Впрочем, на этом их разговор оборвался. В следующий миг ван Бьер схватил курсора за капюшон балахона и отбросил его назад. И не успел святой сир врезаться спиной в стену, как «эфимец» кригарийца выскочил из ножен и снес Гульену половину черепа...
Что тут началось! Один взмах мечом, и спокойствия в доме как не бывало!
Укоротив дворецкого на полголовы, Баррелий пнул его тело в стоящих за ним рабочих. Или, вернее, бывших рабочих. Едва они предъявили нам ультиматум, и инструменты в их руках превратились в оружие.
Впрочем, это неважно. Главное, они поздновато спохватились. Врезавшийся в них труп повалил на ступеньки трех из шести головорезов. И они с воплями закувыркались вниз, размазывая по лестнице кровь падающего с ними Гульена.
Устоявшая на ногах троица тоже заорала и тотчас атаковала монаха. Хотя нет, это все же была контратака, ибо он напал первым. Пронзив ближайшему врагу насквозь шею, кригариец выдернул клинок и сей же миг впечатал набалдашник меча в висок громилы, что подскочил с другого бока. Впечатал от души. В черепе противника образовалась вмятина, а его правый глаз выскочил из глазницы и повис на тонкой жилке. Крик громилы оборвался, и он застыл на месте с раззявленным ртом и занесенным для удара топором. Который Баррелий ловко поймал за топорище и вырвал из вражеских рук.
Вырвал - и сразу распрощался с трофеем, когда на ван Бьера налетел третий головорез. Им оказался тот самый Винни, что позвал дворецкого вниз по якобы неотложному делу. Парень был еще молод, и не чуждый милосердия кригариец мог бы просто оглушить его, а не убивать. Но Винни не повезло. Зарубивший одного за другим трех человек, Баррелий не стал разбираться, кто из них заслужил смерть, а кто нет.
Парировав молот Винни, монах резанул «эфимцем» по черенку и заодно отсек противнику несколько пальцев. Но тот не успел ни почувствовать боль, ни даже испугаться. Прежде чем Винни закричал, кригариец раскроил ему череп топором, а затем столкнул его с лестницы также, как Гульена.
- Назад, парень! - Баррелий схватил меня за плечо и отпихнул к Таврию. Я врезался в курсора, но он не обратил на меня внимания. Безоружный, он стоял и хлопал глазами, не зная, что делать. Я был напуган не меньше его, но все-таки вспомнил о своем оружии. И, выхватив кинжал, приготовился защищаться.
Между тем промежуточная победа ван Бьера дала ему короткую фору. Снизу к лестнице сбегались другие обитатели дома, да и на втором этаже противников хватало. У нас был один путь к отступлению - коридор и комната, где Баррелий и священник только что совещались с глазу на глаз. Но перед тем, как туда бежать, кригариец немного усложнил врагам задачу.
Четыре валяющихся на неширокой лестнице трупа задержали головорезов с первого этажа. Вдобавок монах обрушил им навстречу две каменные урны, что стояли на верхней площадке. Каждая из урн весила немало. Едва они загромыхали по ступеням, и толпа у подножия лестницы бросилась врассыпную. А трое уже бегущих по ней врагов сиганули через перила вниз, испугавшись, как бы им не переломало кости.
Чтобы задержать толпу на втором этаже, тоже понадобились кое-какие усилия. Подскочив к пирамидам из мебели, которую вынесли из гостиной и расставили повсюду, ван Бьер развалил их. И когда авангард «плотников» выскочил в коридор, он наткнулся на заторы. Само собой, преодолимые. Вот только за заторами охотников за нашими головами поджидал кригариец, а это уже серьезно осложняло дело.
- Парень! Святой сир! - крикнул он мне и Таврию, готовясь ко встрече с врагом. - Хватайте что-нибудь и высаживайте ставни в комнате! И уж постарайтесь - долго мне не продержаться!
Установленные на окнах ставни оберегали дом от солнца и от воров, что могли влезть снаружи. Но сейчас эта защита работала против нас. Распахнуть обитые железом, толстые деревянные створы не представлялось возможным, ибо у нас не было ключа от их навесного замка. Оставался один выход: выломать их.
Мои инструменты тут не годились. Замок был большой и требовал длинный лом, а у меня в торбе лежал только короткий. На отмычки ван Бьера тоже уповать не стоило - он провозился бы с ними слишком долго. Однако в комнате нашлись тяжелые вещи, пригодные для тарана. Наш с Таврием выбор пал на статую полуобнаженной женщины, закрепленную на массивном постаменте. Поднять ее в одиночку ни я, ни курсор не смогли бы, но вдвоем это было выполнимо. К тому же мы догадались, хотя оба мало что смыслили в осадной науке: лучше дружно бить одним тяжелым тараном, чем порознь двумя легкими.
Вот так, сам того не желая, я стал напарником человека, которого еще вчера счел бы злейшим врагом. Долбить решетку приходилось в дикой спешке, вдобавок ни я, ни курсор не отличались силенкой. Увы, на подмогу кригарийца рассчитывать не приходилось - он был настолько занят, что не мог отвлечься ни на мгновение.
Все-таки в доме работали не обычные плотники. Обычные, увидев, как ван Бьер пустил кровь нескольким из них, дрогнули бы и зареклись с ним связываться. Но местная бригада лишь притворялась трудягами. Баррелий верно учуял: это были воины, добывающие материал для постройки укрепления. А иначе как объяснить, что смерть товарищей их не напугала, а еще больше разъярила?
В руках этих головорезов было уже настоящее оружие, а не плотницкий инструмент. Хотя первые дорвавшиеся до кригарийца враги, очевидно, еще не поняли с кем имеют дело, поскольку атаковали его безрассудно и вразнобой.
Первый храбрец, вскочив на перегораживающий коридор, широкий стол, хотел ударить мечом прямо с преграды. Но едва он замахнулся, как ван Бьер двинул по столу ногой, и противник зашатался, стараясь удержать равновесие. Которое он все-таки не удержал, когда монах перерубил ему лодыжку. А после спихнул истошно заоравшего раненого со стола прямо на его соратников. И в назидание, и чтобы он мешался у них под ногами.
Вскоре число раненых и трупов перед заслоном выросло. Туда же упал, истекая кровью, рослый канафирец. Баррелий всадил ему клинок в пах, когда он тоже хотел перепрыгнуть через стол. За канафирцем последовал бородач с секирой. Его отрубленное предплечье упало по эту сторону преграды, а сам он забился в агонии по другую. А поверх бородача рухнул мордатый копейщик. Уклонившись от его выпада, монах поймал его за волосы, дернул на себя и всадил ему меч под дых по самую рукоять. А напоследок отобрал у него копье, когда он, хрипя и изрыгая кровь, повалился навзничь.
Далее настал черед лихого рубаки с двумя короткими саблями. Завидев, что стало со всеми желающими перепрыгнуть заслон, этот враг решил его обойти. Выгадав момент, когда ван Бьер сцепился с копейщиком, рубака стал протискиваться между столом и стеной. Только он не учел, как быстро погибнет его соратник. Рванувшись изо всех сил, он тем не менее опоздал. Баррелий саданул ему древком трофейного оружия в лицо, а затем метнул копье в очередного врага.
Кригариец был правша, но в драке с равным успехом владел обеими руками. Головорез, которому предназначалось копье, не успел увернуться. Оно вонзилось ему в живот и он присоединился к другим раненым и умирающим, что корчились перед столом.
Получивший древком по морде рубака дернулся было вновь, да тщетно. Ухватившись за столешницу, ван Бьер припер его столом к стене. После чего он еще мог размахивать саблями, но уже не мог сойти с места.
Баррелий не стал устраивать с ним фехтование, а вырвал из лежащей на полу, отрубленной руки секиру и с размаху саданул ею по обездвиженной цели. От такого орудия рубака своими сабельками не отмахнулся. Секира пробила его защиту и вонзилась ему в плечо по самый обух. Да там и осталась, потому что монах не стал ее выдергивать. Вместо этого он вернул стол на середину прохода и приготовился распотрошить нового врага.
Но нападения прекратились. Эта резня остудила-таки пыл рвущихся в бой хозяев. Вопли боли и новые агонизирующие жертвы кригарийского меча натолкнули головорезов на правильный вывод.
- Это кригариец! Здесь кригариец! - расслышали мы с Таврием крики, донесшиеся из коридора. - Нет, не наш! Другой! Копья! Копья и арбалеты сюда, живей! И щиты! Щиты тоже несите! Смерть поганому кригарийцу! Смерть язычнику!
- А ну идите к папочке и деритесь, вы, шлюхины дети! - ответствовал им рык ван Бьера. - Или что, я вырезал среди вас всех героев?!
- Давай-ка поднажмем, дитя мое! Время дорого! - велел курсор. Крики отвлекли меня, и мы сбились из ритма, в котором таранили ставни.
Обливаясь потом и дрожа от волнения, мы вернулись к работе. Однако продвигалась она чересчур медленно. Те, кто укреплял в доме окна, потрудились на совесть. Под нашими ударами ставни ходили ходуном, одно из четырех креплений разболталось и дребезжало, но три других оставались непоколебимыми. А каждый наш новый удар был слабее предыдущего, ведь раскачивая тяжелый таран, мы все больше уставали. Да и выносливость кригарийца была не бесконечной. Разве что сейчас враги дали ему передышку, а мы не имели на нее права.
- Хотите жить - долбите сильнее, Гном бы вас побрал! - прикрикнул на нас Баррелий, заглянув в комнату и узнав, как продвигаются дела.
- Не бого... хульствуй! - кряхтя от натуги, осудил его Таврий. - Делаем... что можем!
- Этого мало! - отрезал ван Бьер. - Похоже, вам не терпится распрощаться с жизнями, раз еле-еле копошитесь. Бейте резче! И - р-раз! И - два! Большая Небесная Задница, какие же вы рохли!
- Кому сказано... не богохульствуй! - повторил курсор. - Не гневи бога... язычник!
Удивительно, неужели его и впрямь волновало в этот момент какое-то богохульство?
- Вы слыхали: твари за дверью тоже назвали меня язычником, - мрачно усмехнулся Пивной Бочонок. - Не иначе, они верят, что бог на их стороне, а не на вашей. С чего бы вдруг, святой сир? Ладно, не отвечайте, берегите дыхание. И - р-раз! И - два!
Я хотел было крикнуть, чтобы он не трепал почем зря языком, а все-таки попробовал вскрыть замок отмычкой, но в этот момент передышка монаха завершилась.
Судя по возобновившимся крикам и грохоту, хозяева пошли в новую атаку. На этот раз - под прикрытием копий, щитов и арбалетов.
Так и было. Оставшиеся противники перекрыли щитами коридор, ощетинились копьями и шаг за шагом продвигались вперед. Когда строй подходил к очередному завалу, передние ряды бойцов расступались, и те, что шли сзади, утаскивали баграми с дороги разбросанную мебель. После чего щиты вновь смыкались, и воинство продолжало наступление.
Баррелий хотел оценить угрозу, но кто-то во вражеском строю внимательно за ним приглядывал. Едва монах выглянул в коридор, как из-за щитов высунулись и дали залп арбалетчики. Несколько болтов воткнулись в косяк, остальные врезались под углом в стену и, отскочив, пролетели мимо двери.
- Косоглазые бестолочи! - крикнул им успевший скрыться от стрел монах. Но дважды проверять стрелков на меткость не рискнул. Вместо этого огляделся, а затем уронил на бок стол, оценил крепость столешницы и, обломав ножки, тоже соорудил себе щит. Но выносить его в коридор не стал, а завалил поперек дверного проема шкаф и занял оборону за ним.
Плохо, что в комнате не было двери. Но ее проем все равно был гораздо уже коридора, и врагам придется менять тактику, когда они до нас доберутся. Конечно, ван Бьер сдержит их натиск еще какое-то время, а вот что будет потом... Думать об этом уже не хотелось.


***
Статуя-таран не выдержала надругательства над нею и начала разваливаться на куски. Первым откололся постамент, затем - голова, хотя ею по ставням еще не били. После этого наше орудие стало значительно легче, зато нам самим не полегчало - скорее, наоборот. Ставни продолжали держаться на трех креплениях, но теперь, когда таран утратил часть разрушительной силы, вышибить их стало еще сложнее.
Как бы то ни было, но даже обезглавленная статуя без постамента оставалась лучшим тараном из всех, что мы могли отыскать. И мы продолжили работу, хотя уже едва держали проклятую каменную бабу, которая так и норовила выскочить из рук.
И в конце концов выскочила! Сначала разжались мои потные пальцы, а курсор в одиночку с тараном уже не совладал. Мы едва успели отскочить прежде чем статуя грохнулась на пол и раскололась еще на несколько обломков.
- Все, простите меня, дети мои - я больше не могу! - сдался он, тяжко дыша и прислоняясь к стене. Мои руки тоже затекли, а по лицу катил пот, но я все же вынул из торбы маленькую кувалду и заколотил ею по креплениям ставен. Без надежды на успех - просто чтобы притупить душащий меня страх.
Видимо, устыдившись своего малодушия, Таврий тоже решил оказать ван Бьеру содействие. Но не оружием, коим он не владел, а словами. Разумеется, не добрыми, а гневными, которых у любого священника было в запасе превеликое множество.
- Что вы творите, нечестивцы! - возопил он из-за баррикады. - Подняли руку на слугу божьего, проводника высшей силы?! Какой тяжкий грех! Сейчас же одумайтесь и покайтесь, или я прокляну вас именем господним! И будете вечность гореть в гномьих печах не только вы, но и ваши дети, внуки и правнуки! Вы что, всерьез этого хотите?
Звучало не слишком убедительно. Все портил визгливый и дрожащий голос святого сира.
- Одумайтесь! - продолжал он. - Скоро сюда прибудет отряд храмовников, и тогда вам несдобровать!
- Это вряд ли, - отозвались из коридора. - Что же ты явился не с ними, а с одним грязным язычником? И почему до сих пор не сжег нас силой Громовержца, а? Похоже, ты не настоящий священник, а лишь прикидываешься им. А значит и твои проклятья нам не страшны! Вперед, братья! Устроим самозванцам кровавую баню!
И по щиту Баррелия, а также по шкафу замолотили багры и копья.
Разрушить этот затор головорезы уже не смогли. Выдернуть шкаф баграми наружу было нельзя. А сдвинуть его внутрь мешал упершийся в него кригариец, чей щит тоже оказался неуязвим, так как был шире дверного проема. Багры цеплялись за столешницу, но она утыкалась в косяки и дальше не двигалась.
От попытки нанести удар поверх щита пострадал не Баррелий, а сам нападавший. Тот вскочил на баррикаду и замахнулся копьем, но монах его опередил. Приподняв на мгновение щит, ван Бьер подрезал врагу пяточное сухожилие. Нога копейщика подкосилась и он, упав прямо на щит, сразу заполучил в глаз острие кригарийского меча. После чего с воплями скатился к ногам соратников - еще живой, но уже небоеспособный.
- Р-р-разойдись! - прогремел снаружи зычный голос. - Дай дорогу! Дор-рогу, я сказал!
Не знай я наверняка, что самый огромный из известных мне воинов Ярбор Трескучий пал от руки ван Бьера, то подумал бы, что это он разорался в коридоре. Тычки копий, которыми головорезы осыпали щит, вмиг прекратились. Это означало, что приказ горлопана был исполнен, и сам он вот-вот появится у баррикады.
Все-таки он был не такой великан, как Ярбор. Но поскольку у страха глаза велики - а у моего страха они были размером с блюдце, - этот головорез тоже показался мне чудовищем. Вдобавок он размахивал двуручной секирой, почти такой же, как у Трескучего, что тоже усиливало их сходство.
Выглянув из-за щита, Баррелий живо смекнул, что на уме у человека с секирой. Пробивать баррикаду и щит копьями было долго и муторно, но супротив огромного топора не устоит ни то, ни другое. Причем враг мог крушить баррикаду, не опасаясь ответных выпадов, поскольку рукоять его оружия была длинной.
- Подайте мне камень, святой сир! - попросил кригариец Таврия. - Быстро!
Курсор, что продолжал выкрикивать угрозы, заткнулся и, подобрав с пола голову статуи, протянул ее ван Бьеру.
Вонзив «эфимец» в пол и удерживая щит левой рукой, монах взял камень в правую. Затем снова выглянул из-за укрытия, прицелился и, не дожидаясь, когда на него обрушится секира, толкнул свой снаряд.
Каким бы твердолобым ни был великан, в столкновении его головы и каменной вторая одержала быструю и убедительную победу. Выронив топор, громила с разбитым черепом распластался поперек коридора. А его соратники, разразившись воплями ярости, снова взялись долбить щит и баррикаду копьями.
- Давайте другие камни, святой сир! - вновь обратился Баррелий к курсору, и тот начал подтаскивать к нему прочие обломки статуи. - Парень, как у тебя дела?
- Да никак! - раздраженно отозвался я, стуча молотком по креплениям. Больше всего на свете мне хотелось заорать «Спасите! Помогите! Убивают!», только я осознавал, что меня все равно никто не расслышит. Во-первых, ставни были очень толстыми. Во-вторых двор перед особняком был слишком большим, чтобы я докричался из-за ставен до улицы. А в-третьих, мой далекий приглушенный крик попросту растворится в уличном шуме.
- Попробуй бить молотом по замку, - посоветовал ван Бьер. - Бей сверху, туда, где дужка входит в корпус. Возможно, запор изношен и сломается.
Так я и сделал. Но для замка, который выдержал десятки ударов тараном, мое тюканье было подавно не страшно. И все же я продолжил дурацкую борьбу, ибо что еще оставалось?
Никто больше за секиру не хватался, что, впрочем, было для нас слабым утешением. Это поначалу копья оставляли на баррикаде лишь царапины да сколы. Но у хозяев, в отличие от меня, тупая долбежка получалась лучше. И вот уже шкаф предательски затрещал, а в щите появились сквозные дыры. И когда это случилось, полагаться на крепость нашей обороны стало нельзя. Вот только усилить ее заново было, к несчастью, нечем.
Ван Бьер удерживал разваливающуюся столешницу и одновременно швырял камни. Судя по воплям, он пришиб еще одного или двух человек. Но большинство камней не попало в цель. Наученные горьким опытом враги поумнели и вновь спрятались под щитами.
- Ну, готовьтесь! - предупредил нас кригариец, упираясь из последних сил в растрескавшийся щит. - Буду вам признателен, если вы пустите кровь хотя бы парочке ублюдков. Остальных, так и быть, беру на себя! Если кому-то из вас повезет выжить, а мне нет, расскажите миру, какой смертью я издох и скольких врагов забрал с собой! О большем не прошу. Обещаете?
Я хотел крикнуть, чтобы он даже не вздумал издыхать, но в этот момент в доме что-то шарахнуло. Да с такой силой, что пол под нами содрогнулся. А затем до нас донеслись треск и гул, которые с каждым мгновением становились все громче и зловещее.
Хозяева тоже были удивлены и озадачены настолько, что прекратили ломать баррикаду. Ярость в их криках внезапно сменилась тревогой. Они терялись в догадках и понимали: стряслось что-то нехорошее, и оно еще не закончилось.
Загадка разрешилась очень быстро. Сразу, как только в коридор и в комнату хлынула волна горячего воздуха и клубы дыма.
- Пожар! Пожар! - заорали враги. А рев бушующего внизу пламени нарастал, и было очевидно, что вскоре оно охватит второй этаж.
Нападать на нас пропал всякий смысл - куда проще было дать нам сгореть вместе с домом. Эта идея понравилась всем головорезам. К тому же им было рискованно оставаться не только в горящем здании, но и поблизости от него. Пожар привлечет внимание сотен людей, а наши противники к этому не стремились.
Кажется, они даже обрадовались, что им не придется вступать в бой с кригарийцем. И, послав ему напоследок проклятья, скрылись так быстро, как только смогли.
- Как это случилось? Кто устроил поджог? - недоуменно воскликнул Таврий после того, как враги оставили нас в покое. Хотя, конечно, какой тут мог быть покой! К нам подбиралось пламя, и дышать из-за заволакивающего комнату дыма становилось все труднее.
- Какая теперь разница. Кто бы ни загнал нас в пекло, я тут жариться не собираюсь, - ответил ван Бьер. И, отбросив изломанный щит, поинтересовался у меня: - Где отмычка, парень? Давай ее сюда!
Я достал из торбы отмычку, и Баррелий взялся ковыряться ею в замке на ставнях, но почти сразу бросил эту затею.
- Бесполезно, - сдался он, возвращая мне инструмент. - Вы повредили замок. Теперь его, небось, даже ключом не открыть... Ладно, попробуем выйти тем же путем, что и хозяева. Дышите через ткань - так будет легче.
- Ты здесь, ван Бьер?! Отзовись, сукин сын, если жив! - внезапно окликнули кригарийца из коридора. Будучи на взводе, он снова выхватил «эфимец», но тут же вернул его в ножны, поскольку узнал зовущий его голос. Также, как я. А вот священник - нет, поскольку вряд ли он был знаком с Псиной.
- Конечно! Кто же еще мог запалить этот гадюшник так вовремя! - отозвался кригариец. И, поманив нас за собой, вышел в коридор.
Псина была не одна, а со своей лопоухой махади. Выглядели они жутковато. Лица обеих были измазаны сажей, а поверх сажи на лице наставницы блестели брызги свежей крови. Явно вражеской. Сабля Вездесущей тоже была испачкана в крови, давая понять, что не одному ван Бьеру пришлось сегодня воевать. За спиной Эльруны висела торба, как и у меня. Под сажей синяки пигалицы были не видны, но к утру ее побитое лицо распухло настолько, что грим его уже не спасал.
Узрев перед собой в дыму демоницу и демоненка, курсор струхнул настолько, что освятил себя громовым знамением - постучал кулаком правой руки по ладони левой. Псина, однако, при виде Таврия не удивилась - как будто знала, в чьей компании мы сюда нагрянули. А может и вправду знала, выследив нас на подходе к дому.
- Мы не успели осмотреть подвал, - перво-наперво сообщил ей Баррелий. - Пленник все еще может быть там.
- Священник в курсе, чем ты занимаешься? - поинтересовалась в ответ канафирка.
- Он знает, что я и мой слуга Горшок кое-кого разыскиваем, - уточнил монах. - Святой сир тоже выслеживает молчунов и пришел за нами с самого кладбища.
- Пленника в подвале нет, - ответила Псина после того, как выяснила, о чем в присутствии курсора лучше помалкивать. - Мы там уже побывали. Хотя можешь сам в этом убедиться, если желаешь удрать потайным ходом, а не выйти к толпе через главные ворота.
- Хозяева убежали тем же путем?
- Разумеется. Но насчет них не беспокойся. Сюда они больше не вернутся - зачем бы им сдались горелые руины?
- Я беспокоюсь насчет пленника, - признался ван Бьер. - На кладбище мы тоже никого не обнаружили. Похоже, что держать пленников в неволе никто не собирался. А значит то, ради чего их не убили вчера, произойдет сегодня. Или это уже произошло. Не знаю, что именно, но назревает что-то плохое. И что-то громкое, если чутье меня не подводит.
- Идем отсюда, кригариец, пока лестница не обвалилась, - поторопила Вездесущая. Но прежде чем повести нас в подвал, указала на Таврия и спросила: - Ты уверен, что он тебе нужен? Потому что если нет, лучше оставить святошу здесь.
- Святой сир нам не враг, - отрезал Баррелий еще до того, как Таврий успел испугаться. - Мы с ним все еще можем помочь друг другу. Вдобавок он рассказал не все, что ему известно о молчунах. И то, что он выслеживал их один, без храмовников, тоже кое на что намекает. Похоже, по какой-то причине курсор Таврий им не доверяет...