Ал Коруд «Бэкап»

Общага

   Самое странное время нашей жизни - это период между сном и бодрствованием. Чудесная пора, когда обрывки ночных сновидений еще достаточно отчетливо заметны в нашей кратковременной памяти, но ты уже начинаешь разумом перетекать в обычный реальный мир. Этакий переход между временной смертью, по версии наших далеких предков, и активным бодрствованием, которую мы, собственно, и вспоминаем, как нашу жизнь. Это счастье, когда тебе дано пройти эту полупрозрачную «мглу» без всяческих внешних раздражителей. Например, без нервирующего дребезжания до смерти надоевшего будильника, безумного крика дежурного сержанта - «Рота подъем!», беспардонного пихания в бок, или как сейчас - когда в твое утреннее полузабытье беззастенчиво вторгается «бу-бу-бу». Вот просто хочется взять и убить всех уничтожителей самых ярких сновидений! Это самые мерзкие люди на Земле.

  - Валера, я таки не понял – получается, что этих миров все-таки нет?

  - Ну, ты даешь, Толян, полчаса тебе толкую… балбесу!

  - Извини, чей-то выпал я из состояния пространства-времени.

  - Эх! Давай еще по одной и подытожу.

  Забулькала разливаемая по стаканам жидкость, слышимость хорошая, так как кухня в нашем блоке расположена рядом с моей комнатой, а дверь в нее почему-то оказалась не закрыта. Хотя грех жаловаться, в целом у меня хорошая общага; жилые блоки на две комнаты, в каждой всего по два человека, общий санузел, душевая и маленькая кухонька. Для этого времени очень даже неплохо.

  - Тогда слушай, Толян, еще раз, больше повторять не буду. Нет никакого множества параллельных миров! Вселенная по натуре своей, - дальше раздается глумливый смешок, - чурается излишней расточительности. Она жесточайшим образом отсекает все избыточное и избыточное. Вспомни, например, чем закончили динозавры? Природу ведь всегда влечет к упорядочиванию процесса саморазрушения.

  - Это ты энтропию имеешь в виду?

  - Да, ее самую! Так зачем, спрашивается, она будет плодить тысячами всё новые и новые миры? Так ведь никакого объема энергии в целой Вселенной не хватит! Если, разумеется, принять постулат, что наша конкретная Вселенная таки конечна.

  - И что? Ик…

  - Есть некий Мир, один, без конца и края, и есть его бэкапы, то есть отраженные в бесчисленных "зеркалах" его материальные копии.

  - Так, так, - судя по второму голосу, это один из сослуживцев Мордашина - Анатолий Халилов, субтильный тип непонятного возраста. Он внезапно начинает показывать чудеса анализа. - А почему тогда все миры, откуда мы сюда провалились, такие разные?

  - Хороший вопрос! Уважуха! Еще по писять?

  - А, давай!

  - Мой дорогой друг, а с какого перепуга вы решили, что "зеркальные" миры должны быть одинаковы? В этом и состоит бесконечная мудрость матери нашей природы. Мать ее за ногу! Зачем тратить излишнюю энергию, когда можно получить все сразу и намного более дешевым способом, генерируя чуть видоизмененные миры в "зеркалах" некой вселенской бэкапной системы. Ведь исходный код мироздания везде одинаков! Везде есть Солнце, Земля, собаки, тараканы и клопы в конце концов. Картография у людей, сюда попавших, также почти везде одинаковая. Кошки везде мяукают, собаки гавкают, да и у баб не поперек.

  На кухне оценили пошловатую шутку легким смешком, послышался стук вилок, затем характерное бульканье.

  - Подобное копирование чем-то напоминает бесконечные генетические мутации, постоянно идущие в дикой природе. Так и здесь - выживают самые лучшие и приспособленные вселенные.

  - Или из них берется оптимальный материал!

  - Вот! Можешь ведь мыслить, если захочешь!

  - Так это, что получается: Мы - как бы ненастоящие, как бы виртуальная реальность? – блеснул модным словечком Толян.

  - А вот здесь, мой молодой друг, я должен категорически выразить свое полное несогласие. Все у нас самое настоящее и бабы, кстати, тоже! - снова глумливый смешок. - Миры же, с одной стороны - как бы есть, а с другой - их как бы и нет.

  - Не понял, - послышался звук резко отодвигаемой табуретки. - А что тогда настоящее?

  - А черт его знает! Наши бэкапные «винты», - Валерий употребил здесь термин, принятый в среде компьютерщиков, - такие же настоящие, как и все остальное, но каким образом эти миры созданы, мне непонятно. Мы точно не какие-нибудь там программы, в этом нет смысла. Скорее чьи-то полноценные копии из настоящей природной плоти и крови.

  - А как же …?

  - А никак! – по столу выразительно стукнули кулаком. - Кто мы такие, чтобы утверждать, что изучили все законы Вселенной? Может, существуют совершенно неведомые для нас системы координат в континуумах времени и пространства. И они позволяют бэкапить наши миры бесконечно долго, почти не тратя на это дело энергии.

  - А почему же тогда здесь, в Среднерусье, такой бардак, Валера?

  - Битый кластер, поэтому люди сюда и  сыпятся с совершенно разных миров. "Зеркало" оказалось сломано, б…ть, понимаешь - оно банально сломано. Мы попали в сломанный мир!

  Я, наконец, сделал над собой усилие и протянул руку, достав с тумбочки карманные часы. Ага, пора вставать. Вот черти окаянные, мог бы еще минут пятнадцать нормально поспать!  И чего это они с самого утра нажираются? Соскочил с примятой за ночь койки, сделал несколько разминочных упражнений, отжался пятьдесят раз, затем закинул на плечо полотенце и вышел из комнаты в маленький коридор.

  - О, Петрович! – Валерий Мордашин, занял весь угол нашей небольшой кухоньки.

  И морда у него была по фамилии, широкая, и сам он — человек немаленький. Сидевший напротив его худосочный Толян также радостно всплеснул руками:

  - Петрович, выпьешь с нами?

  - Спасибо, парни, но мне сегодня надо пораньше на работу. Вызов неурочный с Вершинино поступил.

  - Тогда хоть закуси, - хлебосольный за чужой счет Халилов широко махнул рукой. На столе ополовиненная бутылка «Ржаной» дополнялась открытой банкой соленых огурцов, мисочкой с зелеными томатами, двумя кусками хлеба и шматом серой ливерной колбасы. Скромная закусь работяги времен нашего "застоя".

  - Валера, будь добр, пока моюсь, чайку поставь.

  Эх, все-таки испорчены мы  малость нашей, хоть и не самой высокой цивилизацией времен миллениума. Разница примерно тридцать лет с тутошним мирком, а сколько всего нам уже не хватает! Нормальной зубной пасты, одноразовых станков для бритья, удобной телефонной связи. А заместо банальной туалетной бумаги в ход идут старые канцелярские документы. Макнув зубную щетку в банку с мятным зубным порошком, я слегка поморщился. «Эх, «Помарин» бы какой завезли». Ладно, хоть лезвия у меня японские, какой-то импорт в этом мире все-таки присутствовал, и на поверку его было не так мало.

  - Благодарствую, - кивнул я Валере, окунув ложку из нержавейки в налитый до самого верху стакан. - Чего это вы  тут с утра философствуете?

  - Так, - Толян пьяно икнул, - кинули нас в полночь на аварию, а там делов то було …, - он махнул рукой в сторону бутылки. - Вот начальство премию и выписало.

  - Понятно, - я с удовольствием выпил первый за день стакан чая. Как ни странно, но в этом потёртом мире он довольно-таки неплохой. Говорят, где-то на местных югах вывели свой, более северный сорт. Да и где здесь сейчас Индия находится и что от нее осталось - хрен его знает. На городском рынке еще продаются местные, среднерусские травяные настои, но я люблю настоящий, черный байховый, вообще не мыслю без него утро.

   Глянул в сторону Валеры и не удержался от вопроса:

  - А что за теория такая у тебя, с бэкапами? Это в нашем ЛВИПе чего нового придумали?

  - Да ну их! - Мордашин кисло скривился. В своем слое он был вполне уважаемым Айтишником, то есть специалистом по всему компьютерному, достаточно много зарабатывал, а здесь, в Среднерусье стал обычным электриком, пусть и высшего разряда. Другой работы по его профилю в наших краях просто не существовало. Местная техника соответствовала уровню семидесятых, по этой причине многие из попаданцев становились не у дел, и им приходилось менять профессию.

  - Дармоеды, – зло процедил Толян, сам он работал обычным водилой на дежурке Энергоконторы, и при его слабохарактерности дальше этого места ему ничего не светило.

  - Не, Петрович, ЛВИПовцы на такие дали не замахиваются, – Валера потянулся к колбаске, и пока я наливал второй стакан чая быстренько соорудил мне бутерброд. - Угощайся.

  - Да лишнее, в Вершинино бы их завтрак проглотить. Знаешь, как там кормят?

  - Ну, как хочешь, - здоровяк впился крепкими зубами в серый хлеб с ливерной колбасой, и толком не прожевав, прошамкал, - А бэкапы миров - это уже местная затея.

  Я сразу понял о ком идет речь. Была в нашем городке небольшая тусовка из бывших гениев компьютерного мира, которые пытались реанимировать или улучшить местную технику и создать нечто более продвинутое. Городское и областное начальство смотрело на всю их возню сквозь пальцы, но особо и не поддерживало. Как говорится, чем бы дитя ни тешилось... Многих, кто достаточно давно попал в этот странный мир Среднерусья, вполне устраивал здешний неспешный образ жизни. По нашим меркам двухтысячного местный временной слой относился примерно к семидесятым годам двадцатого года. То есть эпохе самого, так сказать, развитого «застоя», долгого и спокойного правления Ильича, периода неслыханного взлета русской цивилизации. Как бы то время потом ни ругали, но за всю беспокойную историю последнего столетия это был самый тихий и сытный период для русского народа. Бесплатное жилье, медицина и образование, широкие социальные гарантии, большие отпуска и возможность отдохнуть не дома, а на море или в профилактории, какая-никакая, но защита интересов именно рабочего человека, менее людоедская политика родного государства по отношению к подданным. Когда еще на Руси наступит подобная сказка? А то, что жили малость победнее самых развитых стран мира - так зато не боялись завтрашнего дня и спокойно встречали сегодняшний. За все ведь надо чем-то платить.

  В городке Калугино, куда я имел честь провалиться, было в наличии вполне работающее центральное отопление, водопровод, канализация, электричество, радио и даже несколько телевизионных передач в день. Пища была в большей части своей кондовая, но зато сугубо натуральная. То есть ни пармезанов, ни хамонов с каперсами в местных магазинах не наблюдалось, зато свежая молочка, местные овощи всегда наличествовали. Жить, в общем, можно! Особенно если к тому же неплохо зарабатывать. Как и при любом социализме в Среднерусье вполне себе процветал "черный рынок", частники и кооператоры. Народ-то от переноса в чуждые социальные эпохи совершенно не поменялся. Кому-то нравится ходить общим строем, а кто-то завсегда лепится на особицу. Местные власти специально этому не мешали, даже сами в частном порядке участвовали в процессе.

  - А смысла Вселенной в твоих бэкапах? Если они реальные и существуют? Это ведь тоже затрата энергии.

  - Хороший вопрос, Петрович. Но согласись - копии всегда дешевле оригинала. Видимо, таким образом Вселенная находит наилучшую из реальностей, постепенно уничтожая неудачные. Вернее, они сами себя уничтожают или ломаются навсегда. Вот как здесь!

  - Интересно, - я допил чай и поставил кружку на захламленный стол, - с данной стороны я на этот мир не смотрел. А он, оказывается, просто сломанный.

  - Всегда что-то ломается, - угрюмо согласился Валера и потянулся за бутылкой. Похоже, что у соседей сегодня будет "бухой" день.

  Так, в смурном от недосыпа и странного разговора виде я и вывалился на улицу ожидать рабочего автобуса. Там было стыло и холодно, пришлось натянуть перчатки и плотнее надвинуть на голову шапку-кубанку. Хорошо хоть уже по утрам совсем светло, весна все-таки, и можно смело выйти из тамбура на улицу. Ночные твари при свете бегать не любят.  Я поправил на плече свой личный карабин и окликнул Никанорыча, который с деловитым видом сбивал с козырька подъезда натекшие сосульки.

  - Скоро все потечет?

  - Ага! Опять тонуть в дерьме будем.

  Что-то наш завхоз сегодня не в духе, беседа заглохла, так толком и не начавшись. Я только помотал головой, как из-за угла появилась вытянутая морда нашего конторского «пепелаца». Сие чудо техники сильно смахивало на автобус КАВЗ из моего слоя. Подкатившись к подъезду, водитель услужливо приоткрыл длинным рычагом переднюю дверь, гостеприимно приглашая пройти в салон.

  - Здорова, народ!

 Очередной рабочий день в Калугино, городке областного значения бывшего государства Среднерусье начался.

Вершинино. Коровник

  - Да что ты будешь делать! – я со злостью стукнул ключом по прикипевшему вусмерть болту. Похоже, к нему не прикасались с самого момента постройки этого молокопровода.

  - Может, Петрович, уксусу принести?

   Я тяжело вздохнул. А кому понравится делать внеплановый ремонт деревенского трубопровода, в котором «вдруг» упало давление? И вдобавок ко всему прочему, это чертово поворотное колено никак не хотелось сниматься со стены. Так всегда бывает - девяносто процентов рабочего времени теряется из-за нескольких мелких заковык. Обыкновенный закон подлости!

  - Да не надо, Матвеич, - еще раз вздохнув, я двинулся к своей рабочей сумке, доставая оттуда патентованное немецкое средство от ржавчины. Это в миллениуме всяческие «ведэшки» и куча другой химии совсем не редкость, а в этом временном слое та еще проблема. Вот ведь как, оказывается, мучились наши предки! Что же было тогда в бронзовом веке?

  Наконец, заржавелая гайка поддалась. Поменяв длинный ключ на более удобный торцовый, я выкрутил все винты и снял колено молокопровода со стены.

  - Так и есть, Матвеич, засорилось. Сколько ж можно твоим балбесам втолковывать, чтобы сиськи коровам тщательней мыли!

  - О-хо-хо, - всплеснул руками Хлебородов, зампредседателя здешнего госхоза, - Да рази этим дурням есть како дело? Присылают к нам кого ни попадя! Твою ж меть!

  - Ладно, сейчас прочистим, и надо будет всю систему заново промыть. И еще – мне бы вот сюда болты свежие надобны. А, Матвеич?

  - Болты найду, - Хлебородов поспешил к выходу, а я начал искать глазами своего помощника Петьку. И где же этот паршивец? Опять лясы с доярками точит? Жёнки тут сочные, на молоке и свежем воздухе настоянные, такой и кинуть разок не грех. Но это не значит, что делать это надо в рабочее время. Вот ученичков присылают порой, хоть стой, хоть плачь. Иногда, правда, попадаются толковые ребята, но чаще лодыри, просто привыкшие отрабатывать время, типичный для моей эпохи "офисный планктон".

  Ну, вот вроде как работа на сегодня закончена. Я бросил взгляд на часы, до обеда управились, значит, ночевать будем дома.

  - Петька, здесь докручивай, пойду, перекурю.

  Вообще-то, я не курю, так, иногда за компанию сигарку засмолю. Но на селе такой воздух, что не грех его немножко и отравить. Снаружи же пахло настоящей деревней! Тем, что дает городу все – еду и прочее разное сырье. То бишь навозом! Он-то и есть истинный аромат жилой сельской местности. Куда же без сего продукта жизнедеятельности крупного рогатого скота деваться? Все в деревенском бытие крутится вокруг навоза. Без него не будет урожая, не будет и самой жизни. Не зря в старину корову называли кормилицей и обозвали так отнюдь не только из-за молока. Городскому обитателю сию истину понять сложно. Он живет совершенно по другим законам и лицезрит только конечный результат тяжкой "борьбы за урожай" в виде готовых продуктов на полках магазинов.

  Вершининский коровник не был похож на то, что представляют себе при этом названии горожане. Здесь не валялось на полу залежей этого самого навоза, наоборот, все блестело чистотой, в том числе и коровы. А удобрения натурального производства уже давно были вывезены на поля, чтобы со снегом войти в разопревшую почву.

  Я с удовольствием подставил голову весеннему солнцу и осторожно вдохнул отдающий пряной талостью воздух. Конец марта – самый обманчивый месяц. Весна вроде как уже смело заявляет свои права: ярким солнцем, огромными сосульками, звонкой капелью, радостным птичьим щебетом. Но и зима то и дело напоминает о себе морозистыми утренниками, туманами, а то и незнамо откуда сыпанувшей снежной крупой.

  - Есть закурить?

  Мрачный скотник Николай молча протянул мне пачку сигарет без фильтра, вроде нашей приснопамятной советской «Примы».

  - Неплохой табак, - вдохнул я сигаретный дым. - Да хоть табак, а то в наше время в сигареты всякую дрянь сыпать начали, вот и завязал с этим делом.

  - Хм, - Николай невесело усмехнулся, - так то у вас! У нас с производством полный порядок был, - он с тоской оглядел унылые окрестности. - Эх и здесь все не чин чинарем. Что за страна?

  Николай попал в Среднерусье из слоя, где в начале семидесятых мир принялся претерпевать значительные изменения, холодная война закончилась вничью, железный занавес рухнул, теория общемировой конвергенции заработала на практике. В итоге к 2000 году СССР хоть и потерял несколько республик, но вполне себе был жив, живехонек. Частная и корпоративная собственность суверенно сосуществовала наравне с общесоюзной государственной. Русский социализм стал похож на скандинавский, а вместо орды армий всевозможных маленьких государств существовала Военная Полиция ООН, которая только и ждала, где бы ей навести "порядок". Русские и американцы поделили общемировые "сферы ответственности" и больших пакостей друг другу не делали, обратив освободившиеся после разрядки ресурсы на космос и глубины океана.

 - А-а-а!

  Поначалу со стороны, стоявшего неподалеку от коровника хозяйственного двора раздалось невнятное мычание, затем послышались растерянные воскрики, быстро перешедшие в душераздирающий вой. Николай что-то озабоченно хмыкнул, а я невольно повернулся в сторону шума, еще ничегошеньки не понимая. Неожиданно ворота хозпостройки распахнулись, и оттуда вывалилась и тут же начала кружиться по талому и грязному снегу непонятная куча тряпья. Именно она и издавала полный беспредельной боли человеческий крик.

  - Оборотень! – заполошно заорали из распахнутых створок постройки, а у меня все сразу же похолодело внутри. «Оборотнем» в здешних краях называли перерожденного нежитью человека, в которого летающий "морок" вошел через глаза и сделал его одержимым человеческой кровью. Частенько распознать очередного «оборотня»  получалось только в последнюю минуту. Это кикиморы, лешаки и прочие потусторонние упыри видны невооружённым глазом еще издалека. Как можно не узнать чернеющие Тьмой создание Нежитья! А тут…  Я, честно сказать, испугался не на шутку, оглянулся, а Николай уже куда-то исчез. В голове запоздало мелькнуло: - «Твою ж дивизию! Карабин-то остался у ящика с инструментами!»

  Большая и очень неудобная штукенция, чтоб его с собой постоянно таскать. Сколько раз зарекался купить небольшой автомат под пистолетный патрон, есть в этом слое такие, их для местной Народной Милиции выпускали. Но пока голова туго соображала, что же делать, руки сами собой работали, доставая из ужасно неудобной кобуры штатный пистолет. «Твою меть, новую кобуру давно следует купить! По современному образцу сшитую». Умные мысли почему-то к нам всегда приходят запоздало. Затем уже более осмысленно я передернул затвор, снял пистолет ТЗ с предохранителя и двинулся вперед.

  По мере моего приближения к катающемуся по земле клубку мысли в башке забегали быстрее, а глаза начали различать тела дерущихся. Здоровенный мужик, видимо «оборотень», пытался очень настойчиво добраться зубами до горла своей жертвы. Её я также узнал - это была Лидка «Слониха», мужеподобная бабища бальзаковского возраста. Не ее недюжинная сила, давно бы бедняга откинулась. Но нет! Мутузит «оборотня» кулачищами со всей мочи, но как-то слабей и слабей. Пару секунд я растерянно наблюдал за мотыляющимися по грязной земле телами, боясь при выстреле попасть в Лидку, затем приметил в полутьме за воротами две пары глаз.

  - Чего стоите, суки! Помогите разнять или хотя бы стукните этого урода чем тяжелым!

  Но помощь пришла вовсе не оттуда. Внезапно рядом раздался звучный «Хэх» и «оборотня» наотмашь ударили совковой лопатой. Раз, еще раз! Краем глаза я заметил мелькающий рядом джинсовый ватник Николая. В этом слое такая ткань и за одежду-то не считалась, шла в качестве рабочей спецовки. Удары на упыря подействовали. В отличие от воющей Лидки «оборотень» все делал молча, чем ужасал еще сильнее. Кудлатая голова скотника и бывшего человека нехотя поднялась и повернулась в нашу сторону. Мне оставалось лишь подвести мушку ТЗ на лоб упыря. "Так, выбираем холостой ход спускового крючка. Только не смотреть ему в глаза! А-а-а!»

  Прогремело разом три выстрела, казалось, что мои пальцы никогда не разогнутся обратно. Я лишь только успел заметить аккуратную красную дырочку в голове оборотня, как он уже валился обратно на стылую землю.

  - Чего стоим, ироды! – раздался злобный выкрик Николая, - Оттаскиваем! Оттаскиваем!

  Я же отступил на два шага назад. Казалось, что вместе с патронами я выпустил из себя всю уверенность и не мог поверить, что сделал это сам. Хоть и стреляю в нежить не в первый раз, но так близко впервой.

  Подбежавшие, наконец, мужики помогли Николаю скинуть с Лидки тело оборотня, но было уже поздно. Нежить успела распороть клыками ее артерию, и алая кровь недолюбленной и недоласканной стареющей тетки мерными толчками выходила наружу. Кто-то попытался закрыть рану руками, не понимая всю бесполезность сего занятия. Это еще квалифицированный медик смог бы спасти сейчас эту несчастную бабу. А тут…

  Мне вдруг стало дурно, ноги сами собой подогнулись, дальнейшее я помню плохо. В памяти только отчетливо остался брошенный в мою сторону затухающий взгляд Лидки. Удивление и какая-то поистине детская обида сквозила в ее посмертном взоре. Затем глаза женщины начали тускнеть, предсмертная паволока застилала их все сильнее и сильнее. Я в первый раз в жизни наблюдал смерть человека так отчетливо и близко. Сил хватило только на то, чтобы отползти в сторону и вывернуть остатки завтрака на почерневший снег.

 - «Госпади! Да разве ж так можно с людьми?! За что ты их? Ирод ты окаянный, Хоспади!»

На постое

  Глаза разомкнулись, но взгляд все еще не сфокусировался, а память так и не смогла услужливо подсказать ничего из того, что происходило за последние сутки. Затем в глазах вспыхнул образ умирающей Лидки и мне стало окончательно дурно.

  - «О-хо-хо!»

  Так, а где это я? Осторожно повернул голову и наткнулся взглядом на простецкие бумажные обои с каким-то цветочным рисунком. Лежу на чистых простынях, кровать широкая, крепкая, новодельная. Аборигенские лёжки обликом смахивают на советские из шестидесятых годов, панцирные с никелированными набалдашниками и ужасно неудобные. Поэтому попаданцы первым делом меняли в домах мебель. С тревогой заглянул под одеяло, без майки, но в трусах. Фу-у-у...

  Что ж вчера все-таки было? В голове ощущалось легкое похмелье, но башка не болела. Значит, потребляли «казенку» и под хорошую закуску. И то ладно!

  - Встал уже? – рядом раздался ласковый женский голос, и я заполошно оглянулся. Так и есть – Маша Иевлева. Белобрысенькая молодка, чуть расплывшаяся в фигуре, но вполне еще миловидная. Она давно мне в Вершинино прохода не дает, то в гости на чай зовет, то проводить просит, да привезти что-нибудь из города. И зачем я, старик, ей и сдался? Ох, неужели я с ней пере…? Видимо, нечто такое промелькнуло у меня в глазах, Маша кисло усмехнулась в ответ и махнула рукой.

  - Успокойся, ничего у нас не было! Тебя хватило только до постели дотащиться. Покуролесили вы там вчерась на славу, пивуны собрались знатные. Хорошо хоть не облевался ночью.

  Я только сейчас заметил заботливо поставленный рядом с кроватью тазик. Ну, как говорится, спасибо и на этом.

  - Есть что попить, Машуля?

  - И попить, и закусить, - мягкая улыбка так и расцвела на лице Марии, я даже невольно залюбовался ею. Мастью молодая женщина была похожа на одну нашу известную актрису, играла дочь лесника в фильме «А зори здесь тихие», такая же белобрысенькая и простецкая. Кожа тонкая, щеки враз расцветают, эти люди обычно плохо загорают, только краснеют, волосы белесые, но пышные. «Наверное, они на ощупь мягкие» - вдруг подумалось, а Маша вспыхнула и исчезла из проема. Дамы почему-то сразу понимают, когда смотришь на них, как на Женщин с некоторым вожделением или восхищением.

   С бабами оно, конечно, и хлопот не оберешься, зато, когда потребуется, кто ж с ними в плане ухаживания сравнится! Стол был поистине «Царским». Перво-наперво мне подали стаканчик с капустным рассолом, затем пододвинули кружку с горячим и неимоверно крепким чаем. Как только меня в пот бросило, на столе возникла тарелочка кислых «антипохмельных» щей, а под нее, знамо дело, стопочка беленькой. Лепота!

 - Не бойся, это «казёнка», - Маша присела напротив меня, по-бабьи подперев щеки руками.

  «Казёнкой» в наших краях называют водку, выпускающуюся на местном официальном винзаводе. Всего три сорта: «Русская», «Ржаная» и самая лепшая «Пшеничная». Народ, в особенности в деревнях, конечно же, гнал самогонку, которая, однако, доверия не внушала и имела своим последствием гнуснейшее похмелье. Мне же сегодня повезло со столом и хозяйкой. Представляю, как бы я мучился сейчас в общаге, давясь водой прямо из горлышка чайника, и закусывая её подгорелой яичницей.

  - Ну, как?

  - Ой, спасибо, Машуля! - как довольный и объевшийся кот, я отвалился на спинку дивана.

  - А мы-то как вчера испугалися! Макаровна забежала в магазин и давай стращать! Мол, оборотень цельную прорву народа в коровнике порешил, и наших вершининских, и городских. Я сразу о тебе подумала, кто ж еще из города у нас сейчас работает-то?

  - Да ладно, не так все и страшно было. Успели упыря замочить.

  - Это точно ты его застрелил? – испуганно взглянула на меня Маша.

  - Да, кто ж еще! – горделиво выпятил я грудь, - Может, герою, того, еще нальют.

   Маша притворно вздохнула.

  - А надо ли? Тебя и так вчерась от председателя еле вытащила. Собрались там, херои! Крику-то, дыму!

  - И то, правда, - мне вдруг стало неудобно, вчера ведь два человека погибло. Именно в этот неловкий момент память услужливо подсунула самые яркие образы прошедшей гулянки. Я-то хоть нервы вчера лечил, так мне тогда погано было, а эти …. Все ведь предписания, ироды, нарушили, а люди в итоге умерли. На душе заскребли кошки. Маша тут же заметила моё переменившееся настроение.

  - Держи! Еще одну можно. На вот, грибочком закуси, поел чего-то плохо.

  - Да какое тут есть, Машуля! За помин души Лидиной, - водка проскочила внутрь холодным водопадом, ожгла огнем желудок, но общая муторность все равно не проходила.

  Я извинился перед Марией и вышел на улицу. Солнце сегодня пробивалось сквозь мутную дымку, грело плохо, и снаружи было как-то зябко. Походил по двору туда-сюда, да и повернул обратно к крыльцу. О-па-на! На столе рядом с самоваром уже красовалась бутылка пива. Ай да Маша!

  - Может, останешься? - жаркий шепот в ухо заводит мужика быстрее, чем иные воскрики или вид обнаженных титек, но сейчас совсем другой случай.

  - Да что я тут делать-то буду?

  - Тогда давай, я в город поеду.

  - Ты серьезно? – в полутьме сумерек Машины глаза блестели, как мятные огоньки. Они у нее зеленые, колдовские.

  - А что? С моей профессией я везде устроюсь. Да можно и в этом вашем грузинском ресторане!

  - Ну, да, - вдруг остро захотелось курить, хотя давно бросил. То ли от пережитого стресса, то ли от вынужденного воздержания, меня сейчас неутомимо влекло заниматься определенными телодвижениями. Мы даже с постели встали только чтобы пополдничать, Маша с самого утра отпросилась с работы. Неужели догадывалась, что после «снятия стресса» меня потянет на ее молодое тело? А она ведь как раз в моем вкусе, не толстая и не худая. И титечки в меру, не болтаются и попка тугая, а уже бедра… Ох!

  - Васенька, это то, о чем я подумала? Ну, ты мой герой!

   Утро - оно ведь не всегда добрым бывает. Еще вчерашним вечером мальчишка принес записку, что уезжаем спозаранку, срочно, мол, нужны в городе. Маша вот сидит на стуле вся потерянная, глаза красные. Да я и сам себя неудобно чувствую, как сволочь последняя. Попользовался девкой и сваливаю.

  - Пирожки в дорогу возьми.

  - Маша, - мой голос дрогнул, - Ну зачем я тебе такой старый? Вон, сколько молодых вокруг бегает!

  - Да разве в годах дело-то? Да и не имеют они здесь никакого значения. Мне ты люб, да и подходим мы друг к другу. Неужели не заметил?

   Я хотел что-то ответить и осекся. А ведь она права! Я обычно с женщинами того, тяжело схожусь, а тут у нас с Машей как-то все само собой вышло. Может, и вправду, хватит бобылем гулять? Жизнь-то у человека одна, пусть она и проходит в этом проклятом… как Валера назвал этот слой - «Бэкапе». Слово не наше, оттого, наверное, и правильное. Обозвать весь творящийся здесь ужас параллельным миром язык не поворачивается.

  Я молча поднялся и также молча подошел к рюкзаку.

  - Идешь?

  Столько потаенной боли в таком простом, казалось бы, вопросе. Внезапно перед моими глазами всплыл взгляд умирающей Лидки, выплеснувшей напоследок в этот проклятый мир всю свою невысказанную боль и житейские страдания. Легко ли и жилось-то ей на этом грешном свете? Может, и не надо дальше плодить страдания, а творить вокруг добро, пока у тебя есть силы и сама жизнь? Я сделал еще шаг и порывисто обнял Машу, тут же обмякшую под моими руками, наши губы уверенно нашли друг друга, и мы потеряли счет времени.

  В чувство нас привел нетерпеливый гудок подкатившего к коттеджу автобуса. Ведь отыскали-таки черти! Хотя в деревне разве сохранишь секреты?

  - Тогда договоримся так - жди от меня вестей. Не будем же мы жить в общаге? Начну искать нам приличное жильё, и это, на счет твоей работы поговорю. Есть у меня кое-какие соображения и связи.

  - Подожди, а как же…, - ее глаза сейчас лучились мягким светом. Лицо, обычно просто миловидное стало на редкость красивым. Наверное, все любящие и любимые женщины становятся такими. Просто глаз от неё не оторвать!

  - Все, я позвоню на работу, мне надо идти.

  Как же, однако, приятно, когда тебя провожают не слезы, а спокойный и любящий взгляд, полный смутной надежды. Уже в автобусе, встреченный дружным мужским подначиванием: - «Ну, ты дал, Петрович. Смотри, а он у нас во всех смыслах герой! Какую женку себе оторвал!», - ощутил свершившиеся со мной перемены.

   Автобус тронулся, тихим ходом пересекая кочки и рытвины деревенской дороги. Уже когда мы неспешно выехали на шоссе, я внезапно осознал подспудно гложущие меня слова Маши:

  - «Да разве в годах дело? Да и не нет у них здесь никакого значения».

  Что же она такое имела в виду? Очередная тайна этого проклятого слоя, или бэкапа, или параллельной реальности, или что еще нам подкинула Вселенная, будь она трижды проклята навеки! Хорошее настроение моментально улетучилось, и шутки соседей по автобусу уже не воспринимались так легко. Что же ждет нас завтра? Я как будто проснулся от длительного сна и начал жадно озираться, впитывая все звуки и запахи окружающего меня мира, в который попал по воле злого рока полтора года назад. А что я вообще знаю о нем? Да ведь до редкости мало! Время здесь другое, страна другая, даже называется странно - Среднерусье, соответствует нашей средней полосе России, да и занимает в основном её территорию, без Белоруссии и Украины, включая только Сибирь. Знаю еще, что несколько лет в этом слое здесь произошло некое массовое бедствие, и большая часть людей неведомым образом отсюда пропала. А потом появилась Тьма и её страшные создания, и начали из разных слоёв сыпаться люди. Я также один из этих бедолаг.

Житейские хлопоты

  - Валер, привет! – я уверенно ввалился в соседскую комнату. Как и ожидал, Мордашин был один. - Как насчет пивка?

  - Пиво?

  Пятница, вечер – самое время для принятия на грудь некоего объема разнообразных по качеству и составу напитков. В нашем «Урюпинске», то бишь Калугино с развлечениями не очень, вот и налегает народ на всевозможные способы снятия житейского стресса. Кто-то спортом увлекается, кто-то бабами, но большая часть попаданцев банально глушит горькую.

  Получив одобрение хозяина, я выдвинул на середину комнаты модный журнальный столик и начал с толком и расстановкой выкладывать на него бутылки и нехитрую снедь. Валера поднялся, заправил кровать и услужливо пододвинул два старых, раздавленных до неприличия кресла. Видать, где-то на барахолке приобрел. В Калугино блошиные рынки были самым популярным местом для всевозможных покупок.

  - Ну, с почином! – крупный нос соседа только что не зарылся в пивной пене. Напиток из солода в нашей области делали весьма неплохой, я бы даже сказал, по старым временам отменный. Это мы в нашем двухтысячном испорчены различными импортными вкусностями. А здешний слой так и застрял навеки в аналоге наших семидесятых и вряд ли уже отсюда когда-нибудь выберется.

  - Хорошо! – я хоть и не особый любитель пива, так, летом малость побаловаться, но сегодня реально зашло.

  - Чего хотел-то, Вася?

  Ну, и правильно, мой подкат больше напоминает «проставу» по какому-нибудь случаю. Я начал неспешно очищать от кожуры острую сыровяленую колбаску, такую на здешний рынок татары привозят.

  - Да, в общем, я к тебе по делу. Помнишь, ты мне в прошлом годе халтуру предлагал?

  - Ага? Вжился-таки наш великий трубопроводчик в местные реалии? – Мордашин повеселел и откупорил следующую бутылку. - А чего так?

  - Да… Вот хочу одну женщину в город привезти. Сам понимаешь, семейная жизнь в общаге - это не жизнь.

  - Вот даже как? Ты все больше меня удивляешь, Петрович. А с виду ведь тихоня тихоней! Я её знаю?

  - Может быть. Маша, которая с Вершинино.

  - Ого! Это столовская повариха? Ну, у тебя губа не дура! Девка-то козырная, видная! Мужики местные еще не побили?

  Я только усмехнулся, недели не прошло с того памятного дня нашенского «обручения», как столько уж всего в голове поменялось.

  - Вот хочу дом подыскать, чтобы угол снять.

  - А зачем снимать? – Валера привстал и потянулся к пепельнице. Вообще-то, обычно мы в комнатах не курим, но сегодня тепло, окна раскрыты настежь. - В Побережном сейчас можно дом взять за сущие копейки.

  - Ага, - я усмехнулся, – Ты видел, в каком обычно они состоянии?

  - Эх, Вася-Вася, так и не научился здесь делишки обделывать?

   Люди, живущие в нашей области как попаданцы из других миров, так и застрявшие после общемировой катастрофы немногочисленные «аборигены» в качестве социальной модели общества избрали нечто подобия позднесоветского социализма. Вернее, такая схема получилась сама собой у представителей власти, первыми, вставшими после катастрофы у руля. Они опирались на уже существующую в государстве систему, а в условиях выживания менять её не представлялось возможным. Но, как и любая довольно жесткая система, она была несовершенна и частенько давала сбои. Заранее ведь сложно предусмотреть все нюансы и стороны человеческой общественной жизни. А где «шероховатости» - там обязательно появляется «смазка».

  Откуда ни возьмись проявились разнообразные «решалы», спекулянты, черный рынок и простор для деятельности у различных «халтурщиков-работяг». Да это я еще по своей молодости отлично помню, застал самый пик и последние издыхания советского брежневского социализма. СССР ведь был очень сложной системой, необычайно разноплановой, недаром он так тяжело затем трансформировался. Такую махину с кондачка не уронишь! В Союзе никогда не умирали элементы капиталистической экономики, а также люди, которым она безмерно нравилась, несмотря на запреты и посадки. Человеку свойственно искать более комфортные условия бытия, пусть и за счет остальных. Хотя ведь капитализм именно на этом и держится - отбери законно у другого и присвой себе.

  Так и здесь сложилась пусть и не такая огромная, но система с элементами совка и буржуазии. Плановая экономика с её масштабным обобществлением средств производства плюс артели и частная инициатива. Но главное в любом бардаке — берега не терять и на «основы» не покушаться. Наказания в этом странном мире намного жестче и справедливей, зато и выгода с немалыми процентами.

  - Валер, давай уж, не темни.

  - Если пойдешь ко мне в выездную бригаду, - взгляд Мордашина стал неожиданно для него жестким, а серые глаза приобрели некоторый стальной оттенок. Сразу видно, что человек не шутит, - я тебе во многом помогу. Есть у меня на примете одни ребята, дома восстанавливают.