Оглавление
Три дня Сашка провалялся в постели, вставая только чтобы поесть, сходить в туалет и затопить печку, накромсав кое-как отломанные от сарая доски. Три дня организм боролся с занесенной с собачьей слюной инфекцией. Три дня Лоло выполняла обязанности сиделки, меняя повязки, готовя различные экзотические блюда и развлекая парня путаными рассказами о своей блистательной карьере в кино. Правда, многократно стираные повязки побурели от крови и гноя, а вкус блюд измученный болью и высокой температурой Стриж почти не различал, через силу впихивая в себя пищу. Нить повествования ускользала от его рассеянного внимания. Что тому было виной: плохой перевод электронного толмача, общая заторможенность борющегося с воспалением организма или обилие трудноразличимых для русского слуха имен?
— Я сказала Нин Хао, что Юань Цюань слишком стар, чтобы играть роль Цзянь Хуанмэй, но Сунь Сяочан настоял на кандидатуре Юань Цюань, — эмоционально жестикулируя, рассказывала Лоло очередную историю. — Нет, как может пятидесятисемилетняя старушка с морщинами на шее играть роль девушки? По сюжету, когда Цзянь Хуанмэй встретила Лю Сюэцзы в отряде Чжу Дэ, ей было всего шестнадцать лет!
Стриж вполуха слушал и периодически согласно кивал, к месту и не к месту вставлял «шидэ», что, как он понял, означало согласие.
Сашка был искренне признателен женщине за заботу и за то, что она не осыпает его упреками. Ведь если бы не его глупая жалость к цепной собаке, они бы уже были в Славянке, а то и во Владивостоке. Лоло бы попала в консульство, восстановила документы и права на многомиллионное состояние мужа, а вместо этого сидит с ним в заброшенном инспекторском доме, на отрезанном от цивилизации клочке суши, со смутными перспективами выбраться из этой западни! Самое страшное, что если он не выкарабкается, то обречет доверившуюся его заботам иностранку на голодную смерть. Эта избалованная всеобщим вниманием женщина была на удивление самостоятельной: неплохо готовила, поддерживала порядок и даже помогала ему топить печку. Но все ее умения и способности не выходили за рамки цивилизованного, обустроенного и упорядоченного мира. Самостоятельно выжить в незнакомой местности без работающих супермаркетов и сервисных служб у нее не было ни единого шанса. А лес, не изуродованный бетонированными дорожками и яркими указателями, пугал китаянку до неконтролируемой паники. Ктулху же дернул его лезть спасать ту бешеную собаку. Вот уж воистину благими намереньями устлан путь в бездну!
Утром четвертого дня опухоль на ноге спала и рана перестала сочиться гноем. Ходить по-прежнему было больно, да и левая рука, подранная собакой, плохо слушалась. Но главное — температура спала, и Сашка снова почувствовал себя живым человеком, а не случайно задержавшимся в земной юдоли смердящим трупом. Он с удовольствием позавтракал какой-то пресной жидкой кашей из сваренного на воде пшена. Китаянка называла ее «бода» и утверждала, что это хорошо для пищеварения. Парню хотелось мяса, но быстро выяснилось, что их запасы белковой пищи ограничиваются палкой копченой колбасы и банкой кильки в томате. Остальное Лоло использовала на приготовление «здоровой пищи».
Быстро проведя ревизию запасов, и привезенных, и найденных на кордоне, Стриж понял, что время на раскачку у него почти не осталось. Из овощей в наличии только картошка. Из круп — два килограмма гречки, полукилограммовый пакет перловки и большой пакет геркулеса. Кроме того, имеется початая пачка муки, три пачки рожек, банка зеленого горошка и большая жестяная банка кабачковой икры. И это всё, если конечно не считать за еду полстакана подсолнечного масла, кучу различного пакетированного чая, полбанки кофе, сахар, соль и прочие специи.
— Не густо. С голоду в ближайшую неделю не помрем, но про разносолы придется забыть.
Он задумался. С чего начать? Чтобы выбраться, нужна лодка с исправным мотором. Бензин должен быть в бочках, что стоят под навесом у въезда на кордон. До них к счастью вода не добралась. В крайнем случае, можно будет слить бензин из стоящего рядом с солнечными панелями аварийного бензогенератора. А вот лодку нужно искать.
Если честно, Сашка рассчитывал, что местная лодка, привязанная к лебедке, хоть и затонет под напором цунами, но останется лежать на берегу, и ему останется только слить с нее воду и, возможно, почистить мотор. В крайнем случае, слить мешанный с водой бензин, промыть топливную систему и залить свежее топливо, но увы! Ни лодки, ни лебедки, ни самого пляжа, на котором им полагалось стоять, не было. Он подошел к скалистому обрыву, образовавшемуся на месте уютного пляжа с белым кварцевым песком. Волны с тихим плеском накатывали на грязно-серые с прозеленью скалы. У самой кромки берега уже появились зачатки будущего возрожденного пляжа — между крупных обломков, осыпавшихся в воду, трудолюбивый прибой намыл кучки светлого песка.
Не понятно, забрали с кордона разъездную лодку или ее вместе с лебедкой утянула в пучину ненасытная стихия, но искать ее было явно бесперспективно. Можно попытать счастья на кордоне, что расположился сразу за мысом Льва, до него по лесу километров десять, но с учетом рельефа берега и направления волны цунами, шансов, что там хоть что-то уцелело, почти нет. Остается кордон в бухте Спасения. Там и рельеф удачнее: пляж переходит в пологую долину безымянного ручья, поросшего густым низкорослым леском, и от прямого удара стихии бухту прикрывают мыс Астафьева и Входные камни. Идти туда немного дальше, но зато с кордона рукой подать до поселка Витязь. Понятно, что все магазины в поселке были расположены в прибрежной зоне и вряд ли уцелели, но наверху остались турбазы и жилые дома, где можно будет поискать продукты. Хороший вариант для начала поисков транспортного средства спасения. Тем более что прежде чем отправляться в путь, у него есть возможность провести визуальную разведку: кордон прекрасно виден с ближайшего мыса.
Сашка не стал ждать и сразу же, прихватив в рубке бинокль, отправился на мыс Высокий. Вроде и идти всего метров пятьсот по хорошо натоптанной тропинке, но парень потратил на дорогу добрые полчаса и вымотался, как будто покорил Монблан, не меньше. Ослабленный болезнью организм обильно потел, несмотря на прохладную осеннюю погоду. Правая нога сильно болела и плохо слушалась, но хотя бы не кровоточила. Даже морской бинокль в современном углепластиковом корпусе казался свинцовой гирей. Но усилия того стоили. Инспекторский дом устоял, и знаменитый пляж остался на месте, хоть и был страшно захламлен и выглядел отнюдь не белым. Но, самое главное, в бинокль он отчётливо рассмотрел нос инспекторской лодки, выглядывающий из-за угла дома! Если еще и мотор уцелел — они спасены!
Конечно потребуется пара-тройка дней, чтобы окрепнуть и расходить ногу, прежде чем отправится за лодкой. Тем более что идти придется вместе. В одного ему будет крайне проблематично дотащить весящую более полутонны лодку сотню метров до воды. Да и с мотором придется все решать на месте. На веслах такое расстояние ему и здоровому было не выгрести, а с плохо слушающейся левой рукой и думать нечего. Значит, нужно идти туда с грузом, нести личные вещи и продукты. Трудно. Но они справятся. Вот чуть-чуть восстановит силы, и двинутся в путь.
Однако для скорейшего восстановления ему нужно полноценное питание, а не «бода». Она может и «хороша для пищеварения», но явно недостаточна для насыщения. Желудок громко заурчал, выражая свою солидарность с мнением хозяина. Значит, нужно искать белок. Самый напрашивающийся вариант — дары моря. Понятно, что в заповеднике рыбачить и собирать гидробионтов нельзя, но в их положении волноваться об этом стоит в последнюю очередь. Тут другая проблема. Цунами знатно подчистило дно бухты, забросив часть его обитателей далеко в лес, а других утянув на дно морское. Тем, которым не повезло принудительно переселиться на сушу, уже давно пришел конец, за четыре дня они не только погибли, но и протухли. А счастливчики, утянутые отхлынувшей водой в глубину залива Петра Великого, стали физически недоступны для добычи без водолазного снаряжения.
Тогда что? Грибы уже прошли. Можно пособирать орешки лещины, но дикая маньчжурская разновидность орешника — это далеко не то же самое, что сортовой фундук. Орешки мелкие, в твердой скорлупе и в колючей оболочке. Больше потратишь энергии на добычу семян, чем получишь от их поедания. Остается охота. Есть пистолеты, целых три, и к ним пять магазинов. Точнее уже четыре с половиной. Можно попробовать подстрелить фазана, а еще лучше косулю или пятнистого оленя. Если мясо подсолить и закоптить в дыму, то одного животного им очень надолго хватит. Остается пустяк: найти жертву, подобраться к ней метров на десять и не промахнуться!
— Краб стыдливый! Как я мог забыть, — вслух чертыхнулся Стриж, — тут же наш оленник под боком!
Конечно, Сашке было ужасно жалко стрелять полуручных оленей, но тут вопрос выживания. А самое главное, он помнил, что, если проехать по гребням холмов мимо обзорной площадки, можно будет, не спускаясь к морю, доехать прямиком до оленьего парка. А там и до Мордвы — западной оконечности Андреевки — рукой подать. Есть шанс, что до нее волна не докатилась, а там вроде и продуктовый магазин был. В крайнем случае придется дома вскрывать. Это конечно мародерство, но им сейчас не до сантиментов. Придет время, он ответит за свои решения. Возместит пострадавшим весь ущерб, а что бы зря не искали грабителей, оставит записку с извинениями и номером своего уникома.
От планирования будущего Сашку отвлекло ощущение тяжелого давящего взгляда на затылок. Он непроизвольно крутанулся на месте, напряженно всматриваясь в заросли сосны густоцветковой с подлеском из рододендрона, густые из-за до сих пор не сброшенной кожистой листвы.
Тишина, ни звука, ни шевеления, только ветер лениво перебирает длинные сосновые иголки. Стриж жадно втянул носом воздух, пытаясь хоть так уловить причину неожиданно нахлынувшего тревожного чувства. Лес пах прелой листвой, морской солью и немного йодом от гниющих водорослей. Все органы чувств убеждали его, что все спокойно, опасности нет, но в груди нарастал панический страх, требующий выхода. Хотелось заорать и бежать отсюда со всех ног, не разбирая дороги. С трудом Сашка сумел задавить паническую атаку, но оставаться на месте было выше его сил, и он, со всей возможной для его покалеченного тела скоростью, похромал к инспекторскому дому. Взгляд преследовал его всю дорогу. Неуклюже запрыгнув на крыльцо, парень схватил прислоненный к стене колун и развернулся лицом к лесу, прижавшись спиной к двери. Сзади никого не было. Да и ощущение тревоги спало, как будто ничего и не было.
Успокоившись, Стриж зашел в дом и позвал Лоло. Незачем откладывать поездку.
— У нас закончилась еда. Мне нечего готовить. Нам нужно срочно в магазин! — с ходу огорошила его спутница, выходя из кухни.
— Именно поэтому я тебя и позвал. Я сейчас поеду в одно место, где постараюсь найти продукты или добыть мясо. Поездка займет какое-то время, и я хотел попросить тебя сделать мне с собой несколько бутербродов с колбасой.
— Сэндвич? Хочешь сэндвич? Но у нас больше нет хлеба. И почему ты думаешь только о себе? Я еду с тобой! Только подожди немного времени, я испеку бу-линь-ци-кэ. Наполняй бутылки водой, чтобы пить в дороге.
— Блинчики это хорошо, — согласился Стриж.
Первым делом он направился в рубку вернуть на место бинокль и, заметив выключенную радиостанцию, на автомате исправил непорядок. Ему с первого дня работы в морском заповеднике вдалбливали, что рация всегда должна быть включена, дабы вовремя принять просьбу о помощи.
— Запомните три аксиомы: не ошибается только тот, кто ничего не делает; море ошибок не прощает; кроме коллег-инспекторов вам никто помочь просто не успеет. Отсюда вывод: хотите жить долго — будьте всегда на связи! — вдалбливал стажерам Петрович.
Так что движение вышло чисто рефлекторным, но увидев зажегшуюся индикаторную панель, Сашка сообразил, что находятся они на головном кордоне заповедника, и антенна здесь довольно мощная. Да и ближе они к Славянке примерно в два раза, по сравнению с Фуругельма. Так что шанс «докричаться» есть и не малый. Сашка перевел станцию на общеморской канал и нажал на тангенту.
— Пан-пан![8] Пан-пан! Пан-пан! Я «Средняя». Всем, кто меня слышит! Требуется срочная эвакуация! Прием.
Повторив вызов трижды, Стриж подождал пару минут и повторил попытку. Потом еще и еще раз. Угробив на это время час, он охрип, но все без толку. Эфир молчал. Тогда он переключил рацию на первый канал и для очистки совести попробовал вызвать усадьбу.
— Центральная, ответь Средней! Центральная, ответь Средней! Прием.
Через пару минут повторив вызов, Сашка повесил тангенту и направился на кухню, откуда доносился одуряющий аромат свежеиспеченных би-линь-ци-кэ в исполнении Лоло.
— Центральная на связи! Кто вызывает! Прием.
Сашка сбился с шага и, не веря своим ушам, уставился на рацию. К горлу неожиданно подкатил комок, а на глазах выступили предательские слезинки. Он сам от себя не ожидал такой реакции, но голос раздавшийся в динамике нес надежду на скорое разрешение всех навалившихся проблем, и парень испытал такое облегчение, что едва не разрыдался. С трудом проглотив комок, перекрывший дыхание, он вернулся к столу и взял тангенту.
— Центральная, я Стриж! Точнее Стриженко Александр Семенович, госинспектор Южного участка морского заповедника. Прием.
— Стриж? Твою дивизию, Санек! Тебя уже похоронили! Ты какого черта тогда с Сунцовым не выехал? Ты как на Средней оказался? Как ты только цунами пережил? — тут собеседник, видимо, вспомнил про одностороннюю радиосвязь и добавил: — Прием!
Голос говорившего был смутно знакомым, но Сашка никак не мог вспомнить, кому он принадлежал. Точно ни диспетчеру и ни одному из инспекторов. Гадая, кто оказался на приеме сигнала, он кратко пересказал свои приключения.
— Охренеть! Ну ты счастливчик в кавычках! Тебе крупно повезло, что я тут подошел уником зарядить. В Барабаше света нет, а тут аварийный генератор. В конторе только нас трое осталось, кто эвакуироваться отказался, директор нам пообещал сохранение зарплаты, если мы за конторой приглядим, ну чтоб не мародёрил никто. Только некому мародерить. Николаич помер в субботу, а бабка Силантьевна еле ходит. Ну братья Усмановы, те конечно могли бы, да только пока у них сахар не кончится, они бухать не бросят. Это они так от холеры пепельной спасаются: пьют до зеленых чертиков. И ты знаешь, помогает!
Сашка наконец вспомнил говорившего. Анатолий — техник на усадьбе объединенной дирекции. Высокий сухопарый мужчина предпенсионного возраста. Почти лысый, но пытающийся (безуспешно) маскировать залысины жиденьким седым длинным чубом. Рукастый, но периодически уходящий в запой. Весной он с напарником неделю жил на Фуругельма, занимаясь ремонтом экологической тропы. Дождавшись, когда Анатолий наконец отпустил тангенту, Стриж поспешил прервать малоинформативный монолог.
— Слушай, Анатолий, я тут считай почти месяц без новостей. Что сейчас в мире происходит? Прием.
— В мире? — искренне удивился собеседник. — Да хрен его знает. Ну пандемия происходит. Война опять же тоже происходит, третья, мать ее, мировая. Цунами вот. Японии считай кирдык пришел. А так чего? Я за сенсациями не гоняюсь. Тут своих понятных новостей хоть жопой жуй! Слыхал, что цунами почти весь Приморский[9] смыло к едреней фене? А там говорят пятеро оставалось, кто уезжать не захотел! Все, кирдык людям, служи панихиду. А в городе говорят вообще несколько тысяч народу померло и без вестей пропали. От цунами этой проклятой. А она ведь от япошек к нам пришла! Да и заразу эту пандемичную говорят они сами и выпустили. Так что поделом этим узкоглазым мартышкам. Я так рассуждаю. Прием.
— А Славянка сильно пострадала от цунами? Ты случайно не в курсе — МЧС там работает? Прием.
— Так как оно там будет работать, если поселок, считай, весь вымер? Их даже эвакуировать не стали. Некого было. Там как-то разом полыхнуло и за неделю большинство народа перемерло. Виноватой объявили директора больницы, которая всех школьников обязала медосмотр срочно проходить, ну они и позаражались, а там болячку по домам разнесли. Трупы, говорят, прямо на улице валялись. Жуть! Прими господи их души! — в рации явно послышался булькающий звук, видимо Анатолий, не отходя от аппарата, выпивал за упокой земляков. — Ну ты это, Стриж, давай держись! Я через два дня снова дежурить буду. Ты кричи, если чего, еще поболтаем.
— Подожди, Толя. Мне как-то выбраться отсюда нужно. Мы считай без продуктов и без зимней одежды тут застряли. Думали на Славянку топать, но получается там нам делать нечего. Ты дозвонись до города, скажи, чтобы нас эвакуировали!
— Ну ты даешь, Санек! Да кому мы с тобой нужны на хрен! Тут всему миру пришел большой полярный лис, а ты! — заплетающимся языком отозвался Анатолий и смачно рыгнул. — Мы теперь тут сами по себе, кто не экава… эвакууировался, тот сам дурак. Все, паровоз уехал. А жрачка не проблема, ты по магазинам пошарься. Хозяева не будут в прете-нзии. Некому пре-тен-зии предъявлять. Померли они все. В лагерях там полная жопа, говорят, была. Ну, давай за упокой души выпьем, для проф-лактики. Все там будем. Ты, Санек звони если что, а я пойду. Телефон уже полный. Только связи нету, а я по телефону киношку смотрю, накачал себе всякого, ну ты мужик, сам понимать должен.
Связь давно оборвалась, а Сашка так и сидел с тангентой в руках, пытаясь осознать услышанное. Все надежды рухнули. Хотелось выть от отчаяния. Получается, что нужно как-то самостоятельно добираться до Владивостока. Вот только на чем?
Конечно на нормальном катере, да при штилевой погоде до города два часа ходу. Вот только где этот катер? Вся надежда на ту лодку, что он видел в бухте Спасения. Может, не стоит тянуть и прямо сейчас туда отправиться? К вечеру, наверное, дойдут. Там в кладовке наверняка какие-нибудь продукты остались. Если повезет с двигателем, то вернуться в Среднюю, дозаправиться топливом и алга на город! Надо спешить пока погода стоит, а то осенние шторма начнутся, не выберешься, а там и лед вокруг города станет, не пройдешь. Южнее Славянки льды даже зимой редкость, в основном оторвавшиеся и гонимые северным ветром ледяные поля встречаются, ну и закрытые бухточки бывает замерзают. Но и без этого будет уже не до покатушек на открытой всем ветрам маломерной лодочке. Если повезет на дрейфующую льдину не наскочить, хватит намерзающих на металл брызг, чтобы через час плаванья пришлось активно лед скалывать, для поддержания плавучести судна.
Решено! Оленник подождет, а то и вовсе без нас обойдется. Берем блинчики и немедленно выдвигаемся в Бухту Спасения!
Сашка резко встал, забыв про раненую ногу, и тут же, вскрикнув от боли в затекшей за время его раздумий ноге, упал обратно. Нога горела огнем, а штанина намокла от выступившей из ранок сукровицы.
— Са Ша, что случилось? Почему ты кричал? Тот человек сказал плохое? Я готовила би-линь-ци-кэ. Мы можем ехать в магазин.
— Подожди, Лоло. Сядь. У меня плохие новости: в Славянке нет людей. Нам придется срочно идти на другой кордон. Там есть лодка. Нужно ее спустить на воду и плыть во Владивосток. Собирай вещи и продукты. Я немного отдохну и помогу, нога сильно разболелась. Мы проедем на машине насколько сможем, но километров пять нам придется идти пешком.
— Покажи ногу! — потребовала китаянка, и Сашка послушно задрал штанину, морщась от боли. — Плохо то. Нельзя слишком много ходить. Мы не пойдём сегодня. Нога должна зажить. Надо немного пройтись, потом отдохнуть, потом еще немного пройтись и снова отдохнуть. Делаем так три дня, а потом идем на другой кордон.
— Мы не можем столько ждать. Я сейчас немного отдохну, и пойдем.
— Уже время обеда. Слишком поздно заходить так далеко. Посмотрим, как поживает твоя нога завтра утром. Если все в порядке, пойдем.
Стриж не спеша встал и как только перенес вес на правую ногу, еле сдержал стон. Похоже женщина права. В таком состоянии он до машины не дойдет. Да что там до машины — ему бы до кухни дохромать! Эх, зря он устроил с утра этот забег. И, главное, чего испугался? Собственной тени?
Ели не спеша и молча. Сашка обдумывал дальнейшие планы, а китаянка копалась в своем уникоме. Блинчики получились сытные, хоть и непривычные на вкус. На начинку Лоло пустила половину палки копченой колбасы и почти всю кабачковую икру.
— У тебя что, уником интернет ловит?
— Интернет-прием? Нет. Очищаю память устройства. Я хочу вести офлайн-блог о своих приключениях. Это отлично работает для сценариев моих фильмов.
Сашка покачал головой, удивляясь, какие проблемы волнуют женщину. Поставив посуду в мойку, он похромал на улицу. За время неспешной трапезы нога немного успокоилась и болела не так сильно. Так что десяток шагов до крыльца он прошел без особых проблем.
На улице было довольно тепло, градусов 14–16, а на солнцепеке в затишке от ветра и вовсе все 25. Припозднившееся бабье лето. Стриж уселся на высокое крыльцо, свесив ноги и привалившись спиной к нагретой стене дома. Вдохнул терпкий аромат опавшей листвы, смешанный с йодистым запахом моря. Посмотрел на белые замки облаков, плывущих по глубоко-синему небу, полюбовался сквозь заслон дубов на бирюзовую гладь моря, успевшего очиститься от последствий цунами. Постарался расслабиться и не думать о проблемах, но тревожные мысли упорно лезли в голову.
Похоже, что ужинать им придется килькой с гречкой, а завтракать по-английски овсянкой на воде. Сегодня и завтра они еще продержатся, а дальше останется довольствоваться рожками с «таком» и кашами, заправленными «ничем». Грустно, но не смертельно. Пару дней придется понемногу расхаживать ногу, прежде чем срываться в дальний поход. Смешно сказать, десяток километров пешей прогулки стали для него проблемой! И за каким хеком он полез спасать дурную псину? Сам себя загнал в угол. И надо же было нарваться именно на Анатолия! Единственный источник информации о внешнем мире и тот аполитичный алкаш. Чем он так раздосадовал госпожу Фортуну, что все у него последнее время идет через бластопор?[10]
Так размышляя о вечном, парень сам не заметил, как задремал.