Год не то чтобы не задался, но и особо удачным его не назвать. Затейливая вязь некрупных, но утомляющих тело и душу неприятностей преследовала меня с первого января. Конкретно? Да пожалуйста! Для начала кошка на праздновании Нового года и последующих пьяных дней втихаря нажралась ёлочного дождя и весь январь таскалась по квартире, волоча за собой на синтетических серебряных нитях, торчащих из задницы, содержимое своего отхожего места. А я за ней бегал с ножницами и отстригал эти смешные гирляндочки. Слава богу, она умница и где-то со Старого нового года мявом звала с собой, когда шла в туалет. Ладно, январь прошёл нестандартно, хоть и весело, фиг с ним. Но февраль обрадовал последовательными протечками всех трёх квартирных отопительных стояков. Хорошо, что не работаю: запах сырости и изменение цвета стен спровоцировали немедленный вызов сантехников — как положено, с паникой в голосе, матом и, естественно, финансовыми потерями… Но всё равно — в каждой комнате стены расковыряны, три уборки подряд, толкотня незнакомых людей… Неприятно.

И апофеоз — из-за собственной дурости прощёлкал срок действия загранпаспорта, затеял оформление нового и в итоге не успел с семьёй улететь в Таиланд. А семья большая — родители, брат с женой, сестра с мужем, мои племянники и племянницы… Хорошая такая компания. Итог — погода плохая, настроение отвратное и хочется тепла и моря, завидки семье, всем кагалом глазеющей на иноземные красоты и красоток. «Вся дивизия давно в монастыре хлещет спиртное, один я позабыт-позаброшен!» И паспорт выдали новый, как издевались, через два дня после того, как я «в слезах» проводил всех в Домодедово. Зла не хватает! В итоге плюнул на всё и всех и пошёл из ОВИРа прямиком в ближайшее турбюро с новым паспортом наперевес.

Барышня-турагент обрадовалась мне, «как выпивке» — если цитировать Слепого Пью. В итоге, купив в кредит «горящую» путёвку в Египет, практически на халяву и в нужный мне отель, из турфирмы я на крыльях полетел в зоомагазин, а оттуда домой — срочняком собираться и готовить кошку к очередной «автономке». Хорошо, что всё рядом — в одном здоровенном торговом центре! Путёвка была не просто «горящая» — пылающая и плюющаяся искрами и даже мелкими угольками. Практически «купил и улетел тут же». Но и не такое успевали впритык! Так что в два часа ночи я уже проходил паспортный контроль в Домодедове. Коротая время дома до прихода такси, я посидел недолго в сети. На Москву обрушилась какая-то очередная хворь, на этот раз не свиноптичий грипп, а что-то типа бешенства, так что, гуляя в ожидании посадки, я надеялся, что пока меня не будет, отечественные Сербские, Кащенко и примкнувший к ним героический санэпидемнадзор к моему возвращению эту хворь победят. Онищенко страсть как любит подобные испытания — эпидемии, мор, глад, казни египетские, что актуально, и прочие опасности. Так что всё хорошо будет. Наверное.

Настроение традиционно праздничное! Ещё бы нет — кто будет дуться, сидя букой на борту хоть и не очень комфортабельного чартера, но всё же летящего в тепло! Из сырости и слякоти — в жару! К достаточно тёплому, населённому красивыми рыбками, черепахами и кораллами огромному объёму солёной воды! Минусы, разумеется, есть всегда и везде, но в массе — сплошной позитив. Нет, встречаются личности, заранее недовольные всем и вся — ну так им и в аду сковородки недостаточно горячие, и в раю общество не устроит… Не будем о грустном! «На волю, в пампасы!» Забыть на две недели обо всём, кроме оставшейся на вахте кошки. Хотя корма ей оставлено — с учётом форс-мажоров — на пару месяцев, воды — хоть залейся, три лотка со свежепоменянным наполнителем… А на сколько, по-вашему, среднестатистической кошке хватит поилки, смастыренной из здоровенной бутыли офисного кулера, и «автокормилки» из такой же тары, набитой сухим кормом? Спросите, зачем? А вдруг две недели растянутся на три или четыре? Прен-цен-денты бывали, знаете ли! И «le zapoy» пару раз из невинного похода с друзьями в кино получался, и неожиданное пробуждение в таёжном посёлке Дитмар с последующим «турпоходом» домой, затянувшимся на три недели (через Омск, Новосибирск, Краснодар и — по метеоусловиям — Иваново!). Но подобные форс-мажоры в прошлом — «и прикус не тот, и осанка не та, и всё тяжелее от дел оторваться…» Так что котэ готова к автономному плаванию и встретит блудного хозяина ленивым прищуром и мявом типа «И фигли так долго?».

Почти весь перелёт я проспал. Очень повезло в этом рейсе: не трясло, не было перекушавших на радостях, и полоумные родители с мелкими детьми отсутствовали. Я не всех родителей имею в виду и не всех детей, а тех, которым неизвестно во имя чего приспичивает мелкоту лет до четырёх таскать по заграницам хоть на три дня. Я как-то подобной парочке — вменяемой вроде с виду — попытался объяснить, что не просто так смены в пионерском лагере меньше чем три недели не длились, что иммунитет… Угадайте, что в ответ услышал! «Не с бабушками же кроху оставлять!» И глаза у обоих такие озабоченные, ответственные! Идиоты! Бабушки, поди, не таскали их на неделю за пять тыщ вёрст в пекло! Они тогда ещё были мамами и врачей слушали, а не Малахова, которому волю дай — тот всех на коктейли из мочи и лопухового сока посадит. Блин, чего-то завёлся я. Так вот, на этот раз всё спокойно было, без эксцессов. Я проспал бы и саму посадку, наверное, но пластиковая поллитровка «Famous Grouse» {[1]}, употреблённая без спешки перед вылетом, и примкнувший к ней приблизительно такой же объём безалкогольных напитков настоятельно потребовали расставания с организмом до свидания с Африкой. Встал, никого не потревожив благодаря месту у аварийного выхода, и прогулялся до санузла. Умываясь, разглядывал себя в куцее аэротуалетное зеркало. Из него на меня пялился бритоголовый бородатый кабан, толстоватый, местами морщинистый, зеленоглазый и загорелый. А как вы хотели? С конца апреля по конец сентября основная одежда — шлёпки и шорты! Где? Да на даче! Да плюс визит сюда же, в Египет, четырьмя месяцами ранее.

Ладно, это была преамбула. Разглядывание и умывание прервалось сообщением, что «мы начинаем снижение…» и прочая предпосадочная лабуда про ремни и спинки. Неожиданно! Прикемарил-то почётно, оказывается! Всё, прилетели практически. Фигня осталась. Суета на прилёте, сумку в руку, мягкий удар подушкой горячего воздуха по телу на выходе из здания, шаттл до отеля — и здравствуй, Красное море!

Традиционный церемониал выхода из прохлады Марса-Аламского аэропорта был омрачён безобразной и как бы не смертоубийственной дракой пассажиров немецкого рейса, прилетевшего минут через пятнадцать после нас. Кто, кого, за что — непонятно, но крику было! И похоже, кому-то там крепко не поздоровилось: толпа полицаев проволокла человек семь в наручниках и даже каких-то импровизированных намордниках, капитально перемазанных в кровище, а схожая толпа медработников — пяток носилок и несколько ходячих, но явно пострадавших. Полицаям, кстати, вроде тоже досталось. Восточные немцы с западными повздорили, что ли? Хорошо, что они «келейно», так сказать, вздорили, без нашего участия. А то — дело известное — впрячься в подпитии за обиженного нашим согражданам легче лёгкого.

Шаттл «Одеона», небольшой микроавтобус, встретил улыбчивым гидом и весьма приятной компанией — двумя милыми дамами-близняшками примерно моего возраста, улыбчивыми и слегка нетрезвыми. Кроме нас троих, в «Сан Дрим» никого больше не было, что радовало. Так чего стоим тогда, кого ждём?

Сорок километров до отеля под вначале ненавязчивое бормотание гида и охи-ахи дам пролетели незаметно. К тому же гид быстро понял ненужность своих «ознакомительных лекций» и ограничился общением с водителем после сообщения, что завтра в 10 утра он нас будет ждать на ресепшене отеля с ответами на любые наши вопросы и массой предложений на любой вкус и кошелёк по части местных развалин, пейзажей и прочей экзотики. Так что полчаса мы с девушками весьма приятно пообщались «обо всём и ни о чём». Мне они очень понравились, обе. Я им — вроде тоже. Так до отеля и доехали.

Вооружённый винтовкой охранник — неожиданно и настораживает! — встретил нас на въезде на территорию отеля. Всё! Приехали! Здрасьте, знакомые лица! Я снова здесь без бархатных штанов!

Девушки слегка опешили, увидев, как их толстый соотечественник обнимается с явно не последним человеком в иерархии отельного руководства — худощавым невысоким арабом в «униформе» местных топ-менеджеров — хорошо пошитом и идеально сидящем костюме и дорогих полуботинках. Добило их появление Исы, шефа лобби-бара, с «комплиментом» — подносом с холодными фруктовыми коктейлями в запотевших стаканах. Забыв о «служебных обязанностях» и поставив поднос на стойку портье, он присоединился к объятиям, но дурачась — согнувшись, обнимал меня за талию и, прижимаясь к животу головой, истошно вопил на ломаном русском: «Хазаина приэхал! Ждал, когда приехал! Плакал! Хазаин!» Да, знают нас здесь и помнят!

Пока дежурный портье оформлял заезд, я общался с «чиф-менеджером» Омаром на смеси русского и английского. Как дела, как его семья, как бизнес…

— Дамы — знакомые?

— Да!

Недолгие инструкции «господину оформителю», и вместо стандартных номеров мы получаем ключи от «люксовых» номеров в одном из отдельно стоящих двухэтажных домиков. «Чёрная доплата» в два «франклина» в фонд Омара — «ежевизитная» стандартная плата за комфорт, уют и отсутствие постоянно прогуливающихся мимо дверей и окон постояльцев и персонала. А особенно — дичающих на фоне «олл-инклюзива» детей и некоторых родителей.

— А что без друзей в этот раз?

— Оба стали папами. Один в августе, второй неделю назад. Жёны не пустили.

— Жаль! Вы приятные гости, хоть и пьёте много.

— Ёлы-палы, Омар! Если ты опять вспомнишь подбитый глаз своего подчинённого — так я ему на трезвяк пристроил! И ты потом сам ему второй глаз подбил!

— Было за что, согласен! Но после общения с вами я месяц отхожу — диета, таблетки…

— Но ведь весело же! И тебе ж самому нравится!

— Это да… Кстати, народу в этот раз мало будет.

— Это хорошо! Но настораживает. Случилось чего?

— Драку в аэропорту успел застать? Вот-вот. Сорок немцев к нам ехало…

— И что?

— Все в карантине!

— Не понял?!

— Сам толком не понял, встречавший их гид сказал — буйное помешательство. Заразное! Весь самолёт, человек триста, сидят в огороженном зале под присмотром приехавших военных!

— Да, съездили дойчи, отдохнули… Впечатлений, поди, на всю жизнь. Ладно, пойдём мы распаковываться. Позже увидимся, тебя Мишкина копчёная свинина ждёт!

Всё, поплыл клиент. До ближайшей свининки, как до Каира, ближе не купить. А Мишкины домашние копчёности — это что-то с чем-то. Вкус, запах! Даже правоверные мусульмане облизываются. Про тех же немцев не говорю — на завтраке унюхавшие, независимо от возраста, становятся похожими на пленных из Сталинградского котла — жалкие глаза, слюноотделение и готовность продать жену, детей и родину за кусочек этого роскошества. Так что, приезжая, везу местным христианам не матрёшек или магнитики с кремлём, а копчёную колбасу и прочие свиноделикатесы.

Дамы поселились на втором этаже, я — на первом. Договорились о том, что я зайду за ними минут через десять, и разошлись по номерам.

В номере перво-наперво разделся догола и упрятал московскую «униформу» подальше в шкаф. Один в номере, смущать некого, да и смущаться не с чего. Да, телесами обилен, но не всё же жир! Да и чреслами не обижен, так что и в этом плане стесняться мне нечего. Распаковывать мне особо ничего и не надо — умывательное забросил в ванную, восьмикилограммовый пакет с хаваниной в холодильник, майка-плавки-шорты-тапки на тело, полотенечную карту, сигареты и зажигалку в карман — всё, готов к встрече с морем. Сегодня никаких масок с трубками и аквалангов — только бултыхание с понтона. Блин, всего-то ничего времени с последнего визита прошло, а соскучился по морю!

О сигаретах — отдельная тема. Продымив почти четверть века, новый 2000 год отметил частичным бросанием — слабый на пороки организм вымолил разрешение покуривать после плавания и после третьей стопки водки или её заменителей. Ну, и сидя на горшке — там сам бог велел. Пока сокращение получалось — набор пяти килограммов прошёл незаметно почти, зато и дышать стало легче, и весенние бронхиты уже три года не мучили.

Дамы были в полуготовности. Вернее, старшая (на три минуты) Александра в лёгком сарафане и шлёпках, с пляжной сумкой в руках подгоняла одетую ещё в «зимние» московские вещи младшую сестрицу Алёну, копавшуюся в чемодане. Блин, неувязочка… Выкрутился, начертив им планчик, где искать спуск в воду, и унёсся к воде в одиночестве. Милые женщины, но бесит их способность по часу раздумывать, что надеть!

Солнышко ощутимо припекало тыковку и попаливало открытые части тела. Взопревший слегка, добрался до понтона. Странно, сход в воду открыт, а дежурного «спасателя» не видно. Да и хрен с ним, главное — море! Вода! И много!!!

Реально дорвался. К приходу сестриц — старшая явно злилась на младшую — я и напрыгался всласть, и накупался. По антикварным «Водолазным» наручным ходикам час в воде провёл. Чем Алёна так занята была всё это время?

Александра бодро избавилась от сарафана, красиво без брызг нырнула и, вынырнув метрах в семи, в хорошем темпе поплыла куда-то в сторону Аравийского полуострова. Алёна, прикурив сигарету, осталась рядом со мной.

— А вы что же?

— А я плаваю плохо.

— ???

— Это Сашка — бой-баба, командир в юбке. А я — слабая женщина, домашняя. У неё всю жизнь в голове ветер, в жопе дым, а мне — книжку или краски.

— Весёлое у вас семейство!

— Ага. Сашка ломает — я чиню.

— В смысле?

— Она не только коня в горящую избу затащит, но и вынесет его оттуда на руках. А мои функции — дождаться, перевязать, накормить и так далее. Она носится электровеником, я дома сижу, благо работа такая.

Пока беседовали, в начале пирса появился, видимо, спасатель местный и какой-то странной пошатывающейся походкой направился к нам. Тридцать метров дощатого настила он одолевал минут пять. Выглядел он прикольно, прям персонаж «хеллоуина» — сероватый какой-то, походняк деревянный, рубашка грязная и явно в крови. Подволакивая ноги, приблизился к нам метров на пять и встал, глядя то на Алёну, то на меня. Нехорошие у него глаза, как у снулой рыбы, бельмастые какие-то. Или это линзы?

Крик подплывающей Александры сработал, как стартовый сигнал. Алёна оборачивается на крик, «спасатель» вытягивает руки и с каким-то скулежом движется к ней, явно ускорившись. Я же, держа в мозгу, что второй раз за разбитый нос и подбитый глаз местному уроду я могу пьянкой с Омаром и не отделаться, перехватываю правую руку аборигена своей правой, дёргаю его на себя, отстраняясь, левой рукой сзади хватаю за мотню штанов и с подшагом отправляю его за невысокие перила ограждения в воду. Сухощавое строение тела «маньяка» этому поспособствовало. Прям эдаким Верещагиным я себя почувствовал, не художником, а тем экс-таможенником, который с баркаса не ушёл вовремя.

Рассерженная Александра уже поднялась по двадцати ступенькам «на отстаньте» примастыренной к понтону лестнице, негодуя, и в пятый, наверное, раз задавала мне вопрос, не о… хм, фигел ли я кидаться в неё местными придурками, пусть даже и лезшими к её сестре, а я всё ждал, когда же вынырнет этот юный озабоченный ныряльщик. И по мере таяния надежды на его появление в голове всё сильнее билась мысль: «Хочу домой! И чтоб всё — как раньше!»

В мой номер мы добрались, как говорится, «на рысях», вытираясь на ходу. Я ни на что не обращал внимания, в голове носились явственно попахивающие идиотизмом планы — от «найти акваланг, достать утопленника и сделать ему искусственное дыхание» до «возглавить прогрессивные силы Египта и совершить государственный переворот».

В номере первым делом я хрустнул пробкой и на пять секунд приник к бутылке «Сворда» — недурственного недорогого дьютифришного вискаря. Пьётся ненатужно, похмелья не вызывает — так на фига за понты вдвое-втрое дороже платить? На третьем глотке почувствовал вкус, на четвёртом остановился.

— Так, девушки. Вы по любому не при делах, одна с воды орала, вторая на неё пялилась.

— Это как это? Какой-то араб при женихе тянет руки к невесте, окриков не понимает, а то, что плавать не научился — так это его проблемы! И вообще, он сам оступился!

Ага, упал на «малэнкий кынжал! И так пятнадцать раз подряд!» Бред какой-то. И я уже жених??? Ладно, звоним Омару.

— Ресепшн? Хелло! Омар, плиз! Омар? Петр это. Надо пообщаться!

— Ты — у себя? Из номера не выходи! Я сейчас буду!

Второе моё приникание к горлышку прервала Александра. Просто отобрала бутылку с улыбкой и словами «Не время, товарищ!» Так я и сидел, копя обиду и — на удивление — приходя в нормальное состояние, до заполошного стука в дверь.

От облика самоуверенного успешного бизнесмена мало что осталось. Гримаса боли на лице, бледность, разорванный рукав пиджака и перевязанная рука.

— Пётр, дамы! У меня очень плохие новости. Салех приехал полчаса назад и взбесился ни с того ни с сего, загрыз насмерть Ису и покусал ещё троих, включая меня.

На трёх лицах — одинаковое офигение. А Омар продолжал, переходя с английского на русский и обратно, иногда выдавая пару-другую фраз на арабском. Похоже, пришёл не просто песец, а гигантский, всеобъемлющий… Песец-великан! Первой из ступора вышла Алёна, метнувшись к себе за ноутбуком и, вернувшись, мягко затрещала клавиатурой. А Омар продолжал вещать.

По его словам, в отеле на семьдесят отдыхающих и сорок человек персонала приходилось человек восемь укушенных и один загрызенный насмерть. Представитель туроператора, Омаров племяш, позвонил дяде из аэропорта и истерично, но внятно доложил, что триста немцев перегрызлись в прямом смысле между собой, закусили полицейскими и разбрелись сейчас по аэропорту, гоняясь за пока живыми, не заморачиваясь расовыми и половыми предрассудками, да и возрастными — тоже. Догоняя, загрызают и едят. Загрызенные и недосъеденные после этого встают и присоединяются к охоте за живыми. Он сам сидит в конференцзале и молится, чтобы кто-нибудь его спас.

— И что делать теперь?

— Не знаю. Полиция не отвечает, скорая тоже… А мне всё хуже и хуже… Как лосю из твоего анекдота, помнишь? В общем, не знаю, что вы будете делать и как вам домой добираться. Думайте! А я полежу немного, что-то плохо мне.

Укрыв дрожащего в ознобе Омара всеми покрывалами и одеялами, которые нашлись в номере, мы с Сашей присоединились к сидящей в сети Алёне. Вот же ж жопа-то! Чего мне дома не сиделось? Плавал бы в бассейне, загорал бы в солярии — нет, солёноводных просторов захотелось дураку.

От просмотра сцены азартной стрельбы двух толстых гаишников по бомжу, вцепившемуся в горло третьему «гайцу», отвлекло вялое шевеление Омара и сипение, явно слышанное мной где-то совсем недавно. Омар копошился под грудой одеял и покрывал, не отвечая на вопросы «Ты чего?» и «Ты куда?», только сипел негромко. Так «купальщик» перед нырком те же звуки издавал! Идиотская сцена — толстый мужик с криком «Алярм!» валится в прыжке на кровать, где из-под груды одеял пытается выбраться другой мужик.

Успел, не выбрался бывший Омар. Не Омар он, а… Кто? Зомби-людоед? В общем, сижу я у него на груди, ногами руки к кровати прижимаю, а край толстой стопки одеял, которыми его ещё живого укрыли, руками у него в раскрытом рту придерживаю.

— Что-нибудь тяжёлое есть поблизости?

Саша забегала глазами по номеру, а Алёна удивила:

— Утюг подойдёт?

— Да-а-а! Скорее!!!

Ненадолго выбежав, она вернулась с КОРОБКОЙ! «Тефаль! Ты всегда думаешь о нас!» Не успел поофигевать над «предусмотрительностью» младшей сестры, как падающее знамя подхватила старшая. Достав утюг и перехватив поухватистей, подошла и тюкнула бывшего Омара. Раз, другой… На третьем ударе «мёртвое живое» подо мной превратилось в «мёртвое мёртвое». После этого Саша аккуратно поставила утюг на стол и взялась за отнятый не так давно у меня бутылёк.

На третьем глотке эстафету приняла младшая. Кинг рыдает: труп, орудие убийства, на трупе враскоряку сидит мужик и наблюдает за пьющими из горла виски одинаковыми красивыми женщинами… «Отец — слышишь? — рубит, а я отвожу!» Одна подносит, другая с трёх ударов выносит… Похоже, в размерах песца — незваного гостя я ошибался, и сильно. Нет предела совершенству!!!

Пока дамы принимали антишоковое, я стащил с трупа груду одеял. Прежде всего меня интересовали две вещи — ключи от кабинета Омара и ключи от его машины. И даже не знаю, что больше. С одной стороны, машина — это возможность добраться до Марса-Алама или Хургады, а с другой, в кабинете главного управляющего находились ключи от абсолютно всех дверей отеля — от кладовки дворника до оружейки в помещении охраны отеля. Демонстрировал мне эту связку Омар. В оружейке я не был ещё, врать не буду, а вот за учениями охраны наблюдал год назад — не по-детски экипированные и вооружённые дяди по пляжу бегали. И определённо на себя я там что-нибудь найду. Где пост охраны — знаю, именно там три года назад я с Омаром и познакомился при прикольных, но невесёлых обстоятельствах.

Вышла тогда не очень красивая история. Если в двух словах — встретились поддавший турист и покуривший лишнего работник ресторана, местный. И вот местному — под гашишем — пришло в голову поинтересоваться номером комнаты барышни из компании, в которую входил вышеупомянутый турист. Я это был, короче. И на мой вопрос «А на паркуя он тебе?» этот обкурок дал развёрнутый ответ с массой подробностей: как, куда и что он будет делать с этой барышней. На моё выраженное сомнение в том, что барышня отнесётся с восторгом и энтузиазмом к воплощению его эротических фантазий, мне был дан ответ, что его желания являются доминантными. Дальше последовала неприятная сцена с непрофессиональным мордобоем с моей стороны и профессиональным его прекращением со стороны местных охранников. Меня повязали, оторвав от очень интересного занятия — я выдирал из-за барной стойки отоваренного уже к тому времени местного «казанову», скрутили, одели наручники и отвели в местный охранный «эпицентр», куда вскорости доставили пострадавшего в компании местного же врача и — тогда мне ещё незнакомого близко — Омара. И началось выяснение отношений как раз с Омаром, по итогам которого сексуальный террорист обзавёлся вторым бланшем под глазом, а мне наложили лангетку на пострадавшую руку. А после, уже в ночи, была грандиозная даже по отечественным меркам пьянка на берегу моря, с неизвестно откуда появившейся тушей барана на вертеле, опустошёнными дьюти-фришными пакетами, охватившая в итоге практически всё взрослое «население» отеля. Короче, всласть повеселились тогда. По-взрослому. С милыми весёлыми моментами, но без приключений, за которые впоследствии может быть стыдно. Иса, шеф лобби-бара, половину следующего дня не мог найти тележку сервировочную. Нашёл потом, упав в бассейн для дайвер-тренинга, эдакого вкопанного в землю цилиндра диаметром метров пять и глубиной в четыре, с вечно ледяной водой.

Пока вспоминал всё это, руки сами нашли в карманах и то, и другое. Да ещё бумажник с документами Омара и пачечкой денег, в которой мои две зелёные сотни соседствовали с пятью Омаровыми. Дамы тем временем стресс сняли и тихонько беседовали.

— Барышни!

Две пары серо-голубых глаз.

— Давайте думать, как выбираться.

— Чурики, на мне информация! А вы с Сашкой кумекайте!

— Саш, мысли есть?

— Либо вода, либо суша. По суше можно попробовать добраться до аэропорта и улететь. Не получится, тогда через все окрестные моря — в Крым. По воде — та же песня. Или вокруг Западной Европы — до Питера.

— Першпективка… А как у тебя с судовождением?

— Плаваю без спасжилета, не более.

— Аналогично. Типа «говорю на всех языках с переводчиком»…

— Так! Карту Египта я скачала, вернее, все карты, что нашла. Дома — жопа, паника и хаос. «Ленин — в Польше».

— Тогда вот что. Сейчас перебираемся к вам, наверх. Там ты остаёшься за главную, сидишь и тупо скачиваешь всё, что найдёшь о дороге домой: карты сухопутные и морские, описание маршрутов — всё, в общем. Я — на разведку. Саш, ты?

— С тобой. Утюг ополосну только и переоденусь.

Кстати, о переоденусь! Свежая и правильная мысль — надо хоть как-то тушку обезопасить. Недолго зимняя одежда в шкафу провисела, увы. Обратно её на тело — штаны из плотной брезентухи, «викторинокс» {[2]} на пояс, куртку кожаную на плечи. На ноги — высокие ботинки «для активного отдыха» с нескользящей подошвой. Отнёс своё барахло наверх, спустился к «себе». В такое время с пустыми руками на разведку идти — это минимум халатность преступная. Чё б придумать эдакого, чтоб вражин всех — одним махом? Думал-думал, ничего толком, кроме дубины, так и не надумал. В итоге разломал стул и получил два приблизительно метровых куска увесистого дерева неизвестной породы. В санблоке, попыхтев и работая «викториноксом, стал обладателем десятка длинных саморезов, которые к приходу Александры в равном количестве ввернул в самодельные палицы.

— Пошли?

— Пошли!

И мы вышли в совсем недавно уютный, а теперь совсем незнакомый, неприятный и враждебно настроенный мир.

Нет у меня привычки таскать что-либо в сумке, барсетке или портфеле. Поэтому предмет одежды менее чем с пятью карманами (кроме футболок и трусов с носками) как достойный ношения не воспринимается. И карманы всё время чем-то набиты — от гвоздей до жвачки и таблеток от спины. Да, определённые сложности при проходе рамок металлоискателя возникают, и две стиральные машины сломались, и побрякиваю при ходьбе… Зато нет нужды рыться в поклаже, ища ключи, деньги, документы или ещё какую неожиданно понадобившуюся хрень. Так что недолгое пыхтение, сопровождающее замену сим-карты в ветеране купальных сезонов «Нокия-6250», поиск сети недолгий, и — «Вас приветствует “Водафон!”» Ну, и тебе, «Водафон», приветственный «шалом»! Набор номера и длинные гудки.

О! Отозвался.

— Тамир! Привет! Это Папа!

— А-А-А-А! Баба приехал!

— Папа! Сколько повторять! «П», а не «Б»!

— Знаю! Бтица! Бидарас! Биво! Не выходит!

(Дальше я не буду вывихивать мозг, показывая, как тяжело научить Тамира выговаривать букву «П». Поймите правильно, плиз! Шесть визитов, и пьяного, и покурившего, и трезвого переучивали — всё равно не «П», а «Б»!)

— Вы не вовремя приехали! У нас тут болезнь какая-то, все с ума сходят!

— Это я уже знаю, блин! Ты что делаешь?

— Собираюсь в Каир. Мама там, в больнице. Завтра выписать должны.

— Ты про Марса-Аламский аэропорт в курсе?

— Да. Но мотоцикл-то со мной!

— Тогда звони, как будешь выезжать. Я там же, в «Сан Дриме». Только позвони, как подъедешь — у нас тут тоже чёрт те что.

— Хорошо. Пока!

— Пока!

Не вовремя у него мама заболела… Ладно, деревяшку наперевес и пошли. Картинка, конечно, та ещё — толстый мужик, не по погоде одетый, с дубьем наперевес, и схоже одетая дамочка с утюгом…

До сегодняшнего дня отель мне очень нравился. Построенный лет пятнадцать назад, потихоньку сползавший от первоначально заявленных пяти звёзд (четыре с плюсом, если объективно) к четвёрке с минусом. Подкупали размеры территории, малолюдье — никогда в весеннее-осенний период больше ста пятидесяти человек не бывало — и спокойствие. Долбящие дискотеки с обдолбанными посетителями отсутствовали, пьяные и агрессивные постояльцы, как правило, тоже. Персонал вежлив (тот дебил — исключение), квалифицирован и не вороват. Охрана к перебравшим постояльцам относится лояльно, но при нужде настоит на своём и отведёт в номер. Тишина, уют и покой. Было так, но прошло.

По мере уменьшения расстояния до основного корпуса палитра звуков расцветала новыми деталями. Уже можно было разобрать несущиеся отовсюду крики и ругань на английском, немецком и — наиболее богато — великом и могучем. А у сквозного прохода трёхэтажной жилой пристройки к основному офисно-развлекательно-торговому корпусу — первые «бывшеживые». Не замечая ничего, араб-уборщик и ребёнок лет пяти увлечённо едят женщину. У араба шея слева разорвана, у ребёнка загривок и кусок кожи спины выдран так, что позвонки и лопатка видны. Оба в крови… Неприятное зрелище. Сзади шёпот: «На три-четыре: я — араба, ты — дитё! Три! Четыре!» Недолгий топот, свист-бум-тюк-шлёп. И блёв дуэтом полупереваренным «Свордом» на араба с набитым ртом и недоеденную женщину — ребёнок с расплющенной головой отлетел метра на два.

Отплевались, оттрясли головами, отматерились шёпотом. Оглядели, гадливо морщась, покойников. Воняют химией какой-то, бледные, словно кровь им спустили, глаза мутные. А так — вроде люди как люди. Что за хворь, откуда? «Эболу» {[3]} со СПИДом скрестили и на волю выпустили? Правильно кто-то у Стругацких вещал, что всё зло — от грамоты, братья! Напридумывают херни в своих демиургических припадках, а простым людям потом страдай, мозг пылающий напрягай, как из этой поперёкжопицы живым и невредимым выкрутиться.

— Саш! А ты чего вдруг раскомандовалась?

— Так от тебя приказов не слышно! И, кстати, ты служил?

— Слово «служил» мне не нравилось никогда. Долги Родине отдавал, было дело.

— И в каком звании?

— Рядовой.

— Тогда так, рядовой! Я — капитан, так что…

Ага… «Я — адмирал, вы, доктор, — судовой врач, а Джим Хокинс будет юнгой…» {[4]} Щас!

— Вот что, КАПИТАН! Улыбнитесь! Командовать охота — командуйте! Найдите себе личный состав, сестру привлеките, в расположение вернитесь — как угодно! Мной — не надо. И мне не надо, и вам. Хорошо? Я, по крайней мере, на территории отеля ориентируюсь лучше и что и как знаю, «как здрасьте!». Так что либо мы Саша и Петя, либо вы с сестрой — капитан и призванная, а я уж как-нибудь сам, в гордом одиночестве.

Дальнейшая дискуссия на тему субординации прервалась близкой автоматной очередью. Враз стало как-то неуютно. Не-е, я лично обожду под пули лезть.

— Саш! Пойдём-ка к бассейнам прогуляемся, а то пристрелят ненароком…

— А это куда?

— Сейчас по стеночке вдоль корпуса в сторону моря, мимо аквагорки — и вот уже и бассейн.

— Давай!

Пока шли по прохладному проходу мимо дверей номеров, отдаляясь от становящейся заполошной стрельбы, всё было относительно тихо и безлюдно. Добрались до аквагорки — опять кто-то кого-то жрёт! Трое — одного! Тощая девица в одних трусах, бабулька — божий одуванчик и местный охранник прямо на разложенных на продажу ковриках местного производства обедали продавцом этих самых ковриков.

— Саш! От утюжка проку мало! Я постараюсь их отоварить, а ты спину прикрывай!

И, не дожидаясь ответа, вышел из тени на горячий даже через высокую подошву ботинок бетон дорожки.

Крепкие всё-таки стулья закупали хозяева отеля! И саморезы качественные! Охраннику прилетело сверху-справа в голову, девице — обратным ходом снизу-слева, оба валятся, как подрубленные, а бабулька даже не отвлеклась! Тогда на тебе, привет от потомка Раскольникова! Саша, подбежав, тюкнула девицу — как оказалось, одногрудую — утюгом в лоб.

— Зачем? Контроль?

— А ты не заметил? Мёртвые челюстью не шевелят!

Вот, блин! Какие-то сверхвыносливые мертвяки!

— Саш, погляди вокруг, я охранника пощупаю на предмет трофеев!

Охранник-обжора оказался богатым на трофеи. Заморачиваться не стал, а, расстегнув поясной ремень и обрезая петли на штанах, освободил его со всеми взрослыми игрушками — дубинкой, фонарём, баллончиком, наручниками и кобурой. Трофей протянул Саше.

— Военный! Вот тебе новое табельное оружие! Носи с честью!

— А сам?

— У меня дубина есть пока. А с пистолетами я не очень, точнее, совсем никак. Вот «калаша» не отдал бы.

— Ну-ну. Гос-споди, доберёмся до Москвы…

— Что тогда?

— Я тебе все твои подколки сторицей верну!

Вспомнив заявление Алёны двухчасовой давности, я захихикал, представляя, как Александра поджигает дом, затаскивает в него осёдланного и ржущего меня, а потом выносит на плечах. Реально, нервы — никуда! Ржал, аж дубину выронил, не обращая внимания ни на что — ни на жару, ни на, так сказать, антураж.

Пока ржал, Саша опоясалась трофеем и провела ревизию на него нацепленного. Ржака отпустила, когда она, достав пистолет, выщелкнула магазин, передёрнула затвор и несколько раз пощёлкала курком. В первый раз — на моих глазах — его увидев.

— Теперь я вооружена и очень опасна!

— С патронами у тебя как?

— Две по шестнадцать.

— Во-о-от! А врагов — условно — за сотню! Так что дубина — первое, а ты — вторым номером, ладно? Хотя бы пока не доберёмся до оружейки.

Вообще какой-то моральный ступор навалился. Стою с девушкой беседу веду, у ног — четыре трупа, кровь, какашки (это из неудачливого продавца), запах химии и скотобойни… Ну, запахи — дело обычное, на мясокомбинате Хорошёвском и не так воняло, единственное, но из четверых-то двое — мои!

— Петь, а ты спецом в голову метишь?

— А сама Омара тюкала куда?

— Так остальное или в одеялах, или ты загораживал…

— Ну, смотри, женщина без груди как себя чувствовать должна? А киндер давешний с вырванными мышцами из половины спины? А бабка с обглоданным бедром? Все, по-моему, не то что ходить — ни на что, кроме своих болячек реагировать не должны! А мозг — он всему голова! Он не просто так в голову запрятан! Нелогично? А потом, во всех фильмах так — снёс зомбаку башку, и нет проблем!

— Тогда ты туда и бей, а я в ту же степь стреляю.

В ресторане у бассейна жрали. Жадно, остервенело, как в последний раз. Без гарниров и соусов, не останавливаясь. Не делая различий на местных и приезжих — все жрали кого попало. Я аж прифигел от столь толерантной гастрономической разнузданности. А Саша не прифигела. Бам! Бам! Бам! Бедные ушки мои! А Саша не останавливается. Гильзы звенят, запах сгоревшего пороха, неожиданно приятный после аромата «мёртвоживых». Звонко стукнулся о плитку пола пустой магазин. Бам! Всё! Двенадцать жрунов раскинули мозгами. С учётом «пищи» на полу количество потенциальных врагов уменьшилось ещё на восемнадцать.

Среди питавшихся глаз зацепился за ещё одного охранника. Подошёл, проверил — не день Бекхема сегодня, кобура пустая. Куда он пистолет свой задевал? Хорошо, магазин запасной и фонарик на месте. Магазин — Саше, фонарик — мне. Хороший, длинный, увесистый…

— Саш, у вас с Алёной как насчёт пожрать?

— Никак вообще! А если честно, уже хочется!

— Тогда давай прервёмся с разведкой! Пошукаем здесь и найденное оттащим домой, перекусим и пойдём дальше, ладно?

— Тогда ты шукай — сам говорил, что всё здесь знаешь! А я — на вахте!

«Нашуканного» набралось неожиданно много. Видимо, приход песца в наш отель совпал по времени с открытия возлебассейновой харчевни — два подогреваемых лотка с нарезанной пиццей, лоток с картошкой фри и ещё один — с местным подобием блинов. Плюс упаковка воды, плюс некоторое количество напитков из бара, плюс полный кофейник, да то ещё, да сё… В руках нести — не выход. Тут вспомнил про тележку в кладовке: в прошлый приезд персонажи из обслуги, привозя припасы, там её ныкали до вечера. Полез, дебил расслабленный!

Хорошо, фонарик в руках был! Из кладовки на меня вывалился, видимо, один из первых укушенных и умерших — неприлично живой. И вроде тощий, а сильный! Ка-ак навалился, как с сипом к лицу пастью своей потянулся! Коктейль мыслей непередаваем… В общем, завалил меня этот извращенец на пол и ну подставленную левую руку грызть! А куртка — ни фига не дрескостюм! Больно, сука! И рвёт, и терзает, не отвлекаясь ни на что, не говоря об окне {[5]}!

Питбуль, гадина, какой-то, а не покойник! И не обращает внимания ни на реплики мои нецензурные, ни на удары фонарём куда попало. Говно фонарь, не для самообороны от таких живоедов!

Спасла Саша, на грохот и мои вопли прибежавшая. Пинком в голову с меня его сбила и застрелила. А я ещё минуты две на полу лежал, отходя.

Поднялся, а Саша не по сторонам, а на меня смотрит. И нехорошо так, оценивающе.

— Чего?

— Ты как?

— Как в тёплой ванне! Приятная нега отдыхающего в Египте у бассейна! В чём дело-то?

— Куртку сними!

Вот тут-то мне и поплохело. Если прокусил куртку этот урод — всё, приплыли, Джексон, можно напоследок нырнуть в море и поплавать, потому как жить осталось — с час от силы. Или нажраться до беспамятства, благо бар в двух шагах. Или попробовать успеть сделать что-нибудь эпическое, важное, покакать, например… Всё это неслось в голове, пока я срывал с себя куртку и поддетую под неё хлопковую рубашку с длинным рукавом. Тщательный осмотр в четыре глаза двух багрово-сизых, но не кровящих полукружий… Потом, на всякий случай, рукава куртки, на которые я лично вылил полбутылки местного джина…