Серия двенадцатая «Звёздный час»
На этот раз первой, как ни удивительно, встала Светка.
— Андж, одевай спортивки, идём бегать!— орала сеструха, колотя в дверь.
С дуба она рухнула? Или мои мысли читает? Оделся в труселя и майку, на ноги — кроссовки и пошлёпал за сестрой. Бежали мы по каким-то переулкам, выскочили на небольшое футбольное поле между домов и принялись нарезать круги. А, смотрю, мы тут не одни. Вон ещё группками спортсмены и любители: и трусцой, и ровным бегом шпёхают. С края площадки — небольшой спортивный городок: брусья, турники, рукоход.
Кто-то уже подтягивается и отжимается на брусьях. Сестра, оказывается, всё разведала, пока я вместо неё в самодеятельности отрабатывал и по бассейнам шлялся. Отмахали трёшку, я полез на турники позадирать ноги и подтягиваться. Светка растягивалась и отжималась на брусьях. Заодно и меня заставила тянуться. Потихоньку, трусцой вернулись в квартиру. Сообразив для себя, что сейчас могу оказаться в проигрыше у интриганки–сестры, я ускорился, влетел в квартиру первый и нырнул в ванную. А то знаю этих девочек. Ей идти сегодня никуда не надо, поэтому в ванной можно и час просидеть. А мне за неё сегодня на сцене скакать. Несправедливо! Светка поорала за дверью, потом вспомнила, что в квартире два туалета. Покормил кота, лениво гревшегося на подоконнике, и по наитию, пока не видела сестра, сунул в сумку последнюю бутылку ноль семь «ореховки». Пригодится — не знаю, но пусть будет. Светка, походу, заснула на унитазе и не отсвечивала. Вот мощи у девки! Недавно треху пробежала, ноги на брусьях задирала и, походу, снова храпит. Сейчас ещё остатки вчерашнего ужина, проснувшись, сметёт. Ну да, осталось совсем мало. Не буду обделять младшую сестру, позавтракаю в знакомой столовке. Вместе с котом вышли из квартиры.
— Долго не гуляй! С незнакомыми котами не дерись! Веди себя хорошо!— бросил я коту вдогонку.
— Мряв, мряв[Да я не долго, только в подвале посижу],— отмазался Тишка.
В столовой с удовольствием заточил комплекс какой-то кашки с молоком, два яйца под майонезом и сарделю. Ну всё, я готов к своему «звёздному часу»! Заодно прикупил в столовой три газированных «Буратино».
На удивление, возле школы я был не первый. Уже толпились артисты-самодеятели со сценическими костюмами на вешалках. Распиздяи «отработчики» пришли позже всех. Калина, которой понравилась роль пацана-брейкера, уже была облачена для выступления, только ещё очки-лисички напялила. Девки начали шептаться о том, что Людка «хиппует плесень», и штаны эти по большому блату ей привезли откуда-то из Армении.
Ну почти угадали. Юрка тащил на вешалке какое-то уже голубенькое пышное платье. Видать, розовый ему разонравился.
Родион Александрович перепроверил всех, удивился, почему я без костюма, и чуть сослепу не прогнал Калину, приняв ту за пацана-неформала.
С нами для помощи поехала «комсомольская транда» Нелька и ещё какая-то незнакомая тётка из культсектора района. Подъехал отремонтированный автобус, мы с гвалтом загрузились, забыв дылду-Золушку, решившего примерить мамкины туфли сорок третьего размера на офигенном каблуке.
— Тронулись,— скомандовала Нелька,— Да не орите, ради бога!
— Урааа!— заорала школьная артистическая элита.
— Чот я приссыкиваю,— зашептала мне на ухо Людка и схватила под локоть.
— Стойте! Главную актрису забыли!— орал Золушка, пытаясь на каблуках запрыгнуть в автобус.
Да, походу учителя из этой Ленинградской школы училке-металлистке Жанке в подмётки не годятся.
Лучше бы на метро добирались.
— Ребята, давайте споём,— начал организовывать всех Родион,— давайте, что-то из последнего!
— Я март туристом проведу в Париже, француженку за жопу ухвачу,— заорали довольно слаженно штатные артисты самодеятельности. Нелька поморщилась, но промолчала.
— Париж-Париж, неоновый прибой,— подхватили отработчики на припеве.
— Я срать захотел,— сообщил мне по секрету Юрка-герцогиня,— от страху видать!
— Да, это стартовый мандраж, не переживай,— успокоил я пацана,— у меня всегда так на соревнованиях.
— Тоже навалить охота? Я на похоронах прабабки года три назад знатно обосрался, мамка сказала, что от молока деревенского, а я испугался просто!
— У меня температура!— заявила Людка,— Я не смогу выступать, мне плохо!
— Калина, не пизди,— пощупал я ей лоб,— нормальная у тебя температура.
— А ты то? Чего спокойный? У тебя даже костюма нет!— начали наезжать напарники по сценической семье. Пришлось рассказать, что я уже заслуженный актёр. Правда, в основном, играл в своих постановках, то колхозника, то рокера, то чувака с красной рожей. Но, в основном, мне нравится быть режиссёром и придумывать сценарии.
Твою мамашу! Возле ДК уже толпилась куча школьников и хрен пойми кого, тоже с костюмчиками на вешалках. Крики учителей, музыкальных руководителей и школьников. Родион убежал что-то выяснять, Нелька бесполезными криками пыталась согнать нас в кучу. Остальные артисты, походу, тоже неплохо так переживали. Вон, смотрю девчата за угол ломанулись. Перессать — вряд ли, это всё-таки Ленинград, культурная столица. Курят поди!
— У нас рекреация на втором этаже, номер двести два,— оповестил прибежавший Родя,— Неля, организуй ребят туда, я на жеребьевку. Пять школ сегодня выступает!
Мы чуть не потерялись в общей толпе школьников и с собой до кучи ещё приволокли зацепленных по дороге пацанов с соседней школы. Потом разобрались и вытолкали их взашей.
Рекреация, конечно, хорошо, но там, кроме балетных станков и зеркал да пары чахлых скамеек, нет нихрена. А нам всем переодеваться надо и репетировать. Комсомолка-транда нихрена организовать толком не могла. И пока судились и рядились, кто будет первым переодеваться, девчата или пацаны, я свалил на разведку, а заодно забрать костюм у панка-электрика.
Пошарился по этажу. Толкнул пару дверей — выход на балкон в зрительном зале. Смотрю, работники сцены шарахаются, световики что-то крутят. Перед передними сиденьями столы расставляют. Хорошо, что второй этаж, можем спокойно выступление других школ смотреть.
Побежал в цоколь, на этот раз каморку электрика нашёл быстро. Электрода я увидел среди работников сцены, поэтому открыл запасным ключом. Костюмчик был на месте в целости и сохранности. Быстренько переоделся, поправил и расчесал парик. Пошёл обратно, услышал пару фырканий от встреченных девчат и одобрение моей жопы и широких плеч от пацанов.
Возле нашей рекреации толпились ещё непереодетые ребята и возмущались на девчат. Там делов-то переодеться в мальчиков, нахрена ещё краситься ?
— Андж,— подошёл ко мне Юрка Толстенев,— блин, ты такая чикса зачётная, подержи моё платье, всё-таки сбегаю посру!
Наконец-то девчата закончили переодеваться и запустили пацанов. Ребятам было пофиг и переодевались они прямо при бабах, светя труселями-семейниками. По моей просьбе, Калина и рыженькая-принц принялись меня красить, наводя стрелки, тени и вазюкая помадой по губам. Правильно надо красится первым, а то сейчас пацаны потоком попрут, и качество макияжа по-любому снизится.
Забежал всполошенный Родион Саныч.
— Ребят, мы четвертые, предпоследние выступаем!
— Это хорошо?— спросила транда-Нелька, пытаясь застегнуть Юрке на спине голубенькое пышное платье.
— Ой, даже не знаю, выступать последними выигрышнее, про остальных подзабудут. Но с другой стороны, судьи уже устанут. Там из нашей школы зрителей маловато, надо было не объявления давать, а от классов по десять человек в приказном порядке брать. Вот с других школ зрителей полно. С барабанами, горнами и плакатами.
— Это с восьмой,— пояснил Золушка,— там «Зенитчики» фанаты, всегда толпой ходят.
— Нааам страшно!— заныли девчата.
— Мне тоже!— признался Родион Александрович.
— Туалет в конце коридора,— посоветовал Юрка.
Я посоветовал на начало реприз выйти на балкон и посмотреть номера школ-соперниц.
— Заодно фанаты из восьмой нас не достанут,— обрадовались пацаны,— они драться лезут постоянно.
— Ребятки, никаких прогонов и повторения текста, голову всю себе забьёте,— скомандовал Родион и подмигнул Нельке. Они оба куда-то вышли. Вернулись минут через пять. От учителей явно несло чем-то спиртным. Переживают поди.
Наша труппа повалила на балкон. Я пробежался по коридору. За незакрытой дверью с надписью «Кладовая» обнаружил среди кучи веников и швабр тумбочку, на которой стоял графин с водой, пара стаканов, а за тумбочкой припрятан мерзавчик «Лимонной».
Побежал на балкон за остальными. Ого! Я думал, что зрителей не будет. Всё внизу забито молодёжью, только балконы пустые. Вон, смотрю, на галёрке штук пять панков с хаерами сидят, ржут. Фанаты, плотной толпой на средних рядах, ведут себя вполне миролюбиво. Смотрю, даже наряд милиции появился. Шум, гам, как прямо перед какой-то знаменитой премьерой. А вон и сеструха с подружками. Не проспала всё-таки, приехала. Даже фотографы какие-то бегают, вспышками всех пугают. Свет пригасили, заиграла какая-то бодрая комсомольская музыка, на сцену вышли парень с девушкой в строгих костюмах. Прямо как на «Песне Года»!
— Энджи, мне херово, я боюсь,— прижалась ко мне своей тощей тушкой Калина.
— Может свалим, ну его нахер?— предложили пацаны фрейлины.
Рыженькая-принц, в ступоре открыв рот, пялилась на сцену и подвывала.
Ведущие бодрыми голосами заорали приветственные речи про перестройку, ускорение и про конкурсы. Представили жюри, объявили порядок выступающих. Поклонились. Панки истошно захлопали и выразили своё одобрение. На всю врубили Лещенко. Подгоняемые учителями, культоргами и комсомольцами, зрители подскочили со своих мест и заорали.
— Звенит, как яйца, колокол! В дорогу все, кто молоды! Ыыы!— орали немелодично школьники.
— Любовь, комсомол и панк-рок!— подпевали панки с галёрки.
— Зенит — чемпион!— добавили ажиотажа фанаты.
Под современную музычку строем вышли участники первой выступающей школы. Мы навострили уши.
— Музыкально-юмористическая пьеса!— объявила ведущая.
Нудота и мудота — однозначно! Даже в жюри начали клевать носами.
— Угловой!— заорали фанаты-футболисты.
— Давай джаз!— поддержали панки.
Школьники-зрители просто начали все одновременно мычать, не раскрывая губ. Создавался этакий далекий шум, как будто бомбардировщики где-то летят. Комсомольские вожаки и училки забегали по рядам и попытались навести порядок, но бесполезно. Провал первых выступающих на наших артистов подействовал ещё более угнетающе. Пацаны в девчачьих нарядах насупились, девки тихонько подвывали от страха. На балкон пару раз забегали Нелька с Родиком и пытались привести нас в боевой настрой, дыша перегаром.
А вот и школа футбольных фанатов, восьмая. Говорят, основные конкуренты.
— Девочка Лена!— заорал заводила речёвку. Задули горны, застучали барабаны.
— Нет!— слаженно гаркнули фанаты.
— Мыльная пена!
— Нет!
— Может, школа номер пять?
— Проиграет нам опять!
Ого! Про нас!
— Наша школа номер восемь, выиграет и не спросит!— шквал аплодисментов.
А ведь у «восьмёрки» действительно интересное выступление! По мотивом «Маши и Вити», только вместо мелких школьников — симпотная девчонка в стиле Жанны Агузаровой и пацан, типа Гарик Сукачев из «Бригады С». Они шарахались по городу, а им встречались всякие бюрократы, «косности мышления» и прочие обсосы. Ребята под музычку «Браво», ловко приплясывая рок-н-ролл и всяческие буги, преодолевали неприятности и, наконец-то, припёрлись на станцию метро «Перестройка» под бурные аплодисменты. Думал интересная пьеса растормозит наших. Ага, как бы не так! Увидев успешное выступление, они ещё больше скисли.
Зал рукоплескал, фанаты колотили в барабаны и махали плакатами. Рыженькая-принц вцепилась в меня слева, Калина — справа и обе в голос ныли, что им страшно.
— Да отцепитесь вы!— рявкнул я,— Ишь ты вздумали, за юбку меня дергать. У этих «пацанов» одно на уме!
Пока был небольшой перерыв, я принял решение в корне изменить настрой.
— Юрка, пойдём, поможешь!— кликнул я свою «мамку-герцогиню».
Поставил семиклассника на шухер, вытащил из сумки бутылку из-под шампанского, вытащил из кладовки графин со стаканами. Разбодяжил «Буратиной».
— Валим на балкон,— махнул я пацану. Юрка приподнял юбки пышного платья и рванул за мной. На балконе царила атмосфера отчаяния.
Я налил полстакана «орехового Буратино» и протянул Калине.
— О, я пить хотела,— обрадовалась Людка. Хлобыстнула стакан и криво поморщилась. Потом округлила глаза, понюхала тару. И внезапно улыбнулась.
— Эндж, а чо это? Я так не поняла!
— Напилась?
— А ещё?
— Потом! Принц! Вали ко мне, зеленоглазая!
Рыжая девчонка судорожно опрокинула стакан и крякнула, как мой дед.
— Охх!— оценила она и передёрнула плечами,— Вкусно-то как!
Разлил и напоил самых шуганных актёров. Сэма как раз осталось ещё на один графин. Самым мелким наливать не стал. Щёчки у девчонок-пацанов и у пацанов-девок покраснели. Никто так и не понял, что это было.
— Покурить бы?— вдруг муркнула мне на ухо Калина,— Чот мне захорошело!
— Пойдём,— кивнул я ей. Помню, у Электрода в его каптёрке на столе лежала початая пачка «Магны». К нам присоединилась ещё пара пацанов-куряк.
Сбегали вниз и без проблем покурили. Надо отдать панку пачку хорошего курева. Выручил, можно сказать. Обратно, шугаясь учителей, понеслись с весёлыми криками и шуточками. Обрулил какого-то мужика лет тридцати в костюме и получил шлепок по жопе.
— Малыш, куда торопимся?— услышал я в спину. Обернулся, один из жюри, в костюмчике, с комсомольским значком, прилизанный, зубы скалит. Подмигивает.
Я округлил глаза. Вьебать ему что ли?
— Ты с какой школы? Такая прямо фактурная девочка! Может помочь вам, я в жюри сижу? Ну чего молчишь? Заходи после номера в сто двенадцатый кабинет. Мальцев я Вениамин. Зайдёшь?— при этом мужик, оглядываясь по сторонам, шагнул ко мне и обнял за талию, попытался подтащить поближе.
— А чё ж не зайти? Зайду,— пискляво пробормотал я.
Ннна в бороду! Слава богу, уже все в зал убежали, никто не видит. «Комсомолец», вскинув ноги, хряпнулся на жопу и начал мотать головой. Грогги поймал походу!
— Слышь, ты нам не только поможешь, ты ещё всех жюри уговоришь, я тебя, как лейтенант госбезопасности предупреждаю!— пробасил я.
— Какой лейтенант?— проблеял сладострастный комсомольский деятель, очумело блымая глазами.
— Лейтенант Бусыгин. Ленинградский военный округ!— рявкнул прямо в лицо.
— Извините!— пересрался мужик.
Я, чтобы не наплести херни, ебанул строевым шагом наверх к своим.
На сцене какая-то школа, пародируя агитбригаду, пела девчонке, наряженной сигаретой, песню группы «А-ВИА»— «Я не люблю тебя».
Наши артисты свистели и грозились порвать всех. Нелька и Родион, не понимающие, что происходит, тупили у входа.
— Загребельный, где ты был? Мы следующие!
— Так в туалет ходил! В мужской не пустили, в женский постеснялся, пришлось на проспект бежать,— не моргнув глазом, припездел я.
— Ребята всё-таки настроились,— радовался Родя. Лёгкого фона от артистов он не замечал, собственный перегар притупил бдительность.
Я, делая вид, что нихера не в курсе происходящего и просто бегал примус починить, стал поближе к учителям и навострил уши.
— Номенклатура задрала,— злобно цедил музрук,— всё эти ваши комсомольские штучки, Неля. Сказано и написано в условиях конкурса: пьеса для юношеского возраста, художественная направленность, развитие творческого потенциала, а тут лозунги, комсомол, бля, весна...
— Родион,— бормотала Нелька,— я тут причём? Тут из комитета района-то всего ничего, в основном театралы, может и вытянем постановку.
— У нас нет нихера про перестройку и обличение пороков общества. Мы ещё дети, нахер нам это надо!
Через пару минут мы дружным строем и с боевым настроем пошли вниз к сцене.
— Времени чуть есть, надо всех в туалет отпустить,— посоветовал я руководителям.
— Да-да, конечно,— всполошились учителя. Школьные артисты побежали в туалет. Зайду тоже, отолью на всякий непредвиденный. В момент, когда я, Юрка и Золушок поправляли причёски и юбки перед зеркалом, снова нарисовался ударенный мной мужик. Увидев нас, очумело уставился.
— Пардон, дамы!
— Ну чо, дядь, стал? Заходи,— с интонациями Крамарова ответил Золушок и заржал. Мужик от греха подальше дал копоти в неизвестном направлении.
Мы столпились за кулисами. Всё, сейчас начнётся. Ведущие объявили нашу школу. В зале захлопали, засвистели.
— Где там, ёпть, микрофон?— злобно прищурился(лась) рыженькая принц.
— Эмм... в далёком-далёком королевстве,— гнусавым голосом, с интонациями переводчиков видеофильмов, пошёл речитатив музыкального сопровождения. Интересно, а ведь в зале притихли!
Рыжая, поправив джинсовую курточку и опустив голову, изображая принца в печали, уверенно выкатилась на сцену. Заиграл древний «Форум».
— В белую ночь сирени листву,— девчонка так хорошо изображала душевные страдания принца, что заслужила несколько заинтересованных взглядов от других девчонок-зрительниц.
Пьеса пошла по накатанному сценарию. Родя ловко руководил выходом артистов. Нельку сплавили в собачью будку суфлера, но её малёхо развезло, и нам из-за кулис было видно, что она просто прихрапывала, положив голову на сценарий. В зале постоянно раздавался ржач и аплодисменты, частенько трубили горны и визжали панки. Родя светился от счастья. Ребята со сцены залетали с довольными лыбами.
— Народ тащится, как ёжик по щебёнке!— светился от счастья Золушок.
Ну, понятно, Родион Саныч был прав. После скучных и нудных агиток, простой и интересный сюжет с кучей приколов и шуток. Восьмерка, конечно, тоже хороша, но у нас музыка разнообразнее, а придумка с обменом ролей сводила зрителей с ума. Они так толком и не разобрались, кто девчонки, а кто пацаны.
— Группа отработчиков в полосатых купальниках — в готовности!— оповестил Родион.
— У меня чёрно-синий!— возмутился я.
— Герцогиня Унутрийская с благородными отпрысками!— заорали со сцены.
Бля! Надо было и мне накатить. Зря я так пыжусь, что мне всё пофиг! Мне очково — пипец! Как бы по примеру Юрки срать не захотелось!
— Начали!— завопил Родя. Все наши артисты, не задействованные на сцене, хлопнули в ладоши.
Бум-бум! Бах! Бум-бум! Бах! Ждём и хлопаем. Артисты на сцене по сценарию подхватили хлопки. Если наша задумка с пацаном-музыкантом верна, то... Первыми подхватили фанаты восьмой школы. Хоть и не наши, но на такие вещи очень падкие. Тут же включились панки. И через минуту весь зал радостно колотил в ритме «Квинов». Ещё и барабаны болельщиков подключились. Под первые гитарные аккорды мы двинулись вперёд на сцену. Я с Калиной по краям, раздув имеющуюся в наличии мышцу и расставив руки. Юрка, подобрав свои пышные юбки и мотыляя плечами, словно боксёр перед рингом. Прошлись под светом прожекторов к краю сцены. Юрка по сценарию сделал книксен. Калина крутанулась волчком, как Майкл Джексон. Я, в стиле «Утренней Ритмики», упал перед ними на правый бок, подпёр рукой голову и задрал левую ногу. Гимнастка я ещё та! Зря, что ли с утра с сеструхой растягивался.
Ох, бля! Что-то мы не то сотворили! Зал просто взорвался к хуям. Пришлось ещё чуть потусить по сцене, пока восторги не утихли.
А ребята на сцене, походу поймали кураж, молотили свои репризы, как заведённые. Мы отработчики, изображая массовку, работали на публику. Кидали в зал воздушные поцелуйчики, крутили жопами, пританцовывали.
Даже транда-Нелька проснулась в суфлёрской будке и не понимала, что происходит на сцене.
Второй наш выход был в сцене танцев на балу.
Калина и Юрка за кулисами радостные прыгали на меня обниматься.
— Андж, клёво!— орала Людка, одновременно дуя себе под майку.
— Я же говорил — мне в голубом лучше!— ржал Юрка.
— Не расслабляться, ещё не финиш!— у нас ещё танец на балу, мне надо до принца приставать и с Людкой плясать!
— Вам-то просто, а мне вот как в кресле веером обмахиваться, чтобы было красиво?— ныл Юрка.
— А есть ещё попить?— интересовалась Калина.
— Отработчики, на сцену!— заорал Родя.
Тут выход не триумфальный, просто вливаемся в толпу артистов на сцене. А вот чуть попозже я схватил принца на плечо и, под хохот зала, закружился с ним в танце под медленное начало песни Джексона про «Энни, ты в порядке».
— Это энергичный танец!— озвучили в микрофон.
Я отработанным движением бросил принца, Золушок ловко его поймал. Свет стал чуть затухать. Всё! Пошла быстрая музыка. Ох, и молодец, Калина!
В неё сейчас половина девчонок из зала влюбится! Я, стараясь изображать красивую чиксу, выделывался, как мог, в свете прожектора. Видел я этот клип на кассете, знаю что делать! А теперь прыжок «Газманова» с опорой на руки, упал на пол, уйдя из светового пятна. Схватил Людку за ноги, и она, словно Майкл и его негры, положив руку на панамку, а вторую уперев в бок, максимально возможно вытянулась в струнку и наклонилась вперёд. Да по-любому гимнастка. Такой мощный пресс только у них. Мы в станичке с гребцом Лёхой попытались повторить этот трюк, так я знатно уебался, когда Лёха отпустил мои ноги.
Вот так, бля! Меня так распёрло от эмоций и оваций, что я чуть не отпустил ноги девчонки.
Не пойду я на финальный выход актёров, хоть и зал разрывается смехом, аплодисментами и восторженными воплями. Не успел ускользнуть, меня подхватили Юрка с Людкой и потащили за остальными актёрами.
— Людк, а ты чем занимаешься?— спросил я Калину на бегу.
— Так всё детство в художественной гимнастике и танцах, я от пуза нихрена с четырёх лет не жрала!
— Аааа!
— Под жопу на! Улыбайся, кланяйся.
Я, одёргивая юбку, раскланялся без всяких излишеств и закидонов.
Наши артисты, радостно гомоня, помчались в свою рекреацию, принимая по дороге похвалы от встречных.
— Ещё третья школа выступает, рано радоваться,— увещевала всех Нелька.
— Я — к жюри, посмотрю, что мы там наработали,— оповестил всех Родион Александрович и радостный, в припрыжку, умчался.
Третья школа — не конкурент, стало ясно сразу, после их выхода на сцену.
Плохонькая помесь Лермонтова и «Кавказской пленницы». Всю команду тянул парнишка с гитарой, прикольно шутивший и классно исполнявший песни. Больше ничего интересного. А я тихонечко свалил. Надо же быть таким самонадеянным! Когда переодевался у Электрода, лосины на автомате напялил сразу на голое тело. Ну, воспринял я их, как плавки. А вот при выступлении, при исполнении фляга с опорой на руки, они треснули. И, естественно, там, где бы не хотелось. Свежий ветерок вещь, конечно не плохая, но, блин, юбка то-короткая! И я в образе Ким Вайлд, одёргивая юбку и боясь засветить свои «кубанские абрикосы», тихонечко, семенящим шагом побежал в каптёрку Электрода. Чудом! Только чудом я избежал конфуза! Ну, а может, ещё более ослепительного триумфа.
