаем поверять гармонию геометрией. Неэвклидовой… Тем более что повторение — мать учения.
Итак, что мы имеем на повестке дня?
Неведомым способом, но это не принципиально на данном жизненном отрезке, я перенесся в другое время. По всем отмеченным мною параметрам, сильно напоминающий условное средневековье. Во всяком случае, примерно таким я его себе представляю, исходя из литературы и кино. Это — раз.
Дальше… Учитывая видоизменения, коснувшиеся небесного тела, в моем прошлом именуемого Луной, и непринужденного упоминания Листицой эльфов, гномов и прочих нелюдей, я еще умудрился и сам мир сменить. Это — два. Теперь уже точно и сомнению не подлежит.
Осмысление третей, четвертой и прочих цифирей в моем пухлом вопроснике, пока отложим.
Странно? Да. Страшно? Нет!.. Я бы сказал: прикольно… Можно сказать: пожаловал прямо с корабля на бал. Вот только прежде чем начать веселиться, стоит разузнать: в чью он честь? Кто оплачивает банкет? И как бы мне оказаться среди почетных гостей, а не в личине потешного скомороха? Шута горохового — проще говоря, или лоха ушастого.
— Прошу к столу, Владислав Твердилыч, — напомнила о себе прикомандированная к моей персоне юная хозяюшка. — Кушайте, пока горячее. Оно ж, как остынет, совсем не тот вкус что с пылу, с жару…
Логично. Хотя, знала бы ты красавица, какие изыски порою приходилось употреблять внутрь организма, для поддержания его боеспособности. Нет, лучше и ей не знать, да и мне, садясь за стол, не вспоминать о вещах, прямо скажем — малоаппетитных.
— И чем нынче потчуют, оголодавших путников? — поинтересовался я, ополоснувшись над тазом и вытирая полотенцем лицо. Как будто мой нос не сообщил мне не только качественное, но и с большой вероятностью — количественное содержание глиняной сковороды.
— Яичница, — виновато развела руками Листица. — Староста только на рассвете о вашем возвращении сообщил, да приглянуть велел. Ничего другого не успеть было. И то, пока печь растопила, пока воды наносила… Вещи ваши, опять-таки, разобрала.
Сладко же ты нынче почивал, Владислав свет Максимович, то бишь, сори, согласно новым веяниям — Твердилыч. Юная красотка, оказывается, который час по дому толчется, а вы ни ухом, ни рылом не ведете. Не хорошо-с…
Кинув взгляд, в сторону, куда махнула рукой Листица, говоря о вещах, я опешил еще больше. Лежащая на лавке смена белья, две тельняшки: летняя и зимняя (презент отцу), носки, байковый спортивный костюм, теплый вязаный свитер (мамина работа), уставной берет — это ладно… Это — понятно. Но длинная кольчуга с зерцалом, кожаный камзол, шишак с бармицей, высокие сапоги, узкий меч, пара кинжалов и длинный, свернутый кольцом, аркан или кнут — лежащие там же, на скамейке или развешанные над нею на стене, мне принадлежать не могли. Не тот фасончик…
Или все же мой? Тогда понятно, что оттягивало руки в другом, случайно прихваченном, при экстренном десантировании из автобуса, вещмешке.
Случайно ли? Как там говорится, о рояле в кустах? Уж не устроил ли весь этот Диснейленд мой, опять-таки, случайный попутчик — мастер Фрэвардин? Уж очень он настойчиво поиграть приглашал.
Да ну, бред сивой лошади!.. А с другой стороны, как рабочий вариант, вполне приемлем. Во всяком случае, ничем не хуже прочих, не менее логичных и научно обоснованных версий. Коих тьма и все «правдоподобнее» друг дружки. Кстати, спасибо!.. Если мое перемещение все же его рук дело, то хоть позаботился об экипировке. Не забросил, как того Робинзона, с голым задом на необитаемый остров. Да прямо в благоухающие розово-белым цветом заросли шиповника…
Что-то я слишком задумался. Нельзя так надолго выпадать из реальности. Вон, соломенная вдовушка уже который раз поглядывает на меня с явной озабоченностью и тревогой во взоре. Высоко и часто дыша грудью… «Все выше, и выше, и выше стремим мы…»
О чем разговор шел? Ах, да — о хлебе насущном…
— Я, Листица, в еде непривередлив, так что ты особо не хлопочи, — поспешил успокоить молодку, не на шутку разволновавшуюся, из-за моего непонятного молчания. — Что подашь, то и ладно будет. Все съем и ложку оближу.
— Это само собой… — кивнула Листица. — Мужчине иначе и нельзя, да только плоха та женка, которая своего хозяина вкусным попотчевать не старается.
Промолвила и быстро-быстро стрельнула крупнокалиберным дуплетом, желая понять, как я отреагирую на ее слова? Касаемо «женки» и «своего хозяина», естественно.
Гм, а положительно, отреагирую… Даже и не сомневайся. Причем, в буквальном смысле и в самом ближайшем будущем. Вот только диспозицию уточню, а там и к рекомендуемому народной медициной противошоковому средству (это я не о водке, если кто не понял)… руки дойдут.
Прожевав с задумчивым видом очередной кусок отлично прожаренной яичницы, я пристально поглядел в глубокую зелень глаз хозяюшки и… кивнул. С удовольствием отметив, как на щечках Листицы, жарким румянцем полыхнула радость. А потом, с недоумением — брызнувшие слезы. Закрыв передником лицо, она крутнулась и прожогом выскочила за дверь.
Да уж, только женщины могут и плакать, и смеяться одновременно. Тем более, в таком простом случае.
Дело не в избытке гормонов, накопленном в рядах вооруженных сил, невзирая на регулярный прием бром-компота. Мне предстояло обживаться в чужом мире, так почему бы не обзавестись союзником, а по возможности и другом? А где найдешь вернее помощника, чем счастливая женщина? И что тоже немаловажно, с чисто эстетических (не путать с эгоистическими), побуждений — такая пригожая.
Даже если девок тут, судя по рассказу, пруд пруди, — за ними еще ухаживать надо, норов обламывать, к себе приучать. Тогда как Листица и счастье повидать успела, и горя хлебнула. А значит, доброе отношение оценит и отблагодарит всей душой. Ну, а не срастется у нас, уж не знаю по какой причине, или чего другого захочется — так и многоженство, как я понял, в Империи нынче в моде. Хоть и не привечается отдельными особями.
Разберемся, одним словом… Во всяком случае брачного контракта от меня точно никто требовать не станет и на раздел имущества глаз не положит. Хотя бы из-за отсутствия такового. Пустая хата, почти приватизированная обществом, и шмат огорода не считается.
* * *
Дверь скрипнула, закрываясь за Листицей, выскочившей по какой-то надобности во двор, и тут же распахнулась, впуская в дом старосту. При дневном свете дядька Ярополк выглядел и старше, и жалостнее. Видать и впрямь беда с мужиками, коль такого калеку на должности держат.
— Здорово, воин. Отдохнул? — прогудел он с порога. — Ты, ешь, ешь… — и, не задерживаясь в дверях, шагнул к развешанной и разложенной амуниции.
Небрежно мазнул взглядом по одежде из прошлой жизни, но ничего не сказал. В принципе, когда я приезжал на каникулы, мои городские «прикиды» тоже никого особенно не впечатляли. Сельские жители испокон веков придерживаются одного критерия отбора: что в повседневной жизни бесполезно, то и не стоит внимания. Зато вещи из трофейного баула староста оценил по достоинству.
— Ух, хороша кольчужка, — одобрил с видом знатока, любовно поглаживая сплетение колец. — Сразу заметно: на заказ гномами сработана. Небось, с эльфийского принца выкуп стребовал, нет? — и, не дожидаясь ответа, взял в руки меч. — Мог и не спрашивать. Такой клинок в лавке не купишь. Одни защитные руны чего стоят. Ого, да ты, Владислав Твердилыч, я погляжу, не зря сапоги стоптал, до десятника Барсов выслужился! — воскликнул он потрясенно, заметив на моих доспехах нечто, пока недоступное моему разумению. Да и не видимое из-за спины старосты. — А чего ж из Легиона ушел? Ранен, может, тяжело? Не оклемался еще, а я тебя беспокою, на службу зову…
Я только головой мотнуть успел. Не отвечать же с полным ртом. Но Титычу хватило. Вздохнул облегченно.
— Значит, надоело по чужим углам мыкаться… — и сам себе ответил. — Решил своим углом обзавестись, остепенится… Молчу, молчу… Верно, это не мое дело. Захочешь, как-нибудь расскажешь… — и торопливо сменил тему. — А как тебе Листица показалась? Правда, хороша? В самом соку… Так и брызнет, если сжать покрепче. А уж созрела давно, упадет с ветки, только руку протянуть. Покойный Гирь, справный мужик был, да не благословил Создатель. Она ему небось и лежанку согреть толком не успела…
— Спасибо за заботу, дядька… Ярополк, — поблагодарил я деревенского старосту, явно собирающегося пересказывать историю короткого замужества вдовушки. — Мечта, а не хозяйка… Любо дорого поглядеть.
— А чего на нее глядеть-то? — не понял тот, часто заморгав от удивления. — Это ж баба, а не Луна. И совсем не дорого. Общество тебе Листицу даром отдает. С ее полного согласия. Вдовий удел никому не в радость… Хуже псины бездомной. Тут от безысходности каждому, кто приласкает, руки-ноги лизать станешь. К тому же ты и сам, не какой-нибудь калика перехожий, а заслуженный легионер, парень молодой, весь из себя видный. Ей сейчас не одна девка в деревне завидует… Так что не сомневайся, владей по праву. И об оплате не беспокойся. К тому же, если ты насчет моего вчерашнего предложения надумал, то общество еще и в долгу останется. А на службу вернуться надумаешь — сами между собой решайте: ждать ей твоего возвращения или нет.
От такого напора я и сам чуток растерялся. Что-то у меня в голове не умещались вместе — Декларация о правах человека и такая неприкрытая, общественно-рабовладельческая мораль старосты. Но, со своим уставом, как известно в чужой монастырь свинью не подкладывают! И в более продвинутых сообществах, историками и философами за образец демократии почитаемых, у женщин гражданских прав не имелось. Соображу, в процессе… А вот по поводу трудоустройства, стоило кое-что уточнить. Хотя бы о первом задании.
— С той тварью, что у Одноглазой пещеры объявилась, мне самому разбираться, или в помощь кого определишь?
— Что ты, Влад, как можно? — взмахнул руками староста. — Я ж не сумасшедший, чтоб на смерть тебя посылать. Хоть и не десятник, а свои годочки исправно отслужил и понимание имею. Всех до единого мужиков и парней, кто лук удержать сумеет, соберем. Рассадим по деревьям с запасом стрел и дротиков. Ты только вымани зверя из пещеры и приведи в засаду. Или — хотя бы удержи какое-то время на месте, чтобы лучники подбежать успели. В такой справной амуниции и с боевой выучкой «барса», тебе это не в пример ловчее сделать, чем мне — неуклюжему калеке.
— Разумно, — кивнул я.
Староста и в самом деле «понимание имел». Коль уж приманивать неведомую и опасную зверюшку на живца, то лучше на такого, что не даст себя проглотить, сразу. А на случай, неизбежных в море случайностей — в хозяйстве… наименее полезного. То есть — чужака. И кто его за такой подход винить станет? Только не я. А поскольку Титыч не глуп, понимает, что план его весь на виду, то и постелить спешит мягко да сладко.
— Когда пойдем?
— А завтра и пойдем, Влад. Чего тянуть? Сегодня ты отдохни, сколько миль отмахал-то, пока домой добрался. Ноги, небось, до сих пор гудят? Нет, я знаю, что легионера, тем более — «барса», длинным маршем не удивить, — поспешно выставил вперед руки Титыч, думая, что я хочу возразить. — Но в лесу, Владислав Твердилыч, если что не так пойдет, тебе вся быстрота и ловкость понадобятся. А я очень хочу, чтобы ты живым остался. Веришь?
«Извини, Титыч, я хуже о тебе подумал».
— От твари этой неведомой беда большая, но завелось в округе лихо и похуже. И уж там не только попотеть придется. Вся твоя выучка десятник понадобится. Завтрашнюю вылазку считай разминкой. Так что не торопись. Походи по деревне, с товарищами детских игрищ словечком перекинься. Малютка Сыч по-прежнему на пасеке проживает. Рад встрече будет безмерно, я думаю. Ведь многие уже и позабыть тебя успели… из тех, кто жив остался. Листице, колыбельную спой… — Титыч кивнул на входящую в хату вдовушку и ловко ушел от неприятной темы. — Или пускай она сама тебе ее помурлычет…
Поймав неодобрительный взгляд молодицы, староста поперхнулся.
— Гм, и чего это я, старый дурень, вас поучать взялся? Чай, не маленькие, разберетесь с какого краю подушки взбивать. Эх, думал, посидеть с тобой, десятник, за кувшином вина, но правила легиона помню: перед битвой — ни глотка. Вот сдерем со зверюги шкуру, тогда и разговеемся обстоятельно. Попоем наших, походных… Верно?
— И никак иначе, — согласился я. — Только, знаешь, дядь…, тьфу, Ярополк. Скажи-ка ты всем, чтобы не тревожили меня сегодня. Ни знакомцы, ни просто любопытные. Добро? Хочу в тишине побыть. А надо будет чего, Листица поможет.
— Тоже верно, — отнесся с пониманием к моей просьбе староста. — В войске человек никогда не остается один. Всегда кто-то рядом. Товарищи или командиры. А у десятника и хлопот в разы больше. Тем более — старшины «барсов». Отдыхай, Владислав Твердилыч, прослежу, чтобы не беспокоили. Да и Листица… твоя, как овдовела, тоже наловчилась: любого мигом за порог выпроводит. Глянь, как насупилась! Того гляди, меня самого сейчас погонит.
— А и в самом деле, — отозвалась моя хозяюшка, предельно медовым голоском. — Шли бы вы себе, дядька Ярополк. Дел у вас других нет, как человеку голову морочить? Неужто не видите: Владислав Твердилыч с устатку сам не свой. За весь разговор и десяти слов к ряду не сказал. А вы тараторите и тараторите без умолку, как сорока. Глухую бабку Немигу и ту заговорили бы до полного изумления.
— О, а я что сказал! — притворно, а может, искренне восхитился староста, поднимаясь с лавки. — Видишь, Влад, такая женка никому ни хозяина, ни свое хозяйство в обиду не даст. Добро, добро... Не хмурься. Ишь, чего не так, сразу за ухват!.. Как будто в доме полегче вещей не найдется. Тот же веник, к примеру? Ха-ха-ха… — добродушно поддел Листицу Титыч. — Я рад, что и мы, и вы столковались. Вот только обувку твою, Владислав Твердилыч, я возьму с собой. Коль уж ты решил нынче из хаты не выходить… Криворукий какой-то сапожник подковки прилаживал. Как только выдержали такой путь? Поправить надо.
Проговорив все это, староста сунул под мышку мои сапоги и проковылял к выходу. Забавно. Это он и в самом деле починкой обуви озаботился, или арестовал меня таким нехитрым способом? Мол, босой далеко не уйдешь.
Едва дождавшись, пока дверь за старостой закроется, Листица шагнула ближе.
— Обед уже млеет, Владислав Твердилыч. Подать вам кваску испить, или чего другого желаете?
Она по-женски лукаво улыбалась, но при этом изумрудные глаза молоденькой вдовушки глядели на меня снизу вверх с робкой надеждой и недоверием. Мол, неужто все это взаправду, не сниться, и я сейчас не очнусь снова — одна одинешенька, в пустой и холодной постели? И была в этом взгляде такая безысходность, боль и тоска, что я не смог устоять перед ее вызревшей нежностью. Да, собственно, и не собирался. Кто отвергает малые радости — тот и большого не достоин…
* * *
Феерично! Тайфун! Цунами! Да, идите вы все прямиком на… Зигмунда Фрейда — раскрепощенные, сексуально-революционные, изучавшие «кому с утра» и прочие непотребства, равноправные и целеустремленные в борьбе за правое дело феминизма, перенявшие от мужчин самые худшие привычки, попутно умудрившись при этом растерять большую часть исконно женского начала.
Вихрь, омут нежности и ласки поглотил, захлестнул, накрыл меня с головой, и уже нельзя было разобрать: где верх, а где другая часть мира, и оставалось только надеяться, что спасительного дна удастся достичь раньше, чем разорвется сердце или закончится воздух. А там, оттолкнувшись ногами от спасительной тверди, мощно и сильно выгребать вперед и вверх: к свету, к солнцу, к жизни.
Но чем глубже я погружался, тем отчетливее понимал, что страсть Листицы бесконечна. И только когда казалось, что умру прямо сейчас, изумрудная бездна, застонав и жалобно всхлипнув, разомкнула объятия, позволив мне отчаянным усилием выскользнуть на поверхность…
А в следующее мгновение я оказался стоящим на знакомом островке, приобретенном во сне в личное пользование, возле жарко горящего костра. Совершенно голый и, почему-то, мокрый. И, по-видимому, именно для того, чтоб уберечь меня от конфуза, весь прочий мир занавесился плотными клубами молочно-белого тумана… Неприятного, надо заметить, тумана. Глядящего в спину с прищуром снайпера высматривающего цель сквозь окуляр прицела. Будь я даже в полном доспехе и то, без особой надобности, не стал бы эту молочную взвесь соваться. Мало ли какая пакость там притаилась, оценивающая меня не как личность, а — блюдо или помеху?
И одновременно с этой мыслью, откуда-то пришло понимание, что ни одна тварь не сможет выйти к костру, ступить на песок, принесенный сюда из моего мира. Потому как здесь каждая песчинка для всех без исключения порождений Хаоса и Инферно смертоноснее укуса гюрзы. Так что если кто завернет на огонек — значит, свой в доску. Можно даже пароль не спрашивать…
Я нагнулся и со щемящей нежностью зачерпнул полную горсть песка, теплого, негромко шелестящего о чем-то своем. Вот только спрятать мне его было некуда, не кенгуру и не коала, чай… Ладно, так подержу, в кулаке. Своя ноша не тянет…
Огляделся внимательнее, но с прежним результатом. Глухая стена, вернее — купол, враждебных клубов водяной взвеси… или дыма и отвоеванный у нее костром, пятачок диаметром в полторы дюжины шагов. Все.
Ах, да, чуть не забыл: рядом с костром, с растерянным выражением на морде лица, хлопает глазами одна единица представителя рода гомо сапиенс, или — если быть скромнее — хомо эректус. То бишь — я. Совершенно не представляя себе: как сюда попал и куды теперь бечь? А кто бы себя иначе чувствовал, если еще минуту тому, он ммм… активно отдыхал с ласковой вдовушкой, кстати — тоже не из его родного мира, а теперь, оказался вообще незнамо где? Перебор, однако… Даже для индивидуума с очень устойчивой психикой, способного с первого раза пройти все тесты на профпригодность в отряд МОН.
Интересно, если лечь плашмя, то в щель, остающуюся между «нашим» песком и «их» туманом, можно что-то углядеть или нет?
Костер, словно пытаясь подсказать ответ, вдруг чуточку угас, а потом выстрелил вверх целый сноп искр. Любуясь игрою пламени, я вспомнил прежний сон и своих покойных товарищей, покидавших остров, уходя в огонь. Занятно…
В акциях самосожжения мне еще не доводилось принимать участия. Если честно, страх сгореть заживо, с детства был моей тайной фобией. И даже теперь, когда пришло понимание, что на самом деле это не так ужасно, как выглядит со стороны — а в реальности существует множество способов уйти в края вечной охоты гораздо более мучительным способом — стереотип спецэффектов прочно въелся в подсознание.
Но, как не крути, других вариантов все равно не было. Альтернатива — отбросить коньки от жажды и голода. Чуть помешкав, я осторожно сунул руку в огонь и… едва не вскрикнул от радости — костер не возражал против моего вторжения и не пытался укусить. Напротив, от него веяло ласковым теплом хорошо протопленной бани. И тогда, я без раздумий, как в открытый люк, шагнул в пламя, с радостным гудением распахнувшее объятия …
Твою ж краснознаменную дивизию! Хорошо, хоть не рыбкой прыгнул.
— Ой, а чего это вы вскочили, Владислав Твердилыч? — смущенно отвела взгляд Листица, обернувшаяся на шум, произведенный мною, когда босые ноги заскользили по влажной глине. — Куда торопиться? Почивали б себе до обеда.
Я как идиот стоял на полу собственной хаты, сжимая в одной руке горсть песку, а второй прикрывая достоинство.
— Да так, искупаться захотелось, — брякнул первое, что пришло в голову, и перевел разговор на шутку, как мне показалось, вполне уместную после близости. — А ты чего рдеешь, словно маков цвет? Новое что в своем теперешнем хозяйстве узрела, или наоборот — поубавилось чуток добра? А я так не прочь, рассмотреть тебя внимательнее, со всех сторон. Прежде-то нам недосуг было. Ну-ка… избушка, поворотись ко мне задом, а к лесу передом…
— Баловство это, Владислав Твердилыч, — потешно насупила бровки Листица. — Для утех людям ночь дадена, а днем работать надо. Иначе все с голоду опухнем, и не до любви будет…
— Вот как? — усмехнулся я. — Значит, утро только теперь наступило? Я-то думал, что у меня от поцелуев в глазах темнело, а это, оказывается, не рассветало еще нынче. Зато Луна так жарко светит, прямо как солнце в полдень.
— Соскучилась, — просто ответила хозяюшка, мило краснея и потупив взгляд, но сразу прибавила чуток бойчее. — Один раз не грех… Да и ты, Владислав Твердилыч, судя по всему, оголодал в легионе по бабьей ласке… — помолчала и продолжила, глядя, как я неловко. Одной рукой, натягиваю белье. — Зря Император в легион женщин не принимает. Нелюди в этом мудрее поступают. Вы — мужики сильнее нас, спору нет, но даже самый свирепый вожак не сунется к волчице, защищающей волчат.
Наверно был какой-то резон в ее словах, но я пока не вникал. Ведь легионером и тем более — десятником «барсов» был только в воображении старосты, а на самом деле не имел ни малейшего представления об этой воинской структуре. Собственно, как и обо всем остальном в этом странном мире. Только догадывался, в самых общих чертах, исходя из здравого смысла, боевого опыта и усредненного образования.
Поэтому я кивнул, как бы соглашаясь с Листицей, и пошел рассматривать и примерять, приобретенную «по случаю», амуницию. Завтра в бой, а я даже не знаю, с какого боку на этом железном свитере «молния» застегивается. Кстати, вполне серьезно. Я ж ее не на рыцарском турнире получил, а в своем третьем тысячелетии прихватизировал, ну а «новодел» продвинутые Левши да Кулибины вполне могли апгрейдить «молниями» и «липучками». Для удобства…
Но прежде я, захваченный с острова, песочек аккуратной горкой на столешницу высыпал.
— Что это, Владислав Твердилыч? — тут же заинтересовалась Листица, возникая рядом с тряпкой наготове. И хоть двигалась она уже без давешней прыти и суетливости, а гораздо плавне, степеннее — по-прежнему поспевала везде.
— Это… — я замялся, подбирая слова, но ничего умного в голову не шло. В общем-то, я и в своем мире не был силен в разных суевериях и прочем опиуме для народа. А, поди, сообрази: что здешним обитателям в строку ляжет, а что ересью покажется? К счастью вовремя всплыло нечто нейтральное и благозвучное при любых раскладах. — Оберег… Для воинского дела важный.
— Сильный? — только и поинтересовалась Листица, непроизвольно касаясь пазухи.
Странно, лично я ничего там не заметил. Хотя, у моей вдовушки между упругими полушариями не только оберег спрятать можно. С гарантией. Даже при самом тщательном досмотре.
Кстати, раз так сложилось, то надо бы Листице и позывной изменить, а то «моя вдовушка» звучит не слишком оптимистично и весьма экстравагантно. Особенно, на той вредной работе, куда меня вербуют… Как бы не накаркать. Жена? Внутреннего сопротивления не вызывает, но все же, несколько, преждевременно… Женщина? По сути, верно, но грубовато. Девушка? Гм, неверно по содержанию, но звучит гораздо приятнее, чем к примеру, сожительница или любовница. Значит, так и решим. В конце концов, это ж исключительно для личного пользования.
— Очень… Листа.
— Тогда я сейчас мешочек для него сошью. Чтоб ни крупицы не потерялось.
И все?! Больше никаких вопросов? Уважаю!.. Прежние знакомые девицы измордовали бы меня до хрипоты, дотошно выпытывая: «А как он действует, где ты его взял и где раньше держал? А почему я не видела?» Что, с учетом недавнего времяпровождения, было бы вполне логично. Но лично мне — неприятно. Как показывает опыт некой Варвары — любопытство вредно для организма.
К примеру, ни для кого давно уже не тайна: на чем держится красота современных прелестниц, и все же — ни одну из них не привела бы в восторг попытка мужчины помочь ей навести утренний марафет? Потому что «должна быть в женщине какая-то загадка, должна быть тайна в ней какая-та…» Но сами они, при этом, свято убеждены, что имеют право знать все мужские секреты…
Ни застежки, ни липучек не обнаружилось. Кольчуга надевалась сразу вся, через голову, как футболка.
Пощупав материал и немного подумав, я сперва натянул толстый спортивный костюм, а уже потом стал облачаться в доспех. Легла кольчуга хорошо — не обтягивала, но и не провисала: в общем, если поддеть еще и мамин свитер, будет как на меня вязанная.
Широкие рукава заканчивались чуть пониже локтей, совершенно не сковывая движений. А подол прикрывал все самые жизненно важные органы, почти до колен. Опять-таки, для свободы передвижения, имея разрезы по бокам, начинающиеся чуть ниже бедренной артерии. Толково сделано. И насколько я разбираюсь в металлургии, сплетена защита не из стальной, а из титановой проволоки. Потому как хоть и весило все изделие довольно прилично, но не тяжелее бронежилета вместе с набитой «разгрузкой». Зато, как только я взял кольчужку в руки, то сразу почувствовал себя таким крутым и навороченным, что хоть сейчас танкетки в штабеля укладывать и дула им в узлы вязать. А уж о всякой клыкастой живности и говорить не стоит… Раззудись плечо, размахнись рука.
Оп-па! А вот и та безделица, которую староста принял за знак различия, обнаружилась.
Возле правого плеча, мастер-бронник приделал небольшую, в половину сигаретной пачки, белую пластину, с выдавленной на ней эмблемой, производителя спортивной одежды, — изображающей застигнутого в прыжке хищника, из семейства кошачьих. Стилизованный силуэт зверя вполне можно принять и за барса. Вряд ли здешние мастера военной чеканки грешат фотографической точностью.
Ладно, с этим разобрались. А что там упоминал товарищ Ярополк по поводу защитных рун на клинке?
Меч плотно лег в руку, и хоть мне никогда прежде не приходилось владеть иным холодным оружием, кроме штык-ножа, я сразу почувствовал, что с ним мы «споемся». Руны, кстати, тоже обнаружились. У меня, правда, по иностранному (немецкому) языку, в школе была всего лишь твердая тройка со словарем, но вытравленная от гарды латиница складывалась в хоть и непонятную по смыслу, но легко читаемую фразу. «Clair nait dans tenebres!*». (стар. фр., — Свет родится во тьме) Сам клинок был с крестообразной гардой, дюйма три шириной и сантиметров восемьдесят длиной, — подвешенный на широкий ремень, землю не цеплял.
Но, если с кольчугой особых проблем не предвиделось, то в отношении личного оружия вскрылись некие сложности. А именно — отсутствие навыков каждодневного ношения. Стоило машинально отпустить рукоять, к примеру: нос почесать, как ножны тут же пытались съехать с бедра и сунуться между ног.
Да, с такой обузой много не набегаешь. Придется в темпе осваиваться… Значит, не опоясавшись мечом, я теперь ни шагу. Надо срочно наматывать километро-часы ношения.
Шлем тоже изваяли из какого-то современного сплава, и он, хоть и легкий, как яичная скорлупа, сразу внушал доверие. Такой не треснет под булавой. Главное: что б молодецким ударом голову вместе с ним в плечи не вогнали. А так — выдержит, защитит. Под шлем полагалась войлочная шапка, но я решил, что форменный берет вполне подходит на замену. Тем более что шлем вроде каски, одевается только перед боем. Для постоянного ношения не предназначен.
Что ж, с экипировкой вроде разобрался: не бином Ньютона. Значит, пока Листица у плиты колдует, — некоторым тунеядцам, не будем тыкать в грудь пальцем, поскольку не культурно, можно и на речку сбегать… Смыть, так сказать, с ног пыль прошлой жизни… А заодно, остудить мозги. Ведь, как не хорохорься, нереальность всего происходящего, продолжала напрягать. Ну, не бывает так, не бывает! Не должно быть! Хотя и есть…
* * *
Вышел из избы и привычно свернул за угол, налево, в ту сторону, где и в моем мире размеренно шумела зажатая в теснине Быстрица. Полноводная после весенних дождей, к лету река теряла в объеме добрых две трети и опускалась ближе к дну русла, прорытого в оттаявшей земле. Оголяя при этом зализанные и лысые берега, по разноцветным срезам которых, как по годичным кольцам на пнях, можно было исследовать историю и залежи пород. Мечта маркшейдера [специалист по проведению измерений в недрах земли и на соответствующих участках её поверхности с отображением результатов на планах, картах и разрезах]
Пробегая щадящей трусцой по тропинке через огород, с удовольствием отметил, что вид ботвы, произрастающих на нем овощей, мне вполне знаком. А значит и рацион, на время пребывания на здешнем «полном обеспечении», не претерпит слишком кардинальных изменений. Во всяком случае, картошка, лук, свекла, морковь и огурцы в этом мире тоже водились. Как и кукуруза, — которой, вперемешку с подсолнухами и коноплей был обсажен огород по периметру. Вместо плетня…
А вот речка оказалась гораздо чище той, к которой я привык дома. Без нефтяных радужных разводов на ровной ряби, без проплывающей мимо полузатопленной пластиковой тары и полиэтиленовых кульков. Да и сама вода — прозрачная, как в свеженабранном бассейне. Вон, испугано-суетливо дернулась от моего силуэта стайка малька. А вон — крупный рак тащит по дну кусок чего-то бесформенного в норку, забавно пятясь и вздымая песок. Держась в тени берега, промелькнула рыбина существеннее размером. Вполне увесистый «лапоть». В ожидании такого, не жаль и пару часиков с удочкой в засаде просидеть…
Мама дорогая, очнись! Тут неизвестно как самому с крючка сняться да обратно ускользнуть, а он о рыбалке думает!
Я уселся на берегу, пристроив меч на колени, и принял стилизованную позу мыслителя.
Итак, что мы имеем на повестке дня, если окончательно принять версию о своем переходе в категорию «попаданцев». Забавный, кстати, термин. Наверно, подразумевает: что коль уж втюхалась «попа» куда не следовало, то теперь — «танцуй, враже, как пан скажет»… А вот фиг вам, потрепыхаемся еще.
Для начала — мир. Какой-то он, словно вынутый из моей памяти. Даже краски, как в детских воспоминаниях: яркие, сочные. А что обычно вспоминается тем, кто не проводил все каникулы на Канарах или Багамах? Правильно: под босыми ногами мягкая, зеленая лужайка, щедро усыпанная мелкими былыми цветочками, обдувающий лицо легкий ветерок и ощущение теплого, беспредельного счастья… Не какого-то конкретного, а вообще — во вселенских масштабах, центром которого являешься именно ты.
«Ко-кое все зеленое, ко-кое все красивое, ко-кое солнце желтое, ко-кое небо синие. Ко-ко, ко-ко. Ко-ко, корок ко-ко…»
Кстати, о солнце! Оно вон куда уже взобралось, прям над головой зависло — а жара совершенно не ощущается, невзирая на теплый байковый костюм и кольчугу. Будто не взаправду все, а так — декорации… Но лично для меня это обстоятельство ровным счетом ничего не меняет. Играть придется с полной отдачей. Есть такое ощущение — стойкое, словно запах нафталина, что провал спектакля, по вине артиста, изображающего главного героя, режиссером-постановщиком одобрен не будет. Ему желательно, чтобы премьера прошла на «ура»! Иначе будут сделаны соответствующие оргвыводы. С такими вытекающими последствиями, что никому мало не покажется. И, в первую очередь, самому артисту. Занавес!..
Сосредоточься, Влад… Хорош мыслями рыскать по древу. Сам перед собой чего интеллектом форсишь? Я понимаю, что привычка, это вторая натура, но все же… Будь проще. Как в строю. «На первый-второй, рассчитайсь! Эй вы трое! Оба ко мне!»
Итак, все сначала. Кто-то, как-то и неизвестно зачем, перенес меня, опять-таки, неизвестно куда. Внешнюю похожесть пейзажа пока отбросим, как несущественную. А что мне вообще известно об этом мире?
Первое, — тут до недавнего времени велась война между людьми и не людьми. Затяжная и беспощадная. Возможны, варианты с временными союзами. Окончилась война окончательной и безоговорочной победой Императора людей, но с такими потерями, что человечество оказалось на грани вымирания и исчезновения. Тогда как проигравшие войну нелюди, сумели сохранить свои популяции в более-менее пристойном числе.
Второе, — переместили меня сюда не с чем-нибудь, а с экипировкой воина. Пусть легкой, но все-таки неизвестные «доброжелатели» озаботились положить в баул именно кольчугу и меч, а не гроссбух, справочник ветеринара или учебник по геометрии.
Соответственно, следует предположить, что именно в этой ипостаси я им на подмостках и нужен. Но, почему именно я? Обычный сержант аэромобильных войск, коих в наших доблестных вооруженных силах, тысяча? Стреляю я, положим, сносно, немного минному делу обучен, в рукопашке не из последних в части. Но, даже в нашей роте найдется пара-тройка ребят, которые во всем этом, а особенно — в умении обращаться с железом, дадут мне любую фору. Так в чем прикол? Что я такого знаю или умею, что тут на вес… чего-то очень ценного?
Вот блин, я даже в здешних денежно-товарных отношениях не ориентируюсь… А контракт заключил. Может, меня уже кинули? Подписали за харчи и обслуживание работать?
Опять понесло?.. Успокойся и думай…
Легко сказать: думай. Коли я как раз этим делом никогда особенно и не увлекался. Даже те знания, что мимоходом в школе приобрел, давно из головы выветрились. Прогулки по горным склонам очень обратному процессу способствуют. Слыхали, о ветровой эрозии? Говорят, она даже скальную породу разрушить способна. Врут, наверно… Ну и пусть себе, кому это мешает? Важно другое: я и в самом деле ничего существенного не знаю и не умею!
Нет, руки у меня не из нижней части туловища произрастают. Огород вскопать, картошку окучить, сено накосить или дров нарубить — легко. Вот только сильно сомневаюсь, что здешним крестьянам перечисленные таланты покажутся в диковинку. Всему этому они с детства обучены. И получше меня, халтурщика городского. Тогда что? Нафига было силам, условно обозначенным, как божественные, — с таким неумехой заморачиваться?
Кстати о богах. То, что над крышами нигде не проступала маковка церкви, меня не удивляло. Был бы храм, Выселки носили бы гордое название села, а не деревни. Но, то что в доме никаких икон не наблюдалось, и ни Титыч, ни Листица в разговоре никому ни «славу», ни «Акбар» не произносили, немного настораживало. Обычно верующие люди не забывают упомянуть «всуе» имя небесного покровителя. Во всех оттенках… Надо будет, при случае, уточнить. Не Фрэвардину ж мне, в самом деле, молиться… Ладно, боги вечны, будем надеяться, что обратить свой вопрос к ним я еще успею.
Более актуально сейчас было понять: во что я вляпался, изъявив согласие стать Защитником деревни? Судя из названия профессии и тех мелочах. Которые я успел выцепить из разговора — это аналог поединщика.
Было, кажется, в нашей истории нечто похожее. Когда все споры решались на Божьем Суде. Но при этом и истец, и ответчик имели право вместо себя выставить на бой наемника.
Гм… Я не из трусливого десятка и постоять за себя вполне могу, поэтому будем считать, что коварство старосты не беспредельно, и он не сунет меня под какой-нибудь аналог местной бронетехники с шашкой наголо. Да и сценарист, наверняка, не настолько тупо прописал мою роль, чтобы с такими трудами доставленного «иноземного» персонажа слить уже во втором акте… Если только продюсеры бюджет не урезали.
Вполне возможно, что стоило еще чуток пошевелить мозгами, авось и додумался бы до чего умного, но, во-первых, — от столь длительных размышлений у меня затек подбородок, а во-вторых, — надоело переливать из пустого в порожнее. Будем живы — не помрем и разберемся по ходу движения. А потому, приняв столь оптимистическое решение, я неспешно разоблачился и полез в воду… Не зная броду