Мне пришлось ждать сутки, пока подошли драгуны и конные стрельцы из Костромы. Но это время не прошло впустую. Я приказал отправить вперёд фуражиров и квартирмейстеров. С ними пошли два гусарских эскадрона под командованием обер-офицера немца Бохум фон Бурберга. В данной ситуации, пожалуй, лучше рассчитывать на иностранцев. Нам нужно тихонько на цыпочках пройти 260 вёрст до Москвы. При этом боковые охранения должны перехватывать возможных гонцов в Москву. Провести почти 5 000 всадников по главной дороге от Ярославля до Москвы — не так просто. Эта орава съедает за четыре дня восемь тонн овса и сена, 1250 кг мяса, полторы тонны хлеба и четыре тонны овощей. Это по самым скромным расчётам. И, разумеется, платить именно мне за это расточительство. Люди и лошади также требуют отдых, а время сейчас самая важная компонента. Кто первым сможет занять почту, телеграф и телефон, тот и сможет диктовать условия. Я не знаю, кто сейчас усадил свою задницу в Кремле. Не знаю точно, что случилось с моим братом и где его первенец. Но рассчитываю получить более подробные известия к подходу к Сергиеву-Посаду. Возле Свято-Троицкой Сергиевой лавры у меня назначен пункт сбора. Туда подтянутся части нашей кавалерии и там же меня должны ожидать новости из первопрестольной. Я не собираюсь входить в город, не выяснив обстановку.
Мы проделали 190 вёрст за четверо суток. Такой темп изрядно обессилил наших лошадей, но зато позволил нам приблизиться к столице на расстояние одного рывка. Теоретически можно покрыть его за один световой день. Лошадей жалко, но на кону существование Российского государства в том виде, которое не стыдно оставить потомкам.
Прибыли в Лавру мы под вечер и пока мой отряд устраивался на ночлег, я встретился с ожидающими меня дворянами.
Первым делом я приказал привести Ртищева. Царёву ближнику и постельничему второго государя из рода Романовых, а также главе приказа «Тайных дел» всего тридцать три года. На вид он значительно старше, хотя скорей всего его подкосили сложные события последних дней. Окладистая борода до середины груди делала его похожим на сторонников консервативного крыла при дворе Алексея Михайловича. На самом деле этот господин значительно опередил своё время. Просветитель, меценат и убеждённый противник крепостного права, Фёдор Михайлович стал известен среди бояр тем, что тратил свои личные деньги на выкуп русских пленников из неволи. Его считали чудаком, но у меня с ним всегда были дружеские тёплые отношения.
А сейчас боярин сидит напротив меня, как нахохлившийся ворон. Да, его известия нерадостны. Неделю назад во время приёма иностранных послов государь почувствовал себя плохо. Сразу вызвали его личного лекаря по прозвищу Данила Жидовин. В реальности дохтура итальянской земли жидовской веры звали Стефан фон Гаден. Не понятно, что толком там произошло. Но через два дня государь испустил дух. В тот же день лекаря обвинили в отравлении царя яблоком. Без особых разбирательств его тут же разрубили на мелкие кусочки на Красной площади. И сразу же ближний боярин и царёв советник Артамон Сергеевич Матвеев созвал Думу. А там постановили выдвинуть на царский престол младшего сына усопшего трёхмесячного младенца Фёдора. В данный момент бояре рядятся, определяя состав регентского совета. Судьба старшего сына и наследника Алексея — не известна.
— Сам-то что думаешь, Фёдор Михайлович? — царедворец не торопится с ответом и это мне нравится. Сейчас проще всего ставить клише на тех, с кем желаешь свести счёты. Надеюсь, что глава приказа «Тайных дел» имеет объективную информацию.
— Иван Михайлович, я не знаю точной причины смерти государя. Мои люди смогли тайно осмотреть его тело, оно пока находится в Архангельском Соборе. Следов ранения не заметили. Ходят слухи, что его отравили. Но вполне допускаю, что это не так. Но, где тогда царевич Алексей? Он исчез на следующий день, когда государю стало хуже.
Да, это убийственный довод. Можно казнить личного лекаря, обвинив его в цареубийстве. Но почему так, внезапно. Почему не передали в «Тайный приказ», который как раз и должен заниматься подобными делами. Почему не разбирались, ведь, в конце концов есть мой Тимофей. Опытный лекарь, который мог бы дать объективную оценку произошедшего. И, конечно, тот, кто покушался на царя, вероятно и похитил царевича Алексея. Но сидя здесь в шестидесяти пяти вёрстах от Кремля невозможно найти истину.
Ртищев настороженно поблёскивает глазами. Теоретически он первый подозреваемый как царский постельничий, отвечающий вместе с кравчим за тело государя. Да ещё и глава приказа «Тайных дел», которому намного легче подготовить коварное злодеяние. Зря братец понавешал на избранных ближников по несколько приказов. У тестя Ильи Милославского аж девять приказов. Тот же Артамон Матвеев ведает четырьмя основными приказами и тремя четвертями (четвертными приказами). Это только уменьшает возможность контроля за ними. А какой при этом соблазн появляется?
— Да не журись, Фёдор Михайлович. Тебя доверяю как себе, — я сразу понял правильность своей догадки, когда царедворец буквально расправил плечи и поднял голову.
— Что происходит в городе? — далее я впервые получил внятные сведения о происходящем.
Дума пока хранит известие о смерти государя в тайне. Простой народ не догадывается об этом. Но вот стрелецкие приказы получили некую информацию о готовившемся нападении на столицу. Полковники обоих стрелецких приказов, расквартированных в посаде, получили распоряжение закрыть город. В Кремле расположились пять сотен поместной конницы. Значит Дума взяла сознательно курс на воинские части старой формации. Ну, это упрощает дело. Становятся выпуклыми фигуры, стоящие за всем этим бардаком. Ведь если бы смерть царя была бы случайной, то не было бы всех этих замен. А тут ещё неожиданно два солдатских полка получили срочное распоряжение выдвигаться из города к Смоленску. Из частей нового строя, пожалуй, в столице остался только драгунский полк. Да и тот стоит расквартированный в посаде, за чертой городских стен.
Интересно, похоже, что заговорщики сами себя переиграли. Ведь оба стрелецких приказа это всего от тысячи до полутора тысяч человек. Плюс три сотни поместной конницы в Кремле. А у меня около пяти тысяч отборных конных частей. Что-то тут не так. Может быть есть ещё засадные части с артиллерией, которые ждут нас на подходе к Москве. Ну не дураки же они. Такими силами город не закроешь.
С другой стороны, можно предположить, что меня просто не учитывают в своих раскладах. Надеются предложить мне остаться наместником с особыми правами в богатом регионе, откупиться таким образом. Возможно, я перестраховываюсь, а они и в самом деле не ждут столь стремительного удара.
В четыре утра первыми снялись гусары. Полк под командованием Жака должен к вечеру подойти к предместьям Москвы. А ночью подтянутся и остальные. Я планирую утром следующего дня прорваться через заслон в виде стрелецкого приказа, который стоит в посаде, прикрывая столицу с северо-востока.
Всё оказалось несколько проще. По совету вояк мы решили разделиться и просочились в предрассветной мгле к стенам Кремля. Со мной пошли всего три сотни всадников. Остальные блокируют другие выходы. К драгунам я отправил делегата, он должен найти командира полка. Голландца Александра Краферта я знавал лично и думаю, что тот не перебежит по собственной инициативе на сторону Думы. Больше чем уверен, что сейчас многие выжидают. Они понимают, что не все интересанты объявились. Вот и сами не торопятся. Пусть полковник хотя бы удержит своих вояк в казармах.
К Никольским воротам подъехала небольшая группа всадников и сразу начали ломиться в ворота. Разумеется, сверху начала отлаиваться охрана.
— Отворяй, царёв брат приехал. Живее, а то плетей прикажет всыпать, — наверху притихли, — сейчас сотника позовут. Ждите пока.
Минут через двадцать сверху раздался шум, нам приказали осветить себя.
Стоим, рядом со мной успокаивают горячившихся лошадей Фёдор Михайлович Ртищев и думские бояре Никита Иванович Лыков, Иван Борисович Троекуров и Пётр Иванович Репнин. Эта троица намедни по собственной воле явились в Свято-Троицкую Сергиеву лавру. Ну а умница Ртищев, зная их как убеждённых сторонников брата и проводимых им реформ, предложил взять с собой. Одобряю за инициативность, они мне не помешают для придания некой легитимности.
Вскоре открылась калитка и вышли три человека. Узнав меня представились:
— стрелецкий сотник Иван Маслов.
— полуголова (пятисотенный голова) дворянской конницы тульский помещик Дмитрий Иванович Хвостов.
— прапорщик Белгородского полка Иван Баскаков.
Хм, а мне не доложили, что тут находятся части нового строя.
— Докладывайте, что происходит в Кремле. И как самочувствие государя.
А вот сейчас интересно, какие сложные эмоции на их лицах. Все трое несомненно знают, что моего брата уже нет в живых. Но сообщать мне об этом боятся. Самым смелым оказался именно наименее именитый Баскаков:
— Так, Иван Михайлович, слыхал, что государь представился недавно. Попы говорили, что на днях погребение должно быть, — мужчина торопливо перекрестился в сторону церкви.
Ни хрена не понимаю, — а что колокола звонили? Панихиду отслужили? Дали народу проститься с царём?
Видимо от моего возмущённого тона вышедшим стало сильно неудобно.
— Чую, не всё так просто здесь. Хотят бояре скрыть сам факт смерти государя. А не они ли сами пошли на цареубийство? А где наследник? Чего молчите. Или вы заодно с бунтовщиками?
Я не собирался разоряться перед вышедшими. Раздражение, накопленное трудной дороге и кучей непоняток вылилось возможно на невинные головы. Зато вскоре стала ясна картинка происходящего в Кремле. Внутри стен находятся три сотни стрельцов, поместной конницы сотня, да рота Белгородского полка. Остальные части расположены недалеко от стен Кремля. Нам удалось уговорить открыть ворота для проезда. Правда подразумевалось, что это привилегия только для моей свиты. Я понимаю того же сотника Маслова и туляка Хвостова. У них приказ никого не впускать, тем более в столь ранний час. Но когда ворота раскрыли, раздался свист и почти три сотни гусар одним рывком втянулись внутрь Кремля.
Всё, пошло наше время. Теперь на счету каждая минута. Первым делом надо сменить охрану у всех ворот. Ещё в чужих руках остались Спасские, Тайницкие и Троицкие. Вскоре должны подойти остатки гусарского полка. Для остальных частей будет другая задача.
Пятый час утра, только ранние пташки появились на улочках Кремля. Увидев нас, они сразу испуганно исчезали. Первым делом нужно проверить Теремной дворец. Мне позарез необходимо знать, что с монаршей семьёй. Где царица с Фёдором и сам наследник. Нужно изолировать царёвых слуг, которые попрятались по щелям. С ними предстоит долго и вдумчиво работать. Важно проверить помещения приказов, примыкающих к Архангельскому собору. Здесь сфера ответственности Ртищева и его людей. Ему в помощь я выделил сотню кавалеристов.
По мере подхода наших основных частей мы формируем из них тактические единицы в несколько десятков человек. Стараемся перемешать драгун и наших Костромских стрельцов. Под руководством людей Ртищева они растворяются на улицах Москвы. У этих задача непростая, взять тёпленькими зачинщиков переворота. Матвеева и членов Малой (Ближней) Думы. То есть тех, кто явно замешан во всех этих делах.
Список пока ограничен теми, кто наиболее яро выкрикивал наследником Фёдора. Никита Одоевский, Василий Воротынский, Пётр Шереметьев, Григорий Ромодановский, разумеется Артамон Матвеев и ещё несколько известных фамилий.
Мои послания переданы с гонцами командирам воинских частей, находящихся в Москве и её посадах. И если от драгун я неприятностей не ожидаю, то оба стрелецких полка блокированы верными мне частями. При мне постоянно находится моя личная полусотня и оба эскадрона рейтар.
Голова ломит от дикой усталости и постоянного стресса. И когда мне доложили, что ко мне просится патриарх московский Иоасаф, то я чуть не взвыл. Так хотелось урвать часа полтора сна.
Его я знавал, когда мы с братом посещали Троицко-Сергиеву лавру. Тогда он, будучи архимандритом, и принимал нас. Седьмой по счёту патриарх всея Руси не молод, ему за шестьдесят. Смотрит строго, будто пытается изначально меня загнать в стойло. Но он пока не определился с линией поведения, всё-таки прошло несколько лет.
— Присаживайтесь, Ваше святейшество. В ногах правды нет. Извините меня за такой вид. Получив скорбные вести, пришлось сразу выехать в путь. Почти не спал. Вы не просветите меня на счёт того, от чего умер государь и где его наследники? И почему до сих пор в храмах не устраивают панихиды по усопшему?
Мой наезд немного смутил пожилого человека, — Иван, я рассчитывал, что ты первым делом навестишь Патриаршие палаты. А вместо этого ты вторгаешься в Кремль и приказываешь сажать в темницу уважаемых людей. Как это понимать и по какому праву?
Ага, дедуля захотел проверить границы дозволенного. Теоретически он почти прав. К сожалению, сейчас царь отнюдь не самодержец. А просто первый из равных, я имею в виду именитых бояр. Его старший сын носит титул наследника, ну и остальных деток величают царевичами и царевнами. А вот царёв брат не имеет официального титула. Так что для патриарха Иоасафа я просто князь Ярославский и царёв наместник определённой территории. И прямых прав на престол у меня немного. Но вот если с Алексеем и Фёдором что-то случилось, то я уже первый претендент. Решать, конечно, будет Земской собор. Но и роль церкви здесь недооценивать нельзя. Поэтому я только показал зубы и предпочёл договариваться.
Патриарх принял это и разговор пошёл более продуктивно.
— Не знаю, сын мой. Всякое говорят, может и было отравление, но достоверно не известно. Тело государя находится в домовой церкви и около него постоянно находятся священнослужители. Так что напрасно ты думаешь, что церковь одобряет то, что пытаются проделать бояре. Насколько я знаю, царевич Фёдор сейчас в покоях матери. Но там дежурят люди Григория Ромодановского, никого не пускают. Об Алексее Алексеевиче не перестаю молиться, но он как в воду канул.
Не исключено. Но мне не понятно, почему кандидатура моего старшего племянника не устроила заговорщиков. В любом случае плясать нужно от причины смерти брата.
С патриархом расстались более-менее учтиво, я даже ручку ему облобызал. А затем меня буквально скосило. Я позволил Пахому м Зубову увести себя в первую попавшую опочивальню. Дальше будто кнопку нажали и сознание меня покинуло.
Проснулся от того, что меня нетерпеливо теребили за плечо. Это Митя Зубов пытается меня добудиться, — Иван Михайлович. Так к вам пришли — Ртищев, Одоевский и ваш испанец.
Голова чугунная, но уже нет того ощущения безразличия ко всему.
— Митя, неси умыться и кофейку прикажи заварить.
Для кофейных дел у меня имеется личный слуга. Василия держу практически только за то, что он научился заваривать кофе по нескольким рецептам. И в турке на песке. А ещё с добавлением специй по-арабски в сосуде далла. Здесь не только различия в приготовлении, но и разная подготовка и перетирание зёрен.
Вскоре я почти пришёл в себя.
— Митя, зови гостей и завари им что-нибудь для бодрости.
Жак весь потемнел от усталости, но смотрится бодрячком. Он видимо представляет в этой компании армию.
Ртищев со спутником тоже выглядят усталыми. После того, как слуга принёс горячие напитки, гости отдали должное нехитрой закуске. Тонко нарезанная буженина, паштет и ломти порезанного ноздреватого хлеба. Скромно, но сейчас не до изысков. Минут двадцать мы молча насыщались. Никто не стал ломаться и отказываться от угощения.
Ну так, я хоть поспал часов пять, а эти уверен не ложились.
— Ну, Фёдор Михайлович, докладывай.
Думный откашлялся, продумывая ответ:
— Ну, значится так. Гроб с телом государя находится у алтаря домовой церкви Спаса Нерукотворного. Там монахи круглосуточно псалмы читают, я на всякий случай к ним своего человечка приставил. Царица и малец Фёдор на женской половине. Сейчас их покои Ваши гусары охраняют, чужих повязали и отправили к нам в тёмную.
— А что Алексей?
— Пока не нашли, зато нам удалось взять почти всех заговорщиков. Матвеев сдался сам, Ромодановский оказал сопротивление, пришлось вызывать подмогу. Трое раненых, его с сыновьями привезли сюда, в подвалы. Ещё пятеро из списка тоже у нас. Вот только Шереметьев шельмец утёк. Буквально за полчаса до этого сбежал. Семью оставил как есть.
— Ясно, пусть целовальник с вежеством их допросит. Можно немного припугнуть. Нам сейчас важно знать, что им известно. И ещё, утром подьячий аптекарского приказа Тимофей с помощниками должен быть у меня. Вот передашь ему записку.
