Оглавление
Хольмганг… Место для битвы. Круг на земле. Войдут в него двое — выйдет только один. Поединок не на жизнь, а на смерть.
Причем, поединок не просто двух воинов, а двух вождей. Каждый из которых поставил на кон не только свою честь и жизнь, но так же судьбы присягнувших людей. Ярл Улаф Косматый — корабль и хирд. Я — шестерых амазонок и пятерку тяжелых конников сэра Корбула, вместе с ним самим. А так же — обоих гвардейцев шевалье Кристина.
Кристина — она же посол и дочь короля Эдуарда Кристина в общую схему не вошла. Это я обсудил отдельно. Объяснив ярлу, что не имею власти над подданной другого конунга и не могу распоряжаться его (к слову, чуть не оговорился) жизнью. Это ярлу не слишком понравилась, никто не любит, когда из общего правила начинают делать исключения, но здраво рассудив, что один человек не стоит спора… согласился. Или прикинул, что если проиграет, то уму уже все будет поровну, а победит — сам решит, какое обещание и в каком объеме исполнять.
И вот мы стоим на берегу внутри очерченного на песке круга диаметром метра четыре, а по внешнему периметру распределились наши зрители, болельщики и призы победителя. То есть — викинги и мои спутники.
Норманы держались насмешливо, зубоскалили, отпускали скабрезные шуточки в адрес амазонок, громко обсуждая промежду собой, кто и как будет развлекаться с каждой из них, после того, как их ярл сделает из меня швайнсбратен* (*вообще-то буженина, но слово прикольное). Никто из северян даже на йоту не сомневался в победе Косматого, и ожидал лишь развлечения.
Что нельзя было сказать о моих «болельщиках».
Нет, девочки свято верили в Летающего с орланами, так что их ответы викингам были не менее изощренными и наполнены такими подробностями, услышав которые, упал бы в обморок весь Смольный во главе с воспитательницами. А вот конники, доставшиеся мне в наследство от графа Шамова, выглядели менее уверенно, и если б не непререкаемый авторитет сэра Корбула, наверняка б выражали свое сомнение более громко. Но старый рыцарь держался с таким спокойствием и равнодушием к происходящему, словно заранее знал исход и всего делов то было — дождаться конца. Даже лысину не вытирал. А вот Кристина совершенно выпала из образа. Лицо девушки изображало такую гамму чувств, что я даже возгордился. Так за меня не волновалась даже мама. Неужто влюбилась девчонка? Самонадеянно, конечно, но других поводов не вижу. О том, что ее не будут задерживать и вообще, она хоть прямо сейчас может отправляться к королю, «шевалье» я объявил сразу. Ярл недовольно поморщился, но кивнул.
К слову, это было бы самое разумное в данной ситуации, но Кристина уперлась и сказала, что с места не сдвинется до конца поединка. Тут она непроизвольно шмыгнула носом и отошла в сторонку.
— Хороший день для смерти, — ярл сбросил с себя все лишнее, оставив из одежды только штаны и гайтан* (*небольшой кожаный мешочек на шее, в котором носили амулеты и реликвии) на витом шнурке, а из оружия — молот.
— Ты готов умереть, конунг? Или хочешь отдать еще какие-то распоряжения моим рабам?
— Это ты так своих воинов называешь, ярл? А говорил — родичи…
Улаф Косматый зло сплюнул и первым шагнул в очерченный круг.
— Иди сюда… Поглядим, остер ли твой меч так же, как язык.
— Сам просил…
Я ободряюще улыбнулся Кристине и взялся за оголовье Разящего. Не понял?.. Впервые за все время меч не отозвался на мое прикосновение. И не просто не отозвался — рукоять была холодная, как… как обычная рукоять. Но это же невозможно!
Погладил оголовье, пытаясь оживить оружие, но никакого отклика так и не дождался. Вот тебе бабка и Юрьев день! Это что ж получается? Разящий решил в поединке не участвовать? Но, почему?
И тут меня осенило: Хольмганг! Это ж не просто бой, а ритуальный поединок под присмотром Одина! И уж кто-кто, а бог не допустит никакого жульничанья. Каковым запросто может посчитать использование магических предметов. То есть, — в зачет идет только личное умение, отвага и везение.
Удача! Я машинально коснулся ладанки на груди и облегченно вздохнул. «Улыбка» отозвалась на прикосновение, пусть едва ощутимым, но все же теплом. Странно? Нестыковка? А вот и нет. Талисман удачи — не волшебство, а дар Фортуны. И пусть сила богини в круге Одина будет гораздо слабее, но все же.
Сразу, как-то полегчало. Не бросили одного. Хоть кто-то будет сражаться на моей стороне. А на будущее — наука. Не лезть на территорию чужих божеств со своим, так сказать, уставом. Хорошо что я агностик, то есть, приемлю высшие сущности в целом. А был бы адептом какого-нибудь конкретного Отца там или Сына… огреб бы от Одноглазого по полной. Подсуживать своему он вряд ли стал бы, но то такое… как говорится, если очень хочется и никто не видит — почему бы и нет?
— Заснул, что ли? Или заморозить меня решил? — рыкнул Косматый. — Эй, конунг! Не заставляй себя ждать, а то подумаю, что ты струсил.
— Думал дать тебе время о душе подумать. Может, последнее желание имеется. Ты говори, не стесняйся. Обещаю исполнить.
— Ты как та шавка подзаборная, что лает издалека, — викинг сплюнул в мою сторону. — Хвати уже попусту воздух сотрясать. Или входи в круг, или буду считать, что ты сдался!
— Ну, была бы честь предложена.
Разящий покинул ножны с тихим, словно виноватым, шелестом, и я шагнул в круг…
Косматый тут же бросился вперед и мощно махнул молотом. Хорошо что я ожидал чего-то подобного и еще только делая шаг, уже приготовился прыгнуть влево, уходя под атакующую руку.
А вот нанести одновременно удар — не сумел. Сказалась нехватка умения. Умом понимал, и если б мы дрались на кулака, наверняка угостил бы Косматого хорошим ударом в печень, но у меча другая физика. Другие мышцы должны сработать. Вот и получилось: от молота ушел, провалиться врага, вслед за ударом заставил, а воспользоваться преимуществом не сумел. В последний момент только ткнул. Слабо, смазано… Был бы ярл хоть в кожаной безрукавке — я бы его даже не поцарапал. Но викинг был обнажен по пояс, так что красная черточка на теле все же образовалась.
— Ух, ты! — восхитился норманн. — Молодец. Похоже, будет интересно.
И, не разворачиваясь даже, обратным движением ткнул меня рукоятью в плечи. Ну, как ткнул? Лошадь, наверно, легче лягается. Попал бы в почку или точно в хребет — я там бы и лег. А так удар приняла на себя спина, и я отправился в короткую пробежку. Едва-едва успел у края круга затормозить.
Этот момент мы не оговаривали, но насколько я знаю из литературы, в подобных поединках заступить за черту равносильно проигрышу.
— Х-ха…
Быстрый, черт! Я едва успел развернутся, как викинг уже снова атаковал. На этот раз горизонтальным замахом, посылая молот на всю длину рук. Рассчитывал, что я инстинктивно отпряну и таки выйду с круга. А фиг тебе! Рухнул набок. Услышал посвист железной болванки над головой и крутнулся вперед. Один перекат, второй… Перед лицом сапог, замахивающийся для пинка. Не дожидаясь удара, тыкаю мечом вверх…
Есть! Не столько почувствовал, как увидел, что ярл дернулся назад, перенося вес тела на ту ногу, которой хотел размозжить мне лицо. И только потом увидел на лезвии меча кровь. Задел!
Не знаю насколько сильно, а выяснять нет времени. Да и позиция не та. Лежачий всегда проигрывает воину, крепко стоящему на ногах. Надо менять ситуацию. Но когда над тобой стоит боец с молотом, времени подняться он тебе не даст. Качусь дальше, поближе к викингу. Во-первых, — он этого не ожидает. Во-вторых, — молот на длинной рукояти, неудобно бить. Надо либо отступить, либо перехватить иначе. А это время… Те самые секунды, ценой в жизнь.
Вот уж действительно, «не думай о секундах свысока… наступит время сам поймешь, наверное… свистят они как … молот у виска…»
Угадал. Косматый попятился. Но не для удара. Рука с молотом опущена, вторая зажимает рану в районе паха, а сквозь пальцы сочится кровь. О, как? Это я что ж, так удачно зацепил? А почему нет? Ключевое слово: «удачно». Я все сделал сам, кроме завершающего штриха. И вот тут моя «Улыбка» промаха не дала.
Лежу на спине и улыбаюсь. Улаф еще стоит на ногах, и даже рычит не от боли, а от злости, но это уже финал. С таким ранением ярл не боец. Отвоевался…
Но клювом щелкать тоже не след. Любой хищник опасен до последнего вздоха. Вскакиваю на ноги и отступаю на шаг.
Ярл пытается двинуться за мной, но его буквально складывает пополам от боли, и он падает на колени. Молот, правда, из руки не выпускает. Видимо, надеется еще, что сможет собраться с силами, или я допущу оплошность.
Это зря… Я, конечно, не профессиональный воин, но арена цирка быстро отучает от излишней рассеянности и ротозейства.
Викинги за пределами круга больше не галдят, притихли. Моя «группа поддержки» — тоже замерла. Понимают, что смерть рядом, а Старуха любит тишину. И никто не хочет привлечь к себе ее внимание.
— Чего смотришь? — под ярлом уже изрядная лужица, и силы он теряет буквально на глазах. — Добей… Позволь уйти к Одину с раной достойной воина, а не каплуном. Ты же конунг… должен понимать.
— Хорошо…
На всякий случай захожу сзади.
— Готов?
— Один! — орет Улаф. — Прости! Я не смог!
Размахиваюсь и одним мощным ударом срубаю с плеч косматую голову. В самый последний миг ощутив, как теплеет в руках рукоять меча. Разящий вернулся… Один засчитал победу.
* * *
Стоят смурые, зыркают недобро из-под насупленных бровей. Во взглядах бессильная ярость, а то и ненависть. Да уж, тот еще приз. Как в притче про всадника, оседлавшего тигра. Скачи, пока не сбросит… Нафиг, нафиг такие радости. Проблему надо решать радикально и сразу, пока метастазы не пошли. Потом будет поздно пить «Боржоми».
Делаю несколько шагов взад-вперед перед строем и останавливаюсь прямо перед одним из злобно посверкивающих взглядом. Длинная борода и усы заплетены в косички, нечесаная грива, криво подрезанная над челом, настоящим конским хвостом спускается на плечи. Ладони норманна непроизвольно тискают рукоять боевого топора. Если б не клятва — голыми руками порвал бы.
— Как зовут?
— Бьерн Грива.
— Ненавидишь меня? — смотрю прямо в глаза.
Воин скрипит зубами, не отвечает, но и взгляд не отводит.
— Это хорошо… Это правильно… Я презирал бы воина, не жаждущего отмстить смерть вождя. Тем более, главы рода… Потому что так поступать может только подлец и трус!
Похоже, от меня ждали насмешек, издевательств, унижений, так что удивление искреннее. Правда, пока еще замешано на недоверии.
— Я доволен тем, что вижу ярость в ваших глазах и никого не стану удерживать силой. Викинги никогда не были рабами! Вы свободные люди и, несмотря на уговор — по прежнему вольны сами выбирать, под чьим знаменем сражаться. Да, я победил вашего вождя и по условиям хольмганга могу требовать повиновения, но… Как я уже сказал, мне не нужны трусы и рабы, мне нужны боевые товарищи. Те, кому я смогу доверить в смертельной сечи прикрывать спину. Зонненберг* (*Солнечный пик) окружают сильные, жадные и завистливые соседи, жаждущие расширить свои владения за счет земель моего королевства, а население — превратить в холопов. Меня ждет много сражений и походов. Будет место для подвигов, славы и добычи. Но я не поведу армию наемников, сражающихся только за деньги и чей кодекс позволяет изменить союзникам, если противник заплатит больше. Я хочу возглавить не собранное невесть из кого войско, а настоящую дружину. Хирд… Где бойцы будут сражаться за общую победу, против общего врага, как одно целое, как одна семья. Чтоб разделить с моими воинами поровну и радость победы, и боль потерь… Потому что только такая армия не знает поражения!
Понесло, в общем… Подобное любой студент универа может вещать часами. Благо, телевиденье давно и плотно вошло в каждый дом, особенно если проживаешь вместе с престарелыми родственниками. Так что я щедрой рукой рассыпал перлы красноречия перед толпой норманнов, пока они не захрюкали… В том смысле, что начали переглядываться и перешептываться. Значит, пора добивать и закругляться.
— Вон там лежит тело вашего вождя. Вон там — драккар. Сами решайте — проведете Улафа Косматого в последний путь, как подобает ярлу и добровольно присягнете мне — своему новому конунгу, или бросите его, как падаль, а сами сядете на корабль и уплывете домой.
О, какую вилку поставил, аж самому понравилось.
Викинги зашумели громче, а я с деланным равнодушием отвернулся и пошел к своим. Девочки, к слову, время зря не теряли, и чуть поодаль уже горело несколько костров, распространяя по округе запах жареной дичи. Причем, амазонки держались отдельно от конников сэра Корбула, а Кристина со своими гвардейцами и вовсе особняком.
Завидев меня, от всех костров тут же замахали руками, зазывая к себе. Приятно… но, не правильно. Мы за равенство между полами и крепкое воинское товарищество. А не кто в лес, а кто за дровами…
— Первая!
— Я здесь, ваше высочество.
Тьфу, ты! Никак не привыкну, что девушки буквально невидимыми становятся, если считают, что так надо. Ну вот, как их контролировать и в узде держать, если никогда не знаешь, где они находятся. Первым делом попрошу Игнациуса зачаровать мне какой-нибудь перстень на наблюдательность.
— Почему три костра?
Девушка непонимающе захлопала ресницами. Чудит, мол, принц. Не отошел еще, видимо, от поединка. Хотя, по голове точно не били.
— А что? Надо было и для нордлингов разжечь? Так они сами управятся. Не маленькие… Мы даже припасов их не трогали, своими обошлись. Четвертая и вторая шесть зайцев подстрелили. Упитанные. Хватит отужинать.
— С викингами позже разберемся. А сейчас я хочу понять, почему мои люди не сидят за одним костром, как полагается в боевом братстве.
— Наверно, — пожала плечами амазонка, — потому что они «братья», а мы — «сестры».
— И что? В вашем доме женщины и мужчины едят отдельно? — саркастически осведомился я.
— В нашем Доме, — Первая выделила интонацией слово «дом», — мужчин и на порог никто не пустит. Их место в хлеву или на конюшне. Прошу меня простить… — тут же опомнилась и понизила интонацию. — Вам простительно не знать наши обычаи.
— Феминистки чертовы… — проворчал я, непроизвольно краснея. Надо ж так вляпаться. А все потому, что «домашнее задание» не выполнил. Раз уж решил нанять амазонок, мог бы и изучить их нравы и традиции. Сейчас бы не выглядел дураком. Увы, все мы задним умом крепки, а ситуацию надо спасать. С такими взаимоотношениями далеко не уедешь.
— Ты очень верно подчеркнула что это Ваши обычаи… — теперь был мой черед играть голосом. — Но, могу напомнить, что вот уже неделю, как ваш отряд стал частью Моего дома. И я не собираюсь пересматривать все уложения ради десятка взбалмошных девчонок. Настолько глупых и самоуверенных, что считают, будто весь мир должен жить по их законам. Никогда не доводилось слышать о том, что в чужой монастырь со Своим уставом не ходят?
Насчет монастыря я, конечно, загнул. Ясен пень, что дочь степей никогда ни о чем подобном не слыхала, но ведь не зря говорят, что в разговорах с девушками не столько важны слова, как интонация. А уж чего-чего — этого в моем спиче хватало с избытком. Я и в самом деле был возмущен до глубины души. Всегда считал одинаково придурочными и тех, кто обзывает женщин «другом человека», как и тех, кто любой ценой, вплоть до пришивания себе искусственного пениса, старается доказать, что они ничем не хуже мужчин. И даже не в состоянии сообразить, что уже одной этой навязчивой идеей опускает себе подобных на ступень ниже, а ненавистных мужланов наоборот — возводит в ранг, пусть достижимого, но идеала.
В общем, голос мой вибрировал, а мимика раскрасневшейся физиономии передавала всю глубину возмущенной мысли.
— Я… Но… Мы…
— И ты! И они! И вообще все! Созданы! Единым! По своему образу и подобию! И если Создателю было угодно делать нас разными, но столь необходимыми друг другу, то кто вправе решать, что одна часть Целого важнее другой!
Во загнул! Что-то меня не в те дебри понесло. Надо срочно выруливать.
— Значит так! Запомни и объясни всем! Я — не царица! Я — король! Мужчина! И не потерплю зазнайства даже самых лучших из вас. Потому что здесь не степи Амазонии. Мне вести в бой сотни, а то и тысячи воинов… Еще раз повторю: мужчин! И они должны понимать, что вы не какие-то там заоблачные цацы, а такие же, как оставшиеся дома жены и сестры, ради жизни и счастья которых они идут умирать. И что вам не взбредет в голову оставить их без прикрытия или помощи, потому что одной из воительниц в самый неподходящий момент меряться: «достоинством». Это понятно?
— Но… — на старшую отряда было жалко смотреть. Похоже, подобной выволочи она не получала с того дня, как заслужила первое имя.
— Никаких «но»! Либо мы поняли друг друга, либо я сейчас же отсылаю весь отряд Деянире, и вы уже сами объясните королеве, почему я остался вами недоволен.
Перевел дыхание и продолжил гораздо тише. Впрочем, теперь, когда на нас смотрели все в радиусе ста метров, в том числе и норманны, можно было особо не стараться. Все равно каждое произнесенное слово, тут же передавалось по цепочке тем, кто находился слишком далеко.
— Итак, я повторяю вопрос. Я достаточно четко изложил свои требования?
— Да…
— И мне не придется пожалеть, что я поверил женщине на слово? — провокация была намеренной.
Первая вскинула подбородок и, практически чеканя каждое слово, громко ответила:
— Вы не пожалеете, ваше высочество. Женщина ты или мужчина — не имеет значения, пока мы стоим в одном строю.
Оговорка все же прозвучала. Ну, так было бы слишком хорошо, если бы она не попыталась оставить за собой последнее слово.
— Хорошо. Будем считать — этого разговора никогда не было. И прошу простить за излишне резкий тон. Мы сегодня отлично сражались и заслужили на глоток доброго вина. Сэр Корбул! У вас найдется бутыль хорошего вина, достаточно большая, чтобы пустить ее по кругу, и вино в ней не закончилось раньше, чем он замкнется.
— Не волнуйтесь, ваше высочество, — рыцарь учтиво поклонился, причем сделал это так мастерски, что адресовал поклон сразу и амазонке. — Даже если и приключится такая неприятность, то следующую бутыль всегда можно считать продолжением первой. В конце концов вино в них нацежено из одной бочки.
* * *
— Всех казнить! Немедленно! Четвертовать! На кол! В клетки и развесить по стенам!
Эдуард XII брызгал слюной, топал ногами, а лицом покраснел так, что вот-вот апоплексический удар хватит. Король Буругундии метался по малой тронной зале, словно загнанный в клетку тигр, так что полы мантии взлетали над полом выше колен. Кричал, угрожал, размахивал руками. Только что с кулаками ни на кого не бросался. Возможно, потому что кроме его дочери и меня здесь больше никого не было.
— Как вы могли отпустить этих разбойников без наказанными? Вы… вы…
Пока король не ляпнул сгоряча чего лишнего, я поторопился с ответной репликой.
— Я подумал, вам самим будет приятно это сделать.
Эдуард XII остановился и резко повернулся ко мне.
— Что?
— Я подумал… — повторил медленно и четко произнося каждое слово, — что вам самим захочется расправиться с виновными. В конце концов — это на ваших подданных напали. Соответственно — вам и меру наказания выбирать. Виновные доставлены… их лагерь буквально под стенами вашего замка. Так что не отказывайте себе в удовольствии, ваше величество. Посылайте гвардейцев и…
Перекусив отменно приготовленной зайчатиной. А может, она мне показалась таковой после боя, я вернулся к викингам. За это время они успели посовещаться и нашли консенсус. О чем наглядно свидетельствовало пять лежащих чуть поодаль свежих трупов. Как я понимаю, оппозиции не согласной с мнением большинства.
— Что скажешь, Бьерн? — выцепил взглядом из толпы знакомое лицо.
— Мы готовы присягнуть тебе, конунг. Но драккар жечь не будем.
— Объясни?
— Ярл Улаф Косматый был великий воин и достоин почетного погребения, и будь мы дома — оп поплыл бы к Одину, как и полагается, в пылающем корабле. Но, мы на чужбине и с нами нет мастера-корабела. Значит, если сожжем драккар, то долгие годы не сможем вернутся на Родину, к своим семьям. А зачем нам тогда добыча? Мы — воины. Рождены для битв и готовы умереть в сражении… Но драка ради драки — удел глупцов. На Скалистых островах мало земли, и мы уходим в море, чтоб вернуться домой с добычей. Тогда зимой наши семьи не будут голодать, а жены родят новых сыновей. А если не вернемся… Многие, если не все, не доживут до весны.
Викинг помолчал немного, переводя дыхание и собираясь с мыслями. Я молча ждал.
— Ты победил ярла Улафа Косматого в честном поединке, Один тому свидетель, а значит — достоин повести нас в поход. И мы готовы следовать за тобой и убивать твоих врагов, конунг. Уверен, нас ждет хорошая драка и славная добыча. Но зачем она будет нам нужна, если корабль сгорит?
— Разумно. Но пока я лишь услышал: чего вы не хотите? А что будете делать — ты еще не сказал.
— Мы вернемся в захваченный поселок. Там осталось много домов. Выберем самый богатый, и сожжем его. Улаф останется доволен заменой.
— Улаф — наверняка. А вот насчет жителей, не уверен.
— А разве пастух спрашивает у овец, которую из них когда стричь или резать? — недоуменно пожал плечами викинг.
Что ж, черного кобеля не отмоешь добела. Примерно этого и следовало ожидать. Волки не против смены вожака, особенно, если новый сумел продемонстрировать клыки подлиннее, но задранную добычу отдавать не собираются. В том смысле, что если я потребую часть доли ярла — получу ее без возражений, а вот если покушусь на ихнее — норманны взбунтуются против нового вождя быстрее, чем согласились подчиниться. Но и потакать стае — самый скоры путь к попытке смены лидера.
— Это если стадо свое. А вы — в чужой предел забрались. Или запамятовал уже? Нет, мы, конечно же, можем вернутся к тому, с чего начали. Я — забираю драккар, а вы — добычу. И ждите, когда Эдуард XII прискачет с гвардией, посмотреть кто в его землях бесчинствует.
Викинг машинально посмотрел в сторону корабля, но я же не вчера родился. Пара латников сэра Корбула чинно сидели свесив за борт ноги, по одному на носу и корме. А трое амазонок-лучниц — выбрали себе местечко для ужина аккурат под мачтой. Так что захватить драккар одним неожиданным броском, пока основные мои силы на берегу, никак не удастся. Да и вообще, хлопотно это все. Не сумели победить сразу, то теперь, — когда я начеку, а хирд общими усилиями уменьшился на полтора десятка бойцов, потеряв к тому же голову — это вообще гиблая затея.
— Что ты предлагаешь, конунг?
— Для начала отправь парочку воинов в селение и освободите всех пленных. Надеюсь, кто-то там остался живой?
Улаф поморщился, словно уксуса глотнул, а в толпе викингов раздался недовольный гул. Собственно, все как я и ожидал. Кто пробовал отнять кость у пса, понимает.
— Я мог бы и своих людей отправить, но я хочу начать с доверия и поэтому хочу чтоб вы сами сосчитали добычу.
— Зачем? — недоуменно переспросил Бьерн.
— Чтоб заплатить вам за них честный выкуп. Один золотой за пятерых? По-моему, достойная цена.
— Да ты шутишь, конунг?! — выскочил из-за спины Конского хвоста худощавый викинг. — Где это видано, чтоб за молодого, здорового невольника платили двадцать серебрушек? Тем более — за девку!
— Цыц, Воробей! — рявкнул на товарища Бьерн, явно входя в роль, если не нового ярла, то старшего хирдмана точно. — Не лезь в разговор.
— Да я б не лез, Грива, но ты молчишь, будто воды в рот набрал, а конунг тем временем обувает тебя, как младенца. И ладно бы тебя одного, но он же и нас без портов оставить норовит! По три золотых монеты за каждого! Вот справедливая цена. На любом невольничьем рынке нет дешевле товара!
— Согласен… — произнес я и, прежде чем Воробей подставил ладонь для удара, добавил. — Но, то на рынке. Если встретимся там, обещаю, заплачу за каждого по три дуката. Но ты же торгуешься со мной здесь, а не на Скалистых островах. Поэтому, только для того, чтоб вы не считали меня скрягой, я готов заплатить по золотому за четверых.
— За пару! — выкрикнул Грива, ухватил меня за запястье левой рукой, а правой хлопнул по ладони. — Уговор!
И довольно засмеялся. Мол, видал? Мы тоже не пальцем деланные. Умеем торговаться.
Интересно, он бы сильно расстроился, если б знал, что я готов был уступать до двух монет за пленника? Вообще-то, с учетом золотовалютных запасов державы, унаследованных от последнего в мире свинорыла, я мог заплатить любую, даже самую грабительскую цену, но не выставлять же себя пентюхом в глазах всего хирда.
— Хорошо. Уговор. И насчет костра для Улафа Косматого. Выбирайте дом из тех, что уже горели. Не надо портить мое имущество.
— Твое? — удивился Грива. — Ты же сказал — это земли конунга Эдуарда. Когда же они стали твоими?
— Еще не стали, но готов спорить на месячную часть в добыче, что не минует и седмицы — как эта крепость и деревеньки вокруг будут моими. Принимаешь заклад? — протянул открытую ладонь.
Но Грива не только руки за спину спрятал, но и отступил на шаг.
— Извини, конунг. Я знаю тебя всего пару часов, но готов поклясться головой, что Локки уж слишком к тебе благоволит, чтобы спорить. И я же не против. Чем сильнее конунг, тем почетнее служить ему. Потому что у сильного правителя всегда много врагов. А чем их больше — тем больше добыча у хирда. Верно, братья?
— Да! — дружно рявкнули викинги. — Слава конунгу!
— Конунгу Анту Говорливому!
— Слава! Слава Говорливому!
— Слава ярлу Гриве! — подсказал товарищам прыткий Воробей.
— Слава!
— Слава Гриве! Слава!
— Добро… — я поднял руки, требуя тишины. — А теперь, если мы все обсудили, за дело. Утром вступаем. Путь не близкий, а я еще до заката хочу оказаться в столице Буругундии. Они, наверняка, запирают ворота на ночь. Не хотелось бы начинать знакомство с королем Эдуардом с того, чтобы ломать их.
Король нервно сглотнул, упал в кресло и уставился на меня, с невероятным изумлением на лице.
— Как, под стенами? Хирд под стенами столицы? Почему? Я думал, милорд: вы их пленили?
— Прошу извинить, ваше величество, что неточно выразился, когда сказал, что мы победили и ваши владения уже в безопасности. Думаю, шевалье Кристин сможет рассказать обо всем достаточно подробно. А я, с вашего позволения, хотел бы отдохнуть. Умаялся немного, знаете ли. Иметь дело с северянами занятие весьма хлопотное. Причем, даже не знаю, когда устаешь больше: имея их врагами или у себя на службе…
— На… на… службе?
— Да… как-то не успел сказать… Хирд ярла Улафа Косматого теперь входит в состав моей дружины. В целом, они неплохие парни. Если уметь с ними правильно разговаривать и знать, куда направить. А что до прежних ммм… недоразумений. Так вы же не станете ломать хороший меч, только потому, что раньше он принадлежал вашему врагу. Оружие не виновно, что попало не в те руки. Главное самому потом не ошибиться в выборе врагов и друзей.