Оглавление
Сашку разбудил тревожный зуммер будильника. За окном по-прежнему висела серая промозглая хмарь. Тело ломило, во рту было сухо и гадко, но в целом чувствовал он себя, пожалуй, лучше вчерашнего. Стриж тряхнул головой, стараясь прогнать остатки тревожного и какого-то сюрреалистического сна. Во сне он то летал над джунглями на каком-то чудном планере, то участвовал в кровавой резне, устроенной размалеванными дикарями над жителями какого-то странного горного селения, то что-то вещал беснующейся толпе с вершины огромной ступенчатой пирамиды… Но вот был ли он в облике прямоходящей ящерицы или в человеческом, как-то не отложилось.
Сашка умылся, через силу позавтракал вчерашним борщом и занял место у рации.
— «Пемза», я «Фура»! «Пемза», ответь «Фуре»! Прием!
— «Пэмза» слушаэт! — после довольно продолжительной паузы откликнулся Рахмон. — И чэго тэбэ нэ спится? Шайтон тэбя забэри! Прием!
— Так время доклада! — искренне возмутился Сашка. — Прием.
— Сэгодня суббота, на улице шторм, а у нэго в восэмь утра время доклада! Прием!
— По регламенту время доклада с восьми до девяти! Прием.
— Вот имэнно! До дэвяти! Понимаэшь? Дэвяти! Такой сон мнэ испортил! Я эё почти уговорил, а тут ты со своэй «Фурой»! Тфу на тэбя! Ладно, раз позвонил, докладывай обстановку! Прием.
— А нечего докладывать. Погода сам видишь какая. Очередной хоздень. Я на кордоне уже все что мог перебрал и перемыл. Даже не знаю, чем себя сегодня занять. Прием.
— А ты книжку про любовь почитай, может, и тэбэ что-нибудь хорошээ приснится, и ты хотя бы завтра нэ будэшь мэня ни свэт ни заря будить! Отбой связи!
— Вот же чучмек озабоченный! — беззлобно ругнулся Стриж и вдруг вздрогнул от неожиданного шума за спиной.
Он оглянулся. На краю картонного ящика сидела голубка (Стриж почему-то сразу решил, что это самочка) и активно прихорашивалась. На своего спасителя она смотрела без опаски, скорей с каким-то ожиданием.
— Ага! Оклемалась и теперь жрать хочешь?
Он сходил в кладовку и насыпал в креманку понемногу разных круп: гречки, риса, булгура и чечевицы. Поставил чашку возле ящика.
— Угощайся.
Удивительно, но, похоже, голубка совершенно не боялась человека. Стриж налил во вторую креманку холодной воды и поставил ее рядом с крупами. Птичка тут же спрыгнула вниз и вначале вволю напилась, и только после этого принялась клевать чечевицу. Сашка присмотрелся к питомцу: на хвосте и крыльях явно просматривались какие-то печати, две сделанные красной и три серой краской. Ноги украшены тремя пластиковыми кольцами.
Стриж подождал, пока птица насытится, и взял ее в руки, чтобы рассмотреть детальнее. Отсканировал и загрузил в уником печати и надписи на кольцах.
— Данная спортивная птица из голубятни фирмы «Co., Ltd. Муромати Когио», Муроран, Хоккайдо. Хотите связаться с владельцем? — откликнулся голосовой помощник после анализа данных.
— Нет. Что за печати на перьях?
— Птица трижды участвовала в гонках на длинные дистанции, дважды успешно, заняв третье и первое место соответственно, а с последней гонки не вернулась. Нужна более подробная информация о гонках?
— Нет. Достаточно. Дорого такая птица стоит?
— Цена на успешных спортивных голубей доходит до 250 миллионов йен, но голубь, проваливший гонку, полностью обесценивается.
— Спасибо, Маруся, отбой.
Сашка отпустил голубку на пол, и та тут же потопала к корму.
— Надо тебе какое-то имя дать, а я ни одного японского имени не знаю. О! Придумал. Будешь ты у нас Йена! Одна йена тоже ничегошеньки не стоит. А вот долетела бы до своего Хоккайдо и была бы ты Мегайена. Кормили бы тебя отборным витаминизированным кормом и в гузку целовали, а так ешь, что дают, и не чирикай! После смены я тебя к Петровичу увезу, там по поселку много вашего брата летает, глядишь и прибьешься к какой-нибудь стае.
Он досыпал в креманку понравившуюся Йене чечевицу, оделся потеплее и пошел проверять крепления и состояние прибрежного имущества.
Небо по-прежнему было затянуто плотным слоем облаков, ветер гнул кусты, раскачивал деревья и взбивал пенные барашки на гребнях волн. Но хотя бы дождя не было.
Имущество было на месте, правда, все засыпано мокрой опавшей листвой, но это не страшно. Три часа неспешной работы, и усталый, перемазанный, но страшно довольный собой Стриж победно оглядел «поле боя». Дорожки прометены; кокпит катера очищен от наносного мусора и промыт; огромная гора прелой листвы вывезена на огород и прикрыта старым баннером. И порядок навел, и перегноем небольшое подсобное хозяйство обеспечил!
Сашка присел на резную лавочку, украшенную дельфинами и левиафанами, и с наслаждением втянул сырой, насыщенный озоном и йодом воздух. Вслушался в солидный басовитый рокот волн. Мысли текли лениво и отстраненно. Интересно, если звук — это волновое колебание воздуха, то можно ли записать и перевести в звук вот это тревожное дыхание моря, отголоски бушующего где-то вдалеке шторма? Интересно, как звучит сам шторм? Не плеск обрушивающейся на берег воды, не грохот перекатывающихся камней, не свист ветра, а чистый звук, рождаемый волновыми колебаниями огромных масс воды. Сашка попытался представить, как бы мог звучать вчерашний шторм где-нибудь далеко в открытом море. Физика вспоминалась с трудом. Вроде бы чем длиннее волна, тем ниже звук, а чем больше ее высота, тем звук громче. Штормовые волны высокие и короткие, значит истинный звук моря высокий и громкий, как песни Витаса? А бриз шепчет шаляпинским басом?
Сашка почувствовал, что его начинает морозить. Распаренное работой тело и намокшая от пота одежда в состоянии покоя активно парили, несмотря на стопроцентную влажность воздуха. А переход воды в парообразное состояние не хуже фреона в древних холодильниках охлаждал испаряющую поверхность, забирая у пораженного недугом тела остатки внутреннего тепла. Волей-неволей пришлось прервать приятное созерцание с навеянными им размышлениями и идти мыться и переодеваться в дом.
После плотного обеда, уже традиционно завершившегося горячим чаем с малиновым вареньем, Стриж разделся и залез под одеяло. Хотел пропотеть и почитать новости, но сам не заметил, как заснул.
* * *
Дышать было тяжело. Перенасыщенный кислородом воздух пьянил и обжигал легкие. Хотелось бросить все и вернуться в свою пхушпаку, а еще лучше сразу в подземное убежище высоко в горах, к нормальному воздуху и подальше от этих вонючих грязных животных, волей случая наделённых зачатками разума. Но нельзя. Они должны попытаться еще раз. Сааль покосился на пра Шасту, такую прекрасную и желанную.
— Зхикурат готов принять твою кладку, Мать, — озвучил он очевидное и непроизвольно раздул горловой мешок.
Она лишь молча кивнула, не желая тратить силы и время на пустое: каждое мгновение, проведённое ими в этой ядовитой атмосфере низин, уменьшало их шансы на успех размножения. Шаста первой направилась к проходу между каменными блоками, скользя возбуждающе раздувшимся брюхом по каменной кладке. Там, в глубине, в центре зхикурата подготовлена «колыбель» для их будущего.
Они долго и тщательно выбирали место на горном плато с затухающей вулканической активностью (кто же пожелает своим отпрыскам еще до рождения пасть жертвой подземной стихии?), над небольшой трещиной, из которой продолжал сочиться живительный для развития эмбрионов сероводород. Сама скала тоже немного подогревалась подземным жаром спящего вулкана, создавая благоприятные условия для кладки. Но главным источником дополнительного тепла для яиц была примитивная куча разнородного органического мусора в центре герметично закрывающейся камеры. Она должна, постепенно перегнивая, греть будущих драегов, а заодно и поглощать избыток кислорода. Какая дикая насмешка провидения: всемогущие боги этого мира должны сформироваться и вылупиться в куче пищевых отходов! А часть из них здесь и останется, послужив первой добычей для более успешных собратьев.
Но что делать? Он и так выжал из дикарей максимум возможного. Из стаи неразумных животных, едва овладевших «искусством» разбивать друг другу бошки обожженными дубинками и каменными топорами, он взрастил племя дерзких и безжалостных захватчиков, паразитирующих на чужом труде. Потом и кровью рабов он созидал их империю. А чтобы сдуру не свернули с нужного пути, он даровал им религию и обучил жрецов — проводников его божественной воли. И вот результат: каменный зхикурат возведён в труднодоступных даже для маневренной пхушпаки джунглях. Там, где каких-то пять больших циклов назад предки строителей дрались с опоссумами за объедки от трапезы ягуара, возвышается массивная семиступенчатая пирамида…
Огромный кондор спикировал вниз, обдав лицо прохладным ветром горных вершин…
Сашка открыл глаза и принялся выпутываться из-под толстого ватного, набухшего потом одеяла. Раздалось хлопанье крыльев, и на лицо повеяло прохладой. Стриж рывком сел на кровати и непонимающе воззрился на Йену, балансирующую на скользкой металлической трубе в изголовье его кровати. Насест был явно толстоват для ее лапок, да и коготкам было никак не вцепиться в хромированную дужку. Поэтому, чтобы не упасть, ей приходилось поддерживать равновесие взмахами крыльев, но улетать она явно не спешила.
Стриж посмотрел на затемненное вечерними сумерками окно и чертыхнулся. Он забыл поставить будильник и чуть было не проспал сеанс радиосвязи.
— Спасибо, птичка! С меня причитается!
Он как был в одних трусах, кинулся в рубку. Вовремя!
— «Фура», отвэть «Пэмзовой»! «Фура» «Пэмзовой»! Прием.
— «Фура» на связи! — хриплым со сна голосом отозвался Сашка. — Прием.
— Слушай, «Фура», а ты случайно утро с вэчэром нэ пэрэпутал? Прием.
— Никак нет, товарищ капризный начальник. Я просто проспал, — покаялся Стриж. — На кордоне без происшествий. Прием.
— Это хорошо. На Фальшивом были нэзваныэ гости. Николай их элэ выгнал. Прием.
— Что за гости? Прием.
— Гости с юга, человэк дэсять с женщинами и вроде бы с детьми. Николаша их издалэка тормознул, в воздух дважды стрэлял. Приближаться побоялся. Мало ли какую заразу они пэрэносят. Вродэ развэрнулись и на Голубиный утес ушли, но могут и вэрнуться. Я погранцам сообщил. Но похожэ у них таких бэжэнцэв до хрэна и большэ. Сказали, что при пэрвой жэ возможности вышлют наряд. Так что будь готов на помощь выдвинуться, ну и мэня прихватишь по дорогэ. Пэтрович в Посьэт на «ямахэ» ушэл, так что я на «русботэ»[23]. Нэ хочу мокнуть по такой погодэ, лучшэ с тобой в рубкэ прокачусь. Нэ возражаэшь? Прием.
— Ок, зайду, заберу тебя сахарного. Отбой связи!
Стриж перевел дух. Проспать сеанс связи, конечно, не преступление, но проступок серьезный. Первый раз остался за старшего, и такой постыдный прокол. Нет, конечно, можно и по уникому в любое время с коллегами связаться и все обсудить. Сеансы радиосвязи давно уже не необходимость, а скорее дань традиции, но традиции старой, морской. Весь день рация дежурит на общей морской частоте, предназначенной для вызова судов и подачи сигналов бедствия, и только в оговорённое протоколом время автоматически переключается на внутреннюю частоту, для ежедневных докладов. Такая же седая традиция, как вахтенные журналы на кордонах морского заповедника. Говорят, в лесных заповедниках о вахтенных журналах и не слыхивали, но так у них своих традиций хватает, а Сашке не понятно, как без журнала можно обойтись — это же история, летопись, можно сказать. Да и восстановить, что, где, с кем и когда произошло, можно легко.
С этими мыслями Стриж подвинул к себе вахтенный журнал и сделал короткую, но емкую запись: «13.10.35 г.; на кордоне г. и. Стриженко А. С.; облачно, осадки, ветер Ю-В 6–7 баллов; хоздень».
Он убрал журнал к полутора десяткам таких же, только полностью заполненных. Открой любой и посмотри, что происходило на острове год или десять лет назад. Кто охранял заповедные рубежи, какая была погода, чем занимались инспектора…
От размышлений его оторвала Йена, нагло перепорхнувшая прямо на тангенту рации.
— Ага. Жрать хочешь?
Сашка заглянул в ящик. Вода есть, крупа тоже. Даже чечевица не вся съедена.
— И чего тебе не хватает? Я, конечно, твой должник, вовремя ты меня разбудила, но разносолов у меня нет и взять их не откуда. Разве что витаминов тебе покрошить.
Стриж помыл и натер на крупной терке небольшую морковку, туда же пошинковал лист капусты и предложил угощение пернатой гостье. Йена угощение попробовала, но не успокоилась. Она явно чего-то хотела, но что? Сашка поменял ей воду. Досыпал круп. Накрошил сухариков. Даже жердочку смастерил над входной дверью. Йена все пробовала. Видимо одобряла, но требовала чего-то еще. Стриж так забегался, что даже о простуде забыл. Наконец Стрижу надоело угадывать птичьи хотелки, он поужинал, погасил в рубке свет и закрылся в своей спальне.
Удивительно, но стоило погаснуть свету, и Йена сразу же угомонилась. Похоже, ей просто мешал свет!
Сашка попытался уснуть, но сон не шел. В голову лезли всякие дурные мысли.
Про Кузнецова, как он там? Почему его в город перевели? Насколько все серьезно? Что было бы, если бы не дядя Саша, а он залез на эту проклятую шхуну? Может, его молодой организм легче бы справился с болезнью?
Про Николая Сунцова, вынужденного оборонять Фальшивый от беженцев. Ведь почти наверняка завтра они вернутся. Им в цивилизацию надо, туда, где их примут, обогреют, накормят, медпомощь окажут и на учет поставят. На турбазе, что приютилась у подножия Голубиного утеса, на зиму один сторож остается. Там ни продуктов, ни отопления в домиках нет. Беженцам бы в Хасан топать, но туда, похоже, пограничники не пускают, перекрыв единственную дорогу. Их тоже понять можно: кому нужны потенциальные разносчики смертельной заразы, да еще и незаконно пересекающие границу? А в обход Хасана беженцам одна дорога — по косе, мимо кордона в обход озера Птичьего. Дальше по сопкам гравийкой к Маячному выйти можно, а там до Краскино и Посьета рукой подать. Если прорвутся, то властям деваться некуда будет. Придется что-то с ними решать. Размещать, договариваться с корейцами о возвращении их на родину. А пока суд да дело, кормить, лечить и обихаживать. И что нам делать, если они завтра дуром попрут? Стрелять в воздух? Вряд ли поможет. Если бы он был там с голодным и больным ребенком на руках, он бы разве остановился? Нет. Стрелять на поражение? А за что? Они ведь не нападают, они помощи просят! Только как им помочь? Едой поделиться, конечно, можно, а дальше? Арестовать и этапировать на погранзаставу или в администрацию? Это как-никак два десятка километров по бездорожью! Лодками в Посьет перебросить? При такой волне небезопасно, а там женщины и дети. А если среди них заражённые? Как им завтра поступить? Попробовать завернуть беженцев мимо кордона на Сивучью? Пусть себе топают в Краскино. Там миграционная служба, пограничники, полиция наконец. Хотя нужно признать, там сейчас такие дороги после дождей и протоки так разлились, что и для взрослого мужика маршрут — далеко не легкая прогулка!
Наконец про собственное умственное помешательство. Это ж надо, этот навязчивый сон уже и днем его преследует. Да яркий такой и связанный. Появился даже какой-то азарт досмотреть, чем там дело кончится. Но с другой стороны, это же не нормально просматривать во сне воспоминания какой-то зазнавшейся ящерицы-переростка? Океан всемогущий, да он же до сих пор помнит и вкус козлиного сердца, и возбуждение от близости готовой к спариванию Шасты! Мерзость какая! Похоже, без психиатра ему не обойтись.
Так, прокручивая в голове различные проблемы и варианты их решения, он провалялся до утра. И лишь когда за окном стало сереть, Стриж ненадолго забылся тяжелым душным сном.