Пролог
Октябрь, ЯНАО, ИК-18 «Полярная сова»

Седой принял решение сразу после свидания, когда возвращался в сопровождении конвойного в камеру. Шёл по коридору, привычно сжав за спиной ладони замком, и вдруг подумал: «Надо договариваться с Чеченом. Иначе будет поздно. Совсем поздно».
Но всё же обратился к Умару спустя несколько часов, ближе к вечеру. Он осознавал, что другого варианта попросту нет. И всё равно тянул. Как-то было не по себе от мысли, что окажется в одной связке с террористом – он, который с такими, как Очхоев, пять лет сражался не на живот, а на смерть. Но если уж судьба начинает злобно шутить, остаётся лишь скалиться в ответ. Значит, придётся просить помощи у врага. Почти по Высоцкому, только наоборот: «Если враг оказался вдруг…»
К тому же Седой сам сделал первый ход в этой странной игре, напоминающий театр абсурда. Сделал, когда спас Умара от смерти. Ненавидел, а спас. Около месяца назад чеченца во время прогулки едва не пырнули заточкой в печень. Вернее, пырнули бы, да Седой заметил и перехватил руку «торпеды»[Торпеда – заключенный, который выполняет вынесенный сходкой уголовников смертный приговор в отношении другого заключенного]. Хотя хорошо знал, кто такой Умар, угодивший на семнадцать лет в колонию особого режима. И с весны, когда Очхоев очутился у них в камере, с ним практически не общался. О чём общаться, если оба смотрят друг на друга волками?
И, однако же, не дал Седой чеченца зарезать. Может, из-за того, что очень не любил, когда бьют исподтишка в спину. Может, просто инстинктивно, на автомате среагировал – схватил руку «торпеды» за локоть и вывернул на хрен. Так, что урка взвыл от боли.
Тут же началась драка, после которой и Седой, и Очхоев отправились на пятнадцать суток в ШИЗО. Когда снова встретились в камере, Умар даже «спасибо» не сказал. Как будто и не спас его Седой от верной смерти. Но недели через три подошёл на прогулке и, глядя в сторону, буркнул: «Учти, Седой, при другом раскладе я бы тебя давно прикончил. Но сейчас, по нашим законам, я твой должник». – «И чего? – процедил Седой. – Хочешь деньгами отдать?» – Умар дёрнул щекой. – «Деньги тебе не помогут. Передали мне надёжные люди – на тебя с воли заказ поступил. А это, считай, приговор. На зоне, если захотят, всё равно достанут». – «Спасибо и на этом. Это всё, что ты хотел сказать?» – «Нет, не всё. – Чечен снова дёрнул щекой. – Сказать – не сделать. Хочу тебе дело предложить. Скоро я с кичи сдёрну. Если хочешь – возьму тебя с собой».
Седой подумал денёк и отказался. Есть такое старое зэковское правило – не бери, когда дают. Себе дороже может выйти, боком. Да и не поверил он тогда Умару. Чёрт его знает, что у этого террориста на уме? Потому и отказался.
А что касается смерти… Перестал её к тому времени Седой бояться. Попривык к мрачным мыслям за годы отсидки и как-то смирился. Подумал – если убьют, значит, судьба такая. Да и родным легче… И стал ждать, когда объявится наёмный убийца по его душу. Чему быть, того не миновать.
Но всё кардинально изменилось после разговора во время свидания. Совсем другой расклад нарисовался. И выбора не осталось. Потому что могло произойти то, чего Седой боялся больше смерти. И чего не мог допустить, пока имелся хотя бы малюсенький шанс исправить ситуацию.
Незадолго до ужина он подсел к Умару на койку и негромко сказал:
– Я надумал. Если предложение ещё в силе, то я в деле.
Чеченец молчал несколько секунд. В лице его ничего не поменялось, только правая щека за это время дёрнулась несколько раз. Потом, наконец, произнёс с усмешкой:
– А ты, Седой, счастливчик. Считай, на подножку последнего вагона вскочил.
– В каком смысле?
– Да почти в прямом. Скоро узнаешь. Делай, что буду говорить, и ничему не удивляйся.
И в тот же вечер после ужина началась заварушка.
Едва срубали баланду, как плохо стало Ковалю. Сидел с ними такой душегубец из Краснодарского края. Вдруг со стула упал, пена изо рта и судороги. Умар Седому говорит:
– Стучи в дверь, зови охрану.
Тот не врубился сходу и отвечает:
– Стучи сам, я тебе не шестёрка.
Пока они препирались, еще один сокамерник к унитазу побежал. Да не успел, на пол упал и начал, как и Коваль, хрипеть. Умар же продолжает сидеть на шконке, лишь побледнел весь. А Седой чувствует, что вроде как тошнота подкатывает, и в голове муть какая-то. Тут уж ему не до споров стало, добрёл до двери, начал вертухая звать. А Умар со шконки кричит, мол, скажи, что траванулись мы чем-то. Только Седой вертухаю начал через «глазок» объяснять в чём дело, как самого так внутри сдавило, будто закоченело всё тело. Дышать не может, свалился на пол и сознание потерял.
Потом вроде как небольшой проблеск в сознании у Седого возник. Лежит он где-то, и человек в белом халате ему в вену укол делает. И снова провал.
Уже позже Седой узнал, что сначала всех четверых сидельцев в медсанчасть оттащили. Но ночью Коваль умер. А к утру и второй их сокамерник загнулся. Тогда начальство решило Седого с Умаром в Лабытнанги отправить, в реанимацию. Испугалось, что тоже загнутся, а лишние трупы никому не нужны.
Загрузили их в «скорую», в машину сопровождения два автоматчика сели, и поехали. Но до города не добрались, попали в засаду. Охрану нападавшие расстреляли, шофёра и медсестру оглушили и связали.
Но Седой этого ничего не видел и не помнил, потому что в отключке находился. Когда во второй раз очнулся, то обнаружил, что лежит на узкой койке. И такое впечатление, что то ли качает, то ли болтает. Помещение маленькое, тёмное. Присмотрелся Седой и понял, что находится в каюте. Пить жутко хочется. Замечает, на тумбочке пластиковая бутыль с водой. Еле-еле до неё дотянулся, слабость жуткая, голова кружится. Хуже, чем с самого тяжёлого похмелья.
Когда попил, чуток легче стало. Огляделся внимательнее и видит, что на соседней койке Умар лежит. То ли спит, то ли без сознания. Тут в каюту заходит мужик, кавказец какой-то.
– О, ‒ говорит, ‒ очухался. Лежи пока и не вставай. Я тебе укол поставлю, потом легче будет».
‒ Где я, ‒ спрашивает Седой, ‒ и что вообще происходит?
– Потом всё узнаешь.
Поставил он укол, и Седой отрубился.
Когда снова очнулся, Умар уже не спал – лежал на койке, музыку в наушниках слушал. Он первый и прояснил кое-что.
По его словам выходило, что кто-то на воле организовал их побег. Вернее, побег организовали Умару, а Седой пошёл прицепом. В тот день им вместе с пищей подсунули дозу парализующего яда. Двум сокамерникам дозу дали смертельную, чтобы они быстренько загнулись, и повод появился Умара с Седым в городскую больницу отправить. Наверняка и в колонии кто-то в теме находился – без участия администрации такое не провернуть. Беглецов, когда нападавшие охрану расстреляли, сразу доставили на катер. Он по Оби пошёл вверх, а Умару и Седому ввели противоядие. Антидот по-научному называется. И они оклемались.
Седой, когда это всё услышал, то сначала просто в ступор впал. Спрашивает, на хрена вы это сделали? Мы же запросто подохнуть могли?
А Умар отвечает, что он, мол, всё сам контролировал. Мол, он сам почти врач, только диплом не успел получить. Так что, пусть Седой его благодарит за свободу. Ну и Аллаха заодно, если захочет.
И вроде как подмигивает. Но это у него нервный тик такой – правый глаз периодически дёргается. Контузило, когда федералы в плен брали.
Доплыли они до Тобольска, и больше Седой Умара не видел. А Седого переодели, посадили в микроавтобус и повезли куда-то. С ним находилось два кавказца, чеченцы вроде. Хотя и не факт. За сутки добрались до Екатеринбурга, остановились в частном доме. Переночевали, и на следующий день отправились в Питер. Всю дорогу Седой провёл в фуре, за ящиками с каким-то товаром.
В Питере Седого поселили в однокомнатную квартиру. Один из кавказцев, Тагир его звали, дал немного денег и сказал, что теперь Умар с ним в расчёте. Дальше Седой сам должен крутиться. Впрочем, если захочет присоединиться к ним, то Тагир всё устроит. И документы сделает, и работу денежную найдёт.
Но Седой отказался. Тагир сказал, что не будет торопить с решением. Но сроку даёт одну неделю. После чего Седой должен освободить квартиру и проваливать. Если, конечно, не передумает. На том и договорились.


Глава 1. Под прицелом

Ей показалось, что на этот раз пули просвистели у самого уха. Ника ойкнула и присела на корточки. Перепуганные мысли болтались в голове словно яйцо, взбиваемое в миксере.
Чёрт! Вот же угораздило – пойти в туалет и попасть в бандитскую перестрелку. Приспичило, называется, не вовремя. Хотя, кто ж думал, что такое может приключиться на мирной автозаправочной станции почти в черте города? А всё бабушкино угощение: морс из клюквы да пирожки с брусникой и чёрной смородиной – десерт «Мечта диетолога». Мало того, что у бабушки налопалась, так ещё и по дороге не удержалась, парочку пирожков треснула между делом и морсиком из бутыли запила. Вот и погнало перед самым Питером. В кустики у обочины лезть не хотелось – зачем привлекать эротоманов? Решила дотерпеть до АЗС. Не раз там останавливалась на заправку, когда возвращалась из Рузаевки по воскресеньям – бензин не сильно бодяжат, и магазинчик есть с туалетом. Можно заскочить, если чего. Вот и заскочила…
Уже темнело. Магазин располагался в одном павильоне с АЗС, сбоку. У крыльца курил пожилой охранник в форменной тужурке. Вяло мазнул по Нике небрежным взглядом и снова уставился на берёзки за обочиной. День выдался тёплым, сухим и безоблачным. Начало сентября, лепота. Живи, гуляй и дыши, пока дежурство идёт. Хотя на заправке, конечно, особо не надышишься.
В магазинчике было пусто, лишь за прилавком, у кассы, сидела на стуле молодая пухленькая продавщица. На Нику, зачитавшись каким-то фаст-фудом в мягкой обложке, еле покосилась. Та на всякий случай мило улыбнулась и проскользнула в угол, к желанной двери.
Когда Ника через несколько минут вышла из туалетной комнаты, продавщица всё с тем же сосредоточенным выражением на лице прятала глаза в книгу. Ника двинулась к выходу, и вот тут-то раздались громкие хлопки – словно начали лопаться покрышки у легковушки. Бом! Бом! Бом!
«Пухляшка» за прилавком с недоумением подняла голову и сразу же втянула её в плечи. Бдзинь! – с грохотом разлетелось витринное стекло на фасадной стене.
‒ Ой, чего это?! – Девушка испугано смотрела на Нику.
‒ Похоже, стреляют, ‒ отозвалась та.
Бом!
‒ Надо же, ёжик в тумане! – вырвалось у Ники.
Продавщица вздрогнула и исчезла за прилавком – будто испарилась. А Ника зачем-то выперлась на крылечко. У каждого свои инстинкты?
«Инстинкты штука хитрая и опасная, ‒ объяснял когда-то отец. ‒ Учись всегда включать соображалку, даже если очень страшно. Хотя… Бывают моменты, когда лучше просто драпануть, а не лезть на рожон».
Включать мозги в минуты опасности Ника со временем научилась. Но вот и на рожон почему-то тоже всегда лезла. Природа?
Она выскочила из павильона и замерла. В нескольких шагах, по направлению к заправочным колонкам, лежал, лицом вниз, охранник. На светло-синей тужурке расплылось пятно крови. Если стреляли в грудь, значит, пуля прошла навылет – машинально отметила Ника. На углу здания, прижимаясь к стене, стоял рослый мужчина в чёрной кожаной куртке. Как раз в тот момент, когда Ника выбежала на улицу, он вытянул вперёд руку с пистолетом и выстрелил в сторону бензоколонок.
‒ Береги патроны, Миша! – громко произнёс властный голос. Лишь сейчас, за распахнутой дверью магазина, Ника заметила белокурую женщину средних лет. Сжимая в одной руке розовый мобильный телефон, пальцами другой блондинка лихорадочно тыкала в кнопки. Длинноногая и стройная, в деловом костюме серого цвета и туфлях-лодочках, дама, несмотря на неоднозначность ситуации, выглядела на удивление стильно и изящно. Как на обложке глянцевого журнала, подумала Ника. Лощеная какая. Словно эта… леди…
‒ Пригнись, дурочка, ‒ взглянув на Нику, скомандовала «леди». – Продырявят, на .., как дуршлаг!
Едва Ника ухватила смысл выразительной фразы, как дама ахнула и закричала:
‒ Миша, кусты!
Ника повернула голову и увидела – из-за высоких кустов ивы, росших на краю асфальтированной площадки, выскользнул человек. На голове – вязаная шапочка с прорезями для глаз и рта, в руках – небольшой автомат с утолщением в средине ствола. Прямь гангстер, блин!
«Леди» взвизгнула и безо всякого изящества нырнула на асфальт, прикрывая голову руками. Пистолет в правой руке Миши вздёрнулся в сторону «гангстера». Телохранитель «леди», наверное, этот Миша – шевельнулось в мозгах, и Ника оцепенела окончательно.
Происходящее она наблюдала отстранённо и почему-то с большим замедлением, как при рапидной съёмке.
«Гангстер» повел утолщенным стволом: пах-пах-пах!
Словно хлопали петарды. Но это были не петарды – ствол автомата слегка кинуло вверх, и пули дробно простучали по стене здания, в полуметре над головой Ники.
Бах! – грохнул пистолет телохранителя.
Тут, наконец, внутри Ники что-то ослабло, и она судорожно пригнулась – за миг до того, как «гангстер» дал новую очередь.
Пах-пах-пах-пах!
Телохранитель вскрикнул и медленно завалился набок, успев ещё раз нажать на спуск «Макарова». Бах! Рука ударилась об асфальт, ладонь разжалась, выпустив рукоятку пистолета. Тот крутнулся и замер у ног Ники. Она ойкнула и приземлилась пятой точкой на ступеньку крыльца. Что же это такое?! Бандиты? Киллеры?
Человек с автоматом шагнул вперёд, но как-то нерешительно. Ещё один неуверенный шаг, и ствол медленно повернулся в сторону Ники.
Нет, а я-то тут при чём?! – рванулась мысль. Господи, за что?
Она резко, в секунду, вспотела. Липкая струйка с противной щекоткой потянулась в ложбинку между грудей. Чего же я молчу??? Надо что-то крикнуть. А что именно? Сдаюсь?
Неожиданно «гангстер» покачнулся и рухнул на землю возле кустов. Последний выстрел телохранителя хотя и с опозданием, но сделал своё дело.
Рядом зашевелилась «леди». Осторожно повертела головой, потом приподнялась на руках, приняв позу «собачки». И тут раздались негромкие, но отчетливые шаги. Через секунду из-за угла здания появился ещё один тип в вязаной шапочке. В руках он держал пистолет-пулемёт «Аграм». Вблизи Ника его сразу опознала по округлому цевью в виде бублика. Одноразовое оружие террористов и киллеров, объяснил однажды отец. Одноразовое, потому что не очень надёжное и быстро выходит из строя. Зато дешёвое и простое в эксплуатации.
У Ники закружилась голова. Происходящее напоминало лихой боевик, только вот сниматься в нём Ника вовсе не собиралась. В какую фигню она опять вляпалась? Натуральная заказуха, как пить дать! И заказали эту холёную мадам. А на стволах глушители. Вот почему такие хлопки.
‒ Сидеть и не рыпаться, ‒ сказал тип в шапочке, остановившись на углу. – Ну что, Алвина Яновна? Допрыгалась, сука?
В голосе ощущался кавказский акцент. «Леди» повела головой, как собака, почувствовавшая опасность.
‒ Не хами, Зураб, плохо кончишь.
Ника невольно поразилась тому, как уверенно прозвучал ответ «леди». Эта холёная дама, будто сошедшая с обложки журнала «Вог», явно умела держать себя в руках.
‒ Ха, узнала. Помнишь, значит?
‒ Помню. Кто ж такого забудет? Кто меня заказал?
‒ Хочешь поторговаться? Поздно, Алвина. Не надо было меня прогонять. Как в народе говорят – не плюй в колодец…
‒ Это ты-то колодец?
‒ А ты дерзкая. Ничего, сейчас жопу прострелю, по-другому запоёшь.
‒ Стреляй, коли такой храбрый.
«Леди» подчеркнуто медленно присела на корточки, потом выпрямилась, смотря прямо в лицо киллеру. Тот поднял автомат до уровня плеча и замер.
‒ Вот за что тебя всегда уважал, так это за наглость.
‒ Тогда уважь напоследок… Зураб, как человека прошу – девчонку не трогай.
‒ Её, что ли? – Киллер вытянул шею, разглядывая Нику. Шагнул вбок ‒ «леди», поднявшись, почти закрыла тонкую фигурку девушки собой.
‒ Её. Она совсем не при делах – просто мимо ехала.
‒ Думаешь, мне лишние трупы нужны? Только ты сама виновата – не надо было моё имя называть. Так что…
Телохранитель Миша, до этого неподвижно лежавший на асфальте, зашевелился и застонал.
‒ Зря ты очнулся, парень, ‒ произнёс Зураб с напускным сожалением. Затем громко втянул воздух и повел кончиком «Аграма», словно решая, с кого начать. Ника продолжала сидеть на крылечке, почти парализованная страхом. Судя по всему, крутую блондинку наёмный убийца собирался оставить на сладкое.
‒ О-ох, ‒ простонал телохранитель, привлекая внимание киллера. Тот машинально наклонил ствол автомата вниз.
Бах! Бах! Бах!
Зураб качнулся на месте. Потом ноги его подогнулись, и он стал медленно опускаться на колени.
Бах!
Патроны закончились, но Ника ещё несколько раз, по инерции, нажала на спусковой крючок «макарова». Точнее, даже не она нажала, а её палец, превратившийся в тот момент в самостоятельное существо. Потому что голова отключилась напрочь.
Отец часто повторял, что рефлекс быстрее мысли. Ника сама не заметила, когда успела схватить валявшийся на асфальте пистолет телохранителя. Она не контролировала свои действия. В голове образовалась абсолютная пустота. Вакуум. Никаких мыслей. Ника лишь услышала громкие выстрелы, увидела, как киллер падает, и только потом сообразила, что стреляет она сама. Она сама и никто другой. Рефлекс сработал? Или навыки? Пусть Фрейд с Юнгом разбираются!
Она сидела на крылечке и крепко сжимала оружие обеими руками. Всё по науке, как когда-то учил отец – найди упор и держи крепко, чтобы ствол не дёрнулся.
«Леди» смотрела на Нику выпученными глазами.
‒ Ну, ты… да ты… ‒ Помотала головой. ‒ Никита, мать твою! Лихо!
Глубоко вздохнув, медленно выпустила воздух через нос. Снова вздохнула. Перекрестилась. Затем неторопливо, мелкими шажками, приблизилась к неподвижному телу киллера.
– Я же предупреждала – плохо кончишь, коз-зёл!
И вдруг, подняв ногу, наступила каблуком на ладонь киллера. Хрясть!
‒ Хм… кажется, готов. Как думаешь? – «Леди» перевела взгляд на Нику. – Молодец, Никита, хорошо стреляешь. Расслабься. Считай, второй раз на свет родилась. Да и я, заодно с тобой…
Телохранитель застонал и открыл глаза.
‒ Его надо перевязать, ‒ меланхолично заметила Ника.
‒ Верно. Сейчас аптечку принесу.
…Когда лощёная блондинка вернулась и, открыв автомобильную аптечку, застыла над ней, Ника вышла из ступора.
‒ Дайте я.
‒ А ты умеешь?
‒ Вроде бы.
Она наложила Мише жгут на правую руку. В телохранителя попали две пули: первая вошла в тело немного ниже правой ключицы, а вторая угодила в предплечье. Миша побледнел, на лбу выступил обильный пот, но застонал лишь один раз, когда Ника стала обрабатывать перекисью рану на руке.
Чем-то телохранитель напоминал Нике отца, разве что, выглядел моложе. Моложе, по сравнению с тем днем, когда она видела отца в последний раз.
‒ Потерпи, Миша, ‒ ласково произнесла «леди». ‒ Нам бы только кровь остановить. Сейчас «скорая» подъедет.
‒ Что с Николаем? – негромко спросил телохранитель.
‒ Нет больше Коли. Наповал. У машины лежит.
‒ А кто такой Николай? – рискнула поинтересоваться Ника.
‒ Водитель мой, ‒ бросила «леди». – Тебя, кстати, как зовут?
‒ Ника.
‒ Да ну? Неужели и вправду Никита?
‒ Вообще-то я Вероника. Ника, это так, типа короткого имени.
‒ Типа, говоришь? Ну-ну… Значит, Ника. А стрелять-то где так научилась? Или, типа с испуга?
‒ Нет, не с испуга. Даже не знаю… Отец научил.
‒ Отец? Не зря говорят – отец плохому не научит… А раны обрабатывать, где насобачилась?
‒ Я медсестрой работаю. Работала.
‒ Во как! Да тебя нам просто Бог послал…
‒ А эти? Они…
‒ Замочить меня хотели, твари. ‒ В женщине чувствовались возбуждение и нереализованная агрессия, как у боксёра, досрочно завершившего бой нокаутом. – Думали, я в джипе сижу, а я пошла сигарет купить. Просчитались, короче.
‒ А Зураб? Он…
– Забудь о Зурабе, ‒ с нажимом оборвала «леди». – И вообще забудь всё, что видела здесь. Для собственного блага. Поняла? Не слышу?
‒ Поняла.
‒ Вот так. ‒ «Леди» усмехнулась. – А ты любопытная.
На пороге магазинчика возникла продавщица. Настороженно посмотрела по сторонам, потом шёпотом спросила:
‒ Вы как, в порядке?
‒ Как видишь, ‒ отозвалась «леди». – А ты?
Продавщица глядела с недоумением.
‒ Я?..
‒ Полицию вызвала уже?
‒ Ага.
‒ Шустрая! ‒ «Леди» задумалась, слегка скривив губы. ‒ Вы вот что, девчата… Запомните и чтобы потом повторяли слово в слово. Когда началась стрельба, вы обе торчали в магазине. Ты – у кассы, а ты…
‒ В туалет она заходила, ‒ подсказала продавщица.
‒ Во-во, в туалете сидела. Тут эти подъехали, ‒ «леди» взмахнула рукой, ‒ и начали стрелять. А ты залезла под прилавок и пряталась там, пока стрельба не закончилась.
‒ Я так и сделала, ‒ сказала продавщица.
‒ Вот и умница – премию получишь. Значит, ты под прилавком, а Ника – в туалете. Не перепутаешь?
‒ Нет.
‒ Будем надеяться. Меньше видишь – дольше живешь. Теперь ступай на место и не высовывайся, пока полиция не подъедет. Фернштейн?
Девушка кивнула головой и, втянув её, словно улитка, в дверной проём, зачем-то захлопнула за собой дверь.
‒ А я… А это? – Ника показала пальцем на труп киллера. – Я же его…
‒ Хочешь сказать, что застрелила его? – «Леди» забавно дёрнула кончиком носа. – Надеешься орден за заслуги перед Отечеством получить? Забудь, девочка, вообще, о том, что здесь стояла. Если не хочешь, чтобы тебя по допросам и судам таскали. Понимаешь, о чём я?
‒ В смысле, я... а-а…
‒ Вот-вот.
– А видеокамеры?
– Остальное – моя забота! Ты ни в кого не стреляла и ничего не видела. Так, пальбу только слышала. А когда вышла на улицу – всё уже закончилось. Иначе получишь такую головную боль… Да и мне лишние хлопоты не нужны. Вот, кстати, катят уже. Слышишь сирену? Всё поняла? Главное, не болтай лишнего…


Ника проторчала на АЗС около часа.
Совсем стемнело. На Нику напал страшный жор – пока очередь полиции дошла до неё, она доела пирожки и допила литровую бутылку морса. Наверное, сходила бы ещё в магазинчик и купила колбасы, чтобы до конца снять стресс, да планы нарушил оперативник из отдела расследования убийств. Ника дала показания – всё в точности, как велела строгая женщина в сером костюме. Одно слово – Леди, с большой буквы.
Леди, конечно же, была права. Только в процессе истребления пирожков Ника окончательно уяснила, что совершила убийство. Первое в её жизни. Дай бог, не последнее, подумала Ника и чуть не подавилась кусочком пирожка. Господи, чего я несу?! Совсем крыша съехала. Я теперь тоже убийца. Тоже, как и отец. Ну и семейка… Конечно, это была самозащита, но пока докажешь… Да ещё с моей подпорченной репутацией.
‒ Мне можно уезжать? – спросила Ника, почувствовав, что полицейский исчерпал вопросы.
‒ Пожалуй, да. Мы с вами затем свяжемся. Из города не собираетесь?
‒ Нет.
‒ И не надо. Пока не надо.
‒ А до какого…
‒ Это вам потом следователь скажет.
…Ника хотела включить зажигание, когда сбоку у дверцы возник невысокий худощавый мужчина неопределённого возраста. Он приехал на АЗС чуть позже полиции и неотрывно находился возле Леди, как верный пёс. Но, получается, не упускал из виду и Нику.
‒ Добрый вечер, Ника. Хотя… ‒ Мужчина хмыкнул. – Такого вечера и врагу не пожелаешь. Меня зовут Юрий Леонидович Усков. Я помощник Алвины Яновны. Как с полицейским пообщались?
‒ Вроде, нормально.
‒ Ничего лишнего, как договаривались? – Он выразительно подмигнул.
‒ Как договаривались, ‒ устало подтвердила Ника. Сейчас ей хотелось одного – быстрее добраться домой, принять душ и завалиться спать. Завтра, блин, опять на работу.
‒ Извините, что вас задерживаю. ‒ Усков точно уловил настроение Ники. – Я понимаю, что вы страшно перенервничали и чёртовски устали. Далеко добираться?
‒ На Дыбенко.
‒ У-у, почти через весь город. Я хочу договориться о встрече. Вас ещё будут допрашивать, и надо, чтобы показания не разошлись. Кстати, в дальнейшем вас будет инструктировать вот этот человек. Видите, круглый, как колобок? Это Илья Штейнберг, личный адвокат Протасовой.
‒ Протасовой?
‒ Ну да, Алвины Яновны. Я вам дам его телефон. А ещё… в общем, этот вопрос мы лучше обговорим завтра. Вас зовут Виктория… э-э…
‒ Шагина.
‒ Угу. ‒ Усков достал из кармана небольшой блокнот. – Я вам свой номер запишу, и вы диктуйте мобильный, завтра я вас найду… Вы учитесь или работаете?
‒ Работаю.
‒ Где?
‒ В массажном салоне, ‒ буркнула Ника. Пристал, как репей. Чего ему ещё надо?


Квартира встретила тишиной и ванильным запахом духов. Илона всегда битый час прихорашивалась перед трюмо в прихожке при выходе на ночную «смену». Сегодня воскресенье, значит, только к утру приползёт, а то и к полудню. Даже хорошо, что её нет.
С Илоной можно душу отвести, но уж больно болтливая ‒ тренькнет языком, где не надо. А Ника чувствовала – в тёмную историю она вляпалась. И страшную. Да ещё человека собственными руками застрелила. И оперу соврала. Менты не посадят, так бандиты прознают и отомстят. Она же им всю операцию сорвала. Киллеры-то мертвы, да заказчик остался. Забыть бы всё скорее, как страшный сон. Но скоро не получится. Да ещё этот… Усков… как его… зачем-то…
На мыслях о помощнике Протасовой Ника, наконец, заснула. Во сне она то убегала, то пряталась непонятно от кого, пока в восемь утра не протарахтел автоматной очередью будильник.