Оглавление
— Вставай, засоня, работа ждет! — Кузнецов тряс Саню за плечо.
Сааль с трудом открыл глаза. Над ним склонилось плешивая отвратительная рожа: в ореоле светлых тонких выростов, по центру уродливый мясистый нарост, а по бокам от него мелкие как у шперхша глазки. Он хотел угрожающе взмахнуть хвостом, но с ужасом понял, что хвоста у него нет!
Осознание, что это все просто дурной сон и никакой он не драег, а ужасная морда — до боли знакомая физиономия дяди Саши, пришло далеко не сразу.
— Ты чего такой перепуганный? Приснилось что? — убедившись, что Стриж проснулся, Кузнецов ушел на кухню звенеть посудой и уже оттуда крикнул: — Поторапливайся, у нас иностранные гости!
Сашка споро подскочил и начал на автомате одеваться, стараясь поскорей отрешиться от больно уж явственного кошмара. Это ж надо такому привидеться! Хшет Сааль! Охренеть! Но в носу до сих пор стоял чуть сладковатый пряный запах, исходивший от прахм и резкий мускусный — от других хшетриев. Да это вообще не было похоже на сон, скорей на давно забытое воспоминание из детства, которое вдруг во всех красках, вкусах и запахах всплыло в сознании!
— Может, я сошел с ума? — поинтересовался он негромко у самого себя, но Кузнецов услышал, хотя и истолковал по-своему.
— Нет, Сашка, с ума поодиночке сходят, а я их и на радаре, и экране камеры отлично вижу, хотя они и идут без единого огонька. Давай кофе пей, и выходим, пока эти балбесы, заигравшись в конспирацию, на Южный камень не наскочили!
Стриж наконец окончательно проснулся и заглянул в рубку. На мониторе было 6:15, небо только-только светлеть начало. Дядя Саша уже настроил камеру на автоматическое отслеживание цели: черной как смоль корейской рыболовной шхуны. Судя по радару, шла она курсом прямо на север, вдоль границы заповедника, но сильный восточный ветер неумолимо сносил ее прямо на мыс Бочкова. Ну а дальше понятно, капитан постарается уклониться от столкновения со скалистым мысом, обходя его с юго-запада, и прямиком налетит на едва торчащую из воды скалу — камень Южный, доставив и себе, и заповеднику огромную кучу неприятностей в виде утопленников и нефтяных пятен.
— И как их погранцы проворонили?
— А ты на море внимательней глянь. Волна видишь какая? В такую погоду ПСКР[11] к Посьету уходит. От берега шхуна достаточно далеко и без огней, так что с ПТН[12] его за волной не видно, да и что «пехота» может этой шаланде сделать?
— А Шарик?[13] — Сашка залпом допил кофе и спешно надевал короткие сапоги и плащ.
— А кто, ты думаешь, меня разбудил? Ты же как перевел зуммер радара на себя, так назад и не переключил.
Кузнецов, не оглядываясь, потопал к причалу, подсвечивая себе дорогу налобным фонариком: рассвет в бухте Западной, как всегда, запаздывал. Стриж заторопился следом, кляня свою забывчивость и дурацкий сон.
Это же надо зуммер проспать! Ладно северокорейские рыбаки, у них, судя по полученной картинке, просто руль заклинило, вот и пошли к ближайшей суше малым ходом за помощью, а если бы браконьеры пожаловали? Тоже мне защитник природы, хшудра бесхвостый! Сашка чертыхнулся, сон все никак не отпускал.
Кузнецов опять понял его неверно.
— Осторожней, под ноги смотри, а то с пирса навернешься! Давай уже просыпайся и отшвартовывайся!
Сашка ловко сбросил с кнехта носовой причальный конец, кормовой уже успел сбросить сам Кузнецов, и, запрыгнув в носовой кокпит, уселся на банку. Катер заскользил по глади бухты, а Сашка залюбовался на то, как скрытая островом зарница, отразившись от плотного слоя облаков, расцвечивает розовым море.
Дверь в рубку приоткрылась, и недовольный голос старшего наконец окончательно привел Стрижа в чувство.
— Стриж! Твою за ногу! Давай в рубку, сейчас за мыс выйдем, лафа мигом кончится, весь мокрый будешь! Хватай рацию и вспоминай свой английский, будешь нарушителя вызывать!
— Right, captain! — Сашка взялся за рацию. — Korean fishing boat! Korean fishing boat! This is sailing Russian patrol boat! Sailing Russian patrol boat! Calling you, over.
Он повторил вызов трижды, но эфир упорно молчал.
— Может, они по-английски не понимают?
— Может, — согласился Кузнецов, — попробуй по-русски.
— Да, мой капитан! Корейское рыболовное судно! Корейское рыболовное судно! Ответьте русскому патрульному катеру! Русскому патрульному катеру! Прием. Молчат гады, а по-корейски я не разумею! — Сашка театрально развел руками. — Да вон же они! Сейчас чуть ближе подойдем, и я в рупор покричу.
Инспекторский катерок вынырнул из-за острова, и сразу же в борт ощутимо плеснуло. Кузнецов резко переложил руль вправо, подставив волнам корму. Суденышко заплясало на волнах, разрезая их под углом примерно в 45 градусов, потом повернуло под прямым углом, подставляя под удар полутораметровой волны скулу судна. Так галсами они подошли к шхуне с подветренного борта. Черное деревянное «корыто» метров двенадцати длиной возвышалось над водой на добрых три с половиной, а то и все четыре метра. С их приземистого катерка палубу видно не было, только козырек палубной надстройки.
Сашка добросовестно проорал в рупор свой запрос на русском и английском, по-прежнему безрезультатно. Создавалось впечатление, что судно брошено, но ровный рокот судового дизеля и кильватерная струя за кормой свидетельствовали об обратном.
— Придется лезть на борт! — Кузнецов печально вздохнул, то ли жалея себя, то ли поражаясь тупости корейских рыбаков. — Прими штурвал и подваливай к борту, он у кормы пониже. Как перепрыгну, отойдешь на четверть кабельтова. Ближе без команды не лезь!
— Дядя Саша, давай лучше я!
— Цыц, салага! Подваливай давай! И с погранцами свяжись, доложи обстановку.
Кузнецов выбрался на бак и встал у левого борта, придерживаясь рукой за леера. Стриж поймал момент, когда «кореец» стал клониться на левый бок, и на пике амплитуды качки плавно ткнулся носом катера в деревянный просмоленный борт шхуны. Борт рыболовного судна оказался вровень с макушкой Александра-старшего, и Сашка понял, почему старший решил сам лезть на судно-нарушитель: с его ростом — это не проблема, а вот Стрижу пришлось бы прыгать, рискуя сорваться и попасть между двух бортов. Кузнецов ухватился свободной рукой за начавший взлетать вверх борт шхуны и одним плавным движением практически без усилий взлетел наверх, а Сашка, следуя распоряжению старшего в смене, отошел от борта судна-нарушителя метров на сорок — пятьдесят и осмотрелся, благо света уже хватало.
Вовремя они успели, до мыса осталось менее полумили. Убедившись, что «кореец» наконец переложил руль влево, уводя судно от верной гибели, Сашка вызвал ПТН, вкратце обрисовал ситуацию и запросил инструкцию дальнейших действий.
— Принято, сейчас дежурному доложу, получу, что положено, и с тобой поделюсь!
Заспанный голос пограничника был отнюдь не радостным. Оно и понятно, он нарушителя проспал, а ушлые «заповедные» его не только не прозевали, но и взяли «корейца» на абордаж. Понятно же кому кнут, а кому пряники достанутся!
К удивлению Сашки, Кузнецов на борту не показывался, указаний от него никаких не поступало, но шхуна тем не менее взяла курс на бухту Западную.
— Да что там происходит, ну не силой же он капитана рулить заставляет? — Стриж чуть не подпрыгивал на капитанском кресле от любопытства и нетерпения.
Наконец корейское судно стало на рейде, не доходя пары кабельтовых до берега. На борту появился Кузнецов и сам вручную сбросил якорь.
Стриж направил катер к борту, но Кузнецов вначале знаками велел не подходить, а после, вспомнив про висящую на боку рацию, озвучил приказ голосом.
— «Шестьдесят третий», Сашка, ты это, — голос старшего был каким-то тусклым и напряженным, да и говорил он не по регламенту, — нельзя сюда, в общем. Тут у них рация разбита, похоже специально, а с носимой мне до ПСКР не докричатся, так что ты пока побудь у меня за радиста, ладно?
— Дядя Саша, да ты чего?! — таким старика он никогда не видел, будто из него стержень вынули.
Стриж снова направил катер к борту шхуны. Но Кузнецов уже взял себя в руки.
— «Шестьдесят третий», ответь «Шестьдесят первому»! Прием! — рявкнула рация.
— «Шестьдесят третий» слушает! Прием! — на автомате откликнулся Стриж.
— Слушай внимательно, сынок, — голос Кузнецова в этот раз звучал твердо и ровно, — эта шхуна — карантинная зона, а посему ближе чем на кабельтов я тебе приближаться запрещаю! Как понял? Прием!
— «Шестьдесят первый», вас понял. Но как же ты, дядя Саша? Давай я помогу, потом вместе в карантине посидим, тебе ж с этими прищуренными и поговорить не получится! Прием!
— А кордон ты на кого оставишь, помощничек? Отставить дискуссию. Давай запрашивай ПСКР! Прием.
Но запрашивать ничего не пришлось, рация ожила сама.
— «Фура», ответь «Сапсану-3». «Фура», «Сапсану». Прием.
— «Фура» слушает. Прием, — откликнулся Сашка.
— Переходи на 72-й и рассказывай, что за рыбку поймали? Прием.
Стриж послушно переключился и посмотрел на Кузнецова, до борта было втрое меньше кабельтова, и нужда в рации отпала.
— Значит запоминай, Сашка. На борту восемь трупов, причем пятеро дети, и трое взрослых в тяжелом состоянии, судя по всему — это эпидемия. Лица у всех как пеплом присыпаны и дышат с трудом, а у мертвецов все признаки смерти от удушья. А теперь передавай, не заставляй «Сапсана» ждать.
Ну Сашка и передал все практически дословно, присовокупив только, что на борту находится государственный инспектор Кузнецов Александр Владимирович и доблестным стражам границы стоит поторопиться, пока он там этой заразой не надышался. Ну и без запрещенной в эфире обсценной[14] лексики не обошлось, больно уж сильные эмоции Стрижа переполняли.
На том конце тоже долго, смачно и с чувством… молчали, ну это если опустить ненормативные выражения.
— Ну и что вам, каракатицам заповедным, стоило на полчасика задержаться? Кофе бы не спеша попили, или что вы, бакланы тупоголовые, там по утрам хлещете? Прошли бы они мимо или о скалу раздолбались, что еще краше, и пусть бы с ними крабы на дне разбирались! Ты хоть понимаешь, килька ты безмозглая, какой сейчас геморрой начнется? Прием.
— Да пошел ты, — вяло огрызнулся Сашка.
Он целиком и полностью был согласен с эмоциональным оратором, более того, мог от себя добавить немало лестных слов в свой и Кузнецова адрес. И еще ему не давала покоя подленькая мыслишка, что будь у проклятого «Летучего корейца» борт немного пониже и это бы он сейчас стоял на борту чумного судна в окружении мертвецов и умирающих. Хватило бы ему духу вот так же как старшой разыгрывать героя? Но что толку гадать: если бы да кабы? Надо думать, как Кузнецова спасать, и чем скорее, тем лучше.
— Дядя Саша, а давай шхуну за охранную зону выведем, и на катере уйдем. Пусть ее погранцы топят со своих пушек, а мы с тобой в карантине посидим в Славянке. Петровичу позвоним, пусть кого-нибудь с Восточного участка на время перебросит.
— Не дури, Сашка, тут люди в помощи нуждаются, а ты их на дно? Вот то-то. А насчет Петровича, твоя правда, звони, докладывай обстановку.
Пришлось докладывать. Начальник участка был более сдержан в выражениях. Все же подчиненные все сделали правильно, а что получилось «как всегда», тут уж ничего не попишешь: карма у русских такая.
— Так, Стриженко, не паникуй. Я сейчас с Шапошниковым свяжусь, найдем тебе напарника.
— Андрей Петрович, да не нужен мне напарник, я и в одного справлюсь! Я не за себя, я за Кузнецова переживаю.
— А что с Александром Владимировичем будет? Посидит пару неделек в инфекционной больнице под наблюдением врачей. Во-первых, далеко не факт, что он заразился, а во-вторых, даже если и подхватил какую заразу, так ее на самой ранней стадии пресечь успеют. Врачи у нас отличные, закаленные пандемиями гриппа, корона- и арбовирусов. И с этой напастью справятся, тем более что сам говоришь: на шхуне и выжившие есть, будет на ком лечение опробовать! В общем, все. Собери Кузнецову его личные вещи и гигиенический набор, перекинь на шхуну или передай там на багре, но не геройствуй! И так работать некому, все по отпускам разбежались, а тут еще Фархад на больничный ушел!
Ну Стриж и не стал геройствовать. Уточнил у Кузнецова, что нужно собрать, смотался на кордон, все упаковал в гермомешок, от себя добавил термос с чаем и пяток бутербродов с бужениной и с помощью страховочного фала, переброшенного на борт корейского судна, передал посылку адресату. Даже фал забирать не стал, такого добра в запасе хватало.
А дальше было долгое ожидание пограничного сторожевика, но «Сапсан» прошел мимо острова, заняв привычную позицию в юго-восточном углу заповедника. Вместо погранцов со Славянки пришел катер спасателей МЧС, привезший двух медиков в костюмах противовирусной защиты. Кузнецова тоже обрядили в белый комбинезон с респиратором и перевели на катер. А потом через борт переправили 11 черных закрытых пластиковых мешков… Похоже, насчет выживших Петрович сильно ошибся.
Спасатели со своим скорбным грузом вскоре ушли на север, в Славянку, а Стриж остался дрейфовать рядом с карантинным судном. Не то что в этом была какая-либо целесообразность, просто уйти на кордон и заняться привычными делами казалось неправильным, как будто этим он предаст Кузнецова. Да и вообще, разве можно оставить этого «Летучего голландца» или, точнее, «Летучего корейца» без присмотра? Это же объект повышенной биологической угрозы! А ну как его с якоря сорвет и понесет к материку? Что в этом случае делать, Сашка не знал. Лезть на заражённое судно совершенно не хотелось. Желудок тоскливо напоминал, что недопитая кружка кофе — это как-то недостаточно для столь суетного и нервного дня, но слишком впечатляющим для его нервной системы было зрелище объемных пластиковых мешков, уложенных на корме катера спасателей. Особое впечатление, отбивающее аппетит напрочь, производили те, что поменьше. Два и вовсе были крохотные, не больше продуктовых пакетов…
И если с голодом он привычно легко справлялся, то пальцы ног, запарившиеся в добротных кожаных берцах, нестерпимо чесались. Вот же дикость — на дворе середина 21 века, а он уже четыре года не может простой грибок на ногах извести! Как подцепил где-то в армейке, так и мучится. Значит, снова нужно будет противогрибковые препараты пропить.
— Эх, сейчас бы разуться да прополоскать ножки в морской воде! — вслух размечтался Стриж. — Хотя почему бы и да! Никто же не мешает?
Идея показалась настолько заманчивой, что Сашка, не откладывая, снял берцы и носки, откинул трап и, усевшись на кормовую площадку, с наслаждением опустил зудящие ноги в прохладную воду. Привалился к еще теплому кожуху подвесного мотора и задумался о превратностях судьбы.
Будь он чуть повыше ростом, ну или борт у проклятой шхуны чуть пониже, и это он бы сейчас ехал в Славянку на карантин. Это он бы сейчас переживал о возможном заражении непонятной, но явно смертельной заразой, уже убившей как минимум одиннадцать человек. Размышлял о причинах, побудивших бедных корейцев направить свое утлое суденышко в территориальные воды соседнего, пусть и дружественного, но все же иностранного государства. Что они здесь искали? Спасения для себя и своих близких в надежде на более высокий уровень медицины у соседей? А может, просто жертвовали собой, спасая других, унося с собой заразу в открытое море, а к нам попали случайно? Сейчас уже не спросишь. Не у кого. А понять хочется, хотя бы чтоб знать: будут ли еще такие «посылочки» или это разовая акция?
Так и сидел, болтая ногами в ласковой соленой воде, пока ноги окончательно не замерзли, но зато и зуд прекратился.
Дважды срабатывал сигнал радара, по-прежнему завязанного на его напульсник. Стриж, чтобы не терять время и не оставлять свой добровольный пост, связывался с Шариком. В обоих случаях оказалось, что это к пограничникам прибыло усиление. Видимо, большое начальство всерьез обеспокоилось возможным повторением утреннего инцидента. При такой концентрации патрульных катеров в акватории нарушителей можно было не опасаться. Да и пасмурная и ветреная погода не располагала к туристическим прогулкам, а для браконьеров еще рано, вот недели через две…
Наконец под вечер с Посьетского грузового порта пришел буксир, который, не мудрствуя лукаво, турачкой[15] вытянул якорный канат корейской шхуны и использовал его в качестве буксирного троса. Плюнув в небо черными клубами выхлопа и рявкнув напоследок ревуном, он оттащил проклятую посудину на рейд в бухте Новгородской.
Сдав скорбную вахту, Сашка пришвартовал катер, зачем-то тщательно промыл морской водой борта и палубу, потом прошел в еще теплую баню и сам старательно вымылся, обработал антигрибковой мазью ноги, а то после морских ванн пальцы в берцах вновь запрели и меж пальцами ног страшно зудело. Немного подумав, решился и выпил капсулу итраконазола[16]. Сашка страх как не любил таблетки, считал, что вреда от них куда больше, чем пользы. Они одно лечат, а другое калечат. Но опыт показал, что одной мазью ему с грибком ступни никак не справиться, заражать товарищей не вариант, а значит придется пропить полный курс противогрибкового препарата. Две недели травить печень! Он тяжело вздохнул.
Перед уходом закинул всю — вплоть до трусов и носков — одежду в стиральную машинку и так голым и вышел из бани. А кого стесняться? Он теперь один на всем острове. До ближайшего берега шесть километров, а до человеческого жилья — вдвое дальше. Слабенький вечерний бриз приятно холодил тело, выдувая заодно из головы дурные тревожные мысли.
— Все будет хорошо! — вслух, чтобы услышать человеческий, пусть даже и свой собственный, голос заявил Сашка. — Все обязательно будет хорошо! Это же классное приключение — один на необитаемом острове!
Особой уверенности в его голосе не было, но мантра отчасти подействовала — дико захотелось есть. Первой мыслью было просто вскрыть банку тушёнки и навернуть ее с хлебушком, но Сашка себя пересилил. Целый день без еды, нужно хоть поужинать нормально! Включил чайник, чтобы немного ускорить процедуру готовки, плесканул в кастрюлю немного воды и поставил на огонь, а пока вода и там, и там закипала, сходил в кладовку за продуктами. Решил готовить «пасту по-островному» — любимое блюдо Шурика. Быстро, просто и вкусно. Долил кипяток из чайника в кастрюлю, посолил и забросил спагетти, разломив их напополам, чтобы сразу поместились. Пока они варились, настрогал лука, чеснока, моркови, перца и обжарил на сливочном масле, а под конец запустил туда же банку говяжьей тушёнки и пару ложек томатной пасты. Осталось только воду слить и перемешать. И все, можно подавать на стол, присыпав сверху сыром и украсив свежей зеленью.
С сыром и зеленью Сашка решил не заморачиваться, а то желудок, раздразненный запахами, уже принялся сам себя переваривать.
После плотного и неспешного ужина, завершившегося традиционным чаепитием с медом, Стриж сел за заполнение вахтенного журнала. Следовало кратко и точно изложить все события этого сумасшедшего дня. Дело серьезное и ответственное, вахтенный журнал для инспектора — это основной документ, по нему будут судить об их работе. Провозился дольше, чем с ужином. За окном уже стемнело, так что хозяйственные дела лучше отложить на завтра.
Позвонил участковому, доложился по форме, а после почти час пересказывал Петровичу в деталях события дня.
Потом рискнул и набрал Кузнецова, тот на удивление быстро взял трубку.
— Привет, Сашка, как на кордоне дела? Я тебе сам звонить собрался, но ты меня опередил!
— Да нормально все на кордоне, пограничники усиление прислали, так что нам в ближайшее время можно за море не беспокоиться. Я сегодня до вечера возле этой шхуны проторчал, пока за ней буксир с порта не пришел. Лучше рассказывай, что у тебя? Как себя чувствуешь?
— Утащили? И слава богу. Там на послезавтра по прогнозу сильный дождь передают, а потом вроде как очередной тайфун ждут. Так ты завтра не бездельничай, пройдись везде, окна позакрывай, желоба ливневки прочисть. Дровишки, что у сарая сложены, надо тентом накрыть. И занеси баллон газа в котельную, а еще лучше попробуй котел запустить, хотя бы на пару часиков, заодно и кордон просушишь. Если ветра не будет, на Северную сходи, надо домик орнитологов законсервировать на зиму, а то как Сумах уехала, там никого и не было.
— Сделаю, дядь Саша, ты не волнуйся. Ты про себя давай расскажи.
— А чего рассказывать, привезли, взяли кучу анализов, только что на изнанку не вывернули. Часа два назад затолкали в одиночный бокс, нацепляли кучу датчиков. Ужин передали через специальный шлюз с облучением ультрафиолетом. Кормят нормально, только соли маловато. Сижу в визор пялюсь. По новостям тишина, только китайцы кратко сообщили о введении жесткого карантина в Северной Корее.
— А как самочувствие?
— Нормальное, только голова немного болит, но это скорее от всей этой суеты и от лекарств, что меня «для профилактики» напичкали.
* * *
Сааль медленно приходил в себя, одеревеневшие мышцы горели огнем, он чувствовал каждый сосуд, каждый капилляр, наполняемый физраствором. Каждый последующий выход из гибернации давался тяжелее предыдущего, а процесс «разморозки» все дольше. Если в тот страшно далекий первый раз ему хватило нескольких часов, то сейчас тело постепенно в течение трех суток возвращалось к жизни. Быстрее нельзя, старый изношенный организм просто не выдержит. Как же он устал! Постепенно оттаивающий мозг то грезил яркими, очень правдоподобными и порой кошмарными галлюцинациями, то прокручивал отдельные моменты из реальных, но основательно подзабытых событий, и отличить одно от другого было абсолютно невозможно. От этого душевные страдания были даже более тяжелыми, чем физические.
Но в этот раз все! Они почти достигли Великой Цели. Почти сотню больших циклов, сменяя друг друга и продлевая ставшую обузой жизнь за счет длительных периодов криосна, они готовили эту планету к приходу Матери Шеши.
Наконец все готово, осталось совсем недолго, меньше половины цикла. И их служение будет закончено. Пусть их осталось только четверо, но они справились. Все получилось, как и прогнозировала Мудрая пра Хшая. Всю работу закончат кланы маликов, созданные пра Манашей. Им остается только проследить за неукоснительным выполнением плана и достойно встретить Мать в ее новом Гнезде.
В этот раз Сааль не торопился выбираться из криокапсулы, ждал пока ссохшееся и промороженное тело окончательно прогреется и наполнится жизненной влагой. Спешить больше не нужно. Это мысль одновременно и успокаивала, и навевала легкую грусть. Он прожил славную жизнь, достойную брачного партнера Матери, но увы… Кожа его почернела как смоль, а семенники ссохлись, даже горловой мешок стал цвета спекшейся крови. Хшетрии редко доживали до такого преклонного возраста, обычно их гораздо раньше призывали на последнюю охоту, где старый хшет становился дичью, а вырвавший его сердце юный драег новым хшетом — старшим в кладке.
Достойный итог жизненного пути, вот только ему он вряд ли грозит. Пока Мать Шеша и ее последний партнер Хшет Хвашуки со всеми предосторожностями будут выведены из многовекового сна, пока восстановят свои силы, чтобы спеть брачную песню… А ведь еще предстоит собрать инкубатор, что в условиях этой планеты не так-то просто: в тех районах, где температура подходяща для кладки — сильно высокое содержание кислорода, а где кислород падает для приемлемых 16 %, слишком холодно. Да еще и солнечная радиация выше всякой меры. Они, конечно же, неоднократно пытались: складывали гнездовые курганы из различных минералов, запечатывали входы и закачивали внутрь углекислый газ, так необходимый на ранних стадиях эмбриогенеза. Но все попусту, ни одно яйцо даже не проклюнулось. То ли мешал низкий статус прахм, то ли низкий технологический уровень аборигенов. А может, просто некоторые секреты доступны только Верховной Матери и неведомы даже высшим прахмам? Теперь-то, конечно, нет никаких нерешаемых технических проблем по воссозданию идеальных условий для развития кладки, вот только они сами уже давно не способны к репродукции.
Ничего, Мать Шеша подскажет нужные параметры. Однако до того момента, когда хшетрии из первой кладки будут готовы к самостоятельной Большой охоте, он уже далеко уйдет по Небесному Пути. Очень нескоро титул хшета снова станет по традиции наследуемым. Но это уже не его проблемы, он свою задачу выполнил. Почти выполнил. Осталось малость — вернуть аборигенов на приемлемый уровень технического развития, чтобы они не могли даже теоретически угрожать зарождающемуся новому Гнезду и обеспечить благополучный Прием Матери.
Сааль наконец почувствовал, что согрелся и способен выбраться из криокапсулы. Он нажал кнопку открытия крышки и сел…