Оглавление
2. Новый год
Вася проснулся в девять утра. Не позавтракав, умылся, оделся и вышел на улицу. Нужно было подкупить продуктов на праздник, и еще собирался найти кабель для приемника и пару мышеловок.
Мороз стал мягче, не колол и не кусал. Над городом висели тяжелые тучи, наверняка сегодня пойдет снег. В детстве Вася обожал такую погоду. С Киром и с другими ребятами со двора целыми днями пропадали на улице, играли в снежки, в хоккей или бесились, кувыркаясь в глубоком снегу на огородах за домом. Вот бы и сейчас покувыркаться, но народ не поймет. Нужно будет Кирилла вечером подбить на хулиганство.
Вася дотопал до барахолки, о которой говорил отец. Людей там было немного, да и те не собирались долго сидеть — праздник на носу. Кое-кто уже упаковывал вещи. Вася не спеша прошелся вдоль одного ряда, вдоль другого. Одна бабушка продавала вязаные носки, другая пучок сухих трав неясного предназначения. Перед мужчиной, согревающимся сигаретой, были разложены видавшие виды инструменты — пассатижи, разбитые гаечные ключи и отвертки. Второй продавал старые смартфоны и кнопочные телефоны. Рядом сидела женщина и со скучающим видом рассматривала лежащие пред собой книги. Вася вспомнил, что отец говорил об этой серии — «Монстры вселенной». Рассказывал, что это была первая купленная книга после армии. Вася пригляделся и прочитал название «Хроники Амбера». Точно! Отец именно о ней и говорил. Надо порадовать батю — свою первую библиотек тот потерял при переездах.
— Сколько? — Вася присел на корточки и ткнул пальцем в книгу.
— Сто пятьдесят.
— Этой книге скоро будет тридцать лет. Дам сто.
— Много вы понимаете. Это раритет. Сто двадцать.
— И корешок потертый. Сто десять.
— Берите.
Так неожиданно решился вопрос с подарком отцу. Хотя это был не единственный сюрприз, заготовленный для Ивана Юрьевича от сына. Дома уже лежал набор инструментов — любимая папина игрушка.
Дальше Вася увидел парня лет двадцати пяти, распродающего старые приемники и радиодетали. Казалось бы, кому они сейчас нужны? Но если малый сидит тут, значит, покупатели находятся.
— Мне кабель нужен от приемника. Есть?
— М-м-м-м. Нет.
— А это что?
— А это в комплекте с приемником.
— Мне нужен только кабель.
— А кому потом я приемник продам без шнура?
— Его и так никто не берет.
— А без кабеля и подавно не возьмут.
— Ладно, пойду еще поищу.
Вася не успел отойти, как его окликнули.
— Пятьдесят!
Расплатился, сложил кабель в сумку и направился назад. По дороге заглянул в магазин, взял на всякий случай четыре булки хлеба (чтобы завтра не искать), бутылку крымского вина, две водки «Зеленая марка» и один коньяк «Старый Кенигсберг» в пузатой бутылке по 0,7. Для троих многовато, но если кто в гости придет, то пригодится. Или соберутся к кому-нибудь, не с пустыми же руками завялятся. В хозяйственном отделе подобрал две простенькие мышеловки на деревянной основе.
Вернулся домой, заварил пакетик черного «Гринфилда», сделал пару бутербродов, перекусил и поехал к родителям, захватив заготовленные презенты.
По дороге снова зашел в гипермаркет и докупил всем подарков. Маме павлово-посадский платок (удивило, что появились в гипере), брату — фонарь, детям одинаковые модели автомобилей разных цветов. И даже Веронику не забыл, взял книгу рецептов, памятуя, что сноха совсем не умеет готовить, да и не любит этого дела. У них была давняя традиция — злить друг друга, дарить на праздники ненужные чепушинки.
Район, в котором Василий теперь жил, находился на окраине Зеленых Горок. В восьмидесятых годах город разросся и съел две деревни, Каменку и Филенки, от которых остались одни названия — теперь так зовутся два соседних микрорайона. В девяностых строительство заморозилось, но через десять лет снова развернулось и продолжается до сих пор — то тут, то там над крышами домов возвышаются железные трудяги — башенные краны.
У родителей долго засиживаться не собирался — к двум часам должна подъехать Маша, а к четырем Кир.
Мама накрыла на стол, папа выставил из холодильника запотевшую бутылку водки, вино для женщин и лимонад для внуков.
Светлана Львовна подарила Васе комплект постельного белья, а отец — почти такой же набор инструментов, можно сказать, обменялись одинаковыми подарками. Игорь еще был на работе (надо же, припахали перед праздником), из кельи вышла сонная Вероника в неизменном своем когда-то цветастом халате.
Вася недолюбливал ее — сидела дома, на работу и не пыталась устроиться, почти ничего не делала по хозяйству, все сваливая на свекровь да на свекра. И всегда напоминала, что она мать («я же мать!»), воспитывает двух детей, и все ей должны в этом помогать. Василий на месте Игоря уже давно приструнил бы такую женушку, приобщил бы к общественно полезному труду в их большой и дружной семье. Но Игорь был слабохарактерным и позволял Веронике ездить на себе, и даже защищал перед родителями.
— Хм… ну спасибо! — ядовито улыбнулась Вероника, разглядывая подарок. — Завтра же начну изучать. Ух, поваром стану! — ее красивое лицо на миг скривилось. — Ненавижу готовить! Я тебе тоже кое-что прикупила.
Сходила в спальню и вернулась, неся перед собой маленький сверток, перетянутый ярко-синей лентой. Вася развернул презент. Под подарочной упаковкой была коробочка, в которой сиротливо лежал один носок.
— А второй?
— А второй на следующий год. Его еще заслужить надо.
— И на том спасибо. — Вася сунул носок в задний карман джинсов и подсел к столу.
Мама неодобрительно посмотрела на сноху и сына.
— Что ж вы, как кошка с собакой? Не можете, чтоб не подколоть друг друга?
— Мы любя, — улыбнулся Вася.
— Знаю я ваше «любя», — проворчала мама, завершая сервировку.
Вася раздал остальные подарки. Племяши, шестилетние близнецы Славик и Юрик, схватив игрушки, убежали в детскую (бывшую Васину спаленку) и принялись спорить, кому достанется желтая машина, а кому зеленая. Мама обрадовалась платку и сразу повязала на голову. Отец одобрительно кивал, разглядывая инструменты — даже если у него было сто отверток, сто первой радовался не меньше, чем первой.
— А это тоже мне? — он взял книгу.
— Конечно. Разве не помнишь, ты мне про нее рассказывал?
— Я? Когда?
— Давно, я еще классе в восьмом учился. Ты говорил, что это была твоя первая книга, купленная после службы.
— М-да… старость не радость. Совершенно не помню.
— Ничего, почитаешь, вспомнишь.
Иван Юрьевич раскрыл первую страницу и с хмурым видом стал читать, шевеля губами. Постепенно морщины на лбу разглаживались, а лицо приобретало обычный добродушный вид. Он улыбнулся.
— Точно! Я все вспомнил! Однако давно это было, почти тридцать лет назад. Немудрено забыть. Отличная книга, кстати.
— Ну ты у нас и доктор, — засмеялась мать. — Отцу память вернул! Ну давайте, садитесь уже за стол. Отец, убери книгу! Вероника, не стой столбом, садись. Разливайте. А ты, Васенька, скажи тост!
— Да не умею я тосты говорить, — замялся Вася.
— Учись, казак, атаманом будешь! — Отец разлил себе и сыну водки, а женщинам вина. — В жизни пригодится. У нас бригадир из сборочного цеха знаешь, как тосты шпарит. На ходу выдумывает. Ему бы, понимаешь, тамадой быть, а он на мебельной фабрике прозябает.
— Ну… — Вася поднял хрустальную рюмку. — Пусть всегда светит солнце, мирного неба над головой, и там по мелочи — Игорь пусть квартиру купит, детишки чтоб не болели, да и вам, родителям, здоровья.
— Молодец, джигит! Так выпьем же за этот прекрасный кавказский тост! — Отец опрокинул рюмку и проткнул вилкой соленый огурчик.
Второй тост был за Вероникой.
— Квартиру не мешало бы, — произнесла она. — И здоровья всем. А Васеньке второй носочек, если будет себя хорошо вести в новом году.
Мать строго посмотрела на нее, но промолчала и выпила.
Так они просидели часа полтора. Вероника компанию составляла недолго, скрылась в своей келье. Мама вспомнила детство, стала рассказывать о том, как они жили в Каменке. Принесла старые фотографии, которые Вася любил рассматривать в детстве, разложила альбом на столе и предалась воспоминаниям.
— Наш дом.
На пожелтевшей от старости фотографии был изображен сруб, на крыше которого вместо привычного конька стояла деревянная фигура самолета У-2 с пропеллером, вернее, передняя часть с кабиной и крыльями. Вася не раз слышал историю о том, что прадед с детства мечтал стать летчиком, но мечта так и не осуществилась. И когда срубил новую избу, оформил ее вот так вот необычно.
— На ветру винт всегда вращался, — с нежностью в голосе сказала мама, — и сильно громыхал, как трещотка. Я привыкла к этому шуму, и он нисколько мне не мешал.
— Я ваш дом хорошо помню, — проронил отец. — Мы с пацанами бегали смотреть на этот самолет.
Родители познакомились ближе уже после того как всем раздали квартиры в городе, а в детстве и юности они почти и не общались, об этом Вася тоже много раз слышал.
Мама остановила взгляд на старой довоенной фотографии. На ней был изображен ее дядя Фома. Она рассказывала, что в 16 лет, незадолго до войны, дядя исчез — ушел ловить раков и пропал. Объявился Фома после войны. Как был, с раколовкой в руках, так и вошел в дом. И нисколько не повзрослел за все эти годы, хорошо сохранился. Где был и что делал, объяснить не смог, будто память отшибло. А через несколько дней приехали два офицера и увезли его с собой. Больше Фому никто и никогда не видел. Радость матери от встречи с пропавшим сыном длилась недолго.
Долистав альбом до конца, мама закрыла его. Это была их семейная традиция, время от времени просматривать старые фотографии, вспоминать своих предков. Без прошлого, говорила мама, нет будущего, нужно помнить своих дедов и прадедов. В детстве Вася обожал смотреть эти пожелтевшие кусочки бумаги, слушать рассказы матери, но теперь относился к этому как к обязательному обряду — он уже наизусть знал историю своей семьи.
Вася собрался домой — нужно было готовиться к встрече Нового года, да и Машка с Киром должны приехать.
Мать осталась дома, а отец проводил сына до автобусной остановки. Постояли там минут пять, и пришел автобус. Когда Вася занял место у окна, заметил, как на противоположной стороне дороги выходит из троллейбуса Игорь. Помахал рукой, но брат не заметил.
В своем подъезде, поднимаясь по лестнице, встретился с патлатым юношей лет пятнадцати и понял, что этот отрок мог быть тем самым любителем джаза, который развлекал его этой ночью. Уж очень «джазово» выглядел парнишка. Наверное, музыкант.
— Добрый день! — поздоровался Вася. — И с Новым годом!
Парень вытащил из уха один наушник, как истинный джентльмен.
— Спасибо, и вас тоже. Вы наш новый сосед?
— Да. А это случайно не ты ночью джаз слушал?
— Ну… я. И что? Музыка мешает?
— Не то слово, — Вася не стал рассказывать, о том, как ночью чуть ли не до колик испугался этой чертовой музыки. — Но я о другом. Нехорошо так с мамой разговаривать.
— А ты подслушивал, что ли? — юнец быстро завелся и перешел на «ты».
Это был типичный подростковый вызов.
— Попробуй там не подслушай. Слышно, как в венской опере. Акустика что надо!
— Ну и ладно, — бросил подросток. — Это моя жизнь, и нечего в нее лезть. Как хочу, так и разговариваю! И музыку слушаю, какую хочу! И как хочу!
— А я и не лезу в твою жизнь. Но не мешай по ночам спать.
— А то что? — малец нагло посмотрел в глаза. — Полицию вызовешь?
Вася вздохнул. Ох уж эта молодежь, так и лезет на рожон. Еще, поди, руками махать начнет, ножками дрыгать. Но не драться же бывшему спецназовцу с малолеткой!
— Папе пожалуюсь. Мама, смотрю, тебя жалеет.
— Считай, что полицию, — погрустнев, заметил парень. — Отец в полиции служит.
Его запал иссяк. Не сказав больше ни слова, он сбежал по лестнице и хлопнул входной дверью.
Зайдя в квартиру, Василий разделся, повесил любимую кожанку на вешалку и принялся распихивать остальные вещи. Одно положил сверху на шкаф, другое сунул в диван и под него. Через полчаса стало просторно. Жилье уже можно было назвать условно комфортным. И даже чуть-чуть уютным.
Но до полного уюта не хватало женской руки. Скоро приедет Маша и наполнит квартиру особой атмосферой. У нее это отлично получалось — когда учились в школе, она иногда приходила к Васе домой и помогала делать математику. И каждый раз, увидев, какой беспорядок был в его спальне, буквально за пару минут превращала «холостяцкое» жилье в уютное гнездышко. Уже на другой день там снова царил пацанский бардак.
Засунутые вчера в шкаф коробки с посудой перенес на кухню и начал раскладывать по подвесным шкафам. Хорошо бы шкафчики сначала вымыть, но Василий счел нужным не заморачиваться. Прикрутил к шкафу над столом магнит и бокалодержатель и развесил ножи и бокалы. Минут через пятнадцать кухня была готова к празднованию Нового года.
Со словами «ловись рыбка большая и маленькая» он зарядил обе мышеловки, насадив по кусочку колбасы. Одну поставил за мусорным ведром под умывальником, а вторую под ванной. Главное, теперь самому в них не вляпаться.
Когда завершил наводить порядок на кухне, прозвучал сигнал домофона. Это приехала Маша. Она была мелкая, еле доставала ему до подбородка. В школе были одного роста, а в начальных классах она и вовсе была выше.
— Привет! — Маша стояла на пороге, держа в руках два увесистых магнитовских пакета. — А у тебя здесь уютненько. Но мы сейчас сделаем еще лучше.
Она подставила щеку для поцелуя, скинула куртку и положила на пуфик у входной двери. Сняла шапку, и рыжие волосы золотом рассыпались по плечам.
— Да, я уже тут почти закончил, — заметил Вася. — Но представляешь, шторы забыл.
— Радуйся! Я сегодня телепатка.
Маша рассмеялась и вынула из одного пакета два свертка. Это были шторы для зала и кухни. Содержимое второго загрузила в холодильник — в нем оказались заготовки для салатов, запеченная курица и неизменный новогодний оливье.
— Маша, да ты гений! — удивленно воскликнул Вася.
— Я подумала, что ты обязательно забудешь о шторах. Но хотя бы гардины повесил, уже молодец! Пойдем, поможешь мне. Стремянка есть?
Стремянки не было. Зато был высокий и крепкий Вася. Маша собрала роскошные волосы, заколов на затылке, и принялась за работу. Вася посадил ее на шею и так ходил с ней вдоль гардины, пока не подвесили штору. Затем школьная подруга вручную подшила низ, подогнав материал по высоте.
— Пока от руки сделаю, надо будет на машинке прострочить. Машинка есть у тебя?
Вася развел руками.
— Для стрижки наголо. Других не имею.
Но и сделанного Машей было достаточно. Теперь зал имел вполне обжитый вид — вот что значит женская рука.
Вскоре на кухне тоже висели шторы.
— Клевый приемничек, — заметила Маша, когда они пили чай, завершив вешать шторы. — Работает?
— Я кабель сегодня купил, надо проверить, подходит разъем или нет. Но сначала нужно начать готовить.
После чая Маша вытащила из холодильника принесенные заготовки и стала делать салаты. Вася разморозил в микроволновке килограммовую горбушу, обжарил булгур с болгарским перцем и помидорами, посыпал нашинкованной зеленью и нафаршировал рыбу. Шпажек не было, и края он скрепил зубочистками. Когда все было готово, разогрел духовку и поставил туда свое творение. Этому он научился совсем недавно, просмотрев несколько роликов на «Ютубе», и эксперимент был первым пробным шаром.
Пока Маша занималась салатами, Вася принялся подключать к сети радиоприемник. Разъем купленного провода был немножко шире, и Вася, вооружившись строительным ножом, стал подтачивать штекер, снимая черную пластиковую стружку. В итоге все получилось — разъем встал в отверстие, как влитой. Вася даже загордился своей работой — никогда ничего такого не делал.
Подключил приемник к сети, но чуда не произошло — внутри затрещало и на мгновение осветилась шкала частот. Из-под корпуса потянуло сизым дымком и в воздухе разнесся запах горелой проводки. Если радио и работало когда-то, то больше не будет. Вася выдернул кабель из розетки и оставил эту затею.
— Сгорел? — спросила Маша.
— Похоже. Эх!
Мертвый приемник стоял на холодильнике, а кабель свисал с него, словно дохлая змея.
— У меня планшет есть с IPTV, можно будет в нем и телик посмотреть, и радио послушать. А приемник Кирилл починит. Он же у нас опытный мастер-ломастер.
Она вытерла руки полотенцем, выудила из сумочки смартфон и набрала Кира.
— Кирилл, ты еще на работе? Скоро выезжаешь? …Инструменты бери свои, у Васи раритетный радиоприемник появился… Импортный какой-то, красивый, весь такой из себя винтажный, старинный… Задымил, когда в сеть включили… Нет, Вася сразу выдернул.
Маша положила смартфон на холодильник рядом с приемником.
— Ругается. Пожарниками назвал нас.
Когда салаты были готовы, Маша нашла ведро, достала половую тряпку из своей сумки (Вася в который раз удивился ее прозорливости, ведь он о такой мелочи не позаботился) и вымыла полы. В армии Вася ненавидел мыть полы. По духанке его часто ставили в наряд по роте, и приходилось вместе с другими салагами летать с огромными швабрами по «взлетной полосе» — длинному коридору между аккуратно застеленными кроватями. Это у них называлось «равномерное распределение грязи по казарме». У Маши это получалось намного лучше и чище.
Из духовки доносился аромат печеной горбуши и булгура. На улице начались зимние сумерки.
Новый год давно перестал быть волшебным праздником — последний раз рождественскую магию Вася ощущал перед армией. Первый же армейский Новый год выжег все это волшебство из Васиной жизни, и оно больше никогда не появлялось. Самый любимый некогда праздник стал обычным, одним из многих.
Когда стемнело, приехал Кир. К тому времени уже все приготовили и можно было начинать праздновать.
Первым делом Кирилл осмотрел радиоприемник и злорадно заржал.
— А я сразу понял, в чем дело, когда Маша позвонила. Лошара ты, Вася. Это ж американская техника. Он от 110 вольт работает, а ты 220 ему впендюрил. Себе бы лучше этот кабель вставил, больше пользы было бы.
— И что теперь делать? — огорчился Вася.
— Если не сгорел окончательно, скажу, что ты молодец и вовремя обесточил приемник. Трансформатор понижения приделаю и Вася кот.
— А если сгорел?
— Тогда блок питания менять придется. Это уже не сегодня, нет у меня с собой блока питания.
Повезло — блок питания не сгорел, и Вася оказался молодцом. Кир припаял трансформатор и примотал к корпусу изолентой. Теперь раритетный и винтажный радиоприемник был похож на хромоногий табурет с подвязанной сломанной ножкой.
— После праздника сделаем аккуратнее. Я все кишки внутрь запихаю, будет все тип-топ. А пока и так сойдет. Ну-ка, Маша, у тебя рука легкая! Запускай.
Маша включила приемник в сеть, крутанула ручку громкости. Щелкнул включатель. Красная стрелочка, как кролик в клетке, металась по шкале частот, но ничего, кроме шороха эфира, из динамика не раздавалось.
— На другую волну переключись, — Вася щелкнул тумблером.
Снова тишина.
— Не работает, — вздохнула Маша.
— Подожди! — Вася еще раз переключил волну.
Он щелкал то LW, то MW, затем SW, но приемник молчал, как партизан в фашистском плену, лишь тихонько поскрипывал динамиком. Последней надеждой была шкала TW. Что она означала, Вася не знал, никогда не слышал о такой волне.
— Ну-ка, пробуй!
Маша покрутила ручку настройки, и стрелка застыла между частотами 1930 и 1940. Из динамика послышался абсолютно чистый и сочный звук. Вася давно не слышал такого шикарного саунда. Ностальгия — это было то самое звучание, которое издавал его (вернее, отцовский) старенький кассетный «Маяк», по глупости проданный за бесценок на барахолке вместе с обеими колонками.
Играл медленный джаз. Незнакомая и чарующая мелодия заполнила кухню, просочилась в каждую щелочку, скользила по всем поверхностям, мягко рикошетила от стен.
— Ура, заработало! — дурачась, воскликнул Кирилл голосом кота из «Каникул в Простоквашино».
Мелодия сменилась, заиграла очень знакомая бодрая музыка, в которой Вася почти сразу узнал композицию из старого фильма «Веселые ребята».
Легко на сердце от песни веселой,
Она скучать не дает никогда,
И любят песню деревни и села,
И любят песню большие города.
— Ну и пусть работает! — сказала Маша. — Хорошая музыка! Давайте тогда начнем праздновать! Накрываем на стол?
Вскоре стол ломился от праздничных блюд. Тут были и Машины салаты, и Васина горбуша, и жареная картошка с грибами. Курицу оставили на потом.
Вася вытащил из холодильника водку для себя и Кира и вино для Маши, вынес заготовленные для товарищей подарки — раздал всем новогодние колпаки и перевязанные яркими лентами мешочки с конфетками и шоколадками.
— Да ты кудесник! — воскликнул Кир. — Мне таких подарков давненько не дарили. Прям как в детстве! А я тебе тоже кое-что приготовил! И тебе тоже, Маша!
Он взял сумку, в которой носил инструменты, и жестом факира вынул из нее книгу и CD. Книгу протянул Васе, а диск Маше.
— Ух ты, «Всадник без головы», — воскликнул Вася рассматривая книгу.
— Тоже раритет, — покачал головой Кирилл. — Старое издание, 1968 года. Еле разыскал.
— Как приятно почувствовать себя ребенком! — Маша, надев колпак, развязала мешочек с конфетами. — Кир, да это же мое любимое! Вау, «Торба на круче»! Спасибо тебе! — помолчав добавила: — Жаль, слушать сейчас негде.
— Да, надо было тебе еще и плеер подарить.
— Я вам тоже подарки припасла. Рассчитывала дождаться полночи, но кому-то очень не терпелось.
Маша принесла из зала два одинаковых плоских свертка.
— Я знаю, что вы разгильдяи и наверняка уже потеряли наши школьные фотографии. Ведь так?
Вася попытался напрячь память.
— Наверное, одна осталась.
— И у меня… ни одной, — признался Кирилл.
— Ну так вот вам от меня подарки. — Маша развернула оберточную бумагу. — Наш любимый третий класс.
Фотографии были вставлены в рамки и подписаны. Девятилетние ученики смотрели с них озорными испытующими взглядами. Тогда они еще верили, что способны перевернуть мир. Это были будущие космонавты, летчики, водолазы, великие актеры, художники и дизайнеры. Что случилось с этими детьми, подумал Вася, почему они не стали теми, кем мечтали стать?
— Машка, ты просто космос! — выдохнул Кирилл.
— Аналогично! — добавил Вася.
Поставили одинаковые фотографии на холодильник рядом с приемником. Динамики пели:
А ну-ка песню нам пропой, веселый ветер,
Веселый ветер, веселый ветер!
Моря и горы ты обшарил все на свете,
И все на свете песенки слыхал.
Кирилл открыл водку и вино.
— Ну что, ребята. Я очень рад, что мы снова встретились! Я рад, что у нас у всех все в порядке… ну… почти все. И почти у всех. Но мы все целы, здоровы, не голодаем. И у каждого есть цель! А некоторые даже и добиваются! Я рад, что ты теперь живешь в отдельной квартире. Будет где зависать. С Новым годом нас всех!
Парни выпили по стопарику и закусили. Маша пригубила вино. Радио продолжало играть ретро.
— Прогуляться не хотите? — предложил Вася.
— Не сейчас, — Кирилл подпер спиной холодильник. — Я сегодня набродился по заказам. Думаю, ближе к полуночи погуляем. Я ракеты привез и хлопушки.
— С пиротехникой надо на крышу.
— Не те времена! — вздохнула Маша. — Крыши сейчас запирают.
— Проверим. Надеюсь, открыто.
В юности втроем они любили сидеть на крыше девятиэтажки, проводили там вечера, а иногда и ночевали под звездным небом. Не сходить на крышу в ночь на первое января было моветоном. Но юность давно уже прошла, и ребята перестали шастать по крышам.
Рассудили пока никуда не ходить. Маша включила планшет, но IPTV не работал — интернет вырубило напрочь. Она поклялась сменить провайдера, убрала бесполезный без сети гаджет, и они продолжили слушать радио.
Выпили еще по одной стопке.
— Жора Стешин сейчас совсем крутой стал, — вспомнил Кир об однокласснике. — Ездит на «Ауди», нос воротит, будто не узнает.
— Никогда его не любил, — брезгливо поморщился Вася. — Понтов на миллион, а в башке ноль. Мажорик. И в школе лохом был.
— А девчонки его любили, — усмехнулась Маша.
— Да девчонки вечно… А ты тоже?
— Ну, сначала да. А после того как ты его в седьмом классе из-за меня побил, то нет.
Жора подошел к Маше, когда та рисовала на доске, и задрал ей платье чуть ли не до головы. И через минуту бежал по коридору в кабинет завуча, шмыгая разбитым носом. А Вася стоял в дверях класса и орал вслед: «Беги, беги, барабанщик, стучи на меня!»
— А я жалел тогда, что это не я ему вломил, — добавил Кирилл. — Не успел.
Васю после этого случая вызвали к директору школы. Мажорик был не прав, но наказали Васю, и даже Маше немного влетело, потому что папа Стешина был богатеньким бизнесменом и помогал школе деньгами. Как бы то ни было, деньги Мажорику не помогали. Даже те, кто с ним дружил, уважали его лишь номинально, поскольку он всегда оплачивал походы в кино, а после, когда одноклассники стали постарше, накрывал поляну за свой счет. В друзьях Мажорика числились школьные хулиганы, к которым он подмазывался с начальных классов. Ребята из богатых семей, такие же мажоры, с ним не водились. Никто бедного Мажорика не любил, но у него всегда были деньги.
— А Степка Смирнов поэтом стал, — вздохнула Маша.
— Да он и раньше был немножко того.
Вася разлил еще по одной, добавил капельку вина в Машин бокал.
— Я его осенью видела, на остановке встретились. В каком-то поношенном свитере с газетой под мышкой. Радостный, будто миллион получил. Спросила, чего так сияет, а он мне газету подарил, там стихи напечатали.
— И как стихи? Хорошие? — поинтересовался Кирилл.
— Я в них не разбираюсь. Но ему предложили в газете работать литературным редактором. Наверное, хорошие стихи, раз так. Зарплата, говорит, не очень, но работа интересная.
— Ну, хоть этот будет работать по призванию, — заметил Вася. — А не как мы. Наверное, Степка самый счастливый из нас.
— А что мы? — возмутился Кирилл. — Мне моя работа нравится.
— Но мечтал-то ты стать летчиком.
— А кто не мечтал в детстве стать летчиком?
— Степка! — засмеялась Маша. — Степка с первого класса мечтал стать поэтом.
— Писал стихи, но не стал поэтом и слишком часто был слеп. Мое грядущее — горстка пепла, мое прошлое — пьяный вертеп, — напел Кир строчки из «Крематория».
Маша посмотрела на него сквозь бокал с вином.
— Это не о нем.
Радио продолжало играть джаз.